Немного об изменах, сигаретах и цветочных духах

Он понятия не имел, когда это началось. Легко строить планы на жизнь, пока не попадешь в безвыходную ситуацию, - подумал Джон. Измена всегда казалась ему вещью грязной и отвратительной, и он просто не понимал, почему нельзя по-человечески разойтись? Зачем, унижаясь, прятаться и повторять раз за разом примитивную, пошлую ложь про задержание на работе? Всю жизнь он был уверен в том, что это полное неуважение ко всем троим: обманутому, прежде любимому человеку, любовнику и к самому себе. Правда, эти мысли вытеснились из его головы, когда Шерлок снова приложился мягкими, влажными губами к его обнаженному плечу, вырывая, против его воли, резкий выдох прямо из горла. Двадцать минут назад Джон звонил Мэри, говоря, что ему пришлось заменять дежурного врача и заночует он на работе, а та со смешком сказала "Хорошо, Джон" так, что было понятно: она улыбается. Пальцы у Шерлока были холодные, всегда чертовски холодные и чертовски длинные, сколько Джон Шерлока ни помнил, точнее, помнил его руки - с их первого рукопожатия на Бейкер-стрит до настоящего момента, когда эти гребанные пальцы вытворяли с его телом черт знает что - и вытесняли все мысли о его любимой Мэри, об их будущем ребенке и вообще планах на жизнь: все летело в тартарары, а ему было полностью наплевать. И так каждый раз Джон уверял себя: да, да, это будет, конечно же, последний, самый последний раз, и он больше никогда не будет обманывать свою Мэри с лучезарными глазами, носящую в себе его, Джона, ребенка, но каждый раз он это обещание давал себе, лихорадочно целуя губы Шерлока. Это было не так, как с Мэри, не так, как со всеми его бывшими девушками, это была настоящая необходимость, без которой было сложно дышать, и как обещающий завязать наркоман, он снова и снова брел на 221-Б. И не было уже дела ни до каких нежностей, лишь бы получить дозу. Потому что слов не хватает, потому что и сказать ему нечего, и это было что-то сильнее его. Как, впрочем, и Шерлока. *** В одном Шерлок и Джон сходились: когда на улице было достаточно светло, они не любили включать свет. Это было очередное серое, промозглое утро; уже одетый и собирающийся уйти с минуты на минуту Джон смотрел в окно, прислушиваясь к мерному тиканью часов на полке. Свет мягко прорезался сквозь темно-серые, тяжелые тучи, освещая город очередным ноябрьским утром. Полумрак комнаты успокаивал Джона и словно притуплял все его эмоции. - Ты идешь? Этот простой вопрос был задан так безнадежно, будто бы Джон уходил навсегда. Его неожиданно обуяла злость, и ему захотелось рассмеяться Шерлоку в лицо, мол - о чем ты, придурок, конечно, я приду снова, и мы снова будем трахаться, пока моя беременная жена мирно спит дома, и я не имею никакого дурацкого понятия, что вообще дальше делать, а все потому, что я люблю тебя, эгоистичный кретин... Но Джон ничего не сказал, решив, что так будет лучше. - Да, иду, - тихо ответил он и повернулся лицом к Шерлоку. Словно боясь отпугнуть - и как смешно это, учитывая то, что они делали ночью! - Шерлок подошел к Джону еще ближе, наклонился и взял его лицо в свои ладони. Джон запустил руку в его кудри, вдыхая шедший от него запах сигарет. И вся его злость исчезла. Они целовались долго и осторожно, не могли отпустить друг друга, как влюбленные подростки на первом свидании или так, будто они прощались действительно навсегда. Выйдя на улицу, Джон поежился от холода. *** Мэри, в ярко-красном свитере, с зачесанными за уши короткими волосами, открыла ему дверь. Он прижал ее округлившееся, теплое тело к себе, вдыхая запах ее легких цветочных духов и выпечки, витавший в их уютном доме. Они прошли на кухню. Мэри поставила на плиту чайник, и они говорили о работе и неприятной, но ставшей такой привычной погоде. Джон улыбался нервно и натянуто, надеясь, это она этого не заметит. Мэри потянулась, чтобы коротко поцеловать его в губы. Она почувствовала горьковатый привкус и услышала характерный запах. - Джон, ты разве начал курить? - спросила она, чуть нахмурившись. И на пару мгновений его лицо приняло слишком обескураженное выражение.