Асбестовая пыль

Он кладет огрубевшие, жесткие пальцы на чужие виски, прислоняется лбом к прохладному, взмокшему лбу. Тысячи звезд собираются из жалких пылинок, растут, надуваются и рассыпаются в прах. Нет ярких зрелищных взрывов, красок, отчаяния или счастья. Эти миры давно окрасились в черно-белый и расплылись, размазались, как старая нечеткая фотокарточка. Скоро сотрется и это. Все произошло глупо, неправильно, не вовремя, как любая неприятность. Маленькие серые люди на тоненьких спичечных ножонках окружают быстро, бегут на четырех лапках, размахивая руками, словно насекомые. Они издают сиплые звуки, корчат омерзительные гримасы, и Доктор испуганно отшатывается, лихорадочно соображая, не угодил ли он случайно в противный кошмар слабого мальчишки лет пяти. Но он точно знает, что его привлек зов помощи, крики ужаса и отчаяния, истончившиеся и ослабшие за время ожидания. Десятый летел на эту планету впопыхах, надеясь успеть помочь. Вот его истинный облик: всегда наугад, помятый, самонадеянный, эгоистичный. Он бросается и в лед, и в огонь, и в хаос черных дыр, не боясь рассыпаться каменной пылью от контраста опасностей. Он не думает о людях, нуждающихся в нем всегда, зависящих, беспомощных. Ему важно победить вновь, спасти жалкую кучку существ, пару планет, возможно, ценой своей жизни. Одной из них. И Доктор прибыл, поглощенный азартом, интересом, волнением. Не задумываясь о том, что эта планета - цветок-мухоловка. Маленькие существа, разумные, конечно, но не злые, не добрые, не плохие и не хорошие, но зверски голодные, надвигались на самонадеянного галлифрейца в коричневом костюмчике, готового помочь. И он поможет, даже такой худощавый сгодится. Доктор стоит и недоуменно смотрит на человечков с ножками-палочками, надвигающихся паучьим ходом. Цветочная земля засасывает нелепую с этим плащом обувь и режет глаза своей яркостью. Десятый дергается, вырывает ноги из зыбучей липкой поверхности и бежит к любимой старой будке, с каждым прыжком влипая в почву. Маленькие человечки почти невесомые, они догоняют его и стараются уцепиться за штанины, вцепиться в мясо. И у одного из них получается. Конечно, по закону жанра, когда Доктор уже заскочил в ТАРДИС, сорвавшуюся с голодной планеты. Десятый падает и тяжело дышит, в глазах темнеет, и все, что он успевает сделать, это выкинуть серого человечка в открытый космос. Все произошло банально, обыденно. Мысли старого галлифрейца путаются, отталкиваясь от границ сознания, яркая сетка стоит перед глазами, и цвета переливаются калейдоскопом эмоций. Он чувствует одиночество. Он чувствует боль. Он чувствует досаду. Доктор знает, что был бы он со спутником на этой цветочной планете, в живых остался бы лишь один. И одиночество отступает. Яркая боль истекает красками планеты, врезавшейся в сознание. Десятый кричит, сипит, теряет голос. Он привыкает к боли, и та отходит далеко за задний план. Доктор вспоминает, что слышал о таких планетах и нередко сам на них попадал. Он сетует на свое благородство, но уже ничего не сделаешь, и остается надеяться, что досада канет в лету. Он перестает чувствовать, внутри остается пустота, и осознание медленно вливается в разум тягучим горьким соком, оставляющим оскомину. Доктор понимает, что будет дальше. Такие миры нередко встречаются во Вселенной, и каждый хоть немного продвинутый школяр знает, что горе тому, кто столкнется с существами, обитающими там. Реакция организма может быть самой разной. От моментальной смерти, воспламенения, удушья, до паралича, маразма или лишения конечностей. Но Доктор устал от бездействия, и, кажется, лишился мозгов, проигнорировав простую осторожность. Он вскакивает с пола его ненаглядной ТАРДИС, резко вдыхает, мотает головой, стараясь убрать дымку перед глазами. Эти блуждания в сознании заняли всего пару минут, но он был уже далеко от злополучной планеты. Перед глазами вспыхивает яркий свет, и Десятый морщится, трет лоб, на который словно опустили раскаленный пятитонный молот. И он понимает. До него доходит, что досталось ему от планеты-сюрприза. Слепота. Прогрессирующая и полная потеря зрения, вечные, насколько хватит жизни, головные боли и, вследствие этого, потеря рассудка. "От любой болезни можно вылечиться", - сказал бы слабый мальчик пяти лет с мягкими скользкими глазными протезами, искусственным сердцем и богатыми родителями. И никто не стал бы спорить, позабыв о планетах-мухоловках. У них есть маленькая особенность, приложение к подаркам вроде паралича и маразма, короткое слово, больно бьющее по нервам - неизлечимо. И Доктор подскакивает, бежит к панели управления и первым делом проверяет, та самая ли эта планета. Сердце бешено стучит, то ли от яда серого человечка с яркой земли, то ли от волнения, уже не разобрать. И Десятый медленно опускает ладони на панель управления, шипит, а кончики пальцев леденеют. И вновь по закону жанра. Это происходило, как обычно бывает, глупо, неправильно, не вовремя. Доктор не знал, где находится, в ушах невозможно шипело, а перед глазами мелькали пятна. Он плутал в пучине необъятной, восхитительной Вселенной, искал помощи, словно бездомный щенок, но все только пожимали плечами, и их лица искажались яркими пятнами лицемерного сочувствия. Все в глубине души были рады, что это произошло не с ними. И Десятый в своем старом нелепом костюме, спасший практически весь мир, чувствовал себя беззащитным, покинутым. Глаза выжигало, и яркие пятна замещали весь мир, который Доктор так отчаянно спасал всю жизнь. Он пытался помогать людям даже после укуса спичечного человечка с цветной планеты, но те испуганно шарахались, кричали и убегали при виде темных зияющих дыр на месте прежних озорных, но безумно усталых глаз. Вот, что нужно было им все время: милый, пусть и странный костюмчик, нелепый человек с добрым взглядом и птичьим хохолком. Им нужна была лишь оболочка, внушающая доверие, но не истинная помощь в любом виде. Но Доктор не злился, он просто принял это, как и многое другое. Только теперь в душе его была та же пустота, что и в черных глазницах. У него остались глаза, но люди не хотели замечать это. Десятый видел яркими пятнами красочный, сказочный мир, от одного вида которого хотелось хлопать в ладоши. Однажды эти пятна рассыпались пеплом. Мир стал серым и скучным, голову словно обхватил раскаленный обруч, и Доктор часами выл в ТАРДИС, повиснув в одной точке пространства и времени. Люди давно забыли о нем. Все, даже злейшие враги. Трудно сказать, сколько веков, лет, минут это длилось. Десятый тихо сходил с ума, теряя надежду, о нет, не на спасение, но на какое-то утешение. Он сидит на полу и смотрит на серые плывущие перед глазами пальцы. Он едва может рассмотреть каждый отдельно, хотя держит ладони прямо перед глазами. И его веки смыкаются, шепот испуганных людей, увидевших его, Доктора, таким, проносится вновь и вновь, угнетая, пугая, уводя из реальности. Его смысл жизни рассыпался асбестовой пылью, которую он вдыхает воспаленным сознанием уже долгие годы. Никто не ждет помощи от обезумевшего инопланетянина со страшно пустыми черными глазами. Чужие огрубевшие жесткие пальцы ложатся на виски, чужой лоб прислоняется к прохладному, взмокшему лбу. Доктор чувствует теплое дыхание на своем лице и вздрагивает, замечая, как часть старого здорового сознания вновь встает на место. Он смотрит перед собой и видит знакомые очертания сквозь большие белые блики света. Он не верит своим глазам, в то время как его злейший друг роется в воспоминаниях Десятого, корчит недовольную мину и, дрожа всем телом от напряжения, восстанавливает обрывки зрения. Мастер ухмыляется и самодовольно и грубо целует Доктора в губы, заваливает прямо на холодный пол. - Половина Вселенной сожжена, ты знаешь? Доктор широко распахивает глаза, пытается вскочить и так же резко успокаивается: - К черту. И Мастер довольно смеется, треплет по волосам старого врага и впивается зубами в шею. Тысячи звезд собираются из жалких пылинок, растут, надуваются и взрываются ярко, красочно, но безболезненно. Медленно мир приобретает резкость, все собирается заново, а Доктор понимает, что надо начинать прежнюю жизнь. Он только немного отдохнет... А Вселенная горит в огне, кричит, мерцает и рассыпается, так и не вспомнив о Докторе.