Совсем не романтично

Телефон вибрирует под подушкой, вырывая из сна. Хаяма, не открывая глаз, пытается вспомнить, зачем поставил будильник, выходной же. И судя по туману в голове и каменно-тяжелым векам, он уснул совсем недавно. Даже сон почти запомнил, яркие картинки все еще мелькают в сознании. Кажется, Хаяма спасал мир. Он не может вспомнить точно, один или нет, зато помнит мечи в обеих руках и огромного монстра, которого надо было завалить. Победить помешал будильник, и осознание незаконченного дела манит уснуть снова. Хаяма поддается — он открывает глаза, чтобы отключить его, сонно оглядывает комнату и замирает. Понимание, что он не один, — очень странное чувство. Практически незнакомое — они с Изуки встречаются почти год, но при этом редко ночуют вместе. Хаяма смотрит на макушку Изуки, на очень светлую в полумраке комнаты кожу. Похоже, сейчас совсем раннее утро. Там, где шея переходит в плечо, темнеет здоровенный синяк от зубов Хаямы. Вчера они дорвались друг до друга, возмещая двухмесячную разлуку. Хаяма никогда не думал, что так изголодается по прикосновениям, по теплу рядом. Вроде бы они даже заснули в обнимку — ну, пытались, точно пытались же. Только спать, обнимая кого-то, оказалось непривычно. Особенно когда и сам по себе не можешь найти удобную позу, а тут попробуй лечь так, чтобы и тебе было удобно, и тому, кого ты обнимаешь! А еще под одеялом было слишком жарко, а без одеяла — холодно. Хаяма хихикает, вспоминая. Неудивительно, что они не могли заснуть так долго, будто и не собирались встать пораньше, чтобы увидеть рассвет. Телефон снова приходит в движение, и Хаяма поражается собственной сообразительности — надо же, поставил два будильника! На этот раз он проверяет время. Если встать прямо сейчас, можно успеть добежать до парка. А если взять скейт, то можно и поспать еще немного, минут пятнадцать... А. Он же не один, скейт отменяется. Хаяма тяжело вздыхает и придвигается ближе к Изуки, приподнимается, чтобы посмотреть на чужое лицо — такое спокойное во сне, что кажется отрешенным. Хаяма осторожно убирает с его щеки длинную прядку, касается кожи. Изуки боится щекотки, но сейчас, пока он спит, Хаяма может вдоволь натрогаться. Мог бы. «Рассвет», — с трудом вспоминает Хаяма. Но все равно не может удержаться — ведет ладонью по шее Изуки, гладит за ухом, по затылку, зарываясь пальцами в волосы, и наконец осторожно сжимает плечо. И тут же понимает, что, наверное, слишком жестоко так будить. Поэтому вместо того чтобы тряхнуть Изуки, Хаяма перегибается через него и прижимается к приоткрытым губам поцелуем — Изуки дышит чаще, хмурится, но не просыпается — и потом негромко зовет. Хаяма старается не думать, откуда в нем столько дурацкой нежности и что он будет делать, когда она закончится. Или, что еще хуже, если она не закончится никогда. Изуки поворачивается к нему и сонно моргает. У него настолько открытое выражение лица, что Хаяма замирает. Внутренности скручиваются тугой пружиной, к горлу подступает комок, который никак не получается сглотнуть. Хаяма притягивает Изуки за затылок и снова целует. Изуки длинно выдыхает ему в рот, отвечая. — Мы хотели встретить рассвет, да? — говорит Изуки после поцелуя, не открывая глаз. — Романтика же, — напоминает Хаяма. Он уже проснулся, хотя выбираться из кровати, даже вместе с Изуки, ему совсем не хочется. — Эй, это ты жаловался, что у нас ее мало! — возмущается он, когда Изуки устраивает голову у него на плече и явно собирается спать дальше. — Можешь подарить мне цветы, — бормочет Изуки в ответ, сладко зевая. — Нет, подожди, мы же целовались под сакурой вчера! — Она не цвела, не считается. — Возмущение проходит, вытесняемое изнутри беспричинной радостью. Хаяма не может удержаться от смеха, отвернувшись и уткнувшись в подушку. Они действительно целовались под сакурами вчера, на пути от станции к дому Хаямы — просто потому, что это было самое безлюдное место. Изуки тихо и несчастно стонет, но потом поднимает голову, приоткрывая глаз. — А обязательно смотреть рассвет из парка? — уточняет он, часто моргая — ресницы влажные на вид, и Хаяма тянется к ним, собирает слезинки губами. — Конечно. Солнце сквозь бамбук. Классический сюжет, — важно говорит Хаяма, облизываясь. От одного вида спящего Изуки он уже ощутил возбуждение, и если они сейчас не встанут, то уже никуда не пойдут. Хаяма не может понять, чего он хочет больше. Изуки ерошит ему волосы, потом сжимает в ладонях лицо и смотрит в глаза. Хаяма честно старается выдержать его еще сонный взгляд, но моргает первым. — Можем посмотреть в следующий раз, когда ты приедешь, — сдается он. — Возьмем палатку, так будет надежнее всего. Изуки кивает, улыбается и на этот раз целует его сам. Очевидно, они думают одинаково, поэтому Хаяма подтягивает его ближе, пропихивая колено между ног, хватает обеими ладонями за ягодицы, вжимая в себя. Изуки обнимает его за шею, бормочет что-то на ухо. Его тело под ладонями Хаямы — расслабленное и податливое. — Только попробуй заснуть, — угрожает Хаяма, куснув подставленную шею. Он умеет сжимать зубы так, чтобы чувствительно, но следов потом не осталось — жаль, не всегда получается. — Я же не остановлюсь. Изуки смеется, мотает головой, так что его волосы лезут Хаяме в нос. — Ты вообще сложноостановимый, — доверительно говорит Изуки. — И энергичный. И возбудительный. Хаяма по голосу слышит, что он улыбается. И, кажется, все-таки не собирается спать, а когда Хаяма щиплет его за ягодицу, вскидывается и кусается в ответ — за плечо. Не то чтобы Хаяма был против. Он проводит пальцами между ягодиц, поглаживая нежную кожу, слышит, как Изуки тихо шипит ему в плечо и подается навстречу, льнет всем телом. Его до сих пор здорово смущают такие прикосновения. Иногда Хаяма не дает ему спрятать лицо и наблюдает за ним, пока трогает ягодицы, промежность, водит пальцами по нежной коже на внутренней стороне бедер. Хаяма думает, что так Изуки можно и до оргазма довести, но ему никогда не хватает терпения проверить. Он и сейчас не может дольше терпеть, особенно когда Изуки так близко, что они вжимаются друг в друга, и от каждого, даже незначительного движения перед глазами вспыхивают искры и возбуждение только нарастает. Хаяма еще раз поглаживает ложбинку между ягодиц, прежде чем вставить в Изуки пальцы. Тугие мышцы легко поддаются, что не удивительно после вчерашнего долгого секса. Хаяма чувствует, что мог бы войти сразу, но сейчас ему хочется еще немного потрогать. Он медленно трахает Изуки пальцами, и тот выгибается и тихо постанывает, откинув голову. Хаяма смотрит на его лицо, пользуясь возможностью налюбоваться. Целует раскрасневшиеся щеки, приоткрытые влажные губы, скользит языком в рот, наслаждаясь вседозволенностью — Изуки бы наверняка сказал, что это «котародозволенность», если бы Хаяма поделился с ним этими мыслями. На боку не очень удобно, и они перекатываются, так что Хаяма оказывается сверху, вдавливая Изуки собой в кровать, приподнимает его бедра. Трется о промежность — тяжело дышащий Изуки прячет лицо в ладонях, но Хаяма перехватывает его запястья и медленно входит, не разрывая контакта взглядов. Он начинается двигаться сразу же, выжидая момент, когда Изуки забудет, что стесняется — тот начинает стонать через несколько томительно-тягучих секунд. Или минут. Время сейчас ничего не значит. Хаяма выпускает руки Изуки — тот тут же цепляется за плечи, крепко, наверняка до синяков, — поудобнее хватает его за бедра и наклоняется, целуя. Они оба — слишком громкие, и это создает определенные проблемы, когда они остаются на ночь друг у друга в гостях. Хаяма предвкушает момент, когда они наконец поступят в университет — выбирать его наверняка придется жребием — и начнут жить вместе. Изуки стонет ему в рот. От невозможности услышать этот звук нормально Хаяму кроет, удовольствия так много, что вот-вот хлестнет через край, и это вынуждает двигаться быстрее, жестче, резче — потому что можно. Он знает, что ему можно все, и сам так же позволяет все Изуки, это принцип их отношений, и Хаяме страшно вдумываться в то, что за этим стоит. Изуки тихо хрипит его имя, скрещивает ноги у него за спиной, пытливо всматривается в лицо темным взглядом. Хаяма чувствует его дрожь, как свою, с трудом понимает, чем им это грозит, и соскребает остатки сознания в кулак. Он медленно подается назад, хотя совсем не хочется выходить из Изуки, и сжимает ладонью оба их члена, ведет пальцами по нежной кожице. Изуки всхлипывает и кончает первым, зажмурившись и закусив нижнюю губу — Хаяма вылизывает ее, медленно покачивая бедрами, собственный оргазм выходит неторопливым, приятным. А потом Хаяма почти падает и вытягивается поверх Изуки. Тот тяжело дышит, но не протестует. — Мы пропустили рассвет, чтобы потрахаться, — сообщает Хаяма, лизнув его щеку, на которой еще остался румянец. На вкус все как обычно — солоно от пота, но Хаяме нравится. — Совсем не романтично, — соглашается Изуки, зевает и спихивает его с себя. Хаяма не пускает, и они снова перекатываются на бок. — Но мне нравится. Хаяма в очередной раз убеждается, что они мыслят одинаково, крепко обнимает его и прижимает к себе. Сердце все еще бьется слишком быстро и взволнованно — Изуки наверняка заметит. Ну и пусть. Хаяма целует его в щеку и закрывает глаза. На этот раз заснуть в обнимку получается само собой.