Присвоить

- Кисе-кун, я не думаю, что это удачная идея, - идея действительно была неудачной. Брать Куроко с собой на фотосессию под предлогом собственного волнения перед предстоящим мероприятием было самой очевидной ложью, которой Кисе не побоялся воспользоваться. Он знал, что его вранье очевидно. Он также знал, что Куроко понимал это так же, как и он. Прошло несколько лет с тех пор, как они покинули здания собственных школ и поступили в университеты. Поколение чудес снова разошлось по разным институтам. Все, кроме Куроко с Дайки. Каким-то чудесным и магическим образом эти двое смогли поступить в один и тот же. На разные, конечно же, факультеты, но в одно высшее учебное заведение. Кисе не злился. Тем более не имел права. Но никто: ни друзья, ни знакомые, ни даже он сам не могли запретить Кисе ненавидеть себя за такую очевидную влюбленность, отвязаться от которой не выходит уже не первый год. Он встречался с девушками, иногда с парнями. Стенды с его фотографиями буквально завалили весь Токио. У него было несколько интервью. Одно даже на телевидении, под точным прицелом камер. Кисе не нервничал. Кисе уже привык. Слава, к которой он относился с неким восхищением, перестала его интересовать. Раньше, Кисе радовался каждой новой мелочи по типу дешевого журнала с его лицом на обложке или же какой-то Богом забытой фотосессии, где нужно было бы одеть шмотки от супер-известного модельера. Прошлого столетия. Про которого в реальной жизни никто даже и не помнил. А Кисе все продолжал кричать что есть мочи о невероятном везении, коли ему самому предложили поучаствовать в этом. Каким же он был наивным тогда. С годами Кисе повзрослел, его лицо возмужало. Самую малость. Стоило ему прийти к собственному парикмахеру и дать ему в руки пример своей старой прически - Кисе Рета молодел не на несколько дней, а на несколько лет. Ему завидовали все модели, с которыми он был знаком и еще столько же, с коими он знаком не был. Это также радовало публику, которая никак не могла налюбоваться на вечно молодого Аполлона. Это радовало всех, кроме Кисе. Потому что единственный человек, на которого он смотрел, предпочел детскому личику Кисе, грубые и точные черты лица Аомине. Кисе старался. Правда старался. Усиленно начал заниматься собой. Изводил свое тело почти до отказа. Если смотреть с точки зрения физического развития, то тут Кисе ничем не уступал своему сопернику. Но, когда дело доходило до баскетбола, Кисе еще ни разу не смог одержать победу над Аомине. Это бесило, выводило из себя и доводило до отчаяния, потому как, когда Аомине в глазах Куроко поднимался на еще одну ступень, то Кисе безвозвратно падал в пропасть. Кисе помешался на тренировках собственных навыков и реакций. Уходил на тренировки перед парами и задерживался в спортивном комплексе института, пока уборщица не выгоняла его, крича вдогонку о отсутствии совести и не умении распоряжаться своим временем. Кисе старался. Один раз даже с кровати встать не смог от того, что ноги отказались его слушаться, и парень рухнул обратно на матрацы. Боль разлилась по всему телу, сконцентрировав свою массу в районе ног. Кисе действительно не смог подняться. По этой же причине на пару дней были отменены как пары в универе, так и съемки по их окончанию. Куроко продолжал смотреть на Аомине. Год назад Кисе перекрасился. Но цвет выбрал довольно стандартный, решив не играться с яркими. Покраситься в синий для Кисе казалось не просто чем-то нереальным - Кисе было нельзя. И запретил это себе он самостоятельно. Потому что еще не готов был падать так низко. Потому что не хотел видеть насмешку на лице старого сокомандника и смесь вины с разочарованием, написанные на лице у Куроко. Он был не готов, так что перекрасился в черный. Должен отметить, это пошло ему на пользу. Его новый амплуа поверг в шок всех его фанаток всего на несколько минут. Как только они очнулись, то почтовый ящик молодой модели был забит любовными письмами вдвое больше, чем это бывало регулярно. Количество предлагаемых съемок тоже увеличилось. Даже менеджер, с которым, к слову, Кисе не стал советоваться, около получаса нахваливал Кисе за такое смелое решение и интересный маркетинговый ход. Правда в том, что Кисе не думал о своем решении, как о личной выгоде. Правда в том, что Кисе старался не для себя. Куроко продолжал смотреть лишь на Аомине. Как-то раз Кисе предложили поучаствовать в съемках нового фильма. Сценарий был до идиотизма банальным и скучным, но от лишней работы стыдно отказываться, тем более, когда роль дают не второго плана. Злодей. Кисе нравилось играть роль злодея. Очень нравилось, почти до дрожи. Потому что Аомине Дайки боролся со злодеями, пойдя в отдел прокуратуры. Странно, правда? Все видели в Аомине баскетболиста, ну а если уж подался в полицию, то чтоб с постоянным заданиями и вылазками, но нет. Здесь, конечно же, свою руку приложила его мать, которая не запрещала сыну идти куда он захочет, но корректировала ценности в его приоритетах. И пусть Дайки подавится своими заявлениями о собственной независимости - к родне он относился с уважением. Не с трепетом, но уважал и принимал их решения. Потому что родители не могут желать сыну зла. Только не его. В своих фантазиях, Кисе готов был стать одним из мафиози, чтобы расплываться в насмешливой ухмылке в суде всякий раз, когда приговор будет вынесен на его пользу. Ему не нужно было вживаться в роль плохого мальчика - он им почти уже стал, а все из-за какой-то влюбленности. И даже несмотря на все старания Реты, Куроко неизменно смотрел на Аомине. В одно время Кисе готов был уже смириться и отпустить. Не было смысла изводить себя больше, чем он извел себя сейчас. Ночами не спал, обдумывая собственные действия и пытаясь ответить на самый главных вопрос: "Что же со мной не так?" Днем надевал маску счастливого и беззаботного парня, пытаясь доказать всем своим друзьям, что с ним все хорошо, а круги под глазами из-за частых репетиций на съемках. Кисе лгал слишком паршиво, потому его вранье товарищи чуяли за километр, но тактично молчали. Это было не их дело - они это также понимали. Кисе готов был отпустить, но именно тогда его сломали во второй раз. Человек, из-за которого он изменил себя явно не в лучшую сторону подал ему руку помощи именно тогда, когда Рета готов был уже уйти.

***

- Кисе-кун, скажи... - Куроко говорил тихо, в свойственной ему манере речи. Он не растягивал окончания слов, как это делал сам Рета. Не язвил, что любил делать Дайки и не придумывал глупые и, между тем, забавные окончания для имен собеседников, чем занималась Момои и Муросакибара. Куроко был простым, и это простота нравилась Кисе. - Ты долго будешь смотреть на меня? - Прости-прости, - тут же одернул себя Рета, отходя на пару шагов подальше от парня и поднимая руки вверх, как бы говоря о собственной невиновности. Впрочем, быстро придя в себя, тут же вернул своему голосу кошачьи нотки брюнет и хитро сощурил глаза, - Куроко-чи, ты сегодня на редкость задумчивый. - Я думаю о том, что мне нужно будет делать на фотосессии, - признался Куроко. - Как что? Сниматься, - также честно ответил Кисе, откровенно удивляясь подобной глупости Куроко, но заметив на себе недовольный взгляд, рассмеялся, заражая собственным смехом и самого Тетсу. Нет, Куроко не засмеялся, но его губы тронула улыбка. - Всего два или три совместных снимка и можно будет идти домой, а заплатят не мало. - Это только потому что мне срочно нужно закрыть финансовые дыры, - почти что оправдывался Куроко. - Да-да, - беззаботно ответил Кисе и ускорил свой шаг. Он знал из-за чего у Куроко эти дыры появились. Об этом не знал разве что Касаматсу, которому и дела не было до проблем призрачного игрока Сейрин. Сам Куроко же продолжал уверять товарища, что все это из-за проблем в институте и никак не из-за новых дорогостоящих кроссовок Дайки. Проблема была только в том, что Куроко фальшивил, плохо скрывая свое вранье. Проблема была в том, что эти отношения были уже не односторонними. Фотосессия прошла на "ура". Фотограф не хотел еще долгие полчаса отпускать парней, объясняя это тем, что они "невероятно гармонично" смотреться вместе. Такая красивая фраза являлась ножом, политым ядом, которым только что полоснули по сердцу Кисе. Потому что Куроко не принадлежит ему. Потому что Кисе любовник, которого Куроко прячет даже от самых близких друзей, взамен знакомя их с Аомине. - Сегодня не получиться у тебя остаться, - это говорить Куроко уже на пороге квартиры Кисе, чем повергает в глубокий шок хозяина. Спрашивается, зачем было приходить, если оставаться он вовсе не намерен? Но Кисе терпит. Кисе смирился. Кисе согласен жить даже с такими отношениями, раз Куроко обращает на него внимание. - Кисе-кун, нам не стоит сегодня, - говорит Куроко отталкивая брюнета от себя и вытирая влажные губы рукой, так же отводя взгляд в сторону. Кисе знает, почему нельзя. - Я же попросил, Кисе-кун, - Куроко недовольно нахмурится, когда понял, что любовник рук от его талии так и не убрал. Недовольно насупившись, мальчишка (в свои 22 года) попытался убрать чужие руки от себя, но хватка была достаточно сильной. Куроко не ожидал, что Кисе когда-нибудь ослушается его. Кисе и сам не ожидал, что сорвется. Так банально просто и быстро. Глухой стук раздался в тот момент, когда одним резким движением, Кисе припечатал Куроко к столу, буквально вдавливая голову любовника в его. Быстрые движения, несвойственная для Кисе спешка, и вот рубашка Куроко была сдернута с него, а штаны приспущены. Из-под челки брюнет разглядел разъяренный взгляд Тетсу, полностью его проигнорировав. - Кисе-кун, прекрати. Куроко не просил. Он почти приказывал. Рета усмехнулся. Он всегда знал, что Куроко не такой светлый и чистый, коим видел его весть мир. Кисе знал об этой темной стороне Куроко, сродни схожей с характером бывшего капитана команды Тейко. Наверно единственный, кто знал о ней. За годы наблюдения за Куроко, Рета в идеале научился различать правду от лжи в разговоре с Тетсу. Он также научился видеть хорошо скрываемое раздражение, которое Куроко испытывал в присутствии Момои. И дело было не в том, что она позволяла себе слишком много в общении с ним. Момои была так же близка для Аомине, как близок ему был Куроко. Кисе знал, что его любовник ненавидит делить Аомине с кем-то. Момои не была исключением. И Кисе любил в Куроко даже эту тьму. Вместо ответа последовали поцелуи по всему телу. Шея, плечи, лопатки, хребет. Когда Куроко пытался вырваться, брюнет заламывал ему руку, давая понять, что не побоится сломать ее, если его ослушаются. И Куроко повиновался. Скорее даже ради блага самого Кисе, чем собственного. Потому что Аомине разрежет Кисе пополам, если с Куроко что-то случиться. Так он думал. Хотя, это тоже было ложью. Куроко подчинялся не ради блага Кисе. Куроко боялся. И боялся не возможностей Кисе, а возможности Аомине узнать о их связи. Аомине не нужно было знать этого. Еще Аомине не нужно было знать о Куроко то, что знал Рета. Кисе пытался быть нежным, но заметив, что Куроко больше не сопротивляется буквально озверел. Что, испытываешь отвращение, Куроко-чи? Прости, но я такой, какой есть! Он одним движением руки содрал с Куроко штаны вместе с боксерами. Кисе злился, ужасно злился. Ему не нужна была жалость Куроко, не нужно было его презрение. Раздвигая ноги партнера, Кисе заметил, что Куроко, наверно впервые, заволновался. Тетсу не ожидал, что все зайдет так далеко, а Кисе не собирался останавливаться на этом. Толчок, и Кисе уже на половину внутри. Было больно не только Куроко, но и самому Рете: заниматься сексом без предварительного растягивания партнера тяжело, без использования смазки - еще сложнее. Хотя какая-никакая смазка, все же была - кровь Куроко идеально выполняла эту функцию. Болезненные стоны и крики Куроко заполнили всю скромную квартирку Реты, от чего брюнету пришлось зажать партнеру рот. Голос Куроко принадлежит только ему. Соседям необязательно слышать его стонов. Куроко было страшно и больно. Он отпирался, пытался оттолкнуть от себя слетевшего с катушек Кисе, но все было без толку. В сотый раз проклиная свою хилость, он стал беспомощно бить парня в грудь, проклиная весь мир за безразличие, Кисе за безумство, а себя за слабость. Это зашло слишком далеко - это понимали оба, но Кисе было хорошо. Сейчас, именно сейчас, Кисе возвышается над Куроко. Сейчас он делает то, о чем так давно мечтал - сейчас он подчиняет себе Куроко. Он плюет на извечные условия того "не ставь засосов", "не делай других меток", "я не буду делать минет" и "будь осторожнее, не хотелось бы, что Аомине-кун узнал". Вспомнив имя своего оппонента, Кисе стал вдалбливаться еще более яростно, держа в собственных руках Куроко, как безвольную куклу. А тот был и не против. Уже не против. Когда безумство закончилось, Кисе обессиленно завалился на Тетсу, тяжело дыша. Помолчав несколько минут, он повернул голову и поцеловал Куроко в шею уже более мягко, но все же до сих пор не придя в себя. - Куроко-чи... - позвал Кисе парня через несколько минут. Не услышав ответа, брюнет вздохнул и приподнялся на локтях. - Куроко-чи, неужели ты так... Заглянув в глаза Куроко, Кисе все понял. Все, до каждой мелочи. Он медленно поднес руку к его щеке и мягко провел по ней. Опустился ниже, очертил грудь парня и вернулся обратно. - Куроко.. чи, - повторил парень еще раз, неотрывно смотря в пустые глаза Куроко. Его грудь больше не вздымалась, глаза не блестели из-за дымки мнимого удовольствия и адской боли. Из его приоткрытого рта не доносилось тяжелого дыхания. Куроко был мертв. Придя в себя, Кисе тут же отшатнулся и свалился на пол, отползая подальше от тела любовника. В его глазах читался немой ужас, а рот он закрывал руками. Он только что... Схватившись за голову, Кисе вжался лицом в собственные колени, глотая слезы и пытаясь унять дрожь, что разошлась по всему телу. Что он сделал? Он... только что.... присвоил себе Куроко. Когда осознание дошло до Кисе, он встрепенулся. Поднял взгляд на неподвижное тело любовника, по бедру которого стекала тонкой струйкой сперма. Он... только что присвоил себе Куроко. Только что присвоил его. Поднявшись и подойдя на несгибаемых ногах к Куроко, Кисе снова заглянул в открытые глаза любовника. - Куроко-чи... ты любишь меня? - ответа не последовало. Куроко продолжил молча лежать на столе, пустым взглядом смотря куда-то в потолок. Куроко был мертв. Медленно на лице Кисе расползлась счастливая улыбка. Из его глаз потек град слез, а сам Кисе, опустился на колени перед Куроко и прижал к себе свисающую со стола ногу парнишки. Куроко любит его, ведь молчание тоже знак согласия? - Куроко-чи, теперь ты не бросишь меня? - еще шире улыбаясь, спрашивает Кисе вновь получая желаемую тишину. - Куроко-чи, ты бросишь Аомине? - он целует его щиколотку, медленно поднимаясь вверх. Он не пропускает ни миллиметра кожи любовника. Целует коленку, поднимается выше. Целует внутреннюю сторону бедра и снова поднимается выше. - Куроко-чи, теперь мы всегда будем вместе, - он целует его пупок, еле выступающий пресс, грудь, шею, подбородок и наконец желанные губы. Такие любимые, такие желанные. Такие холодные. Он вновь проводит ладонью по щеке Куроко, а после прижимает голову любовника к своему плечу. - Куроко-чи, ты тоже счастлив? - шепчет на ухо любовнику, проводя языком по ушной раковине, вслушиваясь в такую прекрасную речь Куроко. Безмолвную, потому что Куроко не говорит. Куроко мертв. - Теперь ты только мой, - шепчет еще тише, прижимая тело к себе. Кисе любит его, а Куроко любит его в ответ. И вовсе необязательно, чтобы сам Куроко был согласен. Достаточно того, что он молчит. Достаточно того, что он мертв.