Уже никогда

Все приборы врут, Все, кто с нами, умрут, Кольцевые дороги Никуда не ведут... (Смысловые галлюцинации)

С востока медленно ползли разбухшие от дождя унылые тучи, и подгоняющий их косматые туши злобный холодный ветер с бессмысленной яростью бился об упрямую громаду утеса и одинокую человеческую фигуру, неспешно поднимающуюся к самой его вершине. Обросшие светлые волосы дико плясали под его бешенными порывами, неохотно вздымался синим крылом просторный плащ командующего армии Кутоу. Где-то вдалеке грянул гром, и человек остановился. Светло-голубые глаза его отразили присохшие бурые следы на камнях, терзаемые ветром обрывки одежды и стройное тело беспомощно распростертое на земле. Собранные хвостом длинные волосы черными змеями извивались в пыли, странное рванье уже мало напоминало театральный костюм, а загримированное лицо навсегда застыло гримасой боли и удивления. Вместо глаз зияли темные кровавые раны: птицы уже успели потрудится над этим. — Томо, — в низком глубоком голосе сегуна практически невозможно было различить интонации осуждения. Человек в синем плаще подошел ближе и опустился подле трупа на одно колено. Где-то в долине уже шел дождь. Бледная рука с аккуратными прямоугольными ногтями плавно скользнула вдоль мертвого лица, опуская убитому веки. Местами практически обнаженное сорванными с мясом одеждами худое тело оказалось на удивление легким и покорным, безропотно позволив перевернуть себя и устроить в полусидячем положении с опорой на согнутую в колене левую ногу сегуна. — "Накаго, прости меня..." — прошелестел ветер. Но в отличии от лица трупа, лицо воина совершенно ничего не выражало. Левой рукой поддерживая голову мертвеца, правой рукой сегун окончательно оторвал один из клочьев одежды убитого и медленными равномерными движениями принялся стирать с его лица макияж. — Ты подвел меня, Томо. — "Накаго, прости..." Даже не оборачиваясь, сегун уже мог определить, где камни умывала кровь Тамахоме, где — Амибоши, где — самого Томо. В насыщенном озоном предгрозовом воздухе он отчетливо чувствовал слабые отпечатки "чи" пятерых воинов Судзаку, трех воинов Сейрюи (трех, считая предателя Амибоши) и еще одно незнакомое "чи", судя по всему принадлежащее воину Буакко. Да, их было, пожалуй, слишком много даже для тебя, мой мастер иллюзий. Под слоями грима взгляду открылось совсем еще молодое чистое лицо с высокими скулами и маленькими острым подбородком. Из-под длинных ресниц будто слезы сочилась кровь. — "Накаго... прости меня..." И подкравшийся дождь уронил первые капли на голову сегуна Кутои. Влажными алмазами скатились они по чудным солнечным волосам, прочертили тихие дорожки на бледной коже и, сорвавшись, упали на лицо Томо. — Нет, не прощу. Ты умер глупо и недостойно воина Сейрюи. Ты не забрал ни девственности жрицы Судзако, ни жизни кого-либо из ее воинов. Сегун без всякого выражения долго смотрел в мертвое лицо, потом отложил в сторону грязный лоскут, и пальцы его нежно скользнули сквозь пряди черных волос. — Ты подвел меня. — "Накаго," — скорбно молчал убитый. И когда дождь хлынул в полную силу, мужчина склонился и припал губами к безответным губам мертвеца. * * * — Я знал, я знал, что он придет! — тихое ликование разлилось по неотчетливому силуэту в водяной пыли. Сначала глаз почти не разбирал его очертаний, создавая ощущение мягкого теплого опала с застывшим, будто насекомое в янтаре, изящным металлическим цветком в самом нутре. Но уже через мгновение серо-голубая пелена дождя соткала очертания стройной фигурки с высоким хвостом на затылке. Вокруг безумствовал ветер, но ни ниспадающие от висков изысканно оформленные пряди, ни прямая горделивая грива за спиной призрака так и не шевельнулись в ответ на его жестокие атаки. — Я не верил, но я знал. Накаго... Ресницы смутного существа дрогнули, тонкие руки с ухоженными темными ногтями непроизвольно сложились молитвенным жестом, может быть несколько театральным, но от этого не менее искренним. — Накаго... — Гррх. Хозяин Накаго-сана ест мертвых? — прозвучал другой голос и воздух возле силуэта покойного шестого сейчи Сейрюи темным теплым мохнатом комом. — Бррр. Мертвый Томо уже остыл. Есть надо теплых. У Хозяина Накаго плохой вкус. — Что бы ты понимал, зверюга, — насупился призрак Томо, воротя тонкое лицо от проявляющейся справа от него могучей фигуры сидящего на корточках пятого сейчи. Печальными глазами призрак бывшего оперного певца наблюдал, как первый из воинов божественного дракона Сейрюи стирает грим с его мертвого лица. — "Накаго, прости..." — беззвучно шевельнулись тонкие губы. — Не плачь, Томо, — на удивление мягко для низкого звериного голоса просто произнес Ашитаре, встревожено глядя на своего товарища. — Тебя уже нет в том теле. Хозяин Накаго никак не сможет сделать тебе больно. — Но... он... он так касается меня... — губы Томо дрожали, бестелесные ногти с силой впились в бестелесные ладони. — Он называет мое имя... Почему сейчас, Накаго? — Томо опустил лицо. — Почему не раньше? Ветер трепал плащ сегуна, рвал траву и швырял по камням лоскуты одежд, беспрепятственно пролетавшие сквозь силуэты Томо и Ашитаре. — Знаешь, мне кажется, он не будет тебя есть, — тихо сказал человеко-волк. Там, у обрыва, чуть помедлив, Накаго склонился к лицу своего погибшего воина. — Или, все-таки, будет... — Ашитаре выглядел всерьез озадаченным странным поведением своего бывшего хозяина, но тут стоящий рядом Томо неожиданно вздрогнул всем телом и выгнулся в спине, отчаянно запрокидывая голову назад. — Накаго! Накаго, любовь моя! — Томо, не плачь... Пожалуйста, Томо... — бестелесная косматая рука заботливо коснулась кисти дрожащего творца иллюзий. — Не надо плакать. Пожалуйста... Дождь шел сквозь призраков. Но покуда бледные губы не оторвались от мертвого рта, Томо оставался не в состоянии воспринимать что-либо еще. * * * Накаго не мог объяснить, зачем он сделал это, но неистребимый шорох привычного "извращенец" у него за спиной слишком давно уже перестал задевать сегуна Кутоу. Даже если бы в этом была его вина, хотя его вины в этом не было. Опустив Томо на землю, Накаго крестом сложил руки у него на груди и крепко сжатая до этого в кулак левая кисть воина-актера неожиданно разжалась, выронив в ладонь Накаго простую маленькую раковинку. На невыразительном лице первого сейчи Сейрюи вопросительным движением чуть дрогнула бровь. Накаго заглянул в лицо мертвого Томо и коротко кивнул: — Спасибо... Под плетями дождя он уверенно поднялся на ноги и, не глядя больше на мертвеца, пошел прочь. Походя поддел носком сапога валяющиеся на камнях роусейсуин, поймал их и спрятал под плащом. Субоши. Дождь захлебывался в густых волосах Накаго, разбивался о массивные наплечники, возлагая на горделивые плечи удвоенную тяжесть размокшей ткани. Отойдя на достаточное расстояние, сегун обернулся, окинул утес нечитаемым взглядом и медленно поднял руку. "Кокоро" — символ сердца и воли чистым голубым светом просиял у него на лбу, и ясная вспышка разорвалась в пелене дождя, чудовищным взрывом разворотив породу. Край скалы с грохотом начал проседать вниз, погребая под хлынувшей волной высвобожденных каменных глыб хрупкую фигурку убитого. * * * — Спасибо, Накаго, — тихо сказал Томо. Утес под двумя призраками медленно сползал вниз, но ни Томо, ни Ашитаре не обращали на это внимания. — Хозяин Накаго — сам как неживой, — после долгого раздумья произнес зверочеловек. — Ходит, говорит, но внутри весь мертвый. — Такое бывает, — против обыкновения даже не раздражаясь умозаключением товарища, ответил Томо, грустными ореховыми глазами провожая танцующий на ветру синий плащ. — Ты, Ашитаре, испытал столько боли, физической и душевной, неужели ты не понимаешь? — Томо понурился, зябко обнял себя руками. — Боль сделала его таким. Так или иначе боль убивает нас, и если не может уничтожить физически, убивает душу, — пальцы Томо сжались в кулаки. — Накаго она уничтожила душу. — Красивые ясные глаза его не отражали дождя. — Сой не пробудит его чувств, сколько бы она не изощрялась в его постели. И, как ни обидно мне это осознавать, я знаю, что я тоже не смог бы добиться его любви. Этот мир так зол, Ашитаре. Так зол к нам... Актер до мозга костей, Томо трагическим движением поднял руку ко лбу. — Мы все умрем, — без особой печали в голосе согласился с ним Ашитаре. — И тогда соберемся все вместе и все будет хорошо. Томо снисходительно посмотрел на сидящего на земле Ашитаре сверху вниз и, против обыкновения почти не испытывая брезгливости, потрепал его по загривку. Ашитаре довольно заурчал, а потом спросил: — Как думаешь, кто умрет следующим? Пальцы Томо неожиданно окостенели в густой шерсти, а звук сорвавшийся с нежных губ больше напоминал шипение: — Субоши. — Субоши? — Ашитаре наморщил широкое одноглазое лицо. — Бррр. Мелкий, нервный. Боится меня. Не хочу, чтобы с нами был Субоши. Хочу Сой. — Сой? Ты?! — искренне удивился Томо. Щелкающий смех раскатился в шелесте дождя, и актер с наигранным осуждением погрозил человековолку тонким когтистым пальцем. — Ашитаре захотел проститутку. Какой гадкий развратник. — Сой хорошая, — хмурясь, Ашитаре отстранился от Томо и насупился. — Сой лучше всех вас. Не говори о ней плохо, — шерсть на загривке его приподнялась угрожающе, но тут же Ашитаре с детской прямотой и наивностью повторил: — Хочу, чтобы Сой была с нами. Томо не сразу ему ответил. Тонкий палец медленно огладил чувственный изгиб нижней губы. — Впрочем, знаешь ли... — мягкий голос Томо звучал задумчиво и чуть злорадно. — Хорошо, пусть будет Сой... Пусть Сой умрет. Или иначе ее никак не вытащишь из постели Накаго, — обиженно заключил он. Ашитаре нахмурился, сам не вполне понимая, что его не устраивает в согласии Томо, но тот уже печально качал головой. — Нет. Сой нельзя. Нельзя Сой, — тонкое лицо актера скривилось от внутренней борьбы. — Она повышает силу Накаго. Пусть живет. Пусть... живет. Ашитаре только шумно вздохнул. Он чуял, что как недавно в своем безмерном одиночестве он ощутил душу Томо, так и теперь ему недолго уже осталось бродить между реальностями в компании неуравновешенного, но в общем не такого противного, а иногда даже и достаточно милого Томо. Бледные силуэты медленно таили в пелене дождя над каменной гробницей шестого сейчи Сейрюи. Некоторое время еще горели иероглифы "bi" (хвост) и "shi" (корнеплод), но потом и они исчезли. А с дождливых небес на землю печально взирал древний дракон Сейрюи. Чистыми прекрасными глазами он провожал одинокую фигурку всадника в синем плаще. Накаго без устали гнал через долину свою вороную, белогривую лошадь. Ему нельзя было слишком сильно отставать от кортежа Леди Юи. У человека с безжалостно выжженной и вытоптанной, опозоренной и униженной, а в результате так и не выжившей душой еще были дела в этом мире. Впрочем, за пазухой его — маленький осколок чужой реальности — таилась ракушка Томо. КОНЕЦ