Соль земли

Самый бесполезный ресурс, имевшийся у заключенных — это время. Оно шло безбожно медленно, тянулось, имело свою собственную структуру, отличную от той, что существует за этими стенами. В этой бесконечности часов и дней очень скоро заканчивались мысли, заканчивались дела, заканчивались планы и надежды на будущее. Но все же, даже здесь оно шло. Дни сменялись ночами и снова днями. Жаркое засушливое лето подошло к концу, осень ознаменовала свое присутствие дождями, что начали срываться с посеревшего неба все чаще и все более и более холодными ночами. Одним октябрьским утром старина МакГиллан был найден на своей койке истекший кровью. У турков более тысячи вещей и явлений, называемых «айип» — «нечистыми». Любой иностранец «айип». Гомосексуализм «айип». Человека можно зарезать или застрелить, но только ниже пояса, потому что там, все верно, «айип». Удар ножом в задницу назывался «турецкая месть». Месть днем, на прогулке в окружении других заключенных была хоть и болезненна, но практически не опасна, но МакГиллан, обнаруженный примотанным к собственной койке, с заткнутым ртом и до мяса располосованной нижней частью, не имел ни малейшего шанса. Тюремное начальство было в ярости. Выгнав всех заключенных во внутренний двор, главный надзиратель долго кричал, безнадежно приказывая повинным выйти вперед и раскаяться в совершенном преступлении. Разумеется, ответом ему послужили смешки и улюлюканье. Тогда, окончательно взбешенный, он скрылся в здании тюрьмы, приказав держать всех заключенных на улице до последующих распоряжений. — Обыскивать камеры будут, — в задумчивости протянул Себастьян, поднимая лицо к хмурому небу и подставляя щеки под пронизывающие пощечины ветра, — это надолго. Хоть бы одеться нормально дали, ублюдки. Джим, хоть и выглядел сейчас спокойным, на деле мрачно выразился парой грубых выражений о том, что случилось с Грэмом еще когда их с Мораном вели во двор. Оба они прекрасно знали, что Грэм был некой преградой для арестантов, желавших расквитаться с Мориарти. Теперь, у многих были развязаны руки. Не то чтобы Джим всерьез беспокоился, но и приятного было мало. — Я и не полагался на МакГиллана слишком сильно, — сказал он полушепотом Себастьяну. — Такого как он рано или поздно должны были пришить недовольные. Он поежился на холодном ветру, стоя в одной футболке (куртку, которую тут выдавали с наступлением прохлады, он надеть не успел, в общем-то, как и Моран). Вокруг все переговаривались, конечно же, выдавая свои версии о том, кто же убийца. Через минут сорок или час, во двор вышли надзиратели, и тот самый Ата хмуро выкрикнул: — Пока мы ничего не нашли. Но это пока! Не радуйтесь, ублюдки. Марш по камерам! Арестанты зашумели, поворачивая к корпусу под надзором охраны. — Так, вы двое, — раздался голос за плечом Джима. Мориарти с Мораном обернулись на оклик. — Заберете тряпки в своей камере и переходите в общую, где был МакГиллан. Себастьян нахмурился. Оказаться в общей камере, на следующий день после смерти главного в ней — хуже и придумать нельзя, именно сейчас там начнется настоящий ад, пока камера не выберет себе нового главаря и вокруг него не соберется новая шайка прихлебателей, попутно избавившаяся от старых привилегированных ублюдков. А это означало только кровь и смерти, даже если не брать в расчет массовое желание довольно большого числа заключенных избавиться от Джима и Морана, хоть и по разным причинам, но одинаково страстно. По дурацкому стечению обстоятельств все те, кого можно было с натяжкой назвать приятелями Морана сидели в других камерах. — Какого хрена? — все же поинтересовался Моран, оборачиваясь к тюремщику. — Я не пойду в гребаный клоповник. Тот перехватил дубинку, угрожающе продемонстрировав ее Морану. — Да в задницу ее себе засунь, — от души посоветовал Себастьян, зло прищурившись. — И заодно напомни начальнику, что было в прошлый раз, когда меня сунули в общую. Я могу повторить развлечение. Тюремщик попытался ударить Морана, но реакция бывшего военного превосходила его собственную в несколько раз: он еще не закончил замах, как Себастьян, легко извернувшись, перехватил руку тюремщика и с силой выдернул дубинку из его рук, прижав того к грязной стене узкого коридора. Свидетели этой сцены в одной из камер восторженно взвыли, вдали раздался топот бегущих на подмогу офицеров. — Просто напомни ему, — негромко рыкнул Моран, отпуская тюремщика и возвращая ему его оружие. Подоспевшие офицеры грубо прижали Морана, а заодно и Джима, толкнув их в сторону камеры. Двое замерли у дверей, ожидая, пока заключенные соберут свои вещи, а затем конвоем повели в общую, где уже собрались остальные арестанты. Каждый из двадцати восьми мужчин пристально смотрел на Джеймса и Себастьяна, за которыми закрывалась дверь. — Кого мы видим, — подал голос Стив — еще один типичный громила, который спал и видел, что теперь займет место Грэма. — Это же наши два психа! Точнее, псих и его шлюха, верно? А может наоборот? Все захохотали, а шире всех ухмылялся Стивен. — А может Моран пришел показать нам свой авторитет? Милости просим! Себастьян отчетливо понял, что его ожидает еще один долгий срок в карцере. А может и в лазарете, если ему очень не повезет. — Нет, Стиви, соскучился по твоей мерзкой роже. Я бы заставил тебя отсосать мне, да боюсь не смогу кончить, настолько ты уродливый ублюдок, — ровно ответил Себастьян, проходя вглубь камеры, еле заметным движением головы зовя Джеймса за собой. Он занял одну из коек, самую дальнюю, что стояла у стены, широким движением стряхнув простынь с вещами предыдущего владельца. — Теперь это мое место, — объявил он, бросив на матрас тугой ком собственного нехитрого скарба, обводя всех присутствующих спокойным взглядом человека, более чем уверенного в своих правах. Джим молчал, сжав зубы, мрачно оглядывая камеру, готовясь отразить нападение, если понадобится. Он прошел вслед за Себастьяном и обосновался на соседней койке. Стиву это не понравилось. Он повел головой, как шакал, почуявший кровь. — Не выпендривайся, Моран. У нас здесь свои порядки и лучше бы тебе их уважать. Как и твоему мальчишке. Джеймс, только решив сесть на койку, замер, выпрямляясь. Он приблизился к Стиву, мрачно взглянул ему в глаза и ядовито произнес: — Заткнись, Стивен. Просто заткнись. Тот осклабился и схватил Мориарти повыше локтя, сжимая пальцы: — Может ты Майкла и пришил, но меня тебя напугать не удастся. Давай, красавчик, подними мне настроение, а? Джеймс напротив Стивена выглядел почти комично, напоминая растрепанного воробья, нападающего на кошку. Джим резко дернулся, вывернул руку из хватки Стива, но тот, как будто почувствовав азарт, схватил Мориарти уже двумя руками. — Да-а, к Грэму ты нашел подход, но меня запугать не выйдет, мальчик, — он с силой толкнул Джима на свою койку, придвигаясь ближе, расстегивая на ходу штаны. Арестанты подбадривающе шумели. — Ти-ихо, тихо, я не обижу, если ты сделаешь все хорошо. Мориарти замер, уперевшись ладонями в матрац. — Не подходи, — негромко, но отчетливо произнес он, глядя Стивену в глаза. Обитатели камеры восторженно зашумели, переглядываясь, полукругом обступая койку, где происходило «веселье». Себастьяну, с его места было отлично видно происходящее, буквально, место в первом ряду, все как на ладони. «Не твое собачье дело, Моран». Стоило только Стивену приблизиться еще на шаг, Джим метко, резко толкнул его, попав ступней в пах, и так же быстро слетел с койки под благой мат заключенного. Арестанты взвыли, несколько метнулись к Джиму, схватили его за руки и подвели к Стиву. Тот, грязно ругаясь, замахнулся и с силой ударил Мориарти по лицу, а потом схватил за подбородок. — Ах ты сучонок, — прошипел Стив, пока Джим вырывался как мог, лягаясь, царапаясь и кусаясь. На выражения он тоже не скупился, за что заслужил еще один щедрый удар. Его губы уже были разбиты, слева кровь стекала на подбородок. Себастьян не собирался влезать в гребаную драку из-за странного парня, которого по случайности подселили к нему в камеру. Совершенно точно не собирался заступаться, пока трое удерживали Джеймса, чтобы Стивену было удобнее его бить, заставляя крохотные соленые капельки крови брызгами разлетаться по камере, а тот безуспешно рвался и ругался последними проклятиями на нескольких языках. И даже если бы Джим попросил помощи, Моран бы не стал влезать в это дерьмо. Но Мориарти упрямо пытался отбиваться сам, даже когда с него одним движением спустили штаны с бельем. «Не твое. Блять. Дело. Моран.» Обитатели камеры восторженно выли, напоминая стаю диких зверей, готовых растерзать загнанную в угол жертву. — Стиви, я так и знал, что тебе не хватит сил справиться даже с одним мальчишкой, — Моран не повышал тона, но его спокойный голос легко перекрыл стоящий гвалт. — Чтобы с ним перепихнуться тебе тоже понадобится помощь друзей? Стивен медленно поднял голову, находя взглядом Себастьяна. — Ну чего тебе, Моран? Я занят, — он обернулся, возвращая свое внимание к Джиму. Мориарти тяжело дышал и упорно не поддавался. Конечно, шансов у него не было, большинство бы победило в любом случае. — Краса-авчик, — протянул Стив, похлопывая Джима по щеке. — А какие глаза. Жаль, что я не увижу их, пока буду тебя иметь. Приятели Стива посмеивались, удерживая запястья Мориарти. — Перевернуть его? — спросил один из них. Шансы Джима стремились к нулю со скоростью света. Себастьян давно перестал быть юнцом, в крови которого вспыхивает ярость, затмевающая все мысли. Долгие годы войны выбили из него вспыльчивость, так что сейчас, глядя в невозмутимо-серые глаза и не скажешь, что она вообще когда-то была в этом человеке. — Что ж ты такой тупой-то? — Себастьян легко поднялся, в крови потек горячий адреналин. Драки было не избежать. — Оставь мальчишку в покое. Чтобы справиться с первым бросившимся на него заключенным, по-видимому решившим выслужиться перед новым главарем, Моран даже не остановился: просто сделал неуловимый шаг вбок, перехватил его за плечо и со всей силы приложил лицом о металлический остов одной из кроватей. Раздался оглушительный хруст сломанного носа, мужчина с громким стоном упал на пол, зажимая окровавленное лицо, а Себастьян оказался в центре событий. — Не заставляй меня просить невежливо, Стив. Остальные обступили их кругом, в центре которого остались Стив, Моран и Джеймс, по-прежнему удерживаемый тремя приятелями громилы, и не прекращающий попыток вырваться. Джим чувствовал, как руки в хватке заключенных сводит как железных тисках. Больно, мерзко, унизительно. И Моран, Моран какого-то черта решил заступиться. Это едва ли не делало ситуацию унизительней вдвойне. Мориарти шмыгнул, задыхаясь от крови, которая сочилась из разбитого носа. — Чего тебе надо, Моран? Ты же во все горло орал, что не прикрываешь этого пацана, так чего теперь? Жадность? Не волнуйся, тебе тоже перепадет после меня, разумеется. — Стиви, — в тоне Себастьяна прозвучала обманчивая мягкость, почти нежность. В камере повисла напряженная тишина. Больше всего арестанты напоминали стаю обезьян или шакалов, настороженно наблюдающих за битвой двух крупных хищников, чтобы знать, кого в дальнейшем бояться больше. — Я никого. Ни в чем. Не убеждал. Но эти крики вызывают у меня головную боль, а твоя кривая рожа — желание убивать. Все чего я хочу, это спокойно перекантоваться здесь пару дней и свалить. Поэтому отпусти мальчишку, засунь свой язык себе в задницу и никто не пострадает. Кажется, Стивен в этот момент разрывался между желанием выпустить дух из Джима, так ловко пойманного в ловушку, или устроить кровавую драку, размозжив проклятому Морану голову. Сделав вывод, что сорок второй все равно не отстанет и все испортит, заключенный, тяжело дыша, застегнул брюки, выдохнул и рванул на Морана, с силой врезав ему по лицу. И все моментально завертелось: Джим отлетел куда-то в сторону, арестанты повалили со всех сторон, не упуская возможности поучаствовать в смертоубийствах. Камера взорвалась шумом и криками. *** В ту ночь у тюремщиков было много забот: отправить на лечение нескольких человек, вывезти трупы и отправить чертовых психов в карцер. Стивену карцер уже не светил. В крохотной комнатушке карцера было два железных остова на цепях, висящих на стене, с жесткими рассохшимися досками вместо матраца. Еду приносили раз в день, да в таких крошечных порциях, что за прием пищи это почти не считалось. Никакого света, кромешная тьма, нарушаемая только когда распахивалось небольшое окошко, куда просовывались тарелки. Джима отправили туда, умыв и проверив, не сломано ли у него что (чертова забота!), Себастьяна — после допроса, заключавшегося в очередной попытке начальника тюрьмы выбить дух из заключенного. Самой большой удачей было только то, что у них не были скованы руки. Вероятно, обозленные тюремщики уповали на мечту о том, что эти двое передушат друг друга к чертовой матери. Стоило стихнуть шагам тюремщиков за толстой металлической дверью, а глазами привыкнуть к темноте, как Моран сделал небольшой шаг к Джеймсу и закатал ему звонкую оплеуху, да так, что у Джима голова мотнулась в сторону. — Это за то, что полез нарываться к этому ублюдку, — спокойно пояснил Себастьян, прежде чем опуститься на холодный пол, придерживаясь за стену, стараясь не обращать внимания на настойчивую боль в голове и во всем теле. Джим машинально схватился рукой за щеку, горящую после хлесткого удара. — Пошел ты нахер, — прошипел Мориарти, растирая ее, забираясь на деревянную доску, поджимая ноги. Спасаться от холода здесь было нечем, ни одной самой захудалой тряпки. Джим обнял себя обеими руками, пытаясь согреться. Кажется, в то время, когда он отсиживался здесь с Майклом, было не так холодно. Холод пробирался под кожу ледяными иглами, висел в воздухе как невидимая паутина, разрывал легкие судорожным, сводящим все внутренности кашлем. Холодным было все — стены, доска, заменявшая койку, полы, воздух. Очень скоро по телу начала подниматься короткая дрожь. Себастьян старался не напрягаться, чтобы не стало еще хуже. Джим шевельнулся на своей доске и натянутые цепи слегка скрипнули. — Я понимаю, что это прозвучит абсурдно, — начал он глухо, — но ты не против, если мы сядем поближе? Здесь чертовски холодно, как ты успел заметить, а я не хочу от этого сдохнуть. Поэтому, Себастьян, предлагаю скооперироваться и сохранить остатки тепла. Он помолчал, напряженно вглядываясь в темноту, как будто надеялся прозреть в этом мраке и разглядеть выражение лица Морана. — Иди сюда. На полу дует, знаешь ли. Кооперироваться там у меня нет желания. Себастьяну стало смешно от этого предложения «скооперироваться», переводимого на человеческий язык как «обняться», но он понимал, что Джеймс прав, поэтому медленно поднялся, опираясь здоровой рукой о стену и так же вдоль стены, хромая, двинулся туда, откуда раздавался голос Джима. — Скажи еще что-нибудь, — хрипло попросил он, — ничего не вижу. Не хотелось бы еще и рухнуть мимо чертовой койки. Джим вытянул перед собой руку, царапнув кончиками пальцев футболку Себастьяна. Уже уверенней он поддался вперед и ладонью прикоснулся к его боку. — Я здесь, здесь, — подал голос Мориарти, шумно вдыхая. Себастьян выставил руку вперед, и они столкнулись пальцами. — Садись. Цепи скрипнули под весом заключенного-номер-сорок-два, Джим придвинулся к Себастьяну, неожиданно обхватив его обеими руками. От Морана пахло кровью и табаком. Джим закрыл глаза, словно была какая-то разница, и стараясь как можно более беззвучно вдохнуть еще раз поглубже. У Джима руки уже озябли до состояния ледышек, и даже сквозь ткань футболки чувствовалось какой он холодный. Себастьян на ощупь в темноте нашел его ладони, накрыл своими, пытаясь согреть, а после спрятал под собственную футболку, чуть зашипев, когда холодные пальцы прижались к отбитым ребрам. Себастьян был теплым, как будто турецкое солнце жило прямо в нем, накалило его за долгое время. Джим сказал: — Я сбегу через три дня. Себастьян не спрашивал, как он собирается это сделать, не пытался объяснить самоубийственность этих попыток. — Не получи пулю в голову. И осторожнее с павлинами во дворе, они орут хуже пожарной сирены, — негромко посоветовал Себастьян. Моран мысленно усмехнулся: вот уж кто мог бы подумать, что жизнь приведет его к такому: обнимать в темноте турецкого карцера странного, практически незнакомого и совершенно непонятного мальчишку, неизвестно откуда взявшегося и способного однажды так же внезапно исчезнуть. А еще более странным было ощущение, словно они уже сидели вот так, обнявшись, тесно прижавшись друг к другу уже тысячу раз до и будет еще тысяча раз после, словно в мировой картине вдруг что-то сдвинулось, щелкнуло, звезды сошлись, созвездия перемешались и утонули в крови, а мир стал невыносимо правильным. Но, прошла секунда, другая и странное чувство прошло, растворившись в темном тюремном холоде. *** Джим все-таки сбежал, как и обещал, через три дня. Он изобразил приступ лихорадки с поистине актерским мастерством, вынудив тюремщиков вывести себя из карцера и больше туда не вернулся. Себастьян не знал, что с ним случилось: избили ли до смерти, а может быть решили подсадить в общую, додумавшись, что теперь нет Морана, чтобы его защитить, а может быть, Мориарти все же удалось улизнуть — исход остался тайной. Себастьян свои три недели тоже не отсидел. К концу первой недели, спустя три дня после побега Джеймса, тюремщик распахнул дверь и вывел Морана из карцера. В чудовищно светлой после темницы комнате для допросов Себастьяну объявили: — Вы, мистер Моран, удачливый человек. Ваше дело потеряно при передаче в суд высшей инстанции. Надзиратель Ата прищурился. — Разумеется, это незаконно, и мы все понимаем, что ему помогли исчезнуть. Но доказательств нет. Поэтому, — он швырнул мешок на стол, — вот ваши вещи. Вас проводят к выходу. Не прошло и получаса, как Себастьян оказался за воротами тюрьмы, едва не слепнущий от яркого восточного солнца, с небольшим узлом вещей и сотней долларов в кармане. Удивительно, но ему вернули все вещи, что забрали при задержании, включая кошелек с деньгами и пачку недокуренных сигарет. Все закрутилось как-то быстро и словно в стороне от сознания Себастьяна: как-то он умудрился поймать машину и добраться до города, сумел поселиться в дешевой гостинице, привел себя в порядок, долго отмываясь от тюремной грязи в душевой, выпил горячего чая и перекусил, заказал билет до Лондона. Уже к вечеру из зеркала на Морана снова смотрел прежний он — коротко остриженный, гладко выбритый, потерявший почти год жизни и до чертиков злой.