Les Arcanes. Special

Это начинается внезапно, как старая полка на голову утром – держалась до этого, вроде как, крепко, а потом так бац – и привет огромная шишка, от которой не избавиться даже пакетом замороженных пельменей из морозильной камеры. Какие-то допросы, внезапное повышение до помощника следователя О Сехуна – тот еще говнюк, но терпеть ради выживания можно. Это все начинается в жизни Пак Чанёля настолько внезапно, что он не сразу осознает перемены – перемены в себе. Вроде все такой же, но будто голову наизнанку вывернули, прямо как содержимое старого мобильника, и вставили совершенно не совместимую с ним деталь. А выражается это все в том, что он буквально начинает видеть подсказки вокруг, какие-то голоса, будто с помятой старой пленки, появляются сами собой, направляя в нужную сторону. И всегда – абсолютно всегда, черт подери – он оказывается прав. \\ Сехун смотрит на своего нового напарника как на дар божий, как на посылку судьбы, как на снег посреди июля; в голове не укладывается, как здешнее руководство могло держать этого парня в обычных охранниках четыре года подряд – за такое время тот смог бы переплюнуть даже начальника (если бы захотел). Сехун смотрит на него как на всевидящего и полностью уверен в том, что эти таланты были при нем всегда (и не слушает совершенно, когда Чанёль говорит, что что-то не так, когда пытается убедить его в том, что что-то не чисто, абсолютно везде. Но верит, что Чанёль просто не пытался раньше так делать – он не знает как именно, но так). – Весь город будто сума сошел после полного солнечного затмения, – говорит как-то Сехун после очередного расследования с пропавшим мужем одной сварливой женщины, – если и ты скажешь что-то подобное, то я… Он замирает, неуверенно глядя в бумажный стаканчик с кофе – Чанёль смотрит ему в лицо пристально, и щурится, чуть ведя подбородком в сторону. Либо это все галлюцинации после двух бессонных ночей, либо он реально свихнулся – картинка перед глазами искажается, а шум в черепной коробке замолкает, а потом – а если он из тех сумасшедших разведчиков? – слышит Чанёль настолько четко, что тут же отзывается: – Я не шпион, я же обычный охранник, – говорит. Сехун выпускает из рук свой стаканчик: кофе растекается по столу так быстро, что не остается времени на отодвинуться. – Черт возьми, – ругается Сехун, чувствуя горячие капли на своих брюках, и – твою мать, я это вслух сказал? Чанёль с силой трет глаза пальцами, после чего встает и забирает полную салфетницу с соседнего стола. \\ Не сказать, что Чанёль так часто разговаривает со своим нынешним боссом, но молчать постоянно не получается даже тогда, когда он хорошенько закидывается снотворным, а глюки и голоса не стихают, будто он и не спал вовсе. Уже четвертый день. Он пытается начать прерванный разлитым кофе разговор с самого утра; пытается после допроса нового задержанного психа; пытается, когда они едут на очередной вызов – Сехун лишь взмахивает рукой и включает радио. Psycho Killer Qu'est-ce que c'est Чанёль наблюдает за рукой Сехуна, наблюдает, как тот делает громче, run run run run run run away заглушая его собственные мысли. Чанёль теперь точно уверен, что это были мысли О, черт его дери, Сехуна. \\ Пытается и все же добивается своего, когда после совершенно бессмысленной беседы с соседями все той же нервной и, как выяснилось – психованной женщиной с пропавшим мужем, когда их вызывают снова в центр. Так, поговорить с новым задержанным. – Послушай, это не шутка, но я… слышу эти голоса, мысли, понимаешь? Ты говорил что-то про затмение, что это значит? – говорит Чанёль, останавливая Сехуна за локоть. Твою мать, ты же не псих, что ты делаешь, – говорит думает Сехун, закатывая глаза. – Я не псих, послушай, я знаю, что ты сейчас меня ненавидишь, но тебе придется поверить мне, – говорит Чанёль сдержаннее, отпуская его руку – мимо проходят сотрудники и косятся подозрительно. В любой другой ситуации Чанёль бы не вел себя так, но терпение, оно как вода в чайнике. – Я слышу мысли. Твои, той чокнутой бабы, которую ты проклинал все то время, да всех, понимаешь? – Это шутка такая? Просто скажи, что это шутка, или тебе придется поговорить об этом с психиатром, – Чанёль снова щурится, слова доходят до него словно через призму. – Не нужно рассказывать об этом, вообще никому, – отвечает. – Ну все, твои фокусы меня задолбали. Что теперь? Попросишь загадать число? – Сехун скрещивает руки на груди и смотрит, щурясь. – Хватит. Либо мы сейчас идем на допрос, либо ты забираешь коробку со своим барахлом и снова катишься сторожить банкоматы в торговом центре. Чанёль не сильно бьет кулаком по стене, хотя хотелось бы посильнее, когда Сехун отходит, забирая у одного из участковых папку с бумагами. Делает пару шагов вперед и поворачивается к стеклу, через которое видно комнату допроса – там сидит какой-то парень; выглядит от силы лет на двадцать. Понуро глядит в пол, опустив голову. Ему здесь не место – Чанёль чувствует это, а потом… картинка перед глазами снова искажается и Чанёль слышит урывки мыслей. В основном это мысли участкового по поводу Сехуна. Не все его здесь любят, как понял Чанёль еще неделю назад. – Хранение, употребление, если так можно сказать… ну что, пойдем, телепат хренов, – говорит Сехун, кивая Чанёлю. Парень не дергается и не поднимает голову, когда Сехун кидает папку на стол и, немного помедлив, садится напротив него, откидываясь на спинку стула и запихивая руки в карманы. Чанёль не знает, пытается ли он выглядеть круто, либо же просто привык так себя вести – как полный кретин, – хоть вполне и серьезен всегда. – Давай, расскажешь сам, что произошло и куда ты дел того психа, или нам придется провести с тобой весь день? Лампа над ними противно мигает – Чанёль кидает взгляд на открытую папку и читает имя. Ким Минсок. – Я одолжу, – говорит Чанёль, беря папку в руки. Чанёль не верит в совпадения, но то, что этот парень живет по соседству с той самой теткой заставляет моментально поверить и в существование призраков и прочую муть. Задержан в невменяемом состоянии возле своей же квартиры – Чанёль бы усмехнулся, но это сейчас будет совсем не в тему. Он просматривает личное дело и фотографии рисунков – везде сплошной мрак. Не очень типично для обычного иллюстратора. Они действительно думают, что если я его похитил, то стал бы рисовать труп? – разносится в голове Чанёля. Он едва ли не вздрагивает, тут же укладывая папку на стол, и усаживаясь рядом с Сехуном; буквально прожигает взглядом Минсока, щурясь и заглядывая в его глаза. Минсок смотрит в ответ не более подозрительно, сводя брови к переносице, и к черту все выглядит еще более безобидно. – Если сложить все в одну картинку, то все выглядит примерно так: ты, наркоман чертов, обдолбался и прикончил своего соседа, – говорит Сехун, и, сам того не замечая, слегка пинает стол коленом. Чанёль переводит на него взгляд и улавливает обрывки мыслей. Сехун очень сильно хочет свалить от сюда. Даже не удивительно. – Слушай, твои рисунки… если верить рассказам его жены, то он вышел из квартиры после их ссоры, что у них не редкость, вышел покурить, а потом не вернулся. На твоей картине он стоит возле своей квартиры с сигаретой в зубах. Скажешь, что ты просто так это нарисовал? Я даже не знал, что они будут ругаться, черт возьми, – слышит Чанёль. Почему Минсок совсем не пытается защитить себя? – Сэр, у нас убийство, вам стоит взглянуть, – так вовремя говорит участковый, приоткрывая дверь. Сехун устало трет глаза, поднимаясь со своего места. Чанёль выходит за ним, и, когда закрывает за собой дверь, Сехун уже просматривает фотографии с места преступления. – Этот чертов псих, он ответит за все, – говорит Сехун, тыкая в лицо Чанёля фотографиями, – я говорил, что это он! Взгляни. Это кажется совершенно нереальным: если верить дате рисунка, то он был сделан еще неделю назад. А вот убийство, судя по всему, пару дней от силы. – Это бессмысленно, – Чанёль неверяще смотрит на фотографию. Как, черт возьми, Минсок смог нарисовать это в точности так же, как и на снимке? – Это доказательства. – Но это же просто рисунок. Из-за него его посадят? Приходится вернуться в комнату допроса. Сехун в этот раз не сдерживается и бьет по столу ладонями, будто это вытащит из Минсока хоть что-то. \\ – Хочешь сказать, что этот рисунок был сделан две недели назад? – спрашивает Чанёль, двигая фотографию к Минсоку. Тот безразлично кивает, отворачиваясь в сторону. Все это нагнетает; Сехун готов разорвать всех, включая Чанёля в клочья – даже не думает о том, чтобы вытряхивать признание из этого парня, словно мусор из ведра под столом. Сам понимает – что-то все равно не сходится. – Это гребаный рисунок. Ты вообще полицейский? Дату можно было подделать, – зло кидает Сехун. Я не видел эту картину две недели, – думает Минсок. – То есть, эту картину забрали сразу, как вы ее нарисовали? – тут же спрашивает Чанёль, пододвигаясь ближе. Минсок удивленно смотрит на него, да к черту, Сехун тоже смотрит, непонимающе правда, но это становится неважным. – Мой менеджер забрал ее на продажу пятого числа, по ошибке, – отвечает Минсок. – Но потом вернул ее. Чанёль буквально ощущает его мысли и все вырисовывается в картинку. Это парень не мог убить своего соседа. \\ Сехун злится и ничего не понимает – все складывается именно так, что парня отпускают. Появляется его менеджер, вносит залог и Минсок исчезает из участка, стоит моргнуть глазом. Что не дает покоя ни Сехуну, ни Чанёлю. Особенно Чанёлю. Он чувствует, что все эти картины не были просто так нарисованы. Это не могло быть совпадением (до точности размеров кровавого пятна возле головы мужчины. Нет, точно не совпадение). Еще через пару дней появляется информация о трех убийствах. И их «стиль» настолько похож на то, что уже было, что Минсок точно снимается с подозрения – одно из них было совершено во время его заключения, и два других – точно не его рук дело. Все это выматывает, а вопросов становится только больше – телепатия просто так не появляется сама по себе. И это в разы усугубляется, потому что Чанёля ставят на наблюдение за Минсоком (будто ему заняться больше нечем), с того самого дня внесения залога. Чанёль остается один на один со своими вопросами в старой машине караулить этого горе-художника. А учитывая то, что тот выходит всего раз в два дня, то слежка превращается скорее в пытку – попробуй себя развлечь, ничего не делая. На первый же день Чанёль едва ли не выдает себя, напяливая кепку на глаза и топая следом в мелкий магазин. Тот оказывается настолько маленьким, что едва ли не сталкивается с ним, успевая нырнуть в соседний ряд (и чудом не разнести половину полки с лапшой). Но это повторяется, практически в точности, словно Минсок всегда ходит по одной и той же территории, только в этот раз отправляется в другой магазин. Чанёль пытается уловить его мысли – практически получается, заставляя поверить в то, что он действительно хорошо скрывается, вот только – он все же проваливается, оказываясь остановленным протянутым к его носу листком бумаги, на котором… – Ты следишь за мной, – констатирует Минсок, опуская руку. Его рисунок – точь-в-точь они, даже этот самый магазин; круглое зеркало в углу над потолком и метровый гном возле третьего стеллажа. С меня все еще не сняли обвинение? – думает. – Это… я тут лапшу беру, больше нигде такую не продают, – глупо оправдывается Чанёль, хватая первую попавшуюся упаковку. Минсок выглядит устало; по щеке размазана желтая краска и на руках тоже – Чанёль прикидывает, не под дозой ли он сейчас. – Уходи. Почему именно ты следишь за мной? – Но я… – Машина возле соседнего от моего подъезда тоже просто совпадение? – Минсок слегка ведет плечом, когда дверь открывается, запуская поток холодного воздуха с улицы. Отчего-то Чанёль чувствует себя виноватым настолько, что впору просто спихнуть с одной из полок все продукты и забраться туда с ногами, отвернуться к стене и притвориться никому ненужным товаром (дурацкий трюк, Чанёль и сам понимает, что это не прокатит). Он понимает, что ему здесь не место, возможно, совсем чуть-чуть – Минсок выглядит куда отрешенно, но его рисунок. Он меняет абсолютно все, потому что они здесь и там, рядом, и это все не просто так (и, возможно, у Минсока точно такие же вопросы, как и у Чанёля). – Хотя знаешь, если хочешь, можешь ко мне зайти. Вот прямо сейчас, может сразу перехочешь и дальше за мной наблюдать, – говорит Минсок, и в его голосе столько уверенности, сколько алкоголя в обычной кока-коле. \\ Вот только Чанёль воспринимает эту идею немного иначе и даже перспективней – да, не положено, не имеет права, но все же поднимается уже по знакомому маршруту, кидает взгляд на знакомую квартиру с номером «98» и думает, что очень сильно не хотел бы видеть ту женщину. Вот только мироздание мыслит совсем иначе и дверь открывается. И женщина появляется. Будто только и ждет каждый день, что ее пропавший убитый муж появится. Катись к черту, проклятый коп, – слышит Чанёль, и от этих ее мыслей становится настолько противно, что хочется ответить тем же (но он не такой, он гораздо культурней, чем может показаться). Лишь кивает ей, делая пару шагов к соседней двери и, совершенно забывая про манеры, дергает ручку, заходя внутрь. Видеть удивленные лица становится даже как-то обычно и привычно. Минсока в поле зрения нет, и Чанёль уже подумывает развернуться и выйти обратно, потому что это незаконно, вот так заходить в чужие дома. Останавливает его разве что тишина – обычно он слышит, если рядом кто-то есть. Эта квартира больше похожа на ту самую комнату допроса, только немного в широком формате: везде сплошная серость и отсутствие нормального освещения. Только картин полно. Везде. Абсолютно. Чанёль проходит дальше и дальше двигаться не особо хочется – так много всего, что он начинает поочередно смотреть картины. Не все из них понятны, но кажутся до жути знакомыми – будто он видел все это. – Когда я говорил, что ты можешь зайти, я не имел ввиду самовольное разгуливание, – Чанёль успевает отодвинуться от картины и (по инерции) схватиться за кобуру – он совершенно не слышал, как Минсок появился здесь. – Дверь была открыта, – немного сипло отвечает Чанёль, оглядывая Минсока – его волосы мокрые и вода едва ли не ручьем скатывается по его телу. Чанёлю не следует смущаться (он же тоже парень, черт его дери, будто никогда не видел других парней, раздетых выше пояса), когда Минсок кидает мокрое полотенце на стул и смотрит своими уставшими глазами. Будто пытается прочитать мысли, как это делает Чанёль. Обычно. (Но совсем не намеренно.) И от этого его взгляда создается впечатление, что он на распятии – смотри, накинется, и прибьет гвоздями руки к полу. Чанёль не находит ничего лучше, как отвернуться и зацепиться взглядом за одну картину, где он (это точно он, ошибок точно не может быть) стоит в центре комнаты, напротив Минсока. И пялится на картину. На эту картину. – Твою же мать, – нельзя сказать, что нервы у Чанёля расшатаны, но такие совпадения теперь точно не совпадения. – Я нарисовал эту картину до моего заключения, – спокойно говорит Минсок, подходя ближе. – Как раз за пару часов до того, как вышел, и меня забрали в ваш участок. – Значит ты у нас что-то вроде… пророка? – усмехается Чанёль, понимая, насколько неуместна его ухмылка. – Называй это как хочешь, но оно доставляет мне проблемы. Минсок не так уж и наивен, как кажется, и строит план в голове по «выпровождению» ранее приглашенного гостя (?); Чанёль и слышит и знает это. – Как и наркотики? – Так это все из-за них? – А ты не отрицаешь того, что употребляешь, – Чанёль запихивает руки в карманы, рассматривая другие картины. На одной из – огромный стол грязно-зеленого цвета, на котором раскиданы карты. И пятна крови на них. Я завязал, почему эта тема постоянно всплывает? – Ну и, где твое хранилище? – У меня ничего нет. Разве это не написано в вашем отчете? – говорит. Чондэ выгреб все запасы, но… – В отчете написано одно, а в твоей нычке дела обстоят немного иначе, да? Минсок теряется. Он не совсем понимает, как разговор зашел именно в эту сторону. За картиной на кухне точно нет, а в комнате… – Где она? В твоей комнате? – говорит Чанёль, разворачиваясь на добрые сто восемьдесят градусов и осматривая квартиру. Идет, опираясь на мысли Минсока (на самом деле подло пользуясь его растерянностью). – Где? – повторяет Чанёль, поворачиваясь к Минсоку и заглядывая ему в глаза. Он не будет искать. Под съемной панелью на ручках кровати. Любой бы сбился со счета, сколько раз Чанёль успел ухмыльнуться. Его проснувшаяся наглость кусается, заставляя бросить всю эту затею с сыщиком, он же не дрессированный пес, который может найти все. – Тогда, – Чанёль проходит в комнату, старается притормозить и заглушить все мысли вокруг – он настолько увлекся, что теперь чувствует этот нескончаемый поток всем телом. Душит немного. – Может, они здесь? Минсок успевает сглотнуть ком в горле, когда Чанёль откручивает небольшой деревянный шарик с перил, из которого тут же вываливается небольшой пакетик. Он подцепляет находку двумя пальцами, поднимая вверх, и смотря на растерявшегося Минсока. Ты читаешь мои мысли? – И что теперь? Меня снова заберут в участок? – вздыхает Минсок, потирая виски пальцами. Сплошное безумие. – Хороший коп тот, который не делает поспешных выводов, – пожимает плечами Чанёль. И уже жалеет о сказанном, потому что за такое его никто по головке не погладит. Не в этой жизни. – Я бы не сказал, что ты честный коп. О чем думаешь ты? – Я лишь хочу разобраться в этом деле и найти убийцу. А также ответы на свои вопросы, да? – И ответы. – Ты уцепился за меня, потому что думаешь, что мы похожи, я прав? – Минсок улыбается и это совсем, совсем не то, к чему шел Чанёль. – Мои картины как-то связаны со всем произошедшим, хотя я не смыслю в этом, а ты… ты же телепат, да? Как ты это делаешь? Чанёль чувствует себя цирковой обезьянкой – он упускает момент, когда все карты обернулись против него. Или ты просто запал на меня? – Ты видишь реальную обстановку вещей, но не можешь заглянуть в будущее, поэтому ты пришел сюда, – говорит Минсок. И оказывается настолько прав, что это добивает. – Я тебе нужен. – Тебе бы поубавить свою уверенность, потому что ты все еще под надзором, – Чанёль подкидывает в руке найденный пакетик, сжимая в кулак. И не находит, что сказать в принципе – теперь они квиты. – А знаешь, меня все устраивает. Если хочешь, забирай картины – они все равно не пойдут на продажу. \\ – А ты знаешь, работать с тобой хотя бы не скучно. Нет, я не говорю, что ты псих, ну, если только немного, но это же абсолютно все меняет. Твой ход мыслей и нюх на все такое… – говорит Сехун, тыкая пластмассовой вилкой в такую же пластмассовую тарелку, в третий раз промахиваясь и упуская горошину, – хм… сверхъестественное? Знаешь, я совсем не верю в монстров под кроватью, но твоих практически вижу, – усмехается он, кидая попытки доловить свою еду. Он промахивается и кидает вилку мимо – та отскакивает сначала на стол, а затем и на землю. Вокруг шумно и сосредоточиться практически невозможно – в этом плане такие места отлично подходят для проворачивания каких-нибудь грязных дел, как, например, толкание дури через мягкие призовые игрушки (выиграть которые никому не удается обычным метанием шариков для пин понга в пустые алюминиевые банки). – Но я все равно не понимаю, что мы здесь делаем и почему именно гребаный чертов цирк! – Сехун взмахивает руками, хлопая себя по коленям. Чанёль отодвигает свою тарелку на край стола, доставая из нагрудного кармана пару сложенных бумажек и фотографий – Сехун на это лишь фыркает, кидая взгляд на вход в палатку за спиной Чанёля. – Мы должны здесь быть, – говорит Чанёль, разглаживая одну из фотографий. – Это… рисунок того психа? Господи, за что! Чанёль, ты совсем с катушек съехал? – Ты только посмотри, – Чанёль тыкает на нарисованную палатку и показывает большим пальцем по направлению той, что у него за спиной. Еще одно гребаное совпадение. – А это мы. Смотри, тут даже этот твой чертов разбросанный горох, – Чанёль наскоро облизывает губы, поднимая взгляд на Сехуна. – Я ухожу. – Да нет же, смотри! – Чанёль расправляет еще несколько фотографий, где на одной из – зеленый стол с картами в пятнах крови. – И ты веришь в эти бредни? Откуда у тебя вообще это? Ты с этим художником заодно? У вас теперь собственная секта, да? – Мне кажется, или раньше я задавал столько вопросов? \\ Не сказать, что эта палатка предназначена для чего-то одного: несколько столов завалено игровыми картами и еще добрая половина просто для массовки. Сехун во всех красках раздумывает о том, насколько это место грязное и вообще все здесь можно прикрыть одним звонком. Грязные деньги. Мошенники. Азарт. И все под одним навесом. В одном из углов Сехун замечает довольно знакомое лицо – показывает Чанёлю на него и снова ужасно громко думает о том, что Чанёль псих и идиот. – Это же он, твой художник? Знаешь, я готов прямо сейчас покончить со всем этим. Мне надоело бегать за твоими догадками. Сехун взмахивает рукой, мол сам разбирайся с этим дерьмом, и уходит к выходу из этого донельзя душного места. Чанёлю не остается ничего, кроме как смириться с тем, что его никто не понимает – идет по направлению к Минсоку, читая надпись на небольшом плакате. Гадания на будущее. Гадания на будущее тому, кто сам рисует будущее – как логично. Минсок не удивляется, когда рядом с ним появляется Чанёль. Лишь говорит: – В таких местах всегда легче всего найти того, кого бы ты не нашел даже в обычном запертом коттедже. Не совсем понятно, что он имеет ввиду, но это становится просто невыносимым – голову будто пронизывают тонкой иглой. Чанёль сгибается пополам и хватается за волосы – невыносимо больно, будто к нему пытается пробраться что-то извне, раскроив череп напополам. Ты силен, – слышит отчетливо. Шум усиливается – на плече появляется чужая рука – Минсок пытается привлечь его внимание, только усиливая боль. Он чувствует каждую его мысль, в голове пролетает все то, о чем он думал вчера, позавчера – еще более невыносимо. Будто пытаются запихнуть информацию на переполненную флешку. В трех метрах от них какой-то мужчина озлобленно кричит, что его обманули, раскидывает карты и хватается за стул, но его хватают за плечи, останавливая на месте. Чанёль отчетливо слышит убить, убить всех этих тварей, снова теряясь в водовороте чужих мыслей. У гадалки напротив трясутся руки. Минсок совершенно не понимает, что происходит – Чанёль отталкивает его руку, опираясь локтями об стол. Его лоб весь мокрый. Глаза красные. Все плывет, мыслей об убийствах становится больше. Чанёль готов поклясться, что уже чувствует запах крови, растекающейся по столу и жирными каплями разбивающейся об землю. Женщина перед ним раскладывает карты и вытягивает одну. Твоя сила опасна, но она дана тебе в качестве испытания. – Твою мать, у тебя кровь из носа идет, – Минсок снова хватает Чанёля за плечи, встряхивая. Пройди свой путь и докажи, что ты достоин. Гул вокруг усиливается, мужчина отталкивает от себя двух не очень-то и крепких парнишек, заламывая руку одного из них, и достает пистолет, чертов пистолет. Все, назад! – орет, приставляя дуло к чужому затылку. Еще немного и все – проносится в голове Чанёля; от сил терпеть все это не остается практически ничего. Эта грань, она так близка, но и далека в то же время, что еще немного – и голова точно разлетится на несколько частей. Выстрел из пистолета после не такого уж и громкого всем на пол в противоположной стороне ставит своеобразную точку. Разум Чанёля позволяет ему отключиться и провалиться в черную дыру. \\ Проснуться в незнакомом месте, не понимая, кто ты и что сделал не так – не из приятных чувств. Чанёль будто из воды выныривает: перед глазами все плывет, когда он резко поднимается. Паника отступает, когда он узнает эту комнату. Он был здесь только один раз, но запомнил все. Да и несложно догадаться, когда на тебя со стеллажа смотрят жутковатые нарисованные красные глаза. В горле все пересохло, будто он не пил несколько дней подряд. Когда он встает с дивана, то не сразу замечает Минсока. Тот совершенно дико и даже яростно дергает рукой, набрасывая на холст очертания черным, смазывает синей краской и резко подается к столу, хватая другую кисточку. – Эй, что я тут делаю? Минсок не отвечает. Он будто вообще не слышит ничего. Чанёль подходит к нему и хватает за руку, поворачивая к себе. И лучше бы он этого не делал. Глаза Минсока заплыли белым. Это выглядит настолько жутким, что Чанёль тут же отпускает его руку. С пару секунд стоит в оцепенении, пока Минсок снова не отворачивается, продолжая рисовать. Вот как оно, значит. Чанёль находит кухню. Думает, что все равно бесполезно сейчас спрашивать, можно ли ему взять бутылку с водой из холодильника. В котором все равно кроме воды больше ничего нет. Когда он возвращается назад, картина становится более понятной (хотя это больше смахивает на то, будто туда поставили совсем другую). Возвращается и Минсок. Чанёль это понимает тогда, когда он выпускает из рук кисточку, на пару шагов отходя назад. – Браво, теперь я знаю, как ты это делаешь, – говорит Чанёль, заставляя Минсока еще раз вздрогнуть. – С добрым утром, – кидает Минсок, снова поворачиваясь к картине. – Не знал, что ты еще и порно рисуешь, – усмехается Чанёль, подходя ближе. – Это не… – Это да, сам посмотри, – Чанёль скрещивает руки, кивая на только что сотворенный шедевр. Откровенное порно, – думает Минсок, сам от своих же мыслей краснея. – Да, – отвечает Чанёль, встречая в ответ такое немного гневное ты и сейчас мои мысли читаешь? Просто это действительно веселит Чанёля. И совсем становится неважным, как он тут оказался. Почему именно здесь. Почему он так на меня пялится? – мыслей Минсока становится больше и Чанёль вспоминает вечер. Ту гадалку. И ее голос, хоть он и не слышал ничего, что она бы говорила, пока он был там. – Зачем ты притащил меня к себе? – Я не знаю, где ты живешь. И почему бы и да. – Ты просто запал на меня. \\ И сколько бы Чанёль не проклинал себя за то, что порой говорит все, что думает тут же (на деле лишь уравнивая справедливость), понимает, что он прав. И Минсок, чертов Минсок даже не пытается это скрыть. Чанёль видит все его мысли, а Минсок видит, что будет дальше. Они оба особенные в своем безумном начале. \\ Сехун готов проделать дырку в Чанёле одним лишь сдержанным «ну, здравствуй», от которого кажется, что ему вот-вот сообщат, что он здесь больше не работает или что-то подобное. Но потом Сехун меняется в лице и – это действительно жутко – улыбается, хлопая его по плечу. – Поздравляю, ПакШерлок, благодаря твоей лишней извилине в голове мы поймали одного из разыскиваемых, – говорит настолько радостно, что Чанёлю не по себе становится. Вот только и тут палка с двумя концами – Сехун снова надевает кирпич на лицо, добавляя: – но это совсем не тот, кого мы искали. Но Чанёль все равно не рад, что смог хоть что-то распутать. Один огромный тупик. И погоня, конца которой не видно, начинает угнетать сильнее и сильнее. \\ Но больше всего обидно добивает то, что он продолжает возвращаться к Минсоку. Сначала это обычное прожигание времени в машине возле его дома. Бессмысленная слежка до галереи и обратно. Но обиднее всего то, что он не всегда видит его мысли. Не получается. Только потом все становится в разы запущеннее – он стоит возле его двери, не находит в себе силы постучать и уходит. Всегда, кроме одного – Минсок открывает дверь, когда он решает уйти и забыть все к черту. Минсок показывает рисунок, где Чанёль стоит возле его двери. И это расставляет все по своим местам. Чанёль просто заходит внутрь. И теряется во всем, только на этот раз осознанно. Когда притягивает его к себе, забирая губами слова, которые снова звучат в его голове. \\ – Ты поможешь мне поймать того ублюдка? \\ Особенные? Возможно.