о жестокости и жёлтом цвете
25 декабря 2016 г. в 20:31
I
у меня на руке –
жёлтое,
оставленное тобой
в моём доме.
ярко-жёлтое.
такой
жёлтый был
у Нотомб
и ещё
Кандинского.
таким жёлтым
(или почти таким)
у меня на руке был
бумажный браслет
из «эрарты».
в тот день,
когда я ещё написала
тебя на одной из линий.
и ушла домой плакать.
и шутила:
такие браслеты
у пациентов психиатрических клиник.
этот жёлтый как будто светится.
зажигает фонарь.
(в темноте мне всё время что-то мерещится)
это как будто твоя рука
держит моё запястье,
не давая тонуть.
жёлтый
становится крошечным маяком.
и
говорит:
«пусть
так.
пусть
люди спят
не с тобой.
пусть лгут.
пусть бросят читать твои книги.
у тебя есть за что держаться
и не тонуть.
пусть даже –
браслет
из психиатрической
клиники».
II
я сжигаю
записи о тебе, напевая Стрыкало.
запах горелой бумаги
въедается в стены
каждой из комнат и в волосы,
как раньше твои сигареты.
раньше я могла
уткнуться лицом в подушку,
чтобы вдохнуть твой запах,
теперь – чтобы не было слышно рыданий.
я устраиваю самосожжение.
смотри
вот мои
воспоминания,
вот стихи,
белое вино,
песни placebo,
звук твоего смеха,
свет из окна,
падающий под таким углом,
что превращает нас в ангелов.
смотри на это.
это я горю.
скажи,
тебе
тепло?
III
есть песня,
которую я хотела бы слушать
с тобой,
в шесть утра,
в первое утро года.
всё, что нужно:
ты,
песня,
лестничная площадка
и кружка
с кофе.
(погода
для нас не важна)
у нас бы слипались глаза,
твоя голова –
на моём плече,
и можно сидеть,
пока не придёт рассвет,
но
слушай,
моя жестокость,
проблема одна:
в этом плане
тебя больше нет.