I
Джеймс Шторм знал, что однажды молодой Волк, который со всех ног мчится к своей цели, не разбирая пути, споткнется — в тот момент, когда сам никак не ждет. И когда это наконец случилось, Джеймс не был удивлен. Он приказал своим мальчикам привести к нему Волка и остался ждать — слушать, как шелестят на ветру голые ветви деревьев. Весна в этом году выдалась холодной, затяжной. Снег лежал на земле тонкой ломкой корочкой. И чувствуя, как хрустит под сапогами прозрачный хрупкий ледок, Джеймс представлял себе растерянного Дэйви Ричардса, который пока и сам толком не осознал, что случилось нечто непоправимое. Был тот редкий случай, когда Волки вышли на ринг против друг друга. Очень редкий: обычно Дэйви Ричардс и Эдди Эдвардс в один голос говорили нет, какие деньги им бы не сулили. Они считали себя братьями, равными по силе и духу. Одной стаей, в конце концов. Лишь единожды, вспоминал Шторм, они дрались друг против друга, и то не по собственной воле. И вот сейчас второй раз — отказаться было никак нельзя, а может, впервые Волки и не хотели: речь шла о большой ставке. Настолько большой, что заполучить ее смог бы лишь один из них. Дэйви победил. И непросто победил — Джеймс Шторм хмыкнул с невольным одобрением — он сделал все, чтобы его названный брат не смог сам встать на ноги. Эдди увезли в больницу, Дэйви остался один... Джеймс видел, как это произошло. Видел потерянный непонимающий взгляд Дэйви, который шел рядом с каталкой, увозившей друга. Он сжимал руку Эдди, что-то горячо шептал... Наверное, извинялся, — думал Шторм, лениво попинывая замерзшие комья земли. Как будто это могло хоть что-то исправить.***
Волка привезли под вечер, когда сумерки начали мягко обволакивать дом. Лес перестал шуметь, словно застывая в наступающей промозглой мгле, и Джеймс отчетливо слышал, как где-то вдалеке на сухой ровной просеке кряхтит старенький форд. Это была единственная машина, которую признавал здоровяк Абисс. За рулем, скорее всего, Мэник. У этого щуплого юркого мексиканца было почти кошачье зрение и чутье, и когда темнело, доверить руль можно было только ему. Санада, наверняка, сидел рядом, перекатывая во рту свою любимую жевательную резинку с приторным вкусом клубники. Джеймсу было приятно думать о всех этих ничего незначащих мелочах. Он испытывал искреннее тепло при мысли, что скоро его мальчики будут дома. И не одни — с добычей. Мотор недовольно фыркнул и замолк. Стоя на крыльце, Джеймс Шторм наблюдал за тем, как медленно открываются дверцы машины. Вслед за Мэником и Санадой вышел неторопливый Абисс, тяжелым шагом обошел «форд» сзади. Джеймс, выдавая свое нетерпение, надвинул свою ковбойскую шляпу на самые глаза. Так и есть, Абисс открыл багажник и с видимым усилием вытащил кое-что... кое-кого... Дэйви упал на колени, когда Абисс вытряхнул его на землю. Он был связан и, похоже, здорово оглушен. Вместо стона из горла вырвался хрип. Дэйви не мог сам встать на ноги и мотал головой, пытаясь хоть как-то прийти в себя. Больше всего на свете Джеймсу хотелось сейчас подойти как можно ближе, приподнять за подбородок его бледное лицо, увидеть страх в потемневших глазах. Попробовать на вкус кровь из разбитых губ. Но вместо этого Шторм молча кивнул своим мальчикам, благодаря за работу, а потом развернулся и вошел в дом. Молодой Волк наконец был в его руках, и Джеймс собирался насладиться каждым мгновением — выжимая удовольствие до капли.II
На стоянке возле больницы Дэйви впервые за очень долгое время пожалел о том, что не курит. Может, привкус горького дыма во рту помог бы ему взять себя в руки и успокоиться. Он и сам не понимал, что на него нашло. Это же был Эдди — его Эдди, тот самый, кто прикрывал его спину, помогал подниматься на ноги, перевязывал раны. Но сегодня как черным затмением: Дэйви видел цель и никто его не смог бы остановить. Эдди, его друг и брат, вдруг превратился в еще одну безликую фигуру на ринге, у которой следовало располосовать когтями и вырвать зубами горло. И даже обмануть себя в том, что в какой-то момент помутился рассудок, Дэйви не мог. Он отчетливо осознавал, что делал. Он видел, что его жертва больше не сопротивляется, что ее следовало бы отпустить. Но вместо этого волк в нем, взяв вверх, терзал добычу, пока не ударил финальный гонг. И только потом Дэйви опомнился. Это же Эдди — его Эдди, только почему-то задыхающийся, с закатившимися глазами, с неестественно вывернутой ступней. Любая мольба о прощении звучала лживо и жалко. Он сделал с Эдди все это своими собственными руками — не со зла, не от ненависти, и теперь Дэйви не знал, как жить дальше. Эдди его простит, можно даже не сомневаться. Но как простить себя самому, Дэйви не знал. Почти час он стоял на парковке возле больницы, не понимая, куда теперь ехать и зачем. Холодный весенний ветер ерошил ледяными пальцами коротко стриженый затылок. На заднем сиденье машины валялась забытая Эдди вязаная шапка — белые звезды и синие полосы. И Дэйви никак не мог решиться сесть и уехать. Ему казалось, что если он покинет это место, то предаст Эдди еще раз. Как жаль, что он так и не привык к сигаретам. Когда рядом припарковался синий «форд», Дэйви не сразу понял, что происходит. Он тупо смотрел, как приближаются три знакомые фигуры, и не узнавал никого из них. Как будто без Эдди он ослеп и оглох. Первый удар под дых оглушил настолько, что тело, пусть и привыкшее к тренировках и дракам, сразу сдалось. Дэйви не сопротивлялся, уцепившись лишь за единственный страх — он снова бросает Эдди в беде.***
Здесь все было незнакомым. От вони бензина все еще кружилась голова, и первые глотки свежего воздуха дались с трудом. Дэйви чувствовал, как ссаднили стянутые за спиной запястья, тело ныло от наливающихся синяков и ушибов. Но самое страшное было в другом. Дэйви понимал, к кому и зачем его привезли. Джеймс Шторм — терпеливый и безжалостный охотник. Он долго ждал, когда Волк останется один, и вот теперь заполучил свой трофей. Дэйви хотелось взвыть, осознавая собственную глупость. Он сам, своими руками, сделал все, чтобы лишить себя единственного, кто прикрывал его спину. И расплата за это была неминуема. Мэник и Санада приволокли его в дом. Дэйви особо не отбивался, незачем напрашиваться на то, чтобы его избили до полусмерти. Он надеялся только на одно: Шторм обязательно захочет остаться наедине и, скорее всего, в спальне, а значит, есть, пусть крохотная, возможность вырваться и сбежать. Свою ошибку он понял слишком поздно. Только когда, подручные Шторма, протащив его по темному коридору, вдруг остановились. Мэник открыл люк в полу — в глаза ударил электрический свет. Дэйви зажмурился, и в то же мгновение Санада резко ударил его каблуком по ребрам, отправляя вниз, в провал люка. Он упал не слишком удачно — на левое плечо и невольно вскрикнул. И лишь когда его жалобный беспомощный крик отзвучал в глухих каменных стенах, в круг света вступил Ковбой Джеймс Шторм. Дэйви не мог разглядеть сквозь проступившие от боли слезы, но голос он не перепутал бы ни с каким другим. — Добро пожаловать домой, мой мальчик, — сказал Джеймс Шторм.III
Да будь оно все проклято! Дэйви очень хотел бы просто стиснуть зубы и пережить бы — что бы там ни случилось — с холодным ясным рассудком. Он выдержит что угодно, он справится, Дэйви не сомневался. Но это был все тот же Джеймс Шторм, самоуверенный реднек, не понимающий значения слова «нет» — с его хриплым от холодного пива голосом, протяжным выговором и хищной усмешкой. Он встал над Дэйви, расставив ноги, как будто собирался помочиться, чтобы пометить свою территорию. Дэйви неловко приподнялся на скрученных за спиной локтях, пытаясь встретить его лицом к лицу. — Я не твой... мальчик, — прошипел он, стараясь хоть как-то отодвинуться, отползти хоть немного. Шторм смотрел, не отрываясь, на то, как Дэйви корчится у его сапог. Взгляд был неожиданно ласковым, словно в тот день, когда он свистнул и позвал за собой — идем, волчонок. Но Дэйви слишком хорошо помнил, чем закончилась эта встреча. Когда он, как и полагается Волку, сказал нет, Шторм жестоко наказал его. Дэйви судорожно вздохнул, вспоминая, как впилась в горло жесткая веревка лассо, которым Ковбой пытался его придушить. И как тогда досталось Эдди… Ох, Эдди… Усмехнувшись, словно в ответ этим воспоминаниям, Джеймс одной рукой чуть приподнял Дэйви, прихватив за грудки. — Мне нравится, как ты говоришь нет, волчонок. И понравилось то, что ты сделал со своим другом Эдди. Это было очень жестоко. Он знал, куда бить, и каждое слово, как пуля — в самое яблочко. Дэйви дернулся. — Не больше того, что сделал с ним ты, — ему очень хотелось бы говорить ровно, но голос срывался, каждое движение причиняло боль. — Но от тебя он этого не ожидал, — Шторм осторожной лаской мазнул рукой по щеке Дэйви. — Если ты передумал и решил остаться со мной, мог бы просто сказать. Не стоило калечить своего лучшего друга. Или попросил бы меня… — Ты все такой же больной на голову урод, Шторм, — не следовало бы быть таким грубым, но Дэйви ненавидел то, как касался его Ковбой. По-хозяйски, словно имея право. — Нет смысла лгать мне. Ты можешь обманывать себя, но не меня. Это ты искалечил своего лучшего друга. — Нет. Резкая хлесткая пощечина вместо прежнего ласкового касания заставила Дэйви мотнуть головой. Он едва не прикусил язык, лицо горело. У Джеймса Шторма была тяжелая рука. — Ты с самого начала хотел оставить его. — Нет. Еще одна пощечина. Дэйви заставил себя смотреть в лицо Шторму, хоть и знал, что мокрые ресницы его выдают. — Ты знал, что Эдди мешает тебе. — Нет. Пощечина. Казалось, что кожа вот-вот лопнет. — Ты хотел быть со мной. Ты хотел оказаться здесь. Хотел, чтобы я сделал тебя своим. — Нет. Нет. Нет. Джеймс бил расчетливо, словно зная, что от каждого удара сильнее кружится голова, а рот наполняется кровью. Дэйви и сам не понимал, почему он сопротивляется. Разве он не виновен в том, что случилось с Эдди? Виновен, да еще как. Разве что горькое чувство, что так ему и надо, он заслужил все, что сейчас происходит — заставляло его упрямо твердить это простое короткое слово. И лишь когда кровь из разбитых губ брызнула на подбородок Шторма, размазалась по его ладони, Шторм резко бросил Дэйви. Тот упал на пол, судорожно сглатывая кровь пополам со слизью. Пытаясь отдышаться, Дэйви свернулся, едва чувствуя онемевшие кисти за спиной. В свете не слишком яркой лампочки металлические острые концы щегольских сапог Ковбоя тускло поблескивали. И только сейчас на Дэйви обрушилось острое осознание того, что никто за ним не придет. Эдди не придет. Если бы он мог сейчас заорать в голос — он бы заорал, пусть даже Джеймс Шторм и посмеялся бы над ним.***
Волчонок сопротивлялся — пусть только взглядом и голосом, но Джеймс Шторм вдыхал запах его крови и слез, и пьянел. Дэйви принадлежал ему с той самой минуты, когда на ринге дрогнул и опустил взгляд, словно уступая напору. Другие говорили, что он был жесток с Волками, но Джеймс знал, что он бережен — плевать на Эдди — очень бережен с Дэйви. Джеймс Шторм смотрел, не отрываясь, и ему нравилось то, что он видел. Молодой Волк был именно таким, как в самых сладких грезах, — еще несломленный, строптивый, но его тело уже познало первые унижение и боль. Шторм читал это по разбитым в кровь губам, по мокрым от слез ресницам и ярким злым глазам. Легонько пнув его под бок сапогом, Джеймс одобрительно кивнул сам себе, услышав легкое поскуливание. И тут же, не давая передышки, приподнял Дэйви за шкирку и поволок к деревянному столбу, заставляя ползти за собой на коленях. Дэйви не мог видеть, куда тащит его Шторм, он даже не мог толком сопротивляться. Но до чего же приятно было чувствовать, как бьется молодое сильное тело — еще не зная, что предстоит, но уже содрогаясь от ужаса. Джеймс с силой впечатал своего пленника лицом в столб. И пока тот, оглушенный болью, не понимал, что происходит, — застегнул вокруг его шеи толстый брезентовый ошейник. От него к столбу тянулась короткая цепь, и Дэйви не смог бы подняться на ноги, только стоять на коленях или четвереньках, как наказанная сучка. — Подумай, почему ты здесь оказался, что привело тебя ко мне, — Джеймс на мгновение прижался лбом к влажному от испарины лбу Дэйви. …Шторм насвистывал. Он знал, что не так уж далек тот день, когда его волчонок будет отзываться на этот свист по первому же зову.***
Дэйви всегда думал, что Шторму нужно немного — просто выебать его, Дэйви. Нагнуть пониже, раздвинуть ноги пошире и просто выебать. Стыдно сказать, но Дэйви уже был согласен подставиться, лишь бы его оставили в покое. Но теперь он уже не очень понимал, что хочет Джеймс Шторм. Унизить? Раздавить? «Сделать своим» — напомнил знакомый хриплый голос в глубине сознания. Своим — это как Мэника, как Санаду — послушным, безропотным, прибегающим на зов хозяина по первому свистку. Поняв это, Дэйви рванулся, но цепь окоротила его. И Дэйви упал, приложившись к деревянному столбу затылком. Шторм издевательски отошел на пару шагов — как отходят от опасного зверя, зная, что тот не сможет наброситься. Цепь не позволит. Джеймс еще раз свистнул. Кто-то — Дэйви не мог разглядеть кто именно — спустил вниз лестницу. Свет погас.***
— Не делай со мной этого, — прошептал Дэйви, едва сам понимая, что говорит. Может, он думал, что просит про себя, беззвучно, но он шептал вслух: — Не делай этого, ублюдок. В темноте слышался удаляющийся свист. И Дэйви знал, что если тьма и тишина продлятся достаточно долго, он будет счастлив услышать этот свист снова.