Для нас это больше, чем турне. Это успех. Даже больше, чем успех. Я почувствовал это не тогда, когда нам сказали: «Ребята, летим в Америку!», а когда я смотрел в иллюминатор самолета и разглядывал удаляющуюся Англию. Я думал, что старт позади, и время, когда мы были неопытными, тоже — нас ждет грандиозное путешествие!
Я сидел как на иголках. Как и ребята, сновал по салону.
— Когда прилетим? - спросил я.
— Через пять часов, - отвечал Брайан, смотря на запястье, где у него висели наручные часы. Я побежал к стюардессе и попросил сделать кофе. И пока она возилась с кофемашиной, спрашивал:
— Сколько осталось лететь?
— Пять часов, - пролепетала девушка. Не скажу, что она была красивой, поэтому не стал одаривать её комплиментами и заигрывать с ней. Просто вернулся в салон, забрав кофе.
— Брайан, а сейчас сколько осталось лететь? - присел я рядом с менеджером и отхлебнул кофе.
— Боже, вы как маленькие! - вспылил Эпстайн, встал и ушел в самый хвост самолета. Как я понял, Джон, Джордж и Ринго задавали ему множество таких же вопросов. Я допил кофе, но вскоре уснул.
Мне показалось, что я только закрыл глаза, когда меня разбудили и сказали, что пора пристегнуться — мы приземляемся. Сейчас я стою перед дверью. Самолет уже давно остановился, и к лайнеру подъехал трап. Нам сказали, что лайнер еле доехал до аэропорта, потому что наши фанатки бросались под шасси. Передо мной стоят Джон и Джордж. Иногда Джон говорит, что ему страшно.
— А вдруг мы вообще не в Нью-Йорк прилетели? - вставляет свое слово Джордж.
Честно говоря, мне тоже боязно. Что принесет мне эта поездка? Ой, то есть, нам. Но скорее всего колоссальный успех. Мы же Битлз — четыре привлекательных паренька. Или, как говорят многие, три красивых парня и тот, мелкий.
Дверь открывают, мы выходим. Меня сносит звуковой волной. Я оглядываюсь вокруг и вижу: на крыше и балконах аэропорта стоят тысячи орущих девчонок. У них отвратительные красные лица. О, на некоторых плакатах, которые фанатки держат в руках, написаны хорошие слова обо мне. «Пол красивый», «Пол, я влюблена в твою улыбку». Мило, мило.
Часа полтора мы стоим на ступеньках трапа и машем руками этим сумасшедшим. Время от времени я смотрю налево. Там цепочка из полицейских пытается удержать мятежную толпу. Подростки выкрикивают имена. Две девочки спорят, кто первый поцелует меня. Все это вызывает у меня отвращение, но я обязан улыбаться. К нам по очереди подходят журналисты с заумными лицами. Мы, как и всегда, отшучиваемся. Я пытаюсь прыгать, потому что ужасно продрог. А тут еще и снег пошел. В общем, эта сцена в аэропорту вызывает у меня смешанные чувства. Вроде бы горжусь, а с другой стороны — противно.
Наконец нам разрешают сесть в машину. Я сажусь на переднее сидение и включаю печку посильнее.
— Выключи, дует, - говорит Джон, положив ногу на ногу.
— Хочешь лишить меня тепла? - спрашиваю я, вжавшись в кресло.
— Нам не холодно, - бубнит Джон.
— Говори за себя, - Джордж поворачивается к Джону, а потом ко мне. - Оставляй.
— Мне тоже не холодно, - звучит голос Ринго со стороны левого окна.
— Двое против двоих, - ехидно подмечает Леннон.
О, нет, только ссоры на хватает. Конечно, это — дело обыденное. У нас и до этого ссоры случались, но ссориться в турне — глупо.
Передняя левая дверь открывается, и на место у руля плюхается наш водитель.
— Ох, ну и дубак! - потирает ладони мужчина. - Печку надо посильнее включить.
Шофер тянется к кнопкам, регулирующим температуру в салоне. Через секунду на нас повеял горячий воздух. Джон и Ринго насупились и тихо сидят в углу, время от времени демонстративно размахивая руками. Так они пытаются показать, что им очень жарко. Так длится всю дорогу.
Мы подъезжаем к большому зданию, в котором у нас должны взять интервью, когда я начинаю дремать. Джордж о чем-то беседует с водителем, которого, насколько я понял, тоже зовут Джордж. Шофер говорит о том, какие начинки в пончиках наиболее хороши. Не знаю, что за дурацкая тема взбрела в их головы.
Машина паркуется. Из-за угла выбегают девочки-битломанки с жуткими визгами. Внутри у меня все холодеет. Представляю во всех красках, как они будут пилить меня на кровавые кусочки и распродавать на аукционах под табличками с надписями «Органы Пола МакКартни. Недорого». Черная толпа стремительно приближается к нашему авто, и мне кажется, что они нас перевернут.
— На счет три — выбегаем из машины, - командует шофер и начинает считать до трех. Когда мы слышим «три», с грохотом открываем двери и бежим в здание, сломя голову. Ловят Ринго.
— У-у-у! - ревет довольная поимкой толпа. Шофер Джордж начинает отцеплять девчонок от Старра, а мы, не теряя ни секунды, вбегаем внутрь.
Из тесной гримерки мы выходим в прокуренный зал для интервью. Для нас поставили длинный стол с тонкими микрофонами и стаканами воды. За нашим местом висит белая простыня — фон, на котором нас будет легче разглядеть на фото при плохом освещении. По бокам комнаты стоят софиты. Она светят во всю мощность, но я вижу облака из пыли и сигаретного дыма. Перед нашим столом стоят стулья. Много стульев. Представить себе не могу, как много глаз будет смотреть на меня. Папа будет мной гордиться. Я — Пол МакКартни!
Не проходит и пяти минут, как зал забивают около сотни человек с огромными коробками-камерами. Меня сажают между Джоном и Ринго. Белый свет софитов бьет мне по глазам, и когда я моргаю, передо мной плывут серебристые и желтоватые круги. Мы с ребятами не можем нормально отвечать. Смеемся, отшучиваемся, а если пытаемся привести себя в адекватное состояние — ничего не выходит. Смешно, ну и ладно. Я закуриваю. Выпуская струю дыма изо рта, я думаю, почему никого не смущает, что я тут просто курю и молчу. Мне кажется, что это неэтично и по-хамски. Я разглядываю фильтр сигареты и ковыряю его жесткие края. Затягиваюсь еще, а когда выпускаю дым, в центре зала с места поднимается девушка.
— Здравствуйте, мой вопрос заключается в том...
Все остальные слова я пропускаю мимо ушей и начинаю разглядывать журналистку. Невысокая, весьма худощавая. Волосы золотисто-русые, серо-голубые глаза. Она одета в строгий бархатный черный костюм. Последний штрих: в худых руках находится дорогой фотоаппарат. Я задумываюсь: она нарушила главное правило — прежде, чем задать вопрос, надо представиться. А имя она не назвала.
Ее вопрос адресован Джорджу, и он кое-как на него ответил. До конца интервью я не свожу глаз с той девушки. Она постоянно фотографирует нас, и я понимаю: она не журналист. Она фотограф.
Интервью оканчивается, и я подхожу к Брайану.
— Бри, а почему та рыжая не назвала свое имя? Почему вы ее не выгнали?
— Ну-у-у, - долго и нудно растягивает Брайан, пытаясь подобрать правильные слова. - Она довольно известна в Нью-Йорке как фотограф-инкогнито. Объясняет это тем, что интервьюируемому может не понравиться ее имя, поэтому он не будет отвечать искренне.
— Но так она не дает почувствовать, что является тем человеком, которому можно доверять, - я смотрю в сторону выхода вижу, что девушка выходит из зала. Я решаю догнать ее. - Бри, я прогуляюсь.
— Недолго! У вас еще прослушивание! - кричит менеджер вслед. Я выбегаю на улицу и оглядываюсь по сторонам. Вижу, фотограф идет по тротуару справа, и бегу за ней. Когда я ее догоняю, спрашиваю:
— Как твои дела?
Сначала они не смотрит в мою сторону. Через пару секунд отвечает сквозь вздох:
— Нормально.
Мне не понравилось, что она не поинтересовалась моими делами. С другой стороны, я просто к ней навязался, поэтому она не обязана ничего у меня спрашивать.
— А я Джеймс Пол МакКартни, - девушка смотрит на меня искоса. - Но звать меня можно просто — Пол.
Фотограф останавливается и смотрит мне в глаза. На уголках губ зарождается улыбка, а в серо-голубых глазах загорается свет добра. Я взглядом намекаю ей, не скажет ли она мне свое имя.
— Хелен Ботрайт, - она протягивает мне левую руку. - Но это мой псевдоним.
Я начинаю хохотать в голос.
— Что? - смущается Хелен, рассматривая себя. Особенно долго ее внимание останавливается на собственных штанинах брюк. - Я сказала что-то смешное?
— Нет. Прости, это я был не тактичен, - прекращаю смех. - Но для рукопожатия протягивают правую руку.
Хелен осматривает меня холодным взглядом с ног до головы и идет дальше большими шагами, чтобы отдалиться. Я немного медлю, а потом кричу:
— Стой, Хелен!
Она останавливается, но не оборачивается.
— Может, пойдем в кафе? - предлагаю. Я замечаю, что Хелен немного повернула голову вправо, чтобы краем глазом смотреть на меня. Вдруг фотограф оборачивается.
— Ладно. Я как раз очень голодная! - ответила она.
Мы стоим, а я оглядываю местность в надежде найти хоть что-нибудь, даже указатели. Громко и обреченно выдыхаю через рот, понимая, что вообще не знаю, как выбраться из этого места. Вроде, мы ушли не так далеко, но в какой стороне зал, в котором мы только что присутствовали, я определить не могу. Сказывается то, что я оказался в незнакомом городе.
— Ты же в Нью-Йорке впервые? - спрашивает Хелен. Я киваю. - Идем, в этом переулке ты не сможешь найти ничего.
Она ведет меня в конец переулка и мы выходим на оживленную улицу. Заворачиваем направо и входим в кофейню. Садимся на место у окна. Я, как приличный джентльмен соблюдаю все правила этикета: помогаю фотографу снять пальто, отодвигаю стул девушки, потом двигаю вперед при надобности. К нам подходит официант и спрашивает, что нам нужно. Хелен заказывает два капучино. Я оглядываю её внимательнее: прямой и нетолстый нос, тонкие губы, ресницы подкрашены. Наконец она обращает на меня внимание.
— Что ж, начинай.
Я думаю над вопросом. Спрашивать, сколько ей лет — некультурно. А культуру надо показывать, особенно в обращении с нежными созданиями, а то они могут огреть по лицу с громкими воплями «Хам!» Решаю спросить, чем она занимается.
— Я фотограф, - произносит собеседница. - Еще не догадался?
Она стучит пальцами по фотоаппарату. Я чертыхаюсь про себя из-за своей глубокой невнимательности.
— А в каком журнале ты работаешь?
— В нескольких, - холодно отвечает она. - ты не знаешь их названия.
Я понимаю, что это бесполезно. Надо как-то её раздобрить. Но как — я не могу догадаться. Интересно, чем же она меня привлекла? Она же почти копия Джейн Эшер, только ростом поменьше будет, и лицо Хелен не такое приевшееся, как у Джейн. Я не могу догнать, почему она не сдается. Обычно девушки уже тают передо мной. Потому что я — красивый, умный, обаятельный, харизматичный, привлекательный и, в конце концов, Пол МакКартни. Чего эта Хелен такая ледяная?
— Слушай, сколько тебе лет? - внезапно спрашивает она.
— В этом году будет двадцать два.
— Значит, двадцать один, - отмечает она, ждет полминуты, а затем встает. - Я на минуту.
Она отходит в сторону таксофона и возвращается действительно через минуту. Когда она садится, я начинаю размышлять, какое же у нее имя в действительности. Это же наверное так неудобно, когда тебя называют чужим именем, когда родители назвали тебя по-иному. Вот звали бы меня... Билли Ширз. Весьма неудобно.
Нам приносят кофе.
Хелен смотрит в окно. Я слежу за ее движениями, хотя они не меняются на протяжении пяти минут. Потом девушка залпом выпивает свой напиток. Когда она видит, что к кафе подъезжает чья-то дорогая тачка, оживляется и говорит, положив руку на мою руку:
— Пол, прости, но мне пора.
Я глотаю кофе, а потом вскакиваю и помогаю Хелен надеть пальто. Я слежу за тем, как она выходит, подходит к машине и садится на первое сидение. Я вижу, что она целует водителя, и зажмуриваю глаза.
Поздно ночью в гостинице скучно. Я играю на пианино, а ребята в карты. Мои беспризорные пальцы ползут по клавишам, выигрывая одновременно и веселые, и монотонные песни. Мои мысли далеко отсюда. Думаю о Хелен, о ее имени, о ее хахале. Счастлива ли она с ним? Зря я не посмотрел на безымянный палец левой руки, он бы мне открыл многое.
Веки сейчас свинцовые. Все перед глазами плывет и затуманивается. Я хочу спать, но если я лягу в кровать, ребята скажут, что я слабак. А ведь завтра рано вставать.
На часах три. Я хоть и спал сегодня днем, но это никак не влияет на мое нынешнее состояние. Я замечаю, что перестал играть.
— А это тебе на погоны, - ржет Леннон, кладя карты на плечи Джорджа. Он смотрит на него обиженно. Когда мы видим такую ситуацию, точно знаем, что Джон мухлевал.
Около ребят стоят три открытые бутылки пива, почти пустые. Рядом — моя, еще запечатанная. Ринго начинает рассказывать анекдот, после которого мы все смеемся, даже я. В комнату входит Брайан и говорит, что соседи снизу жалуются на наш шум. Видимо, мы совсем расшумелись, если нас слышно аж на два этажа ниже. Вскоре мы ложимся спать.
Я открываю глаза, когда еще темно. Шесть часов утра. Я проспал всего три часа, а чувствую себя очень бодро. Спать больше не хочется. Я поворачиваюсь на правый бок и смотрю в окно. Небо кажется таким черным, но чувствуются будто отголоски приближающегося рассвета. Я лежу так полчаса, а потом встаю.
Ребята встают не сразу. Я помогаю Брайану будить их. Это происходит часов в десять. Бри постоянно приговаривает:
— В полдвенадцатого надо быть на интервью!
Джон бурчит что-то бессвязное, но в этом я могу разобрать следующее:
— Опять? У нас вчера оно было.
Бри вздыхает, не понимая, что пытается сказать Леннон.
С горем пополам мы поднимаем парней. О том, чтобы заставить их заправить постель, речи нет. Мы завтракаем в комнате. Потому что в столовой находится много людей, и отвлекать их своим присутствием было бы не очень хорошо. Если честно, я уже соскучился по обычным людям, не знакомым мне. Нельзя спокойно даже в магазин сходить, потому что обязательно кто-нибудь покажет на тебя пальцем. И сейчас не найдешь девушку, которая бы не бросилась ко мне на шею с визгом «Божечки, Пол МакКартни». Да, я не могу отрицать, я хороший, но эти девушки перегибают палку.
Нет, я знаю девушку, которая не бросается мне на шею, потому что я Пол МакКартни. Это Хелен.
Весь день проходит в беготне и работе. Мы готовились к шоу Эдда Салливана, которое должно состояться завтра, в воскресенье. Я удивляюсь тому, насколько сильно бушует битломания. Когда я оказываюсь в одном пространстве с битломанами, мне кажется, что я пришел в психбольницу.
Я высматривал Хелен Ботрайт. Эта черствая девушка чем-то привлекла меня. Но странный осадок остался на душе после произошедшего вчера. Я вспомнил последние секунды, в которые я видел Хелен. Как она целовала какого-то мужчину, сидящего за рулем авто.
Мы возвращаемся в гостиницу поздно ночью. Я говорю Брайану:
— Мне очень нужно выпить.
Брайан кладет руку мне на плечо, но я отстраняю.
— Что случилось? - милосердно интересуется Брайан.
— Не важно. Вина хочу, - я снимаю пиджак. На душе скверно, и я хочу залить это алкоголем.
— Ладно, ладно, - произносит менеджер. Он уходит. Я замечаю, какая же у него усталая походка. Он, по-моему, вообще не спит, а только носится по делам. Почему-то мне его не жаль. Помню, около года назад ходили слухи, что между Джоном и Брайаном что-то есть, но я в это не поверил и не верю до сих пор. Конечно, это можно списать на мое ханжество. А я просто не хочу ломать себе хорошее мнение о Джоне, который слишком много для меня значит, и неплохое представление о том, кто такой Брайан, ведь он, между прочим, многое делает для нас.
Брайан возвращается с бутылью красного вина. Ставит его на журнальный столик, вытирает пот со лба тыльной стороной ладони, достает штопор и начинает открывать бутыль. Но я говорю ему, что сделаю все сам. Когда пробка все-таки выходит из горлышка бутылки, я беру бокал и вино и сажусь за письменный стол. Я бы сейчас с удовольствием выпил со своим другом Джоном, которого я так люблю и уважаю, но он снова играет с ребятами в карты. Выпиваю два бокала залпом, как будто это вода, а я только что прошел пустыню. Я беру тетрадь и ручку и начинаю писать стихи:
Весь день темно,
Смотрю в окно.
Тянулись дни уныло.
Я Музу жду
— она давно ко мне не приходила
Я понимаю, что это вообще не стихи, а черт-те что. Перечеркиваю все и потом заштриховываю ручкой. И так яростно раскрашиваю, что продырявливаю бумагу.
Мне становится очень жарко, и я расстегиваю рубашку. Выпиваю еще один бокал вина. Попытка написать стихотворение номер два:
Весь день темно,
Смотрю в окно.
Во сне я вижу ту,
К которой прилетел.
Эй, стой! мою мечту
Исполнить так я не сумел.
Помоги, родная Муза!
Я ждал тебя давно,
Смотря в окно.
Это никуда не годится. Такой ереси я давненько не писал. Я нахожу спички и хочу сжечь тетрадь, но понимаю, что если разжечь огонь, он может поглотить и письменный стол, поэтому просто сминаю ее и выбрасываю. Вспоминая последние строки своего неудавшегося шедевра, понимаю, что не могу выпустить из головы мысли о Хелен. Но, к сожалению, мы с ней никогда уже не встретимся.
Но тут в голову приходит догадка: она говорила, что работает не в одном издательстве, а в нескольких. Может быть, стоит пойти в какой-нибудь журнал и спросить, работает ли у них Хелен Ботрайт или имеют ли они о ней сведения. Но идти одному туда — не вариант, лучше послать туда секретаря. Но эти размышления скоро улетучиваются, потому что алкоголь ударяет в мою голову.
Из соседней комнаты доносится гогот Джона и Джорджа, а потом кукареканье Ринго. После этого раздается еще одна волна смеха. Играют на желания. Ринго бубнит, уже в дверях:
— Все, идиоты, я спать пойду.
— Иди-иди, - не может успокоиться Джон.
Я бы с удовольствием поиграл с ребятами в карты и посмеялся. Но никак не могу научиться. Может, я еще не нашел достойного учителя. Вскоре я буду играть как профессионал, даю себе слово.
Ухожу в ту комнату, в которой сидят Джон и Джордж, чтобы не мешать Ринго спать. Я ночую в одной комнате с Джоном. Он спит на кровати, а я на раскладном диване. Так же дела обстоят с Джорджем и Ринго. Ринго спит на раскладном кресле, потому что оно не шибко длинное. На самом деле, мы довольны.
Мы не засиживаемся долго, а вино начинает совсем туманить разум. Я решаю лечь спать прежде, чем начну нести пьяную ахинею. Свет тухнет, и в комнате становится очень темно. Джон пытается о чем-то шептаться со мной, но вскоре я ухожу из реальности.
Сначала мне снится, что я и Джордж охотимся на кашалотов. Нам снова четырнадцать лет. Джордж такой худой, что его сносит ветром, а в конце его уносит большая волна. Я ухожу в каюту, и вижу там Хелен. Каюта похожа на купе в поезде. Я сажусь рядом с Хелен и обнимаю ее. Она смотрит в окно и прижимает меня к себе. А потом начинаем целоваться.
— Давай уедем на наш собственный остров? - спрашивает девушка. Я киваю, целую её в щеку, и открываю глаза.
Кровать Джона уже пуста. В комнате светло. Я смотрю на часы и понимаю, что заспался — одиннадцать часов. Голова моя раскалывается на части. А то я понятно: я не заметил, как выпил целую бутыль вина. На тумбочке рядом стоит мой завтрак. Вдруг дверь открывается.
— Как ты себя чувствуешь? - появляется Джордж.
В моем животе урчит. Горло немного першит. Я чувствую запах просроченного йогурта.
— Неплохо. А что? - хриплю я.
— Тебя в восемь часов будили, а тебя вырвало. Поэтому Брайан отменил утреннее интервью, - Джордж проходит в комнату и присаживается на край дивана, на котором я лежу. Я не могу вспомнить ровным счетом ничего. Может, этого не было, это приснилось Джорджу. Но я думаю о запахе тухлятины, о першении в горле и чувствую боль в желудке. Слова больше похожи на правду, хотя я действительно неплохо себя чувствую. Как-то странно... после бутылки вина.
— Хочешь, можешь сегодня в номере посидеть, а мы сами... - внимание Джорджа рассеялось. - Кстати, говорят, нам на несколько дней предоставят личного фотографа. Девушку, - на последнем слове Харрисон похотливо вздымает брови.
— Я в номере сидеть не буду! - вдруг злюсь. - Сегодня Шоу Салливана! Как я его пропущу? - ору на Джо благим матом, но быстро успокаиваюсь. - И вообще. Я тоже хочу с этой девушкой познакомиться.
Джордж, готовый на меня обидеться, вдруг расслабляется. Я же не кричу на него. Чувствую аппетитный запах моего завтрака и тороплюсь скорее за него приняться. Мне принесли кашу и мороженое. К каше я еле притрагиваюсь, а вот мороженое поглощаю целиком.
До концерта час. Наши «большие начальники» построили нас в линию и стали рассказывать, что делать. Я глазею из стороны в сторону, и иногда мой взор падает на Брайана. Он, внемля словам режиссера, расхаживающего мимо нас уже около восьми минут, кивает. Наконец, режиссер кончает.
— Уже все? - спрашивает Брайан. Оказывается, он не слушал режиссера все это время.
— Да-да, конечно, - цепляет дежурную улыбку уходящий режиссер.
Бри подходит к нам и тоже начинает наматывать круги по комнате, держа руки за спиной. Я именно так себе представляю армию.
— Итак, сегодня я представлю вам личного фотографа, - иногда запинаясь, говорит менеджер. - Заходи.
В гримерку входит невысокая, худая девушка. По рыжим волосам и серо-голубым глазам я понял, что это...
— Хелен Ботрайт, - представляет Брайан фотографа, подтверждая мою догадку. - Помните?
Хелен немного покашливает и подходит к Джону.
— Приятно познакомиться, - она лучезарно улыбается и протягивает ему левую руку. Я усмехаюсь и вижу, что Джон целует ее руку. Усмехаюсь еще раз. Она подходит к Джорджу, к Ринго, а меня игнорирует и уходит, виляя бедрами. Я только что понял, что у нее толстая попа, хотя ноги как спички.
Проходит чуть больше часа, и мы выходим на сцену, перед этим неплохо пообщавшись с ведущим программы. Я не помню, сколько времени мы играем. Мой голос теряется в визгах фанаток, а глаза застилает свет софитов и вспышек фотокамеры. Я не слышу даже барабанов, даже не Джона или Джорджа. Это меня угнетает, но на публике я стараюсь вести себя как пай-мальчик и всем улыбаться.
После выступления устраивают фуршет без папарацци. Из фотографов была только Хелен. Она теперь привязана к нам на три дня. Может быть, это мой шанс подкрасться к ней ближе.
На фуршете я веселюсь со всеми, но вскоре замечаю, что Хелен нет. Она ушла на довольно продолжительный срок, поэтому вряд ли в дамскую комнату. Я принимаю решение найти ее. Обегаю все здание, даже крышу и балконы, но нахожу ее на крыльце курящей.
— Ты чего? - спрашиваю я, подкрадываясь к ней. Она физически становится ко мне ближе, но морально отдаляется на тысячи верст. - Тут же холодно. Сейчас еще зима.
— И без тебя знаю, - по ее голосу догадываюсь, что она плачет. Она съеживается от холода.
— Не-е-е, так дело не пойдет. Что случилось? - я приближаюсь к Хелен и сажусь рядом с ней. Пока она делает затяжку, снимаю пальто и набрасываю ей на плечи. Она пытается кивнуть в знак благодарности, и этот знак я ловлю.
— Я развожусь с мужем, - выдыхает она одновременно пар и дым. - Из-за тебя, между прочим!!
— А чем-то я виноват? - удивляюсь.
— Грег... То есть, мой муж, он очень ревнивый. Он увидел в понедельник нас в кафе. Особенно его взбесило то, что я положила руку к тебе на руку.
Я вспоминаю это и говорю: «Ага».
— Теперь он говорит, что мне пора на панель, и подал документы на развод, - Хелен сделала затяжку еще раз и бросила бычок прямо в урну.
— Не волнуйся, есть же много других парней, которым ты нравишься, - неловко поизношу я.
— Ты предлагаешь мне не волноваться?! - повышает голос Ботрайт. - Знаешь что? Отвали. - Она встает и пытается убежать. Я ловлю рукав пальто, но то падает, потому что девушка пальто лишь накинула на плечи. Я пытаюсь догнать Хелен и один раз ловлю, но она ловко вырывается. Я гонюсь за ней до тех пор, пока не выбиваюсь из сил.
Я падаю на траву.
Утром я просыпаюсь рано. Я выхожу на балкон и курю. Уши закладывает, поскольку под окном стоят сотни орущих фанаток. Это они меня разбудили — балконная дверь открылась, и жуткий вой ворвался внутрь. Докуриваю и кидаю бычок фанаткам. Проносится новая волна воя, и толпа тянется к упавшему окурку.
Я крепко закрываю балкон и выхожу во вторую комнату. Там беззаботно храпят Джордж и Ринго. В углу тикают напольные часы. Я смотрю на часы, показывающие шесть часов утра и понимаю, что спать уже совсем не хочу. Начинает болеть живот в отместку за то, что я покурил натощак.
Около часа я сижу на краю кровати и читаю книгу. Сквозь стену слышу тиканье часов. Встаю, смотрю, сколько времени — семь.
Я выхожу в коридор и вижу быстро приближающуюся Хелен. Я начинаю улыбаться, но у нее, видимо, совсем иной настрой. Она идет большими и скорыми шагами, поэтому ее расклешенные штаны мечутся в стороны, как крылья.
— Я вам что, девочка на побегушках? - кричит она, находясь в трех метрах от меня. - Меня послали вас будить!
— Всем, кто не работает с нами, не везет, - отвечаю.
— Буди всех сам! - Хелен разворачивается и идет в другую сторону, по пути бросая слова, - Я еще не завтракала!
Я улыбаюсь, потому что она бесконечно мне мила.
— Приятного аппетита, девушка-инкогнито! - добро произношу я.
Она впервые улыбается мне.
Я вхожу в номер, и по сравнению с душным коридором комната кажется мне холодной. Я начинаю будить Ринго и Джорджа, а потом мы идем будить Джона — его будить тяжелее всех. Пока мы с Ринго спихиваем его с кровати, Джордж идет в ванную, и приносит оттуда ковш, наполненный холодной водой. Вода выливается на спящего Леннона, он встает с жутким криком и ругает нас по матери. А потом смеется вместе с нами.
Мы приводим себя в порядок, и приходит Эпстайн.
— Доброе утро, - улыбается он как всегда. «Как он нас терпит? - не могу понять я. - Мы же его бесим». Брайан преподносит нам завтрак, и мы едим.
Мы собираемся и едем на интервью. Сегодня мы должны дать тринадцать интервью. Это наш рекорд!
Выходим через черный выход и садимся в машину. Перед нами стоит черная «мини», в которой сидит Хелен и ковыряет фотоаппарат. Поднимает взгляд на меня и тут же опускает его. Я опять улыбаюсь. С левой стороны груди становится так тепло и хорошо, что я улыбаюсь и закрываю глаза.
Вечером нас приглашают на какую-то престижную вечеринку в коттедж. Мы дали двенадцать интервью, поскольку одно отменилось, и концерт. Я не сводил глаз с Хелен. Она совсем не красавица, но в ей есть обаяние. Когда она фотографирует, обретает необычайную красоту. Я бы сфотографировал ее во время работы. Я никогда не найду такого же фотогеничного фотографа.
Где-то в середине вечеринки я выхожу на балкон. Перила сделаны из мрамора, и я ощущаю всю помпезность мероприятия именно здесь. Я замечаю, что справа стоит Хелен и курит.
— А, это ты... - оборачивается она, опираясь на перила. Ее тощая фигура в черном костюмчике теряется на фоне ночного неба. Я вижу, как она ежится от холода, ибо здесь дует ужасный ветер. Я подхожу к ней робко обнимаю, боясь, что она огреет меня по голове. Но она меня не отстраняет.
— Скоро будет дуть весенний ветер. Мы начнем дышать им, дышать весной, - говорю я, прижимаясь головой к ее плечу. Рыжие волосы лезут ко мне в глаза, но я не замечаю их. Я просто прижимаюсь к девушке, в которую влюблен, и хочу добиться ее расположения. Хелен обхватывает мои руки. Я целую ее затылок. Я хочу стоять так долгую ночь, пока не затекут ноги и руки, просто согревая Хелен. Внезапно она отстранят меня и поворачивается лицом.
— Не к чему, Пол. Ты хороший человек, но у тебя наверняка есть девушка...
— Нет у меня никого, - перебиваю и вру я.
— Все же. Мы живем в разных странах и совсем друг друга не знаем. У нас нет будущего.
Хелен уходит, а я, чтобы слезы не выкатились на холодные щеки, зажмуриваю глаза.
Следующим днем мы заняты, и я почти не вижу Хелен. Сразу после концерта мы едем в аэропорт. Без Хелен.
Когда мы возвращаемся в Нью-Йорк через две недели, я пылаю желанием увидеть Хелен и пригласить ее на свидание. Но мне сказали, что она улетела в Италию.
________
Когда мы приезжали в США полгода спустя, мне сообщили, что Хелен на работе в Европе. Я очень огорчился. Вся надежда на нынешнюю поездку.
Сегодня мы выступим на стадионе Ши. Брайан говорит, что продано свыше сорока тысяч билетов. Впечатляющая цифра!
В Нью-Йорк мы летим на частном самолете. Я с битлами обговариваю список песен, которые мы исполним, хотя он уже давно утвержден. Иногда мы отвлекались, глядя в окно. Прямо под нами проплывали серые высотки.
— Смотрите, Эмпайр Стэйт Билдинг! - ткнул пальцем Джордж в сторону шпиля здания. Мы приблизились к иллюминатору и стали разглядывать все еще внимательнее.
Хочется в туалет. Я иду в его сторону мимо отсека стюардессы. Я замечаю двух красивых девушек и секунд через пять понимаю, что одной из них является моя Хелен.
— Хе... Мисс Ботрайт? - спрашиваю я, замявшись.
— Пол МакКартни, - произносит Хелен. - Вы не могли бы выйти? - спрашивает она у светловолосой и высокой стюардессы. Та выходит. Хелен задергивает занавеску, отделяющую салон и отсек стюардессы, и подходит ко мне.
Хелен обнимает меня, и я целую ее в макушку. А потом в губы. Хотя она не на это рассчитывала, она не отстраняется. Отстраняюсь я:
— Мы обязательно встретим завтрашний рассвет, - шепчу я.
Самолет вскоре приземляется, мы пробираемся на стадион и даем концерт. Я украдкой гляжу на Хелен, чтобы никто не заметил. Я не слышу ни себя, ни битлов, а картинка перед глазами размывается. Нет, я не падаю в обморок, а глохну.
Но после концерта я никуда не могу идти. Нас везут в отель и я просто плюхаюсь в кровать. Днем я веду Хелен в кино и в кафе, но она ведет себя довольно холодно и даже не смеется после моих шуток. Вскоре мы с ней расстаемся, видимо, навсегда. Я так и не успеваю спросить, как ее зовут на самом деле. Эти последние дни с Хелен так быстро пролетают и почти не запоминаются, что я расстраиваюсь.
Очень обидно, когда ты хочешь вспомнить что-то важное, а ничего не получается. Тщетны все попытки восстановить в памяти воспоминания. Потому я и расстраиваюсь.
________
Я рассказываю эту историю Леннону полностью. Мы оба пьяны, но еще в своем уме. Недавно Хелен вышла замуж за известного ювелира и отказалась от псевдонима. Взяла фамилию мужа и свое имя, данное ей при рождении. Ее звали Люси Джексон.
— А у меня тоже есть одна Люси с алмазами. Только летающая, - мямлит пьяный Леннон и протягивает детский рисунок (видимо, Джулиана): девочка в небесах со звездами. - Жаль, что ты с этой Хелен не переспал.
Леннон все о своем. Я выпиваю рюмку виски залпом.
— А давай напишем о наших люсях песню? - предлагает Леннон, поднимая рюмку. - За тебя!
Мы чокаемся.
