Эгоистичные прихоти

Никита хмурился уже с утра, хотя причин в принципе не было: воскресное солнечное прохладное утро с весёлым щебетанием птиц и тёплым ветерком, ярким голубым небом и свежим запахом молодой листвы только радовали любой, даже усталый взгляд, кроме Никитиного. Мы выходили из подъезда — в пяти метрах нас ждала чёрная Лада «Приора», которая была готова к поездке в загородный дом нашего друга Кости, где в весенний выходной собирались все наши друзья, чтобы повеселиться и пообщаться; ну, на самом-то деле просто побухать. Обычно в такие дни Никита был весел и жизнерадостен, шутил и присвистывал что-нибудь задорное в ожидании приятного времяпрепровождения, но сегодня он, изображая собственного антипода, грубо бормотал в ответ на мои вопросы и посылал всем окружающим мрачные волны ауры пятиметрового радиуса. — Илюх, проход не загораживай! — послышалось недовольное бурчание за спиной. — Прости, — тихо пробормотал я, отодвигаясь от двери подъезда. В самом деле, я стоял прямо в проходе: только-только открыв железную дверь под пиликанье домофона, я был поражён красотой природы и ослеплён наполненным жизнью солнцем. Никита прошёл мимо меня, толкнув плечом, и стал спускаться по каменной лестнице с двумя переполненными тяжёлыми пакетами в руках: сегодняшнюю встречу с друзьями продуктами спонсировали мы, но Никита оставил мои руки незанятыми, аргументируя это тем, что я буду открывать и закрывать двери, и именно поэтому я шёл впереди него. — Машину быстрей откро… ай! — начал Никита, осторожно спускаясь с неровного бордюра, как его фраза была прервана негромким вскриком: споткнувшись, он угрожающе покачнулся, опасно наклоняясь к асфальту. Но резко выставив левую ногу вперёд, он убил все надежды асфальта потереться о нежную смуглую кожу щёк Никиты. Он остановился в этой странной наклонной позе с выставленной вперёд ногой и облегчённо выдохнул. И тут я понял — вот он, мой шанс! В два шага я мгновенно настиг брата и, оттолкнувшись, полетел… на его спину. Приземлившись, ударился подбородком о его затылок, прикусил язык и сразу пожалел о своей идее. Никита, окончательно потеряв равновесие, качнулся вперёд и упал, предусмотрительно выставив перед собой пакеты с продуктами, на которые и навалился грудью и плечами. Я услышал, как в пакете, придавленном 78-ю килограммами брата, хрустнув, помялись пластмассовые стаканчики. — Ты, блять, чего творишь?! — ругнулся Никита, крепко ткнув меня локтём в живот, и я пожалел о своей идее дважды. — Ну а чего ты такой миной с утра настроение портишь? — сердито и немного обиженно пробурчал я. — А кто, по-твоему, мне ночью весь позитив подбил? — тоже сердито воскликнул брат. — Ты это о чём? — сначала недопонял я, но потом, кое о чём вспомнив, рассмеялся. — Неужели наш брутал страдает тем, что некая взбалмошная натура по имени Я вчера отказался ответить на его пылкое желание страсти? Вчера и правда выдалась удивительная ночь. Никита вернулся поздно: часовая стрелка стояла около единицы, как входная дверь хлопнула, оповещая о чьём-то прибытии. Родители уже спали, и только по моей комнате разливался свет ночника — пребывая в ностальгическом настроении, я рассматривал наши с братом детские фото. Услышав хлопок двери, я усмехнулся: Никита впервые вернулся домой за полночь, и мне даже захотелось поздравить его с этим «взрослым» событием. В прихожей слышался шорох, потом грохот, будто упало что-то тяжёлое, затем всё замерло. Я слышал тихий скрип паркета, извещающий об осторожных шагах, направляющихся в мою комнату. — Думал, вообще не дождусь тебя сегодня, — тихо, чтобы не разбудить родителей, усмехнулся я, увидев брата в проёме двери. — Хорошо, что ты ещё не спишь, — шёпотом ответил Никита, будто не услышав мои слова. Он резкими шагами подошёл к моей кровати и, ступив на неё одной ногой, приподнялся, а затем сел на мои бёдра, оседлав их. Его рука потянула мою ночную майку за край вверх, норовя совсем сорвать её с тела. — Э, Никит, ты чего? — недоумевал я, пока только наблюдая за действиями брата. — Хочу, — просто прошептал он, залезая свободной рукой в мои трусы. — Ты не обнаглел ли? — возмутился я, отдёргивая его руку с интимной зоны. — Сильно хочу, — снова прошептал Никита, схватив мою руку и прижав её к собственному паху. Стояк был нехилый, будто брат уже месяцев пять воздерживался от секса, и теперь его возбудили до предела. — Мы же только вчера этим занимались! У меня до сих пор задница болит! — негодовал я: эта юношеская несдержанность, ненасытность и неисчерпаемость страсти Никиты меня в гроб загоняли чуть ли не буквально. — Совсем чуть-чуть, — возбужденно-туманным голосом прошептал брат, двигая моей рукой по своей эрекции. Никита наклонился ко мне, его взгляд пронзил мои глаза бешеной страстью, а губы в дикой жажде припали к моим губам. Я знал: если не остановлюсь сейчас, меня затянет в этот омут. А сегодня это опасно: и родители дома, и завтра на встречу с друзьями ехать, а постоянно ойкать, лишь коснувшись попой любой жёсткой поверхности, мне не хотелось. Поэтому я, собрав всю силу воли в кулак, оторвался от сладких губ брата и отрезвляюще дёрнул его за ухо: — Нет, я сказал! — сердитым тоном отчеканил я, скидывая его со своих бёдер. — Место! Никита послушно сел сбоку от меня, всё ещё просверливая меня страстным взглядом, но разве бывалого этим проймёшь? — Иди в душ, отрезвись. Потом можешь прийти спать ко мне, — строго, словно отчитывая ребёнка, сказал я, на что Никита резко вскочил с моей кровати и ушёл прочь из комнаты. В ту ночь я его больше не видел: после пятнадцати минут шума воды в ванной были слышны хлопки дверей и шорохи в комнате брата, но сам он больше так и не объявился. Я подумал: « Не обиделся ли он?» — но, решив, что объясню всё завтра, так и заснул с включённым ночником. — Никит, неужели ты в самом деле тогда обиделся? — улыбнулся я, поглаживая брата по сердитым морщинкам на лбу. — Не имею такой дурной привычки, — пробурчал Никита. — И вообще, слазь с меня! — И он, без капли сожаления, скинул меня на асфальт, а сам, поднявшись, стал оттряхиваться. — Имей в виду: ты сейчас скинул ценную задницу! Вот эта задница имеет «дурную привычку» обижаться, так что с ней такие проделки бесследно не пройдут! — всерьёз стал сердиться на глупого брата я. — Ключ давай, — протянул руку в ожидании Никита. — Нет бы мне руку подать, тебе ж ключи важнее, — пробурчал я, кидая ключ от машины в протянутую руку. Пока Никита, разблокировав замки машины, закинул все пакеты в багажник, и открыл заднюю дверь— правда, непонятно зачем, ведь именно он любил садиться за руль, — я нехотя поднялся и оттряхнул джинсы. Я потянулся, зевнув: всё-таки из-за припозднившегося братишки я слишком мало спал, — как вдруг земля уплыла из-под моих ног, а тело взмыло в воздух — это Никита подхватил меня на руки, прижимая к себе. — Эй, ты чего творишь? Нас же засекут! — испугался я: всё-таки брат игрался во дворе собственного дома. — Извиняюсь перед своей любимой ценной задницей, — ухмыльнулся Никита. Меня уже не волновало, что кто-то может смотреть на эту не совсем обычную сцену, когда брат подхватывает брата, как невесту — важнее было то, что Никита изобразил что-то похожее на улыбку. И хоть это была лишь пошлая ухмылочка, она была искренней. — Ну молодец, что признаёшь собственные недочёты, — усмехнулся я, облегчённо выдыхая: словно камень с души свалился. Никита поднёс меня к машине и аккуратно усадил на заднее сидение — теперь мне стало ясно, зачем он открыл эту дверь, — затем он сам залез ко мне и, закрыв дверь, заблокировал замки. — Эмм… а кто поведёт? — явно предчувствуя что-то нехорошее, нервно усмехнулся я. — Я. — А почему ты не за рулём? — Потому что сейчас я буду извиняться перед любимой задницей, а уже потом поведу машину, — коварно сверкнув блестящими карими глазами, Никита заткнул мой рот, готовый излиться ругательствами и отрезвляющими аргументами, страстным поцелуем, сразу проникая в рот языком. — Не в машине же, дурак! — прикрикнул я, когда смог оторваться от брата — он смотрел на меня пожирающим взглядом, разрушая всю надежду на осуществление попытки выбраться. — Почему нет? — ухмыльнулся он, прекрасно понимая, что я не смогу дать разумного объяснения на этот вопрос. — Потому что! — сердито воскликнул я, упершись руками в его сильную грудь. Я оттолкнул возбужденного брата, но и толкать-то его было некуда: впереди водительское сиденье, сбоку заблокированные двери, а я прижат к спинке заднего сиденья, заперт в тесной машине. И надо мной нависает растерзанный возбуждением зверь, готовый сожрать мою тушку с потрохами прямо сейчас в этой безвылазной тюрьме. — Никита! — я старался говорить серьёзным голосом с нотками упрёка. — Давай подождём до сегодняшней ночи, и тогда ты получишь хорошее вознаграждение за своё терпение, — стараясь найти компромисс, неестественно улыбался я. — Хорошо, — вдруг успокоился он. Я уже облегчённо выдохнул и расслабился, как на губах брата снова заиграла пошлая ухмылка, он наклонился к моему уху и шёпотом, заставляющим дрожать моё тело, сказал: — Но аванс я возьму прямо сейчас. Он снова припал к моим влажным губам, заставляя принять тот факт, что так просто он не отступит. — Может, остановимся на минете? Хотя бы сейчас, — умолял я: осознание того, что мы будем занимать сексом без смазки — Никита, конечно, не позаботился о моём удобстве — меня не очень-то радовало. — Ты же знаешь, что меня так просто не удовлетворить, — парировал он, стягивая ремень с моих чёрных джинс. Я не любил секс в машине: мало места, ни развернуться, ни сменить позу, ни удобства, ни романтики — и кто только его придумал? А Никите, наоборот, больше нравился экстрим. За пару лет наших «братских» отношений где только он меня не брал: на выпускном после одиннадцатого, когда мы арендовали клуб, затащил меня в мужской туалет; в застрявшем лифте в доме нашего друга; на крыше нашего дома, когда мы решили устроить там небольшой пикник; в школе на тёмной лестнице около закрытого выхода; в ванне, но там мне было гораздо приятнее, чем в кровати, поэтому я одобрил; даже на собственном балконе, когда внизу проходили люди, возвращавшиеся с пикника из леса — я, конечно, не видел их лиц, так как Никита вжал меня в стекло спиной, но вряд ли они не обратили внимания на наши громкие стоны. Хотя я был не прочь пробовать что-то новое в нашей практике, но мне не нравилось то, что Никита не думал о том, что мне гораздо приятнее делать это в кровати. Я в конец рассердился, потому что понял: брат ни разу не спрашивал, чего хочу я! —Хватит, — я резко отдёрнул его от себя. Никита, видимо, осознав, что довёл меня до злости, успокоился и, сидя на моих коленях, внимательно уставился в мой сердитый взгляд. — Я не хочу, — отчеканил я. — А чего ты хочешь? Чтобы завтра я связал тебя и оттрахал независимо от того, хочешь ты или нет? — вдруг рассержено вскрикнул Никита. — Вряд ли у тебя это получится: если я снизу, это ещё не значит, что я слабее, — я крепко упирался ему в грудь так, что его губы просто физически не могли прикоснуться к моим. — Ну и чёрт с тобой, — огрызнулся он и, перебравшись на переднее сиденье, завёл машину. Стоило только мотору зареветь, как Никита резко выжал газ, и машина сорвалась с места, ударяя меня головой об спинку. В зеркале я увидел хмурые складки на его лбу — к брату снова вернулось плохое настроение, и я чувствовал себя виноватым. Никита часто пользовался моим дурацким чувством самобичевания, поэтому я подумал, что он в очередной раз хочет, чтобы я извинился первым, хотя и ни в чём не виноват. При мысли об этом я только обозлился, поэтому клятвенно дал себе обещание не идти на мир. Мы ехали по ровному асфальту загородной трассы и обиженно молчали: Никита внимательно смотрел на дорогу, что раньше никогда не делал, а я с интересом разглядывал однообразный ряд деревьев через стекло — пересесть на переднее сиденье рядом с братом я так и не осмелился. До дома нашего друга мы ехали долго, несмотря на то, что Никита гнал машину на большой скорости: время плелось слишком медленно, когда в салоне царила гробовая тишина. Но вот среди зелёных верхушек деревьев, наконец, показалась красная черепица знакомого двухэтажного особняка, и я облегчённо выдохнул: в компании друзей я смог бы забыть обо всём и просто расслабиться. Никита, услышав мой выдох, бросил резкий взгляд в меня через зеркало, но после снова уставился на дорогу. Я стиснул зубы, подавляя в себе желание выпалить неоправданные извинения, и выскочил из машины, стоило только ей остановиться. Всю возню с пакетами я решил оставить брату, а сам быстрыми шагами направился внутрь дома, откуда уже доносились весёлый смех и громкие мужские голоса. Я прошёл через небольшую прихожую, сняв ботинки и отметив про себя, что, судя по парам обуви, здесь уже человек десять. Пройдя через широкий коридор, я вышел в просторный зал, где на диване, на креслах и на мягком ковре располагались мои старые знакомые и лучшие друзья. Заметив мой силуэт, они радостно захлопали, словно я был коронным элементом этой встречи: девушки кинулись меня обнимать, а парни обменивались со мной рукопожатием и похлопывали по лопаткам. Уже через минуту я и думать забыл о том, что переживал из-за брата. *** День и вечер в кругу друзей прошли легко и беззаботно: мы общались, вспоминая былые времена, смешные ситуации и старые неурядицы, играли на природе в волейбол, жарили шашлыки, распевали песни, танцевали и пили хорошие спиртные напитки. К вечеру обстановка приобрела более романтический характер: парни сидели в обнимку с девушками, о чем-то тихо говорили и постепенно отчаливали в уединенные уголки для продолжения в более интимной обстановке. Но, так как на девять парней было четыре девчонки, не всем достались мягкие губы молодых красавиц, и часам к одиннадцати вечера у костра остались сидеть только пять парней, самых железных и стойких. Костя рассказывал разные байки, Марк что-то наигрывал на акустической гитаре, нежно обнимая её красивые формы, ещё один Никита отошёл болтать с кем-то по телефону, а мой брат допивал бутылку пива, развалившись на траве и зачарованно глядя в потрескивающее пламя костра. Я пытался подсчитать в уме, сколько бутылок за сегодня выпил Никита, но сбился со счёта где-то на пятой или шестой. Со мной он так и ни разу не заговорил, зато перед друзьями держался неестественно весело, хотя никто этого не замечал. Пользуясь таким преимуществом, Никита лакал бутылку за бутылкой, и при этом хмурых складок на его лбу при виде меня становилось всё больше и больше. Я понимал, что надо с ним разобраться, но делать это при всех не очень-то хотелось. — Эй, нам пора, — коснувшись плеча брата, прошептал я. Он отдёрнул плечо, кинул на меня презренно-обиженный взгляд, но всё-таки встал и направился к воротам, где стояла наша машина. — Куда это Никитос пошёл? — проследив взглядом за удаляющимся силуэтом, спросил Кот. — Нам уже пора ехать, так что мы, наверное, двинем. — Так рано? Я планировал, что мы около двенадцати соберёмся и все вместе отчалим, — огорчился Кот. — Никите такую девушку красивую привёл, а её кто-то другой успел соблазнить, — усмехнулся он. Я вспомнил загорелую брюнетку с блестящими карими глазами, уверенно пожимающую руку Никиты при знакомстве. Думала, что очарует его красивой улыбкой и кокетливым взглядом — ха! — Не думаю, что она в его вкусе, — ощущая укол ревности, пробурчал я. — Нет, они похожи! И по внешности, и по увлечениям: она обожает баскетбол и… — горячо начал Костя, но я его перебил: — Он сам способен очаровать понравившуюся пассию, так что больше не устраивай такие эксперименты, — улыбался я, хотя в душе готов был хорошенько ударить друга за такой дурацкий план: сосватать моего Никиту с какой-то там моделью! — И мы уже поедем — правда, пора. — Ладно, как скажешь, — мы с Котом обменялись рукопожатиями, и я, кинув на прощание «Давай!», удалился вслед за Никитой. Он стоял около машины, оперевшись телом о дверцы автомобиля. — Ключи потерял? — ухмыльнулся я, прекрасно зная его ответ: я их вытащил из кармана брата, будучи уверенным в том, что он запросто может их потерять. — Ничего я не терял — они у тебя, — буркнул в ответ брат. Я усмехнулся, но достал ключ и разблокировал замки машины. Немного оттолкнул Никиту от водительской двери и открыл её, собираясь сесть за руль. — Я поведу сам! — мгновенно отреагировал возражением брат. — В таком состоянии я тебя к рулю не подпущу, — я умел быть стойким, когда это требовалось, так что через некоторое время под моим железным взглядом Никита уступил. Он плюхнулся на заднее сидение, громко захлопнув за собой дверь, и стал всем видом демонстрировать, что ждёт меня. Я про себя усмехнулся, но торопиться не стал: неспешно выкурив сигарету, я словно впервые осмотрел двор Кота, полюбовался тёмным ночным небом и только потом сел за руль. Брат молчал, хотя спиной чувствовалось, что он готов разразиться криком и обвинениями. Я завёл машину, включил фары и неторопливо выехал из двора на щебневую дорогу одностороннего движения, которая вела к шоссе. Стоило только въехать на просторную пустую дорогу покрытого новым асфальтом шоссе, как во мне заиграла жажда скорости, и я стал постепенно выжигать газ, далеко переваливая за разрешённые 70 км/ч. Вскоре я уже слышал свист ветра, бьющего в лобовое стекло, и чувствовал лёгкий сквозняк из приоткрытого водительского окна. Никита, как и ожидалось, упёрто смотрел в растущие вдоль шоссе тёмные деревья, силуэт которых проскальзывал в пыльные стёкла даже при скорости 150 км/ч — это выяснилось, как только я мельком взглянул в зеркало заднего вида. Ну конечно, он был обижен, хотя сам мне твердил, что не имеет такой дурной привычки. Меня раздражало это его дурное качество обижаться без причины и считать виновником того, кто, по сути, ни в чём не виноват. И ещё одним — добивающим — качеством его обиды было то, что он никогда не пойдёт на мир первым, даже если поймёт, что сам грешен. Что за геморрой… Я устало выдохнул, примечая в зеркале, что Никита, словно кошка, дёрнулся ухом, будто пытаясь уловить все нотки моего выдоха. А стоило ему только уловить мой взгляд, как он уставился обратно в скучную темень деревьев за окном. — Ведёшь себя как ребёнок, честное слово, — уставший от этих обид, негромко пробубнил я. — А ты ведёшь себя как девственница — я же претензий не предъявляю, — сердито кинул в ответ брат. Я резко вдарил по тормозам. Никита, не готовый к такому повороту событий, налетел на спинку переднего сидения. — Ты чего творишь? — недовольно прикрикнул он. Я молча, совершенно не обращая внимания на недовольство брата, свернул на обочину, где остановил машину и выключил фары. Никита тоже затих: видимо, решил поглядеть, чего я добиваюсь. А я и сам не знал, зачем это сделал — просто я почувствовал, что пришло время мириться. Я снова глубоко выдохнул и, повернувшись лицом к брату, начал: — Никит, хватит дуться, а? Ты же не ребёнок, ей-богу! Как ты не можешь понять, что моё тело просто физически не может исполнять все твои эгоистичные прихоти в любой день и в любой час. Ты не заботишься ни обо мне, ни о моей заднице, ни о моём удобстве, ни о моих желаниях, так с чего ты решил, что я побегу исполнять любой твой приказ сию же минуту? — я остановился в ожидании ответа, хотя и сам понимал, что вопрос прозвучал риторически. Но Никита вдруг улыбнулся, даже глухо рассмеялся и ответил: — Высказался, наконец. Думал, так и будешь всё время молчать, сдавливаемый моим эго. Значит, тебе не хватает ласки, внимания, заботы и любви. Сразу надо было сказать. — А нормально спросить нельзя было? — теперь уже во мне закипела обида оттого, что всё оказалось настолько просто. — Если бы я спросил, ты бы просто отмахнулся. Из тебя же всё клещами надо выпытывать, в данном случае — сымпровизированной обидой. Эх, братишка, мог бы и сразу попросить проявить любовь и заботу, я ведь в этом деле не силён, и уж точно не догадался бы без твоей подсказки, — Никита чмокнул меня в лоб и довольно развалился на мягком сидении машины. — Так, что бы мне сделать? Завтрак в постель или романтический ужин? Ароматическая ванна или эротический массаж? — хитро улыбаясь, строил предположения он. — Идиот, — только и смог ответить я, обиженно отворачиваясь. — Идиот идиотом, но я дождался сегодняшней ночи, как ты и просил. — Это ты называешь «дождался»? После твоих неукротимых приставаний, угроз насилием и импровизированной обиды? — негодовал я. — Я не был внутри тебя уже два дня, а сейчас настала та ночь, в которую ты обещал подарить мне вознаграждение за моё терпение, — упорно гнул свое брат. Я снова повернулся лицом к наглой ухмыляющейся физиономии Никиты и улыбнулся сам. Подтянув ноги, я переместился на заднее сиденье прямо в объятия к брату и, коснувшись губами его сухих тонких губ, вовлёк его в долгий нежный поцелуй. — Это означает зелёный сигнал светофора? — на всякий случай уточнил Никита. Я кивнул, на что брат расплылся в счастливой улыбке и полез к моим губам за поцелуем. Я прикрыл его рот ладонью и добавил: — Но только потому, что я тоже этого хочу. Никита кивнул, мол, принял к сведению, и только тогда я убрал ладонь с его рта. Он радостно улыбнулся и коснулся моих губ, невесомо и мягко. Кончик его языка прошёлся по моим пухлым губам, а потом скользнул по щеке к уху и стал играться с моей мочкой, одной из моих самых чувствительных эрогенных зон. «Подлиза, знает ведь, как вину загладить», — успел заметить я, прежде чем его сильные руки пробрались к моему горячему торсу и по-хозяйски прошлись от живота к соскам. — Если уж я сегодня высказываюсь, то слушай дальше: мои соски не чувствительны к твоим ласкам, так что хватит их щипать, только больно делаешь. А с мочками ещё поиграй, они любят нежность. Руками погладь меня по члену, сквозь брюки. А потом я хочу почувствовать твой язык и твои поцелуи на шее, — диктовал я, расплавляясь в удовольствии. А Никита выполнял всё, что я приказывал. Его руки послушно легли на мой выступающий бугорок между ног, а язык, достаточно поиграв с чувствительными мочками моих ушей, перешёл на шею. Кончик его языка вылизывал тонкую нить сонной артерии под моей кожей снизу вверх, оставляя у основания шеи сильные влажные поцелуи, превращающиеся в красные засосы. — Покусай мою шею, — попросил я, и Никита, приметив языком отличное место для укуса, впился зубами в мою смуглую кожу, сдавливая челюсти сильнее. От боли, смешивающейся с удовольствием, я закричал, а Никита, отстранившись от моей шеи, чтобы полюбоваться на свежий и чёткий след от укуса, приступил к следующему, впившись зубами в кожу с другой стороны. — А ты мазохист, — приметил брат, оставляя на коже третий след от своих зубов. Я ничего не отвечал, я просто задыхался в сдерживаемых криках. Никита перехватил русло в свои руки, поняв, что на другие приказы меня уже не хватит, и стал стягивать мои чёрные джинсы. С ремнём ему, на удивление, удалось справиться достаточно быстро, так что уже через полминуты я сидел полностью голым и тёрся возбуждённым членом об джинсы брата. Он немного оттолкнул меня, заставив опереться спиной об спинку переднего сиденья, а сам, немного приподнявшись, стянул до колен свои джинсы и трусы, обнажая свой твёрдый член и заставляя меня желать ещё больше, больше невозможного. — Эй, повернись ко мне спиной, — прошептал брат, и я беспрекословно выполнил его приказ, стукнувшись пару раз головой об крышу машины. Я сел на Никиту, почувствовав попой его толстый член, опёрся руками на передние сиденья и заскользил ложбинкой между ягодицами по его возбуждённому органу. Он крепко сжал мою талию, максимально приближая к себе и останавливая мои движения, и впился укусом в моё плечо. Я вскрикнул, но, заметив в лобовом стекле свет фар приближающейся машины, замолк, словно боясь, что они могут услышать. Автомобиль, мчащийся со скоростью около 200 км/ч, проехал мимо, даже не заметив нашу затаившуюся чёрную машину, и только тогда я позволил себе снова вскрикнуть: брат ещё раз сильно укусил моё плечо чуть ниже предыдущего укуса. — Кто бы мог подумать, что тебя это так возбудит, — ухмыльнулся Никита, придавливая большим пальцем головку моего члена. — Хочешь, чтобы я тебя подготовил? — его палец, опустившийся к моему анальному отверстию, стал медленно проникать внутрь рефлекторно сжимающегося ануса. Я отрицательно помотал головой. — Хочу, чтобы ты вошёл резко, сразу до яичек. Я спиной почувствовал мимолетное удивление брата, мгновенно сменившееся пошлой радостью, после чего он приподнял мою задницу, вынуждая меня привстать, отчего я снова ударился головой о крышу машины и только тогда догадался наклонить голову вперёд. Никита надавил рукой в мою спину между лопаток, заставляя меня протиснуться между передними сиденьями, отчего моя попа оказалась оттопыренной, а сам он тоже привстал, протиснулся между спинками сидений и крышей, и поцеловал меня в затылок. — Ты сам попросил, — прошептал он, легко надавливая головкой члена в анус, намечая себе путь. Я непроизвольно зажмурился и сжал сфинктер. Никита, мгновенно почувствовав это, усмехнулся и поцеловал меня в затылок. — Твои действия противоречат твоим желаниям. — Мне так неудобно! — мгновенно нашёл оправдание я. Я оттолкнул Никиту толчком попы, отчего он плюхнулся обратно на сиденье, и, кое-как развернувшись в узком пространстве машины, снова оседлал бёдра брата. — Я хочу сам, — прошептал я, нащупывая ягодицами упругий член Никиты. Почувствовав его прямо у своего анального отверстия, я стал насаживаться на возбуждённый орган, стараясь расслабить сфинктер. И тут Никита, крепко сжав руки на моей талии, резко приподнялся и вошёл в меня полностью. В глазах потемнело; я закричал, ощутив жгучую боль в заднице; моя голова откинулась назад, и Никита поспешил этим воспользоваться: он впился болезненным укусом в мою открытую шею, заставляя кричать ещё громче. — Ты же сам просил, — прошептал он, успокаивающе поглаживая языком по свежему укусу. Он замер, не двигаясь, позволяя мне привыкнуть и расслабить вновь сжавшийся сфинктер. Но я никак не мог успокоиться: слова застряли в горле, все мышцы сжались, лёгкие горели — я задыхался. Поняв, что мне трудно дышать, Никита вышел из меня почти до конца и вновь всадил свой член до упора, пытаясь выбить из меня дыхание. Я откашлялся и обессилено опустился на брата — он меня обнял и поцеловал в висок: — Осторожнее со своими желаниями. — Двигайся уже, — слабо прошептал я. Никита подхватил меня под бёдра и, приподняв, уложил на сиденье, головой к дверце. Сам он, наклонив голову, чтобы не стукнуться об крышу, пристроился задницей около другой дверцы и, оперевшись одной ногой на пол, полностью вышел из меня и вновь с силой вошёл до яичек. Я протяжно застонал, чувствуя, как тёплая кровь стекает по ложбинке между ягодицами на мягкую обивку сиденья. Никиту это не остановило — постепенно увеличивая темп, он продолжил движение, каждым толчком вдавливаясь в простату. Мне хватило всего минуты, как я выплеснул тонкую струю семени, не понадобилось даже ласки моего члена: Никита кусал все возможные места моего тела, куда только мог достать, а его пальцы растягивали моё анальное отверстие и проникали внутрь, позволяя члену двигаться свободнее, что доставляло мне неописуемые чувства, распаляло желание и страсть. После того, как моя сперма белыми каплями украсила мои живот и грудь, брат ухмыльнулся, но движений не остановил: — Ты же напрочь отказывался от сношения со мной, а на деле кончил первым, хотя я даже не коснулся твоего члена, — дьявольский шёпот брата обжигал моё ухо. Я молчал, расплавляясь в нирване после долгожданного оргазма, брат же наслаждался трудными движениями в моём сжавшемся сфинктере: он до безумия обожал доставлять мне боль и трахать размякшее тело после моего оргазма — когда я сжимал его член своим нутром, он даже начинал стонать от удовольствия. Но сейчас он молча наслаждался моим сжатым анусом, продолжая кусать разные части моего тела, заставляя меня снова возбуждаться. — Нет, всё, хватит! — я отталкивал голову брата, норовящую содрать кожу с моей груди, закрывал ладонями его рот, но он только кусал мои пальцы, и я отдёргивал руку. Тогда он поднялся к моим соскам и, схватив одну горошину зубами, сильно прикусил её. Я вскрикнул, ударяя брата рукой по затылку. —Сказал же, хватит! — возмутился я, отпихивая брата коленом. — Хватит доставлять тебе удовольствие? — ухмыльнулся Никита, глядя в мои глаза с усмешкой. Он опустил руку к моему возбуждённому члену и стал поглаживать его по сочившейся головке. Он прибавил замедлившийся темп и вскоре вдалбливался в моё тело, ударяясь об ягодицы своими тяжёлыми яйцами. Я снова начал стонать от удовольствия, чувствуя каждый толчок брата собственной простатой, а он снова и снова кусал мои соски и укорял во вранье: мол, они были даже очень чувствительными. Вскоре брат задвигался с бешеной скоростью, заставляя меня сгорать в агонии под его напором и безостановочными ласками. — Сожми меня сильнее, — горячо прошептал Никита в моё ухо. Я мгновенно исполнил приказ брата, сжав мышцы ануса настолько, насколько смог. Он со всей силы вдолбил свой член как можно глубже, заставив меня закричать, и выстрелил напором своего семени в простату, заставляя меня самого выплеснуть струю белёсой жидкости и забиться в судорогах мощного оргазма. Пару минут мы просто молчали: Никита лежал на моей тяжело вздымающейся груди, а я пытался перевести дыхание, хотя под тушкой брата это было довольно тяжело. Потом Никита приподнялся с моей груди, натянул трусы со штанами и, вжикнув молнией, уселся рядом со мной. Собрав с пола моё разбросанное шмотьё, он протянул его мне. — Ну, прошу за руль. Если сможешь, — язвительно усмехнулся брат. — Поведи сам, — я кое-как натянул на себя трусы и джинсы, чертыхаясь от невозможности вытянуть ноги. — Но ты же «не хочешь подпускать меня к рулю в таком состоянии», — процитировал меня Никита. — Ты уже достаточно отрезвел, — устало отмахнулся я, поудобнее устроившись на широком сиденье. Брат усмехнулся, но всё-таки перелез на переднее сиденье и завёл машину. Я натянул на себя футболку, развалился на сиденье, не обращая внимания на свежие мокрые пятна, да так и задремал под ровно урчащий двигатель машины. Даже лежачий полицейский, на котором меня тряхануло метров через двести, не смог снять с меня невесомые путы Морфея, так что я оказался полностью плененным ими. *** Сквозь сон я услышал хлопки дверей машины, потом почувствовал тёплые руки, подхватывающие меня. Моё плечо прижалось к крепкой груди; в уши пробралось тихое шарканье подошвы по асфальту, потом по бетону. Затем послышалось звяканье лифта, и моё тело как будто подбросило вверх. После нескольких шагов и пары остановок, я почувствовал приятный ворох покрывала — меня уложили на кровать, накрыв лёгким пледом. Я снова задремал, почувствовав себя более уютно в кровати, как лёгкий поцелуй сухих губ запечатлелся на моём лбу, и тихий шепот мягкого баса обдал теплом моё ухо: — Не считай меня эгоистом, ты слишком дорог мне, чтобы ставить себя выше. Я улыбнулся знакомому голосу и протянул руку вперёд. Нащупав гладкую кожу сильной шеи, я потянул её обладателя на себя и, коснувшись губами острого носа, прошептал в ответ: — Примерно то же самое хотел сказать я. [Июль 2012]