koishiteru.

I у меня на руке – жёлтое, оставленное тобой в моём доме. ярко-жёлтое. такой жёлтый был у Нотомб и ещё Кандинского. таким жёлтым (или почти таким) у меня на руке был бумажный браслет из «эрарты». в тот день, когда я ещё написала тебя на одной из линий. и ушла домой плакать. и шутила: такие браслеты у пациентов психиатрических клиник. этот жёлтый как будто светится. зажигает фонарь. (в темноте мне всё время что-то мерещится) это как будто твоя рука держит моё запястье, не давая тонуть. жёлтый становится крошечным маяком. и говорит: «пусть так. пусть люди спят не с тобой. пусть лгут. пусть бросят читать твои книги. у тебя есть за что держаться и не тонуть. пусть даже – браслет из психиатрической клиники». II я сжигаю записи о тебе, напевая Стрыкало. запах горелой бумаги въедается в стены каждой из комнат и в волосы, как раньше твои сигареты. раньше я могла уткнуться лицом в подушку, чтобы вдохнуть твой запах, теперь – чтобы не было слышно рыданий. я устраиваю самосожжение. смотри вот мои воспоминания, вот стихи, белое вино, песни placebo, звук твоего смеха, свет из окна, падающий под таким углом, что превращает нас в ангелов. смотри на это. это я горю. скажи, тебе тепло? III  есть песня, которую я хотела бы слушать с тобой, в шесть утра, в первое утро года. всё, что нужно: ты, песня, лестничная площадка и кружка с кофе. (погода для нас не важна) у нас бы слипались глаза, твоя голова – на моём плече, и можно сидеть, пока не придёт рассвет, но слушай, моя жестокость, проблема одна: в этом плане тебя больше нет.