Еще не любит

Еще не царствует река, Но синий лед она уж топит; Еще не тают облака, Но снежный кубок солнцем допит. Уж сколько знаков Он ему посылает... И то не букеты цветов, не солнечный свет на окне сквозь туманные капли дождя, не счастливые улыбки при встрече. Даже не едва заметные касания пальцев, вроде совсем случайно, но так, чтобы сердце замерло на мгновение и глаза встревоженно расширились, ловя удивленно ответный взгляд. Это не робкое бормотание влюбленного, совсем позабывшего только что заданный вопрос, не трепетное чувство, от которого по телу расползается блаженная слабость, такая, что коленки подгибаются и улыбка так и просится на свет. Но все же знаков достаточно... А во взгляде усталость и скорбь. И Он безразлично пожимает плечами, театрально закатывает глаза, но отдает провинившегося оборотня, как нашкодившего щенка, якобы позабыв обменять того на новое магическое воздействие. Он заваливает его стол кучами бессмысленных бумажек, никому не нужных жалоб, пустой болтовни в литературно-официальной форме. Их сжигают пачками, пепел кружится в воздухе вечерней Москвы и несется ветром куда-то по Тверской. Но Он все равно посылает новые запросы-жалобы и неизменно листки бумаги падают на его стол, хотя он вроде бы начальник по кадрам и совсем не имеет отношения к оперативной работе. Но Он находит причины. Он говорит о том, что кадры подобраны не правильно, что нельзя выпускать сопливых новичков на улицы, пускать охотиться на ведьм желторотых птенцов и винит во всем Светлых. У Него всегда и во всем виноват Свет... Когда Он оказывается рядом, то неизменно забывает зажигалку. Долго греет ладони маленьким огоньком подожженной светлым спички и выпускает облако дыма всегда прямо в глаза. Снисходительно-грустно смотрит на то как слезятся глаза противника и не думает извиняться. Он не привык хоть о чем-то сожалеть и если что-то делает, то это всегда имеет смысл. Поэтому Городецкий не спорит, когда Он приходит без спроса в его квартиру и впихивает в руки очередной амулет с бесконечно полезными свойствами. И даже Гесер уже не звонит, приказывая взять с собой непрошеный подарок. Городецкий не верит Его подаркам, ищет двойное дно, гадает что Он стребует в ответ. И наверное в этом он прав. Ведь у Него много лиц, у Него и вовсе нет дна... Он часто злится и много брюзжит, как дряхлый старик, переспрашивает, перепроверяет, уточняет все мелочи совместной операции и хихикает над никому не понятными шуточками. Он равнодушен к чужому пониманию и не ищет его, уходя на балкон курить и дышать отравленным выхлопами воздухом. Ему нравится одиночество. Но когда Городецкий выходит следом, Он не язвит, не плещет ядом, Он молчит и сам впервые учится понимать. Ему это не нравится, но Он все равно говорит светлому что-то такое, что тот становится задумчив, а потом ночью долго смотрит в потолок, размышляя над оброненной, якобы случайно, фразой. Он знает и об этом. Он читает линии вероятностей. Поэтому Он знает каждый его шаг. И Он уезжает из города в глубинку на пару недель, когда погибает в крупной многоходовой комбинации Светлана. Купается в баньке, пьет водку с местными работягами, а по утрам заваривает чай с малиной. Ему не нравится бездействие, но Он умеет выжидать. Не признается в этом даже себе, но раскаивается в том, что приблизил гибель жены Городецкого. Он не боится. Но если бы боялся...то непременно уехал бы в глухенькую деревеньку на пару недель. Потому что видеть отвращение и ненависть в его глазах не хочется до одури. От этого Он злится все чаще. Чаще вздыхает и смотрит скорбно, так, что трудно отвести взгляд от Его глаз. Может быть в этом и вся причина. Но на Него вешаются ведьмы... И хоть Он совсем не привлекательный, худой и вызывает страх, но в Него падают, как в пропасть. Ему все равно, Он совсем их не жалеет, каждая загубленная жизнь - это крестик в его списке напротив исполненного плана в извечной борьбе Света и Тьмы. Но иногда Он жалеет что не походит на пламя. Ему жаль, что Городецкий не умеет лететь на Его свет. На самом деле Он знает, что в нем совсем нет Света. И это не огорчает, Он умеет воспринимать как факт некоторые обстоятельства. Но еще Он умеет бороться. Так, чтобы до последнего вздоха, до вспоротых легких, до израненных ног. До бесконечных рядов пострадавших от Его битв. До изощренности хитрых планов. Годами, десятилетиями, веками... Он умеет не отступать и это не может не привлекать. И сейчас Он тоже борется. Так, как умеет только Он. И Городецкий может сколько угодно отводить глаза, шипеть и ругаться, выдергивать свою руку из Его рук и отталкивать зонт под проливным дождем, все отступая в сторону и отступая. Городецкий проигрывает, хоть сам еще этого не понимает. Ведь он так молод, так неопытен, совсем не умеет различать знаки. Но все же Завулон знает. Знает что однажды победит. Силой, обманом, хитростью, болью, одиночеством, тоской, предательством, нежностью, теплом, слабостью, он выцарапает свою победу. Однажды Антон устанет бороться. Через год, два, а может десятки лет, но Антон все поймет. Как сочный и сладкий плод, он созреет и вырастет, войдет в свою полную силу. И Завулон ждет. Он обязательно откроет дверь своего дома и пригласит зайти. И если повезет, если очень сильно повезет, Антон захочет остаться... Через притворенную дверь Ты сердце шелестом тревожишь... Еще не любишь ты, но верь: Не полюбить уже не можешь..