You and I - we're been in this... together

- Что будем с ней делать? Убьем? – не вынимая изо рта мундштука, Круэлла обвела взглядом присутствующих и затянулась, выпустив клубы дыма прямо в лицо Голду. Тот поморщился и отодвинулся, не скрывая отвращения: манеры Де Вилль в комплекте с видавшей лучшую жизнь шубой – бывшим предметом гордости, а ныне рассадником блох – раздражали мага до невозможности. Брезгливо сняв длинный черно-белый волос с лацкана пиджака, он перевел взгляд на Реджину, все еще находящуюся в отключке. - Можно зарезать, - продолжала мысль Круэлла. - Или сжечь. Малифисент?.. - Малифисента и ты пойдете и добудете мне страницу. Делайте, что хотите, но чтобы через час она была у меня, - не терпящим возражения тоном прервал ее излияния Темный, даже не оборачиваясь посмотреть, как колдуньи обменялись обиженными взглядами. - Я сам разберусь с Королевой. - Не повезло тебе, подруга, - без малейшего намека на упомянутую дружбу дракониха покачала головой. - Еще приказания будут, Ваше Темнейшество? - Да, - Голд пропустил мимо ушей сарказм, - мальчика не трогать под страхом смерти. - А остальных? – с тайной надеждой на веселье поинтересовалась Де Вилль. - Если сил хватит, - криво усмехнулся он, давая понять, что дискуссия закрыта. Фыркнув, Круэлла развернулась на каблуках, едва успевая подхватить сползшее манто и, осыпав мужчину новой порцией шерсти, гордо поплыла к выходу из склепа. После минувшей попойки ее изрядно пошатывало, и Голд в очередной раз пожалел, что связался с этими неудачницами. Малифисент хотя бы обладала умом, но ее мания отыскать ребенка портила всю картину. Единственная достойная союзница – она же противница – лежала сейчас на полу склепа, куда ведьмы бросили ее, не потрудившись даже соорудить коврик. Подождав, пока стук каблуков стихнет, Румпельштильцхен осторожно поднял Миллс на руки и уложил на низкую софу: Королеве не должно собирать пыль с холодного мрамора ни в одном из миров, какой бы проступок она не совершила. Ситуация живо напомнила тот раз, когда, прорвав защиту и увидев распростертую на полу женщину, Темный по-настоящему испугался. Белоснежка с Эммой побежали проверять ее пульс, а он лишь до боли в костяшках пальцев сжимал трость и не верил, что лучшее из его творений, его самая давняя знакомая и талантливейшая ученица пала жертвой коварства Пэна. Благо, это были сонные чары, но от осознания, что он мог опоздать, у Голда сжималось сердце. Теряя по очереди дорогих ему людей, он не мог представить, что эта дикая в страсти, ненависти и жажде жизни колдунья однажды не откроет своих горящих глаз и не плеснет ядом на рану, сопровождая слова улыбкой превосходства. Зачарованный Лес без Злой Королевы, как и Сторибрук без Реджины Миллс, перестал бы быть прежним, полагал Темный и вполне обоснованно: что, как не награда за голову падчерицы, свело последнюю с Прекрасным Принцем, сделав возможным появление Эммы Свон. Устроившись на табуретке, Голд принялся ждать пробуждения Ее Величества. Прошло не так много времени, и она зашевелилась, потирая ушибленный при падении затылок. - Очнулась, дорогуша? На-ка, выпей, - маг протянул ей стакан воды, памятуя о следующей за магическим сном жажде, и Реджина, не глядя, опрокинула в себя содержимое. – Неужели так доверяешь, что не спросишь, что это? - Хотел бы убить, не ждал, пока я приду в себя, - она пожала плечами, оглядываясь по сторонам. – Что меня выдало? - Неумение служить, - Румпельштильцхен хмыкнул. – Ты слишком исправно выполняла приказы, тебе это несвойственно. Я ожидал нечто подобное с самого начала. Когда речь заходит о подражании добру, из тебя получается плохая актриса. Настал черед Королевы хмыкать: старый черт был прав. Она уже собиралась ответить колкостью, как, нагнувшись, тот с интересом поднял с пола свернутый вчетверо листок. Одного взгляда хватило, чтобы внутри Реджины все похолодело: в руках мага было не что иное, как злосчастная станица номер двадцать три. - Отдай! – она не успела вырвать картинку: проворный Голд развернул ее раньше и изумленно уставился на тянущихся друг к другу с поцелуем влюбленных, чье сходство не оставляло вопросов, а затем перевел взгляд на смутившуюся брюнетку. - Этого не было в книге? – при других обстоятельствах Реджина бы огрызнулась, но Темный смотрел без ехидства, с неподдельным интересом, и после паузы она кивнула: - Ее нашел Робин, - при родном имени в сердце кольнуло. - В библиотеке. - Порванную и наспех склеенную? - Нет... я склеила ее, - Королева отвела взгляд, вспоминая, как поздним вечером того же дня приехала к черте, коря себя за опрометчивость. Страница служила единственным материальным доказательством их предначертанной любви, и, подарив ее Реджине, Робин подарил нечто большее: надежду, веру в счастье, оправданное доверие. Рвать ее было глупой затеей. Вздрагивая от каждого шороха из страха быть пойманной с поличным, женщина подсвечивала фонариком каждый светлый предмет на шоссе и старалась не думать, что клочки, должно быть, уже разнесло ветром. Она и не подозревала, что на дороге столько мусора!.. Не замечая испачканного пальто, Реджина на коленях ползала по асфальту, размазывая слезы – те самые, что удалось сдержать днем, - по щекам, и бережно складывала бумажку к бумажке, расправляла, разглаживала, целовала. Никто не видел ее такой, а увидев, не поверил бы, но, к счастью, все горожане спали, позволив Ее Величеству раз в жизни остаться без маски и доспехов – самой собой. Румпельштильцхену не требовалось проникать в мысли, чтобы все это прочесть по глазам, нервно сведенным рукам и напрягшемуся телу женщины. Он видел ее состояние, когда пришел попрощаться (тогда еще не знал, что билет из Сторибрука будет на одно лицо) и поддержать, в тот момент искренне сочувствуя ей и восхищаясь благородным поступком. Реджина прошла немалый путь, сумев отпустить любимого человека; путь, слишком сложный для Темного мага. Он свернул с него, предпочитая старый добрый обман честности, а Королева продолжала идти с гордо поднятой головой, невзирая на камни, брошенные в нее рукой Добродетели, – за это стоило, как минимум, уважать. Шевельнув пальцами, колдун вернул странице первоначальный вид и протянул ее Реджине. Она невольно прижала ее к сердцу, а после, смутившись еще больше, быстро сложила и убрала в карман. - Он не вернется, - упрямо сжатые губы женщины красноречивее слов говорили, что слова бесполезны: она все еще надеялась, вспоминая единственный раз, когда черта пропустила в город уже побывавшего в нем человека. – Оуэн, вот оно что... – со вздохом догадался антиквар. - Тебе напомнить, кем стал милый мальчик, отца которого ты закопала в лесу? Думала, не знаю? – Голд покрепче сжал рукоять трости, но Реджина молчала. Пусть через время, но Оуэн нашел дорогу обратно, доказав, что и у защитного заклинания есть свои недостатки. Ныне проклятье пало, и когда в дверь дома сто восемь постучится Локсли, хозяйка не будет прекрасна и молода, как прежде, но она не перестанет ждать. Потому что знает: чудеса случаются, если в них по-настоящему верить. А Королева верила – ничего другого ей не осталось. - Реджина, - Голд взял ее руку в свою и подождал, пока их взгляды встретятся, - хочешь я покажу тебе твое будущее? Смотри, - невзирая на слабый протест, он сосредоточился, и в мозгу Миллс замелькали картинки. Вот взрослый Генри уезжает в колледж и уже в автобусе вспоминает, что так и не навестил приемную мать – выходные такие короткие, что все уходят на сон, еду и домашние задания. Вот Эмма и Киллиан воркуют над младенцем, выслушивая советы умудренной матери – Белоснежки. А вот и белый особняк, подъездную дорожку которого покрыли опавшие листья. Яблоня чахнет, как и хозяйка – ее можно разглядеть в окне второго этажа. Постаревшая, с сединой в черных волосах, с жесткой складкой у губ и вечной морщинкой на лбу – свидетельством чрезмерной работы в напрасных попытках забыть Робина и любовь к нему – она склоняется над бумагами, вчитывается в проблемы горожан, сопровождаемые мелкими цифрами статистики... Серая, как осеннее небо, жизнь, бессмысленная и беспросветная. - Он не вернется, - мягко повторил Румпельштильцхен. - Привез меня сюда, чтобы вдоволь поиздеваться? – Реджина устало посмотрела на него. - Унизить еще больше, чем я унизилась, разглагольствуя о счастье Робина с другой женщиной и убеждая всех вокруг, что так и должно быть? Или указать на неправильный выбор стороны? Можешь не трудиться, я не пойду против сына. - Я предлагаю тебе выбор. Ты можешь получить достойную Вашего Величества жизнь, где однажды найдется место и для новой любви, или прозябать до конца дней в окружении фантомов, которые никогда не станут реальностью. Что тебе милее, дорогуша? - Ты хочешь написать свой хэппи-энд, - это прозвучало, как обвинение, и Голд, казалось, удивился недогадливости ученицы. - Написать? Круэлла с Малефисентой так считают, но мы-то с тобой знаем, что злодеям счастливый конец не полагается. А в герои заделаться сейчас не просто. В Авторы – и подавно. - Тогда зачем ты вернулся в Сторибрук? – недоуменно спросила Миллс, все больше запутываясь в хитросплетениях его интриг. - За тобой, - просто ответил мужчина. – Бэлль нашла себе новую пассию, а больше ничего меня здесь не держало. Исключая тебя, конечно, и внука. Но у Генри теперь столько родственников, что одним больше, одним меньше – не велика потеря. - Чтобы Румпельштильцхен думал о ком-то кроме себя? – Реджина фыркнула. – Думаешь, я поверю в эти сказки? Мы с тобой всегда были эгоистами и заботились лишь о собственном успехе. - Вот именно, что мы с тобой. Вместе, - антиквар встал и, дойдя до выхода, обернулся. – Почему ты заставила Робина уйти с Мэриан? - Ингрид заморозила ее, и я... – начала было Королева, но тот досадливо отмахнулся. - Я обучал тебя и всегда отличу твою магию от любой другой. Ты наложила ледяные чары на жену Локсли. Меня интересует, зачем? Ты же сама мучаешься из-за этого. - Затем, что Робин решил бросить Роланда, - прошептала Реджина. – В тот миг, когда я услышала его признание, то поняла, что не смогу относиться по-прежнему к человеку, который способен отречься от сына... Я готова отдать жизнь за Генри. Поэтому осталась с ним. - Но ты все еще любишь Локсли. - А ты все еще любишь Бэлль. С усмешкой признав ничью, Голд заковылял по лестнице, предоставляя Королеве право самой выбрать свою судьбу и сторону заодно.

***

Осень в этом году выдалась дождливой. Впрочем, Реджина уже не помнила, когда было иначе. Последнее время погода в Мэне портилась от лета к лету, и находящемуся на берегу океана Сторибруку доставалось вдвойне. Укутанные в шарфы, с натянутыми на самые брови шапками, горожане бежали с работы домой, а счастливчики вроде госпожи мэра провожали их взглядами из теплых салонов автомобилей, затерявшихся в многочасовой пробке. Машин стало больше, как и жителей, и уже для многих битва с коварной ведьмой Запада превратилась в полустершееся воспоминание. Защищенный магией от внешнего мира, город мерно дремал, просыпаясь лишь изредка, да и то ненадолго: не было причины. Злодеи исправились, герои перестали кичиться геройством – почти та же картина, что и во время первого проклятья, более тоскливая, возможно, хотя никто не жаловался. Прошло десять лет, но Реджина оставалась бессменным мэром Сторибрука. Убедившись, что никто лучше нее не справится с этой должностью, ей вернули владения и права, что могло бы стать приятной новостью, не будь у Миллс в памяти более счастливых минут, никак не связанных с мэрством. Но и образ Робина со временем тускнел, пока однажды Королева не поймала себя на мысли, что не помнит, какого цвета были волосы у разбойника, какой длины. Она ждала, исправно приходила к черте и до рези в глазах вглядывалась вдаль, звонила по найденному Эммой номеру – семья Локсли там больше не жила, как выяснилось, – надеялась, просыпаясь утром и не обнаруживая рядом никого, а потом перестала. Постепенно, шаг за шагом, отвлекаясь на другие дела и мысли. Он не вернется – Реджина знала это давно, еще с разговора с Голдом в склепе, когда тот показал ей будущее, но вера вошла в привычку, стала теплой грустью, изредка согревающей царапины на сердце, а о большем Королева уже и не просила. Генри закончил колледж, и теперь работал в издательстве, навещая матерей на Рождество и, если получалось, на день Благодарения: Реджина подарила ему амулет, способный сделать границу Сторибрука видимой. Годы опыта над пробирками не прошли даром, и ей хотелось похвастаться Робину своими успехами, но следы разбойника затерялись в Нью-Йорке – городе небоскребов, денег и одиночества. Кинув ключи на столик, Королева мельком заглянула в зеркало, отмечая на виске новую седую прядь. Немолода, но все еще красива. Ободрившись, она прошла в гостиную, размышляя о том, что приготовить на ужин, когда заметила на диване фигуру. Сердце бешено забилось, но то был не Робин. Правда, отдать должное, этого гостя Миллс тоже не ждала. - Ваше Величество, - почтительно привстал Голд и окинул мэра изучающим взглядом, от которого не укрылись тени под глазами и болезненная бледность кожи. – Годы тебе не к лицу, выглядишь ужасно. - Не ужаснее тебя. Чем обязана? - Был неподалеку, решил заглянуть к старому другу на огонек. Угостишь чем-нибудь? - Я тебе не друг, Голд. Еды нет, я только с работы, могу предложить выпить, - прекрасно помня предпочтения мага, Реджина достала из бара бутылку и плеснула из нее в бокалы, протягивая ему один, а себе беря второй. – Как поживаешь? Оправдал себя твой хэппи-энд? - Можно сказать, и так. Я богат, доволен жизнью, влиятелен, что еще нужно? – безукоризненно сидящий костюм подтверждал его слова. – Ну а ты как? Продолжаешь подчинять себе умы горожан? Все голосуют «за» или кто-то воздерживается? - Явка на выборы стопроцентная, - женщина отпила виски и покрутила в руках стакан. – Как ни странно, но я рада тебя видеть. Давно, знаешь ли, не происходило ничего интересного. Злодеев нет, герои вымерли – скукота! Сижу в мэрии, бумажки перебираю целый день. То ли дело раньше!.. - Ты довольна тем, что имеешь? – напускная веселость в голосе Реджины не обманула Румпельштильцхена. - Ты сам знаешь ответ, к чему опять этот разговор, - раздосадованная, она посмотрела в окно и вздрогнула, когда в следующий миг антиквар протянул ей руку. - Мое предложение все еще в силе. Этому миру больше нечего тебе дать. Долго-долго женщина смотрела на его ладонь, взвешивая, словно на Страшном Суде, прошлое и настоящее, соотносила, оценивала. Второй шанс начать все заново манил за собой лучше пыльцы фей, но не слишком ли поздно что-то менять? - Мы чужие в этом мире, Реджина. И мы достойны большего, чем те крохи со стола жизни, за которым мы пировали когда-то. - Меня будут искать... – почти поверив, она отдернула руку, недоверчиво смотря в золотистые глаза бессмертного мага. - Кто? Город забудет о твоем существовании. Или ты сомневаешься в моем слове? - Только в твоей честности, - вздохнув, Королева все-таки взялась за прохладные пальцы Голда. – Что нужно делать? - Закрой глаза, - послушно закрыв, она мысленно попрощалась с Генри и попросила прощения у Робина за то, что не смогла дождаться. – Открывай. От яркого света Реджина зажмурилась, заслоняя глаза рукой и отмечая маникюр времен Зачарованного Леса. На голове непривычно ощущалась тяжесть высокой прически, а корсет сдавливал грудь совсем как раньше, но не это привлекло ее внимание. В зеркале напротив отражалась Злая Королева во всей своей красоте и величии, а за плечом стоял... - Нравится, дорогуша? – Румпельштильцхен ехидно рассмеялся. – Выгляни в окно, не бойся, - только тут женщина заметила, что они находятся во дворцовых покоях, залитых солнечными лучами. Отбив каблуками уверенный ритм, она прошествовала к стрельчатому проему и ахнула, увидев открывшуюся взгляду картину. У подножья башни расстилалась чудесная страна, с долинами, реками, горными вершинами, похожая на их родину и одновременно отличная от нее. - Что это за место?.. - Реджине уже не терпелось познакомиться с ней поближе. - Это твои новые владения, Ваше Величество, управлять которыми мы будем как всегда вместе, - колдун учтиво поклонился, и кудри на его голове запрыгали вверх-вниз. - Вместе... – эхом отозвалась брюнетка, а после, глубоко вдохнув, что есть силы рявкнула на притаившихся по углам слуг: - Подать карету! Сейчас же! Откинув длинный шлейф, она вздернула подбородок и зашагала к тяжелым дверям, распахивая их небрежным движением руки. Замок пришел в движение, стражники торопились отдать Королеве честь, и Темный маг, наблюдая за преображением своей ученицы, тонко улыбнулся: вместе. И никак иначе.