Бессовестная военная хитрость

После того, как Олаф Кальдмеер наголову разбил эскадру Вальдеса, захватил хексбергскую гавань, а главного защитника определил под строгий домашний арест с ограничением всех возможных контактов, в портовом городе наступила больничная тишина. Старожилы не припоминали такого долгого периода угнетающего соблюдения законности и общего спокойствия. С наступлением новой навигации Вальдеса предполагалось обменять на что-нибудь полезное, и далее, сколько бы город не находился в руках тошного Кальдмеера сотоварищи, его жителям не предлагалось ничего веселее канонады с батарей осаждённой крепости. Так подходила к концу зима. В один из самых гнилых дней её заката к Кальдмееру явился с докладом никчёмнейший из самых доверенных лиц второго командующего эскадрой, и доложил, что Вальдес имеет сообщить адмиралу нечто важное. Или срочное. До этого спецограниченный не злоупореблял правом передавать заявления и требовать их первоочередного рассмотрения, поэтому Кальдмеер безропотно оделся и нацепил шпагу, хотя дело было к полуночи и он уже успел принять два порошка снотворного. Прогулка по сырой и морозной ночи взбодрила его; по возвращении не стоило и рассчитывать на то, что ещё два порошка помогут. Вальдес сидел у себя в комнате, в полукресле, в развязной позе и даже не встал для приветствия. - Добрый вечер, хреново выглядите. Я, собственно, что хотел сказать. Этот ваш дивный вице-подручный БеМе бла-бла-бла — интересно, его имя ему в наказание за грехи досталось? - в общем эта вошь бледная, что на меня смотрит и не краснеет, и его парни, вот этот и этот, практически каждую ночь трахают меня как портовую шлюху. У Кальдмеера ненадолго потемнело в глазах. Он прислонился плечом к косяку и не нашёл ничего умнее как спросить: - В каком смысле? - А какое именно слово вам не понятно? - зло осклабился Вальдес. - Вы скажите, я подберу поточнее. Олаф повернул голову и в ступоре посмотрел на Бермессера. У того на лице был какой-то невнятный ужас, а на лицах его подчинённых — страх, тревога или небольшая обеспокоенность, в зависимости от положения в сетке табеля о рангах. - Это... правда? - спросил Кальдмеер тусклым голосом. Заместитель отрицательно мотал головой сильнее всех. Вальдес косо усмехнулся. - Я так полагаю, должностное расследование проведено, факты, указанные в заявлении, не нашли подтверждения... Так у вас полагается писать?.. Дело закрыто за отсутствием состава преступления. Спасибо вам, дорогой адмирал Кальдмеер, спокойной ночи. Олаф покраснел до стеснения в груди. Он смотрел на своих соратников и подчинённых и не видел, что они врут. Оборачивался на Вальдеса и тоже видел глубокую правду. Он поднял руку. - Нет, подождите. Я всего лишь был обязан спросить это у них, это не всё... И... пожалуйста, объясните, если это уже продолжалось некоторое время, почему вы не сказали мне всё это раньше? Вальдес усмехнулся ещё злее, вскочил и заходил по комнате. - Ну не знаю, понимаете, я всё-таки пленный. Я ж понимаю — для вас такое обращение с пленными нормально, поэтому и не видел смысла. Но вчера ночью эти приятели отожгли такое... - Прошу, без подробностей, - ещё выше поднял руку Кальдмеер. Теперь он был серо-бледен. - Виновные, если их вина будет доказана, понесут наказание вне зависимости от частностей этого рода. Бермессер, понимая, что ему, в случае чего можно и повиснуть, да ещё и первым, слегка обнаглел и подал голос без привычно-высокомерного обращения: - Попросите его представить улики! Кальдмеер хотел попросить его не говорить бестактностей, но в тоже время и сам хотел спросить об уликах, поэтому на лице его замерла мучительная гримаса. Вальдес, напротив, не растерялся. - Да, попросите меня! Я и сам хотел попросить вас попросить меня предоставить улики! Олаф, подумав, что сейчас ему сунут под нос простыню с закорузлыми пятнами и ещё предложат поскрести их ногтем, опять покраснел и обречённо прикрыл глаза. - Несите... - Зачем нести? - поднял брови Вальдес. - Всё здесь, на мне, все следы и все их развлечения. Кальдмеер тяжко повернулся к своим людям. - Прошу вас, выйдите пока вон. Бермессер и остальные по одному вышли из комнаты и последний прикрыл дверь. Кальдмеер проводил их взглядом, а когда снова обратился к Вальдесу, увидел, что тот стоит уже без рубашки и расстёгивает штаны. Его кожа, смуглая, но такая тонкая, что каждая жилка проглядывала как корни ивы в пруду под октябрьским ледком, на шее, запястьях и плечах сплошь была покрыта следами от укусов. Или от слишком глубоких поцелуев. - Достаточно! - крикнул Олаф и сделал над собой усилие, чтобы не закрыть глаза рукой. Внезапное осознание собственной ущербности причинило ему такую же боль, как шов на штанах и внезапная эрекция. - И вы вздёрнете своего заместителя только из-за того, что у меня пятна на шее? - тихо спросил Ротгер и глаза его полыхнули совершенно потусторонним светом. Олаф увидел, что совсем пропал. Его пленный встал перед ним полностью голый, потом повернулся задом, поставил одно колено на сиденье кресла, руками взялся за спинку и спросил: - Ну что, видите? Олаф видел только мягкую кожу между шелковистых бёдер и практически терял сознание. - Я не имею опыта в определении таких повреждений, - услышал он издалека свой голос. - Да, это не каждый увидит. Значит попробуйте определить на ощупь, - услышал он из ещё более далёких пространств. Олаф сделал шаг вперёд, чтобы лучше слышать, приблизился ещё и ещё, но это было тоже самое, что стремиться за бесконечно уменьшающимся предметом. Сердечное влечение — это погоня за тем, что убегает, сказал кто-то мудрый. В стремлении стать ближе они опрокинули кресло. Стол тоже оказался ненадёжным. Подоконник — слишком узким, а оконное стекло — слишком холодным. Наконец они оказались на ковре и Ротгер ёрзал по нему спиной, собирая под поясницей складки колючей шерстяной ткани. Перед последним моментом Олаф, допреж имевший дело чаще всего со строгими длиннолицыми горожанками, испугался, что семя внутри его тела оскорбит Ротгера, поэтому поторопился вынуть, и на той же ткани от его семени осталось длинное тонкое пятно. Бермессер, полагая, что обвинений не отклонить, повесился было в чулане, однако его подчинённые подоспели вовремя и незаменимое лицо удалось спасти.