Thank Heaven! the crisis - The danger is past, And the lingering illness Is over at last - And the fever called «Living» Is conquered at last. Edgar Allan Poe, "For Annie"
***
Я спускаюсь по старым, полустёршимся ступеням вниз. Темнота клацает челюстями, поджидая меня. Но я не боюсь тьмы, ведь её так легко победить. Пожалуй, победить тьму легче всего на свете. Наконец, я оказываюсь на нижней площадке лестницы. Взмах палочки – и вот старинные фонари освещают пространство неясными отблесками, но их хватает, чтобы увидеть белоснежную поверхность мраморного ложа и оливковую смуглость кожи лежащей на нём девушки. Клементина Лурье. Её звали так. Имя перекатывается серебряными шариками по языку, упираясь в гортань и вибрируя. Лурье – старинный аристократический род, именитый, но обедневший. Поговаривают, что предки нынешних Лурье были в родстве с самой феей Морганой. Не знаю, правда это или нет, но меня это мало занимает, ведь всё это – лишь слухи, глупые сказки, которые одни великовозрастные дети рассказывают другим. Она прекрасна. Эта девушка прекрасна – даже смерть не смогла отобрать её красоту. Острая коса старухи затупилась об оливковую кожу, иссиня-чёрные волосы и тёмно-карие, почти чёрные глаза. Клементина мертва уже несколько месяцев, но магия делает своё дело, и лик девушки не обезображен тлением. Я помню, господи, как ясно я помню тот миг, когда её сердце остановилось.***
Я не хотела. Я лгу. Конечно, я хотела. Я желала этого больше всего на свете. Страстно, ненасытно желала с того самого мгновения, когда, взглянув на Клементину и моего мужа, поняла, что Люциус уже не принадлежит мне. Мужья традиционно считают, что жёны слепы и ничего не замечают. Знали бы они, как заблуждаются. Всякая жена умеет замечать, казалось бы, незаметные движения, перехватывать тайные взгляды, слышать едва различимый шёпот и запахи. Это сводило меня с ума. Каждый раз, когда Клементина появлялась в нашем доме, я кожей ощущала статическое электричество, искрами скользящее в воздухе. Это вышло случайно. Я вновь лгу. Конечно, это вышло абсолютно не случайно. Мною двигал холодный расчёт, и я знаю, что тогда я была разумнее, чем когда-либо. Я всегда умела производить впечатление невозмутимой и холодной женщины, которой нет дела ни до чего, кроме её причёски и фасонов платья. И, конечно, семьи -- в первую очередь. Но в тот раз мне не пришлось притворяться.***
- Красивое колье, правда? – мимоходом бросает она, на секунду прекратив подкрашивать губы. - Да. - Подарок Люциуса. На нашу годовщину. Она смотрит на моё отражение в зеркале, наслаждаясь каждым словом, забивая их, как гвозди в крышку моего гроба. - Надо же, - изображаю я вежливое удивление. - Брось, Нарцисса, - она поворачивается ко мне, заведя руки за спину и опираясь на край мраморной раковины. – Мы обе знаем, что ты в курсе наших с Люциусом отношений. - Пусть так. И что? – я чувствую пульсацию в висках, но не показываю этого ни взглядом, ни жестом, ни движением. - Разве тебе не больно? – изящным движением она поправляет бретель алого платья, горящего закатным солнцем на её смуглой коже. Я молчу, а она закидывает голову назад и мелодично смеётся. Её горло такое беззащитное, кожа мягка даже на вид, а сбоку пульсирует маленькая жилка, отсчитывая её пульс – неровный, суматошный. Она волнуется? - Отдай его мне, - отсмеявшись, произносит она. – Я люблю его. Я хочу быть с ним. Только я, без тебя. - Нет, - твёрдо произношу я. - Нарцисса, не шути со мной, - она облизывает пухлые губы и смотрит на меня -- долго, оценивающе, словно... словно проверяет меня своими словами. – Забирай сына и уходи из нашей жизни, иначе… Она многозначительно замолкает. В глазах у меня темнеет. Она угрожает Драко. Эта девчонка смеет угрожать моему сыну?! - Зачем тебе мой муж? Он и так оплачивает твои прихоти, наряды и украшения – что ещё тебе нужно? - Глупая, глупая Цисси, - она подходит ко мне вплотную и кладёт изящную ручку на моё плечо. – Ты не поверишь, я знаю, но я люблю Люциуса. Отступись сейчас, иначе будет слишком поздно. Её прерывистое дыхание щекочет мне шею. Моё внимание привлекают маникюрные ножницы, лежащие на краешке ванны. Резким движением я хватаю их и провожу остриём по трогательно-беззащитному горлу Клементины, глубоко вонзая лезвия, разрывая хрупкую кожу, терзая её, упиваясь этой жестокостью. Показывается кровь, сначала совсем чуть-чуть, а затем всё больше и больше. Она течёт, заливая платье. От алого цвета всё вокруг рябит и кажется малиновым. Клементина сначала удивлённо смотрит на меня, а затем оседает на пол, утягивая меня за собой. - Что… Что ты… Сделала? – через силу шепчет она. Её жемчужные зубы окрашиваются в красное; кровь течёт изо рта, течёт по горлу в лёгкие, заставляя Клементину захлёбываться ею. Она распластывается на полу, тело сотрясают конвульсии. Наконец, изогнувшись и негромко простонав, она затихает, а меня посещает странная мысль: должно быть, именно так она выглядит, занимаясь с Люциусом любовью. То есть… выглядела. Я встаю и смотрю на неё сверху вниз, подмечая малейшие детали: сцарапанные, сломанные ногти, которыми она цеплялась за плитки на полу, будто то была её жизнь, спутанные волосы, сыро поблёскивающие от крови, сюрреалистические разводы красного на красном – кровь на алом платье, закатившиеся глаза, белки которых едва виднеются из-под прикрытых век, уже застывающие бурые разводы крови возле рта. Я оглядываю своё платье и лицо, став напротив зеркала. Удивительно, но на мне нет ни капли крови. Я чиста, значит, я невинна.***
Тогда я перенесла её сюда, в этот потайной подвал. Замок Малфоев хранит много тайн, неизвестных даже самим владельцам, и эта комната – один из них, который мне всё же довелось узнать. Я наложила маскирующие чары, и теперь её тело выглядело настолько живым, что казалось – ещё секунда, и она очнётся ото сна, сядет, недоумённо оглядываясь, и поинтересуется: «Который час? Надеюсь, я не опоздала к вечерним коктейлям?» Но всё это – прах и тлен, во всех смыслах.***
- Господи, Нарцисса, ты с ума сошла? – муж был в бешенстве, когда узнал обо всём. – После всего, что произошло, после того, как всю нашу семью трясли на допросах, после того, как мы чудом избежали заключения в Азкабан, ты решила подставить нас? Господи… Я стою, смотря в приветливо распахнутое окно, и молчу. - Она была всего лишь увлечением, Нарцисса, понимаешь? Может, ты убьёшь каждую женщину, на которую я посмотрел? - Не утрируй, - едва заметно морщусь я. - Где тело? - Я избавилась от него, - спокойно произношу я, а перед внутренним взором встаёт подвальная комната с белым мраморным ложем. - Хорошо… Хорошо. Я улажу всё остальное. Ступай, Нарцисса. В его голосе нет ни капли сожаления, лишь страх наказания, и внезапно мне становится жаль Клементину. Глупая девица была всего лишь игрушкой моего мужа, но так и не поняла этого.***
В последнее время мне всё чаще кажется, что я перепутала кое-что. Мне кажется, эта ревность была ошибочной. Мне кажется, я приревновала не Люциуса, а Клементину. - Правда? – произношу я вслух. Мёртвое тело всё так же неподвижно, но на шее… На шее пульсирует голубая жилка. Сумасшедший пульс. Она не боялась тогда. Она чувствовала нечто другое. Как, впрочем, и я. - Правда? – повторяю я свой вопрос. «…да», - разносится по помещению тихий гул. Быть может, это лишь эхо, но в этом коротком слове я слышу голос Клементины – хриплый, надсадный, её предсмертный голос. Что ж, тогда я совершила ошибку, но я могу исправить её. Маникюрные ножницы всегда в кармане моего платья, а Люциус так любит вздремнуть после обеда…