Соль земли

Пятница — культурный день или «выгул» по-местному. Он подразумевал вывод всех заключенных, кроме тех, кто сидел в карцерах в подвалах тюрьмы, на несколько часов во внутренний двор — небольшой участок земли, огороженный колючей проволокой, с наспех сколоченными столами и ящиками, заменяющими стулья, разделенный ровно напополам старой потрепанной волейбольной сеткой. Выгул позволял повидаться с нужными людьми из других камер, обменяться последними слухами, сыграть партию-другую в карты на сигареты или прочую тюремную валюту или просто посидеть, уставившись в прозрачно-голубое южное небо. — Заключенный сорок два, заключенный семьдесят четыре, отойти к стене, руки за спину, — раздался за дверью камеры звучный приказ, сопровождающийся лязгом замка. Джим поднялся с койки, отложив книгу, встал рядом с Себастьяном, слегка касаясь его плечом. Тюремщик, не церемонясь, ощупал их по очереди, и, не найдя ничего подозрительного, приказал выйти из камеры по очереди. На выходе из тюремного помещения Джим столкнулся взглядами с тем самым мальчишкой. У него была порвана губа с левого края и только-только начала заживать. Он обжег Джима яростным злым взглядом и опередил его, выходя на улицу. Во дворе все заключенные разбились на группы, у каждой — свои интересы и свое место. Моран уселся за один из столов картежников, доставая две сохраненных за неделю сигареты для первого кона. — Раздавай, Кирк, — предложил он худому седому мужчине, главному картежнику тюрьмы. — Мне не терпится сыграть. — Слышал, с тобой подселили такого же бешеного, как ты сам, — слева от Морана подсел Сэм — разносчик туберкулеза и слухов тюрьмы. — Говорят, он заткнул самого Грэма, а тебе ночами подставляется только так. — Издеваешься? — мрачно поинтересовался Себастьян, поворачиваясь. — Нет, так болтает новая игрушка Грэма. А он не трахнул новенького и не дал никому другому попробовать, за что чуть не отправился на тот свет от рук недовольных, а потом мальчишку вернули к тебе. — Не в моем вкусе такие развлечения, — хмуро бросил Моран, внимательно следя, как Кирк ловко раздает карты. За их спинами начала собираться толпа зевак и наблюдателей, у толпы своя игра — тотализатор на победителей и проигравших. Каждый развлекался и зарабатывал как мог. Мелькнула и пропала быстрая мысль, что если Джеймс так хорош в картах, как хвастался, на нем можно здорово заработать. Тем не менее, судя по лицам собравшихся за столом, Морану не особенно-то и поверили. У него была репутация человека, который убьет мгновенно только потому, что что-то делается не так, как ему хочется, поэтому новенький вполне мог пригрозить Мораном Грэму. Даже МакГиллан предпочитал не связываться с сорок вторым лишний раз. Только вот, почему Себастьян предпочитал отмалчиваться, оставалось неясным. Джим хотел было присоединиться к собравшимся вокруг стола, чтобы понаблюдать за местными картежниками, но дорогу ему преградил тот самый парень. Кажется, его звали Майкл, — припомнил Джеймс. В глазах Майкла дрожала злость загнанного существа, страх и отчаяние. — Ты знаешь, что со мной делали в камере, а? — прошипел он, не давая Мориарти пройти. Светлые глаза наполнялись слезами против воли. Он указал пальцем на свои губы. — Мне пришлось брать в рот у двоих. А тело ты мое видел? Видел?! Я не хочу этого, ясно? Помоги. Джим равнодушно взглянул ему в глаза, не дрогнув. — Помочь? С чего бы? Это тюрьма, Майки, здесь никто никому не помогает. — Помоги! — отчаянно всхлипнул мальчишка и Джим краем глаза заметил в его в пальцах финку. — Стащил у кого-то, значит, — усмехнулся Мориарти, внимательно следя за парнем. — Угрожать мне вздумал? А ты не подумал, что я обижусь и сделаю твою жизнь еще хуже? — Шлюхи дерутся! — раздался чей-то восторженный крик над площадкой, привлекая внимание остальных. Сэм мгновенно навострил уши, да и играющие отложили карты и обернулись, пытаясь разглядеть что происходит. — Драка… драка, — шорохом шепотков прокатилось по толпе заключенных. Они готовились насладиться новым развлечением. Охрана, как всегда, предпочитала не вмешиваться. — У тебя, мать твою, мозгов совсем нет? — прошипел Джим, рассерженно мрачнея. — Успокойся, ясно? Однако, Майклу, похоже, было плевать на общественное внимание. — Хуже некуда, Джим, — ответил он, шумно втянув носом воздух и вытерев мокрые глаза ладонью. — Я не хочу страдать каждую ночь, а выхода у меня нет. Разве что, — тихо-тихо прошептал он, — заслужить уважение. С этими словами он поддался вперед и поднял руку. Лезвие ножа пронеслось перед лицом Мориарти, тот взмахнул рукой и острие жаркой волной обожгло пальцы и щеку. Кровь живо хлынула, расползаясь по коже. Остальное произошло мгновенно: Джим вырвал нож из ладони мальчишки и резко вонзил в плечо растерявшегося Майкла. — Сукин сын, — процедил Джим и отшатнулся в сторону, когда парень упал на колени и повалился на землю. Несколько человек поспешило к мальчишке, а Мориарти двинулся куда-то в сторону ни на кого не глядя, держа окровавленные пальцы в целой ладони. Запах крови подействовал на заключенных как на диких зверей — толпа тут же заволновалась, двинулась в разные стороны. Шепот снова ураганом пронесся по толпе, но больше никто не кричал: все понимали, что привлекать внимание охраны к произошедшему не стоит — достанется всем без разбору. Игра остановилась, все побросали карты и расхватали выложенные сигареты. Себастьян сквозь волнующуюся толпу заключенных попытался выбраться куда-нибудь, где точно не собьют с ног и не воткнут нож под ребра, пользуясь подвернувшимся случаем. В тени у тюремной стены он столкнулся с Джеймсом, лицо и руки которого были перепачканы кровью — Так это ты шумиху устроил? — поинтересовался Моран. Джим поднял на Себастьяна черные злые глаза: — Мне, думаешь, больше заняться нечем? Это вон тот придурок решил, что если он воткнет мне ворованный нож в череп, то станет здесь лидером. Джим зашипел, двинув пальцами, кровь на которых уже склеивала кожу. На щеке красовался темный порез. — Идиот. Он скользнул взглядом по надвигающейся охране и выдохнул: — Наконец-то. Сейчас всех должны загнать и я перевяжу руку. — Черта-с два, — ругнулся Моран, отрывая от футболки Джеймса узкую длинную полосу ткани и протягивая ее Джиму, — останавливай кровь. Сотри с лица и спрячь пятна на одежде. Узнают, что ты участвовал в потасовке — на неделю засадят в карцер, а там только так получишь инфекцию и загнешься. Давай-давай, в темпе, надо пройти внутрь в толпе, меньше шансов, что заметят. Джим внезапно молча послушался, быстро и ловко перевязал руку, оттер кровь со щеки, наскоро стянул с себя футболку и надел ее задом наперед, чтобы пятна проступали на ней хотя бы не так отчетливо. Насчет темных штанов беспокоиться не приходилось. Моран двинулся в толпу, Джим живо поспешил за ним. Пронесло. Когда они оказались в камере, Мориарти опустился на пол, подобрал оставленную кружку с водой и принялся старательно промывать раны, после чего снова аккуратно перевязал ладонь, забрался на койку, раненой щекой к подушке, и накрылся одеялом. Где-то за стеной шумели общие камеры. — Курить будешь? — предложил Себастьян отвернувшемуся Джиму, не особенно рассчитывая на ответ. Джим молчал, но когда Себастьян чиркнул спичкой, закуривая, зашевелился, переворачиваясь на койке, вызывая очередную волну скрипов. — Буду. Сколько их у тебя? Узнав, что в этот раз Моран ушел только с количеством, на единицу превышающим исходное, он предложил: — Давай одну на двоих. Я только пару затяжек сделаю. Койка снова скрипнула, когда Мориарти поднялся, стараясь опираться на здоровую руку. Он не стал надевать обувь, прошел до койки Себастьяна, забрался рядом. — Полагаю, ближайшее время мне светит карцер, и ты снова заживешь в блаженном одиночестве. — Не торопись, — покачал головой Себастьян, с удовольствием втягивая в легкие никотиновый дым дешевого табака и передавая сигарету Джиму. — Тут как повезет. В лучшем для тебя случае мальчишку не послушают, подлатают и засунут в карцер за двоих, чтобы не заморачиваться. В худшем — да, тебя без разговоров отправят в карцер на неделю-другую. И есть третий случай, если вдруг начальству стукнет устроить разбирательство, и тогда плохо будет вообще всем. Серый столбик пепла упал на простыни и Себастьян небрежно стряхнул его на грязный пол. «Есть еще четвертый вариант», — подумал Джим, но вслух говорить об этом не стал. Затянулся поглубже и выдохнул, проследив, как дым тянется к потолку, замирая там бледным облаком. Затем поднялся с постели Себастьяна и пошел к своей. — Спасибо. Я не привык благодарить, но и помогать здесь, вроде как, тоже не принято, — сказал Джеймс, прежде чем снова забраться под одеяло и привычно уставиться в потолок. Мориарти был прав, помогать здесь было не принято. Более того, обычно довольно чревато для собственного спокойствия, и сам Себастьян черта-с два смог бы объяснить, почему его дернуло помочь этому странному соседу по клетке. Моран вернулся к сочинениям Гомера, но привычно отвлечься ему не удалось, и даже никотиновое спокойствие в крови не помогало расслабиться. Поднос с ужином они встретили в тишине, и только перед сном Себастьян хрипло посоветовал: — Прижми к щеке что-нибудь, она у тебя опять кровит. Джим мазнул по лицу замотанной ладонью, разглядев на ткани темные пятна, оторвал самый край от простыни и, свернув, прижал к щеке. Через пару минут в коридоре выключили свет и темнота затопила камеры. Сегодня из соседних клеток почти не доносилось шума, только негромкие разговоры. Ясное дело, обсудить день хотелось многим, а вот учинять разборки — уже никому. Джим снова не спал, лежал, смотрел в беспросветную тьму, ощущал, как рука ноет тупой горячей болью, а щеку стягивает запекшаяся кровь. Ночью внезапно пошел дождь. Короткий, мелкий, редкий для Турции, но пошел, и Джеймс слышал, как капли барабанят по чему-то снаружи, а потом стихают. Себастьяну тоже не спалось. Не помогало ничего, сон не шел, оставляя голову чистой, а мысли ясными. Казалось, что бессонница передается воздушно-капельным путем от его соседа. Дождь стучал по стенам, прибивая стоящую в воздухе пыль, сквозь крошечное решетчатое окно комнату наполнял пьянящий запах свежести и пряностей. Почти как дома, совсем давно, в детстве. Мориарти хотелось вдохнуть этого воздуха побольше, на весь объем легких, захлебнуться им, раствориться в нем. Он, треклятый лондонец, целиком и полностью принадлежавший туманному альбиону, ненавидел жаркие страны. Здесь было слишком душно, липко, жарко, здесь тяжело дышалось, кожа болела и шелушилась под палящим солнцем. К счастью, Мориарти был здесь ненадолго. Он отвел от лица кусок ткани с засохшей кровью и почувствовал ее тяжелый запах, вмиг перебивший сладкий аромат дождя. Металлический, тошнотворный; Джим ощутил его на языке, сглотнул и выдохнул. — Сколько тебе осталось здесь? — негромко спросил Джеймс. — Сколько я здесь не проведу ни при каком раскладе, — туманно отозвался Себастьян, садясь на койке, прижимаясь лопатками и затылком к остывающему камню стены, чтобы оказаться ближе к зарешеченному источнику пьянящего запаха свободы, борясь с желанием закурить еще одну. В смутном сумраке камеры Джеймса было практически не видно, он превратился в мягкий рокочущий голос из темноты, не имеющий ни лица, не имени, лишь бесконечную игру интонаций даже в самых простых фразах. В детстве Себастьяну нравились египетские легенды о сфинксах. Их рассказывал ему отец — истории о загадочных стражах в темноте с завораживающим голосом и бесконечными загадками, что готовы были растерзать неудачливого путника, стоит тому ошибиться хоть раз. Этой ночью в его камере поселился такой сфинкс, заключенный в тело мальчишки с бездонными глазами наркомана и рассеченным лицом. — Кто ты такой, Джим? — Сложный вопрос, Себастьян, — ответил Мориарти спустя несколько секунд тишины. — На него всегда сложно ответить вот так вот, сразу. Я — Джим Мориарти. Я — англичанин. Я — преступник. Я — убийца. Я — вор. Я — псих. Я — страдающий массой расстройств ненормальный. Я — гений. Я — математик. Я — аналитик. Джим улыбнулся в темноту. — Я — заключенный. Я — враг. Я — лгун. Я — мошенник. Я — мифическое создание. Я — часть твоей судьбы, Себастьян. Я мог бы перечислять до рассвета, поэтому, твой вопрос странный, неверный и сложный. Моран негромко усмехнулся. Все верно, таинственный голос в темноте не должен иметь облика и только одного «я», а странный парень, сумевший изменить для себя местные правила, должен быть конкретным психом. Или гением. Себастьян почти не сомневался, что Мориарти содержит в себе и то, и другое, и все им перечисленное, и еще целое море сюрпризов. — Как ты смог отбиться от Грэма в общей? — полюбопытствовал Моран. В окно снова потянуло теплым восточным ветром, полным ароматов специй и песка, и еще немного крови. — Скажем так, я кое-что знал о Грэме. Кое-что такое, о чем не знает никто в тюрьме и кое-что, чем МакГиллан очень дорожит. Слабое место, Ахиллесова пята вашего дракона. Он подумал, что лучше будет меня отпустить и сделать так, чтобы мне ничего не угрожало. Джим вздохнул так, будто судьба Грэма его всерьез заботила. — Ох уж эти слабости. Бич сильного человека. Как думаешь, велик шанс подцепить заражение крови здесь? Не особенно хочется биться в лихорадке, а потом попрощаться со своей левой рукой. — Старайся промывать руку так часто, как сможешь, и меняй повязку, — просто посоветовал Себастьян. — Пустить бы на тряпки тебе футболку, но новой, я так понимаю, у тебя не предвидится. Бояться особо нечего. Здесь, конечно, не курорт, но в песке редко какая дрянь заводится, делать ей там нечего. Вот в карцере — там другое дело, грязь и холод. — Себастьян невольно повел плечами, вспоминая два месяца, что он провел в крохотной темной одиночке, причем первый месяц — со скованными наручниками руками. — Почти гарантированный билет на тот свет. Если этот… как его там… светловолосый будет сильно буянить, и его сразу же бросят в подвал — он не жилец. Ты в курсе, что главная сплетня последней недели, что я обеспечиваю тебе защиту в обмен на интересные ночи? Твой любящий чужие ножи друг ее и придумал. Хотя, после сегодняшнего, думаю, мало кто рискнет тебя тронуть. — Майкл, — сказал Джим после паузы. — Его зовут Майкл. Того светловолосого. Ему двадцать три. Он попал сюда за покупку наркоты. По-идиотски попался. С легким шорохом Джим поднял руку, вглядываясь в почти кромешной темноте в слабо-слабо белеющую повязку на руке. Он попытался выпрямить пальцы, но запекшаяся кровь стянула кожу и рана запульсировала болью. — Способов выжить в тюрьме гораздо больше, чем местные себе представляют. Заполучить тебя в защитники… не самый худший. Но я предпочитаю действовать самостоятельно и ни от кого не зависеть. Ладонь Мориарти плавно опустилась на простынь; Джим спрятал мерзнущие пальцы под край одеяла. — Во всех ситуациях есть больше способов выжить, чем представляет большинство, — заметил Моран пожимая плечами. За дверью камеры прошли двое тюремщиков, негромко, но мерзко постукивающих по дверям камер. Официально они устраивали ночной досмотр, на деле же — разминали ноги и неспешно прогуливались по своим владениям, смеясь и перебрасываясь колкостями. — Заполучить меня в защитники, вернее попытаться, было бы глупой идеей, — ответил Себастьян, стоило стихнуть шуму обхода. — А ты не глупец, в отличии от этого Майкла. — А ты проницательный, — фыркнул Джим и затих. У него в голове привычно вертелся бесконечный поток информации, а потом постепенно стихал, перебираясь в сны, тяжелые и мутные.