Письмо

      Он просыпается в больничной палате. Не вскакивает, испуганный очередным кошмаром. Не срывает лихорадочно провода капельницы, нервные пальцы не скользят по влажной от холодного пота коже. Уилл посыпается от слепящего луча солнца из неплотно зашторенного окна. Как просыпаются все обычные люди, каждое обычное нормальное утро. Уилл чувствует мягкую, умиротворяющую утреннюю лень и детское желание подольше не вылезать из кровати.       А потом он вспоминает. Что произошло.       Спустя минуту разглядывания стерильно-белого потолка, не до конца проснувшийся мозг словно прошивает раскаленной белой иглой, там, где только что было спокойное любопытство не остается ничего. Вакуум холодной болезненной иронии.       Будто другими глазами он разглядывает палату, светлая и чистая, она уже не внушает надежды. Пугает своей отталкивающей белизной. Так некстати Уилл вспоминает сцену из фильма ужасов. Он-неизвесто где, все мертвы, а зомби-фбровцы скоро доберутся сюда, обглодают ему все кости. С привычным отрешенным профессионализмом, Уилл думает, анализирует что же незаконного найдут в его действиях агенты. И усмехается про себя обреченно. Уже неважно. Только бы в покое оставили. Он неловко приподнимается на кровати, не обращая внимания на тупую одеревеневшую боль.       Букет. Почти засохший, без карточки. От кого? Неважно. От кого-то из нас — тех кто немыслимым образом умудрился выжить после близкого знакомства с доктором Лектером. Издевательское напоминание от Мейсона или соболезнования Марго. Или происки жадной до скандалов и чужих бед Фредди. А может? Мог ли той ночью еще кто-то остаться в живых? Если так, то впору задуматься зачем это нужно Ганнибалу просто так не совершающему ошибок. Зачем нужна была ему Эбигейл? В глубине души Уилл отлично это понимает, потому и боится задаваться этим вопросом. Даже не зная жива ли она, будучи полностью уверенным в ее смерти и ненавидя Ганнибала за это. Даже тогда он сомневался. Готов был согласиться. Почти.       И теперь в этой чертовой больничной палате, под слепящее ярким светом, окутанный бинтами и проводами, как распятое в альбоме коллекционера редкое насекомое, теперь Уилл не уверен как поступил бы, знай он, что Эбигейл жива. Пока ты жив, думаешь, что есть множество вещей и похуже смерти, только вот с ней, единственной ничего не поделаешь. Может та сумасшедшая жизнь, которую подготовил для них Ганнибал стала бы спасением для Эбигейл. А может и проклятием. Для него самого. Ведь убивать Рендела Тира было так приятно.       Навязчивые мысли как клубок змей, крутятся в голове, кусая себя за хвост. Горло, саднящее, при воспоминании о побывавшей в нем трубке, рука, уверенно забирающая у него пистолет, испуганная, задыхающаяся Эбигейл. Образы выныривают из чернильно темной глубины сознания, оставляющие только ноющую, зудящую боль. Как быстрый, почти безболезненный удар опасной бритвой. Кожа расходится, раскрывается, обнажая бледно-красное мясо и, на секунду показавшуюся желтую капельку подкожного жира. Разверзнутая пропасть. Широко раскрытый в немом крике рот...       Двое агентов, что пришли к нему проводить допрос, работали под руководством Джека. Раньше. Они ясно дают понять, что не рады будут видеть его в своих рядах после смерти Кроуфорда. Уилл с ними полностью согласен. Он объясняет им произошедшее в своей прежней нервозно-торопливой манере, но на некоторые вопросы сложно дать однозначный ответ. Агенты смотрят на него с подозрительной, неприязненной жалостью. Место в академии за ним оставляют, хотя еще долгое время его будут подозревать в сговоре с потрошителем.       Уилл не приходит на могилу Аланы и Джека, боясь проницательных, обвиняющих взглядов их общих знакомых. Только к Эбигел, ведь к ней совсем некому приходить, но и там среди каменных наростов надгробий, Уилл встречает того, кого совсем не хотелось бы видеть. Фредди Лаундс, репортерше-стервятнице, какой Уилл ее знает совсем тут не место. С ее стороны это почти издевательство. Но Фредди непривычно молчалива, только кивает ему и бросает на прощание "вы были с ним довольно близки", оставляя Уилла в злом замешательстве.       Уилл возвращается на работу, и гуляет вечерами по пустырю в окружении своих собак. Свет в доме он оставляет включенным, будто боится не найти дорогу назад в темноте. Мертвецы уже не наблюдают за ним из темных углов. Кошмары сменила ноющая, томящаяся пустота. -Что могло толкнуть его на подобное? Насколько одиноким был этот человек?       Мелькают фотографии. На каждой — тело, от почти свежего до почти превращенного в мумию. Девид Росс сохранил каждого, проявившего к нему доброту. В его небольшом домике нашли одиннадцать трупов. Никем не любимый Девид подарил свою любовь каждому из них. Он думал, что они счастливы и плакал когда его задержали. Не потому, что боялся тюрьмы, а потому, что больше их не увидит. С вылеченным энцефалитом пропали и галлюцинации, но впечатлительному разуму Уилла это совсем не мешает.       Он не задерживается на работе. Но даже веселый лай, встречающих Уилл собак, не делает его дом более гостеприимным. За чашкой кофе, он разбирает почту. Среди счетов и штрафов за парковку-письмо. Кажется, люди еще в прошлом веке перестали их писать, у Уилла совершенно точно нет друзей по переписке. Имя ему не знакомо. Каллиграфическим почерком в безымянном письме: Он скоро простит вас. И гораздо страшнее, что и вы тоже простите. Вы не менее опасны и безумны раз не сбежали от него вовремя. -Письмо-улика. Стоило бы сообщить ФБР.—думает Уилл. И оставляет его на столе. Во время сегодняшней прогулки по пустырю он уже не включает свет. Найдя письмо на следующий день он машинально вкладывает его вместо закладки в книгу и, кажется, ждет еще одного. Больше писем не приходит. Уилл изучает это единственное письмо, запоминает до малейших подробностей.       Среди ночи неприятная трель телефона вырывает его из сна. При взгляде на незнакомый номер возвращается привычное сосредоточенное волнение, что сопровождало каждую поездку на место преступления. Уилл тянется к телефону, не замечая своей нервной, дрожащей улыбки. -Здравствуйте, доктор Лектер.