Истоки
Как известно, первая книга А.М. Волкова, «Волшебник Изумрудного города», является переработкой сказочной повести американского писателя Л. Ф. Баума «Удивительный волшебник из Страны Оз». Волков сохранил всех основных персонажей и сюжетные мотивы своего предшественника. В книге Баума, написанной на рубеже веков, обращает на себя внимание непривычная для того времени ориентация на женских персонажей и женскую аудиторию. Главной героиней сказки становится девочка Дороти; и эта девочка выполняет, в сущности, «мужскую» роль – покидает дом, странствует, переживает различные опасности и приключения, борется с врагами и побеждает их. Окружающие мужчины – жители Страны Оз – относятся к ней с огромным пиететом, почти как к божеству. Друзья и спутники мужского пола – Страшила, Дровосек, Лев – играют при ней подчиненную роль; она – несомненный лидер их маленькой компании. Наконец, женщинами являются и противостоящие ей враги – злые волшебницы. В дальнейших продолжениях «Страны Оз» Баум развивает тему girl power в смелом, возможно, даже революционном для той эпохи ключе. Героинями его следующих книг становятся все новые женские персонажи, активные и яркие; впервые в детской литературе появляется "трансгендер" – девочка, злым колдовством превращенная в мальчика, а затем снова ставшая девочкой; более того, Баум даже вводит в Страну Оз – хоть и в пародийном виде – современный ему феминизм и феминисток. Однако это Баум; что же касается Волкова – после первой книги он начинает развивать историю Волшебной страны по-своему, уже почти не опираясь на предшественника. Совершенно по-иному выглядит у Волкова очень многое – в том числе и гендерная карта Волшебной страны.В Волшебной стране секса нет?
Всякая девочка, которая в нежном возрасте была влюблена в Урфина Джюса и сочиняла для него «Мэри-Сью» :), несомненно, обращала внимание на то, что мужчинам в Волшебной стране совершенно не с кем заводить романы. Несмотря на то, что жители Волшебной страны женятся и выходят замуж, заводят детей, и вообще, по всей видимости, все у них в этом смысле как у нас. Смелым фантазиям Баума, у которого дети не взрослеют и взрослые не умирают, в русской Волшебной стране нет места; Волков создал достаточно реалистичный мир. Тем не менее, любовные и семейные дела в жизни его героев находятся даже не на третьем, а где-то на десятом плане. Ни в одной книге, даже ни в одном эпизоде любовь не играет значительной роли в сюжете. В резком контрасте с традиционной сказкой, основным движущим мотивом положительных героев здесь становятся дружба или желание общественного блага, основным мотивом отрицательных героев – стремление к власти или к мести; но любовь или забота о семье в их жизни практически отсутствует. Почти все видные мужчины Волшебной страны – холостяки (как и видные мужчины Большого мира, кстати). Единственный персонаж, имеющий романтическую историю, пережил любовь и крушение любви в далеком прошлом (и это заимствованный, чисто баумовский мотив), теперь же о своей невесте вовсе не вспоминает, даже обретя сердце. Что же касается женских персонажей – это либо маленькие девочки, по возрасту автоматически выключаемые из романтического дискурса, либо асексуальные волшебницы, либо персонажи настолько третьестепенные, что о них ничего толком и не скажешь. Можно предположить, что такая асексуальность была характерна для советского детского фэнтези в целом – но другие примеры показывают, что это не так. Достаточно вспомнить влюбленного Пьеро из «Золотого ключика» или романтический любовный треугольник «Сна с продолжением». У Волкова же личная жизнь героев проходит настолько «на заднем плане», что трудно даже сказать, есть ли у них вообще какая-то личная жизнь. (Исключением является Подземная страна, о коей мы поговорим далее.) Даже в этнографическом экскурсе о марранах, подробно описывая их быт, нравы и обычаи, автор ни словом не касается марранской семьи – которая у дикарей, несомненно, должна была иметь какие-то особенности. Единственный случай, когда Волков специально заводит речь о семье и деторождении – изгнание Карфакса, и в связи с этим экскурс в законы орлиного племени; и этот экскурс выглядит достаточно странно. Детский писатель, обращаясь к детям, рассказывает об обществе, для которого желание иметь детей является серьезнейшей угрозой, предупреждает об опасности перенаселения и с одобрением описывает жесткое государственное регулирование и планирование семьи. Любопытно и то, что, кажется, впервые в детской литературе у Волкова появляется и озвучивает свою позицию «чайлдфри»: «У нас, людей, с этим делом обстоит проще, - подумал Урфин. – Можно иметь сколько угодно ребят, хотя это порядочная обуза»… "Огородник с насмешкой думал о том, что он-то, Урфин, не стал бы кипятиться из-за такого пустяка" [невозможности иметь ребенка]. Конечно, Урфин на тот момент персонаж отрицательный, и, видимо, это должно показать его эгоизм; однако характерно и то, что, «перековавшись», он, по всей видимости, своего отношения к семейным ценностям не изменил, и то, что Волков вообще специально касается этого вопроса и дает одному из центральных персонажей высказать такую позицию. Одним словом, мы видим у автора, в лучшем случае, равнодушие, а скорее, сдержанно-неодобрительное отношение к той сфере жизни, в которой, согласно традиционным представлениям, в первую очередь необходимо взаимодействие и сотрудничество мужчины и женщины. Тем не менее, женщины играют в сказках Волкова значимую роль и занимают важное место в конструкции созданного им мира. Что же это за место?Власть волшебниц
Волшебная страна делится на четыре области, которыми правят волшебницы – две добрые и две злые. Это предварительное условие, заданное Баумом. Переосмысляя и переустраивая по-своему баумовский мир, Волков не только придумывает ему свое будущее, но и «достраивает» его прошлое. Из следующих его книг мы узнаем, что волшебницы – вовсе не коренные жительницы Волшебной страны: они пришли сюда извне, по историческим меркам, достаточно недавно. Кто же правил Волшебной страной до их появления? Об истории Волшебной страны Волков говорит вскользь, делая исключение лишь для одного эпизода – истории мятежного принца Бофаро; однако по разрозненным упоминаниям «королей», «войн» и «могущественных завоевателей» можно сделать вывод, что древняя история ВС была в целом аналогична древней и средневековой истории Европы. Имелись несколько государств, между которыми велись войны, обычным типом правления была наследственная монархия – и, очевидно, как и у нас, царил патриархат. Ни о каких правительницах-женщинах до появления четырех волшебниц мы не слышим. Впрочем, как и о правителях-колдунах. Бофаро и его отец Наранья – обычные люди. (Со временем в мире Волкова появляется и местный аналог Бога-Творца – великий волшебник Гуррикап, создатель Волшебной страны; и он – также несомненный мужчина.) Как шло бы развитие Волшебной страны, не появись в ней феи-«попаданки» из Большого мира? Об этом можно составить представление, заглянув в Подземную страну, на которую их власть не распространяется. В Подземной стране, тысячелетие назад отделившейся от «основной» Волшебной страны, история продолжает течение свое. Система власти и общественного устройства в ней меняется и развивается со временем – хотя и отстает от потребностей общества. В ней идет технический прогресс, развивается промышленность и наука, создаются и активно используются различные механизмы. Сфера волшебства здесь ограничена необычными природными феноменами (Усыпительная Вода), которые можно открывать, изучать и применять в быту силами самых обычных людей и на вполне рациональных основаниях. Отметим, что в Подземной стране, общество которой развивается естественным путем, сохраняется патриархат, однако отдельные женщины (Стаффида, Раффида) могут обрести власть или сыграть видную историческую роль – как и в нашей исторической реальности. Любопытно также, что из всей Волшебной страны только среди героев, связанных с Подземной страной, мы встречаем супружеские пары, связанные искренней и верной любовью (Бофаро и его жена, Ортега и Алона, Ментахо и Эльвина) [1]. Учитывая, что на момент явления фей в Волшебной стране существовала своя государственная власть, их появление и «раздел» страны между собой выглядит как оккупация. И добрые волшебницы здесь не слишком-то отличаются от злых. О жизни людей под властью добрых волшебниц нам почти ничего не известно (единственная запоминающаяся деталь – женщины-стражницы у Стеллы). Властительницы Желтой и Розовой стран не пытаются помочь соседям, томящимся под властью их злобных товарок, да и в последующей, весьма бурной политической истории Волшебной страны участия почти не принимают – самое большее, изредка помогают положительным героям добрыми советами или дарят магические подарки. Можно понять, что их не интересуют разборки людей между собой; но пассивность их в истории с Арахной, когда Волшебной стране в целом угрожает гибель, необъяснима. Доброта этих «добрых фей» фактически выражается лишь в том, что они не творят явного зла. Власть злых волшебниц и их влияние на подвластные народы показаны нам несколько подробнее. На примере Голубой страны мы видим, что под властью Гингемы история здесь остановилась, а то и пошла вспять. Голубая страна, исторически принадлежавшая предкам рудокопов или сопредельная с их владениями, страна, через которую проходит Дорога из Желтого Кирпича – т.е., по всей видимости, в прошлом достаточно развитая – превратилась в пасторальную «большую деревню». Здесь нет городов, люди живут примитивным сельским укладом, профессиональный труд, кроме чисто ремесленных специальностей (дровосек, столяр, кузнец), отсутствует. (Сравним с Подземной страной, где еще в далеком средневековье важную роль в обществе играли врачи.) На примере Железного Дровосека мы видим, что далеко не все местные жители владеют грамотой. В психологическом отношении Жевуны представляют собой печальное зрелище: они трусоваты, зависимы, беспомощны (выученная беспомощность?), неспособны противостоять не только Гингеме, но и естественным, «природным» трудностям и опасностям окружающего мира (Людоед, саблезубые тигры). Аналогично выглядит Фиолетовая страна и Мигуны. Если у Баума «детскость» и слабость в поведении сказочных человечков – их природная характеристика, то у Волкова, достроившего Волшебной стране вполне «взрослое» прошлое, это выглядит как некая искусственная, наведенная на народы Волшебной страны «порча». Отметим также, что в первой книге, под властью волшебниц, среди Мигунов и Жевунов полностью отсутствуют значимые и выразительные мужские персонажи. Единственной из «местных», кто пытается противостоять злой колдунье и вообще обладает какой-то индивидуальностью, становится женщина-мигунья Фрегоза. В целом подданные злых волшебниц – коротышки в забавных костюмах, слезливые, трусливые, пресмыкающиеся то перед старухой, то перед маленькой девочкой – подчеркнуто лишены «мужского начала». Да и те мужские персонажи, что становятся спутниками Элли, хотя и ярко индивидуализированы, сильны, мужественны – все же, каждый на свой лад, неполноценны и страдают от этого. Особенно характерна история Железного Дровосека. Он потерял сердце, а с ним и «способность любить свою невесту» (т.е., в переводе со сказочно-метафорического языка, утратил мужскую силу, перестал быть полноценным мужчиной) по вине злой волшебницы, но по инициативе обычной женщины. Целый женский заговор сложился против бедняги, чтобы помешать ему жениться на любимой девушке, не допустить до традиционной роли мужа и отца. И это злое колдовство так и осталось неисцеленным: обретя сердце, Дровосек все же не стал человеком и к своей невесте не вернулся. У Страшилы и Льва истории не столь однозначные: они «неполноценны» не по чьей-то злой воле, а просто в результате сложившегося порядка вещей. А порядок в Волшебной стране сложился такой, что Лев, живой символ мужества и царственного величия – превратился в жалкого труса, из-за этого лишился своей традиционной роли, власти в царстве зверей (снова мотив борьбы за власть), ощущает эту трусость и слабость как нечто чуждое, навязанное себе, но не может от нее избавиться. Чтобы «расколдоваться», ему, как и остальным, необходимо встретиться с Гудвином, о коем далее; а чтобы двинуться в путь и добраться до Гудвина, нужна инициатива, поддержка и руководство еще одной женщины – Элли. Итак, суть власти волшебниц в том, что они останавливают в своем «зачарованном царстве» ход истории, искусственно стабилизируют развитие своих стран на низком уровне, а своих подданных превращают в жалких существ, лишенных отваги, инициативы, предприимчивости – словом, тех качеств, которые двигают общество вперед и традиционно расцениваются как «мужские». А обоснование и оправдание их власти – в волшебстве. Волшебная сила может быть и формальной: Бастинда, замечает автор, «исчерпала все свои волшебства», она уже не может колдовать, но продолжает безнаказанно тиранить Мигунов, пользуясь репутацией волшебницы. Элли – не волшебница вовсе, однако Жевуны с первого взгляда признают ее «феей» и умоляют стать преемницей Гингемы. Уверения, что она вовсе не умеет колдовать, на них не действуют. Позже «феей» объявляют и ее сестру Энни, которая уж совсем ничего ни чудесного, ни даже выдающегося не совершила. Однако Чарли Блек, также «попаданец», совершивший на глазах у жителей Волшебной страны множество «чудес» и оказавший им множество благодеяний, звания «волшебника» так и не получает. Еще один «попаданец», Гудвин, чтобы добиться власти и удержать власть, вынужден выдавать себя за волшебника и постоянно поддерживать эту славу разными трюками и махинациями. Ни того, что он свалился с неба, ни внешнего отличия от местных жителей, ни недоступных им знаний, ни совершённых для них благодеяний оказывается недостаточно. То же впоследствии происходит с Урфином Джюсом: чтобы легитимизировать свою власть, заставить людей себе подчиняться, оказывается недостаточно ни «права сильного», ни притязаний на происхождение от древних королей – он вынужден еще и притворяться волшебником. Любопытно, что ни один из обманщиков не пытается стать волшебником по-настоящему. У волшебниц не бывает (и, по-видимому, не может быть) учеников или преемников. Тот же Урфин, сделавшись «наследником» Гингемы, даже не думает о том, чтобы изучить ее волшебные книги или как-то распорядиться ее волшебным имуществом себе на пользу – очевидно, считает это невозможным. Среди местных жителей мы совершенно не встречаем «колдунов», даже на примитивном уровне деревенских знахарей, или использования какой-либо магии в быту. Волшебство – это то, что дает и легитимизирует власть. Волшебство иррационально: им нельзя овладеть, ему нельзя научиться. Оно по природе своей принадлежит женщинам. Плоды его магической власти – демаскулинизация мужчин, превращение их в жалких ничтожеств или в «неполноценных» существ, страдающих и неприкаянных, и, соответственно, вымывание из истории «мужского начала», обеспечивающего движение вперед. Такую исходную картину Волшебной страны рисует перед нами Волков. Первые перемены начинаются с явлением Гудвина. Благодаря исключительным обстоятельствам своего появления в Волшебной стране и ловкости рук ему удается завоевать редкую репутацию мужчины-волшебника, а с ней и власть. Однако Гудвин – не революционер, а конформист, склонный приспосабливаться к обстоятельствам. Поначалу он действительно становится двигателем перемен: строит Изумрудный город, окружает себя яркими личностями (рядом с ним мы впервые в Волшебной стране встречаем отчетливо индивидуализированных местных жителей – Дина Гиора и Фараманта), даже обзаводится профессиональной армией, пусть и всего лишь из одного Длиннобородого Солдата. Однако необходимость поддерживать славу волшебника отнимает слишком много сил, а дальнейшее развитие входит в конфликт с интересами злых волшебниц и несет слишком много рисков. Гудвин запирается в своем Изумрудном дворце, развитие прекращается, и Изумрудный город вместе со своим властителем превращается в еще одну статичную декорацию здешнего мира. Чтобы воистину «расколдовать» Волшебную страну, избавить ее от удушливого матриархата, нужно вышибить клин клином. Нужна женщина. Но – не волшебница и не лезущая в волшебницы. Обычная земная девочка, которая и не хочет быть кем-то или чем-то иным. Девочка, которая отказывается от короны, поднесенной ей «на тарелочке». Девочка с «мужским» складом характера – активная, энергичная, предприимчивая, не желающая сидеть на одном месте. Способная руководить мужчинами – но не использующая эту способность, чтобы их подавлять или ими манипулировать, предпочитающая общаться на равных. Пришелица, которая, в отличие от фей-«попаданок», не собирается здесь оставаться. У нее нет в Волшебной стране никаких своекорыстных интересов. Она просто хочет помочь друзьям и вернуться домой. Отказавшись стать преемницей Гингемы и ступив на Дорогу из Желтого Кирпича, практичная маленькая американка не только отправляется в путь сама – она запускает в движение весь этот неестественно застывший мир. В Волшебной стране возобновляется история.Переходный период
В «расколдованной» Волшебной стране возобновляется история – и этапы ее достаточно четко соответствуют истории Европы конца XVIII-начала XX века. Однако тот путь от господства традиции до модерна, на который европейцам потребовалось несколько сотен лет, жители Волшебной страны проходят стремительно – лет за 10-15. Главным действующим лицом и воплощением этой бурной переходной эпохи становится Урфин Джюс. Этот отрицательный (поначалу) персонаж, созданный Волковым «с нуля», настолько интересен, что ему стоило бы посвятить отдельное исследование. Здесь отметим лишь его несомненное, хоть и отдаленное литературное родство с типажом, получившим громадную популярность в Европе на сломе традиции и в начале перехода к модерну – с романтическим идеалом «титанической личности». Урфин – человек из плоти и крови, без малейших сверхъестественных способностей. Мало того: он «выходец из народа», собственным умом и энергией пробивший себе путь от деревенского столяра до короля. Всем, чего добился, он обязан самому себе. Волшебство в его приключениях играет подчиненную роль – да и волшебство-то это сомнительное, сводящееся к необычным природным феноменам, которые можно открывать, изучать и рационально использовать. Урфину ничего не дается даром: каждая его победа, каждый этап его завоеваний – это тяжелый, подробно и любовно выписанный автором труд. Какой контраст с пассивными и статичными феями – и добрыми, и злыми! По складу ума и характера Урфин – несомненно, человек модерна: индивидуалист, рационалист, отвергающий традиционную мораль и жизненный уклад, открытый для новых знаний, чуждый «предрассудкам». Однако в своем стремлении к власти он сталкивается с тем, что одного «права сильного» мало: чтобы тебе подчинялись, твоя власть должна быть легитимизирована – а легитимизация иррациональна и лежит в области традиции. И Урфин обращается к архаике, то объявляя себя потомком древних королей, то притворяясь волшебником и позиционируя себя как «законного наследника» Гингемы. А в дальнейшем прибегает даже к супер-архаике – выдает себя за бога (тут мы впервые узнаем, что в Волшебной стране еще и религия есть!) Однако во всех своих ипостасях он остается человеком Нового Времени – рациональным, прагматичным, напористым, ориентированным на активное, наступательное действие, борьбу и преобразование мира. Словом, в высшей степени обладает теми свойствами, которые традиционно воспринимаются как «истинно мужские» - и совершенно противоположны modus vivendi и стилю действий прежних владычиц страны, добрых и злых фей. И само повествование, начиная со второй книги, резко меняет свой тон и стиль. Сказка в целом становится куда более серьезной и «современной». «Снова, как и год назад, башмачки Элли застучали по желтым кирпичам твердой дороги, но не волшебные серебряные башмачки, а обыкновенные, козловые, на прочных кожаных подошвах», - характерная и многозначительная деталь из второй книги, подчеркивающая смену парадигмы. Сказочные драгоценные туфельки сменились неказистыми, но прочными башмаками. На смену причудливым и «легким» приключениям в мире чудес пришли путешествия по вполне реалистичным (и реалистично опасным) ландшафтам, войны, политические интриги и военные хитрости, тяжелый труд, технические новинки и остроумные изобретения, естественнонаучные описания, обширные исторические и социологические экскурсы. Волшебницы со своей магией полностью отходят на задний план; волшебные предметы становятся очень похожи на технические устройства (Волшебный Ящик) или смешиваются с техническими устройствами до полной неразличимости (живые механические мулы). И не случайно, должно быть, параллельно идет и другой процесс. На первый план выходят все новые герои – люди и разумные нелюди; и подавляющее большинство из них мужчины. Да и девочки из Большого Мира отныне появляются в Волшебной стране только в сопровождении и под присмотром мужчин. Мир волшебства сменяется миром людей со «взрослыми» страстями и интересами, непостижимые законы магии – законами природы и логики; но в этом рациональном, стремительно движущемся вперед мире модерна женщинам, похоже, отведено «место на кухне» [2].Арахна: бунт архаики
К началу пятой книги обстановка в Волшебной стране стабилизировалась; переходная эпоха закончена. Войны прекращены, былые возмутители спокойствия нейтрализованы или «перевоспитаны», вся территория Волшебной страны – от Подземелья до отдаленных горных регионов – более или менее исследована, освоена и приведена «к единому знаменателю». Междоусобные войны или государственные перевороты, по-видимому, Волшебной стране больше не угрожают. Но тут появляется новая опасность, пришедшая… из далекого прошлого. Уже в «Огненном боге» Волков обращается к глубокой архаике, к мифологическим и религиозным пластам сознания. В «Желтом тумане» это обращение усилено и конкретизировано. Уже не ловкий авантюрист, выдающий себя за бога – самая настоящая «богиня», древнее, могущественное и бесконечно злобное существо восстает из мрачных пропастей земли, чтобы поставить под угрозу само существование мира. Глубоко мифологична предыстория Арахны. Мы уже упоминали, что Гуррикап играет для Волшебной страны роль Бога-Творца. Конфликт Творца и злой силы, «пакостящей» в созданном Им мире – мотив намного более древний, чем христианство; как и борьба Творца с этой злой силой, зачастую имеющей женское обличье. Вспомним хотя бы битву Мардука и Тиамат. Символично и имя героини: Арахна – персонаж древнегреческой мифологии, женщина, бросившая вызов богине разума и порядка Афине. К столь же глубинным, архетипическим представлениям отсылает нас мотив древнего зла, сокрытого под землей (вспомним, что Арахна спит в глубокой пещере), спящего в ожидании, когда придет его час. Существо хтоническое, существо иррациональное, нечеловеческого и устрашающего облика, готовое губить всех без разбора – вот с каким противником теперь приходится столкнуться Волшебной стране! Колдунья Арахна, пришедшая из незапамятного прошлого, словно воплощает в себе самые страшные и разрушительные стороны волшебства, от которого Волшебная страна уже почти избавилась. И – станет ли для нас сюрпризом то, что она женщина? Не просто женщина, но и пришедшая из явно матриархальной эпохи (так, мы узнаем, кто была ее мать, но ничего не знаем об отце). Не раз отмечалось, что сюжет романа явно связан с экологической проблематикой, популярной во время написания книги, что сам Желтый Туман – не что иное, как красочное и впечатляющее описание экологической катастрофы. Однако, в отличие от реальности, экологическая катастрофа здесь произошла не по вине людей: это результат чужой злой воли. И, если рассматривать Арахну как воплощение Природы – это Природа-Враг, которую людям предстоит сломать и подчинить себе. Кто же сможет противостоять Арахне? По логике сюжета, против анти-человеческого иррационального зла должен был бы выступить тот из героев Волшебной страны, кто в наибольшей степени воплощает в себе мощь человеческого духа и разума. Действительно, Урфин к этому времени уже перешел на сторону добра, однако при этом отошел на задний план и противостоит Арахне лишь пассивно. Быть может, превращать недавнего злодея в героя показалось Волкову слишком смелым ходом, или же это не соответствовало его концепции – так или иначе, он поступил по-другому. Сопротивление Арахне возглавляют уже знакомые нам «попаданцы» вместе с законными правителями Волшебной страны. А непосредственным противником Арахны, не уступающим ей по силе и способным сражаться с ней на равных, становится еще одно искусственное существо. «Железный рыцарь Тилли-Вилли», огромный боевой человекоподобный робот, сконструированный Чарли Блеком. Хтоническому, «природному» злу противостоит воплощение технического прогресса; немыслимой древности - молодость "железного мальчишки"; устремленности в прошлое – ориентация на будущее. Впрочем, Тилли-Вилли тоже не чужд отсылок к религиозной архаике: лицо и имя он получил от полинезийского божка (интересно, кстати, почему Чарли не подумал о том, что существа со злыми лицами в Волшебной стране становятся злыми? И почему с Тилли-Вилли этого не произошло?) К концу пятой книги приключения в Волшебной стране достигают космического масштаба: перед нами сражаются уже не люди, а два «бога» - два принципа бытия. Тилли-Вилли противопоставлен Арахне и еще по одному признаку. Она – женщина, не имевшая отца (по крайней мере, об ее отце нам ничего не известно); он – мужчина, не имевший матери. Много раз мы слышим, что «железный мальчишка» считает Чарли Блека своим отцом, а тот называет его «сынок». Чарли не просто создал Тилли-Вилли. В каком-то смысле, он породил его – но породил утопическим «трансгуманистическим» образом: своей волей и разумом, без участия женщины и связанных с «женским началом» природных мотивов. Арахна побеждена, но на этом приключения не заканчиваются. Мы помним, что в шестой книге жителям Волшебной страны предстоит столкнуться с высокоразвитой инопланетной цивилизацией – настолько маскулинной, что не вполне понятно, есть ли там женщины вообще (в первой редакции среди рамерийцев упоминались второстепенные женские персонажи, но во второй редакции они исчезли)… Но история и социология Рамерии - отдельная тема, слишком обширная, чтобы касаться ее в этой небольшой статье. Лучше подведем итоги тому, какой же общественный строй установился в Волшебной стране в результате всех этих перипетий. Чем завершилась эпоха потрясений, какой строй жители Волшебной страны сочли для себя идеальным или, по крайней мере, наиболее подходящим? И здесь перед нами предстает неожиданная картина. «Народовластие» в Волшебной стране существует лишь на окраинах, да и там оно местами сомнительно (например, в Стране рудокопов, где для достижения общественного согласия активно используется Усыпительная Вода). В наиболее развитых регионах – Зеленом и Фиолетовом – установилось нечто вроде просвещенной монархии, в которой людьми правят искусственные человекоподобные существа: Страшила и Железный Дровосек. Уже не волшебники, но еще и не люди, определенно не женщины, но и мужчинами в полном смысле слова их тоже не назовешь – по самой своей природе они кажутся промежуточными, переходными фигурами. Так и выходит у Баума: Страшила у него – временный правитель, до возвращения на трон истинной принцессы Оз. Но у Волкова эти переходные фигуры становятся постоянными и несменяемыми. Если у фей-долгожительниц все-таки был какой-то, хотя бы теоретический, «запас прочности» - Страшила и Дровосек бессмертны. Следовательно, смена власти в Волшебной стране каким-либо путем, кроме насильственного, невозможна – ни сейчас, ни в отдаленном будущем. Не приведет ли это к такому застою, по сравнению с которым времена Гингемы и Бастинды раем покажутся? Активное использование Усыпительной Воды для коррекции сознания «несогласных», введенное Страшилой, дополняет эту картину и придает ей отчетливый душок антиутопии. Складывается впечатление, что за серией сказок, любимых нами в детстве, стоит довольно мрачная философия истории. История человечества видится Волкову как борьба двух взаимоисключающих принципов. «Женское начало» [3], связанное с традицией, религией и магией – иррациональное, косное, неподвижное, препятствует развитию, внушает страх и беспомощность перед природными и общественными силами. В конечном счете, унижает и разрушает человека, лишает его «и сердца, и мозгов, и смелости». «Мужское начало», связанное с рациональностью и техническим прогрессом – активное, изобретательное, творческое, однако отмеченное каиновой печатью эгоизма и хищничества, ведет к бесконечной борьбе за власть и социальным потрясениям. Какой-либо возможности неформального примирения или сотрудничества между ними Волков, по-видимому, не видит. А выход пытается найти в утопической (антиутопической?) схеме, где над людьми властвуют искусственные существа, созданные по образу и подобию человека, но лишенные человеческих слабостей и страстей.Примечания:
1. Волков сообщает, что женатыми людьми были правитель Жевунов Прем Кокус и правитель марранов князь Торм. Однако их жены "на сцене" не появляются, и об их взаимных отношениях ничего не говорится. Мельком упоминается, что у Льва в какой-то момент появилась супруга-львица и львята - но также без какой-либо конкретизации. 2. Из коренных жительниц Волшебной страны заметную и положительную роль во 2 - 6 книгах играют лишь две: фея-мышь Рамина (баумовский персонаж) - и ворона Кагги-Карр. Кагги-Карр, оригинальный волковский персонаж, демонстрирует нам, что автор не является принципиальным женоненавистником: он признает за женщинами возможность и право работать "в команде" с мужчинами и даже занимать руководящие посты. Однако в толпе мужских персонажей Кагги-Карр все же составляет решительное меньшинство. Обратим внимание и на то, как обрисован ее характер: это очень узнаваемый советский типаж "тетки-активистки", уже в годах, но неистощимо энергичной, шумной, грубоватой, несколько мужеподобной... и абсолютно асексуальной. 3. Мы уже упоминали, что Волков не является последовательным женоненавистником - далеко не все персонажи женского пола у него становятся носителями этого "женского начала". Однако в целом связь между гендером, волшебством, обладанием властью и "анти-прогрессивными" тенденциями в его книгах очевидна.