۩
По утрам в будние дни посетителей не так много. Обычно это постоянные клиенты или же люди, которые забегают лишь за кофе, спеша по своим делам. Чонин присмотрел это заведение еще во времена своей стажировки. Тихое уютное кафе, расположенное недалеко от участка, как-то само собой стало местом постоянного посещения. — Еще кофе? — раздается негромкий голос, и Чонин отвлекается от утренней газеты. «Найдена очередная жертва Праведника» — на развороте крупными буквами. «Появились новые сведения по старому делу» — жирным в статье. Каждый зарабатывает на хлеб по-своему, но Кима уже изрядно начинают раздражать все эти новости, которые появляются раньше, чем они успевают поговорить с криминалистами. — Да, спасибо, — чуть улыбается Чонин парню, который ставит перед ним новую чашку с горячим напитком. Сэхун знает, что ответ всегда будет положительным. — Отличное начало года, — кивает парень на отложенную газету и присаживается напротив. Они знакомы с момента, как Чонин начинает захаживать в это заведение. Человек корейской внешности невольно бросается в глаза, если ты живешь в Эдинбурге, но Ким никогда не был большим любителем новых знакомств, поэтому просто делает вид, что не замечает заинтересованные взгляды первую неделю. А потом Сэхун все решает сам. — Привет, меня зовут Кайден, хотя, это не совсем так. И пожалуйста, скажи, что ты говоришь по-корейски, это будет просто отлично. Не-Совсем-Кайден оказывается студентом О Сэхуном из Сеула, который каким-то образом в Шотландии. Все это очень длинная история, и «не думаю, что это так уж интересно». Чонину как-то без разницы, потому что он интересуется лишь из вежливости. Но по-корейски он действительно разговаривает, и этот факт становится изначальной причиной неожиданно долгого знакомства. — Иногда мне кажется, что у них с ним прямая связь, потому что они настолько умело делают вид, что знают больше нас, что даже я начинаю в это невольно верить, — говорит Чонин, сворачивая газету. — Это их работа — знать или умело делать вид, что они знают. Сэхун пожимает плечами, обтянутыми рубашкой в крупную клетку, и делает глоток из чужой чашки. Чонин до сих пор не понимает, как его еще не уволили. — Поверь, я кое-что в этом смыслю, — добавляет парень с видом действительно знающего человека. Чонин до сих пор не знает, какую специальность вообще получил его приятель. Да и это не столь важно, потому что он до сих пор работает в этом кафе. Пришедшее сообщение от напарника заставляет поспешить в участок, потому что уже нужно наведаться к Шоне. — Удачного дня, — привычно бросает Сэхун и допивает остывший кофе, и Ким хотел бы возразить, но решает просто махнуть рукой. Потому что удачный день будет только тогда, когда они поймают. Когда он лично наденет наручники и затянет так сильно, чтобы остались глубокие следы. — Ничего нового вам сказать не могу, ребятки, — поджимает губы Шона, стоя над уже зашитым телом Джонсона. — Никаких повреждений или же веществ в организме, которые бы указывали на причину смерти. Сердце просто остановилось, хотя наш мистер Джонсон мог бы прожить еще долгие лет двадцать, как минимум. Ах, так жаль… Все это — как предыдущие девять случаев. Все это — очередная папка, которую хочется выбросить в мусорное ведро. А позже приходится беседовать с родственниками, которым они даже не могут уверенно пообещать, что они поймают того, кто за всем этим стоит. — Я это просто так не оставлю, — кричит Джонсон младший. — Если он еще не за решеткой, вы хреново выполняете свою работу! И он не спрашивает, что было написано на ключе его отца. Никто никогда не спрашивает, потому что не хочет этого знать. — Ты ведь понимаешь, что жертвы никогда не бывают случайными, — тихо говорит Ник. Чонин сверлит доску с множеством фото, статей и красных кнопок, соединенных яркими алыми нитями между собой. Отдельные участки. Островки на белом поле, которые никак не пересекаются. Десять жертв, которые не были знакомы между собой, связанные лишь маленькими ключиками. С персональным клеймом для каждого. Поначалу все это казалось лишь больной шуткой, потом большинство стало думать, что все закончится на цифре семь. Но это слишком малое число, чтобы обозначить все существующие человеческие пороки. Судья Джонсон был всегда примерным семьянином и человеком, который не был ни с кем замечен после смерти жены. Все соседи всегда говорили: «Они были такой прекрасной парой. Их брак можно по-настоящему назвать счастливым». Настоящим счастьем можно назвать лишь незнание. Возможно, будь все пары в курсе тайных пристрастий своих партнеров, они бы тут же покончили бы со всем раз и навсегда. Представьте, вы счастливы в браке, каждое утро готовите завтрак мужу и получаете теплый поцелуй в щеку в знак благодарности просто за то, что ему так повезло с вами. А потом вы находите у него в гараже журналы со связанными девицами, фото мертвых тел, журнал «Горячие самцы» или чьи-то документы. Например, пропавшей неделю назад девушки. Будет ли этот утренний поцелуй в щеку так же приятен, как прежде? Или вы сразу побежите высвобождать желудок, зная, что именно он мог делать этими самыми губами где-то там, пока он якобы уехал на встречу с новыми партнерами? Никто никогда не спрашивает, что было написано на ключе их мужа, парня, жены, сестры, ребенка или какого-то дальнего родственника. Потому что мертвым уже все равно, а живым хватает и собственных проблем. Чонин обязан знать все, но единственный вопрос, который бы он задал при личной встрече: «Как?» — Убийца должен был хорошо знать жертв. Лучше, чем даже их семьи. Но за три года не удалось связать всех их между собой. Большинство даже никогда не пересекались в городе. Трое ходили на приемы к психотерапевту — третья, седьмая и восьмая жертвы, — но они посещали разных людей. Все это походило на игру в шарады, где каждый элемент существует отдельно от других, но все это имеет единую систему. К которой пока собраны не все ключи. Первое время им удавалось скрывать неладное, и даже новости во всех этих газетенках не получали должного внимания. Но сейчас «четвертая власть» в руках у любого, имеющего доступ к Интернету и умеющего печатать. Всего одна статья какого-то студента, и вот все это распространяется как вирус. Репост за репостом, куча комментариев и звонков в участок. — Нет, в городе не орудует никакой обезумевший священник, — отвечает устало один из работников. — Нет, это не банда мстительных феминисток. Да и среди жертв были женщины, боже. — Нет, это никакой не Сумеречный Мститель, останавливающий сердце. — Нет, никто не высасывал их души. И никто не мог поклясться, что какое-то из этих предположений не будет ответом на все их вопросы. Слухи доходят и до других континентов, потому что людям нравится то, что они не могут объяснить. Это активизирует полет фантазии. Иначе не было бы всех этих религий и научных теорий. — С нами связались из Южной Кореи, — говорит капитан через три дня после смерти судьи Джонсона. — Семнадцать лет назад в Сеуле происходило то же самое, поэтому они направят сюда человека для работы по этому делу. Нехорошее предчувствие становится все сильнее, и Чонин уверен, что это десятое убийство станет финальной точкой отсчета. Сэхун чувствует нервозность Кима, когда они сидят на диване в квартире детектива за просмотром «Гримма». Пока Потрошитель вгрызается в горло жертвы на экране, Сэхун пристально смотрит на Чонина. — Что? — спрашивает тот, не поворачиваясь. — Ты не думал, что происходящее ты не сможешь объяснить рационально? Что, если все так и должно быть? Почти как закон природы. Просто гармония двух сосуществующих миров. Ким лишь треплет волосы парня и говорит, что тому пора завязывать с просмотром телевизора. Сэхун кладет голову на чужое плечо и говорит, что мыслить нужно шире. Что одиночество загоняет в ментальные рамки, потому что нет никого, кто бы смог их раздвинуть. Он говорит, что останется ночевать. — Надеюсь, ты хотя бы не забыл покормить перед уходом птиц. Это было бы весьма безответственно. — Птиц? — прищуривается О. Два белых голубя. Чонин запомнил их, когда впервые побывал в гостях у парня. Там в гостиной стоит среднего размера позолоченная клетка с двумя белоснежными птицами, выделяясь в интерьере съемной квартирки. — Не беспокойся, с ними все будет в порядке, — мягко улыбается Сэхун, и Чонин спешит принести ему чистое постельное белье, чтобы постелить на диване. Он так и не решается сказать, что его ментальные рамки — из хрупкого стекла, на котором трещины от каждой чужой улыбки.۩
Чонин стоит над телом, сжимая в карманах руки в кулаки. — Это ведь не наш знакомый, верно? Боже, прошло ведь меньше недели, — выдыхает напарник. Нет, хотелось бы ответить Киму. Потому что он видит насыщенный след на тонкой шее лежащего на земле мальчика. Livor mortis, говорит детектив. И синюшно-фиолетовый оттенок пятен говорит ярче всего о причине смерти. Это совсем не похоже на предыдущие десять случаев, но внутри все скручивается, потому что в тоненьких пальчиках зажата веточка вербы. Такая же, какая была у судьи Джонсона. Чонин чувствует, что на него кто-то пристально смотрит, и поворачивает голову, встречаясь с темными глазами. Невысокий молодой мужчина корейской внешности, разговаривающий с патрульным, не сводит с него взгляд. — Детектив До Кенсу, меня направили из Сеула, — протягивает мужчина руку, и Чонин отвечает на неожиданно сильное рукопожатие. — Детектив Рейн, а это детектив Ким, мы занимаемся этим делом, — улыбается напарник, а гость лишь сдержанно кивает. — Нам говорить по-английски или же вам привычней по-корейски? — спрашивает Чонин просто из вежливости. — Как вам будет удобно, я свободно говорю по-английски, — с легким акцентом отвечает детектив, присаживаясь возле тела. Чонин поджимает губы, отчего-то не слишком довольный тем, что в это дело вмешивается кто-то еще. — Не думаю, что это нужно приписывать к предыдущим убийствам, — качает головой Шона, когда они чуть позже все вместе навещают ее. — Смерть мальчика наступила от асфиксии, небольшие гематомы и следы от пальцев на руках явно говорят о том, что он пытался вырваться, но ему не дали этого сделать. Это не наш знакомый, это слишком грязно для него. Шона не говорит вслух, но запись в отчете режет глаза. Изнасилование и внутренние повреждения, как последствие. Чонин до боли сжимает зубы, зная, что именно им придется сообщить об этом родителям мальчика. — Я работал над этим долгие годы, — делится детектив До поздно вечером, когда они пытаются связать все воедино. — Все началось, когда я только заканчивал учебу. Возможно, если бы не это дело, я бы не так сильно стремился становиться детективом. В мусорном ведре несколько пустых стаканчиков из-под кофе, а глаза все равно закрываются от усталости. Лишь тяжелая голова совершенно не даст уснуть, Ким в этом уверен. — Сколько всего было убийств? — спрашивает он. — Одиннадцать, — отвечает после недолгой паузы До и смотрит прямо в глаза. — Но их должно было быть больше, последний элемент системы закончил бы все это, и мы бы не стояли здесь сейчас. Теперь я это знаю точно. У Чонина пересыхает во рту, но взгляд он не отводит. Он хочет спросить, почему тот так уверен в собственных словах, черт возьми, но не произносит ни слова. — Ник сказал, что ты решил задержаться в участке, хотя обещал вернуться к ужину, — вдруг прерывает их знакомый голос, и Чонин видит Сэхуна, который совершенно бессовестно усаживается на его рабочий стол. Он не помнит, чтобы вообще что-либо обещал, да и как-то не до этого, когда до него доносятся смешки и шутливый свист других детективов, ставших свидетелями этой сцены. — А вы, наверное, и есть тот самый детектив из Сеула, да? — неожиданно обращается парень к нахмурившемуся До. — Если у вас есть планы, вы можете идти домой. Думаю, на сегодня мы уже закончили, — обращается Кенсу к Чонину, готовому провалиться сквозь землю. Он пожимает руку детективу и неловко улыбается, утаскивая слишком довольного собой Сэхуна из участка. — Какого черта это было? — хмурится он, запахивая пальто. — Ты знаешь, как птицы метят свою территорию? — вдруг спрашивает О. — Они поют. Чонин хмурится еще сильнее. — К сожалению, с пением у меня неважно, поэтому единственное мое оружие — слова. Он хитро прищуривается и улыбается очень довольно, а Ким зарывается носом в вязаный шарф, чувствуя, как в кармане оказывается чужая горячая ладонь, переплетая пальцы. В этот день он засыпает почти сразу, вопреки собственным ожиданиям. Лишь вертится в чужих объятьях от резких картинок в голове. Два мальчика, ваза с веточками вербы и Сэхун, который просто слишком и вызывает странное чувство во сне. И в этом же сне на небольшом столике лежит ключик. Прямо возле вазы. Но Чонина сносит с ног прежде, чем он успевает протянуть руку. Сон прерывается вместе с образом Сэхуна, который неожиданно перекрывается улыбающимся парнем. Молодым и так похожим на детектива До.۩
Чонин не замечает, когда внутри поселяется мерзкое чувство, будто они ходят где-то по краю. Это сродни ощущению, которое появляется, когда стоишь на парапете крыши. У тебя нет никакой причины прыгать, но что-то невольно тянет вниз. Блуждающая пуля безумия, которая может убить в любой момент. Самое нестабильное из состояний. У Кима холодеет все внутри и руки дрожат от непонятной злости, когда они через полторы недели приезжают на очередной вызов. Мальчишке на вид не больше тринадцати, и безобразная фиолетовая полоса на нежном горле уродует больше посиневшей кожи. Но самое страшное, что Чонин знает. Он видел. Джейку Миллеру двенадцать, и родители забили тревогу, когда он не вернулся домой после дополнительных занятий. Учителя его хвалили, со сверстниками не было никаких конфликтов, и ему нравился футбол. А еще над ним надругался и задушил тот же ублюдок, что и в случае с первым мальчиком. И маленькая веточка вербы точно так же зажата в холодных пальцах. — Вы знаете, что обозначает верба, детектив Ким? — спрашивает Кенсу, когда Чонин соединяет алыми нитями фотографии двух мальчиков на доске. Ник отвечает за напарника, потому что тот уж точно осведомлен. Но До лишь качает головой. — Помимо всего прочего, плакучая ива символизирует печаль, горе, скорбь и смерть. Чонину все равно, он лишь звонит Шоне и спрашивает, нет ли каких-нибудь новостей. — Нам очень повезло, Чонин. Он не был так аккуратен на этот раз, я смогу найти его ДНК, и тогда ему уже не отвертеться. Ким трет глаза и кладет трубку, ощущая непривычное опустошение, которое появляется в моменты, когда ты не можешь определиться, как именно отреагировать. Кенсу садится рядом и похлопывает по плечу, будто единственный, кто понимает. — Иди домой, Чонин, тебе нужно отдохнуть. Голос старшего успокаивающий и будто слишком знакомый, когда тот говорит так тихо и на родном языке. Сэхун удивляется, когда Чонин приходит к нему раньше, чем заканчивается его рабочий день, но молча пропускает в квартиру и вешает чужое пальто. Чонин вдруг прижимается сзади и утыкается холодным с улицы носом в шею, пуская мурашки. — Все в порядке? — осторожно интересуется Сэхун. Не в порядке, и они оба это знают. — Помнишь тот наш разговор про то, что нельзя объяснить рационально? Сэхун кивает и кладет свою ладонь поверх чужих, прохладных. — Что, если бы можно было предсказать чью-то смерть? — вдруг оживленно продолжает Чонин, отпуская парня из объятий и садясь на мягкий диван в гостиной. — Что, если бы можно было спасти всех, кто действительно не заслуживает смерти? Предотвратить ужасное. Позволить родителям дольше находиться с собственными детьми и не хоронить их раньше себя. — Предсказать смерть может только тот, кто собирается убить. Сэхун смотрит пристально, без привычного прищура или вздернутых уголков губ, что показали бы несерьезность разговора. — Это ты о новом деле, про убитых мальчиков, верно? — вдруг мягко продолжает он, присаживаясь рядом со старшим. Чонин отстраненно кивает, рассматривая позолоченную клетку с птицами прямо напротив. — Когда вы узнаете, кто за этим стоит, он получит по заслугам. — Он получит по закону. Но тот, кто так легко забрал жизнь у детей, не заслуживает дышать сам. Сэхун прищуривается, смотря на Кима, и ничего не отвечает. А старший подходит к клетке, хмуро разглядывая черно-белое оперение. — Я думал, что они всегда были белыми. Младший отвечает не сразу, задумчиво хмыкая. — Тебе показалось. Этой ночью сон повторяется. Только теперь обоих мальчиков Чонин может назвать по именам, а глаза Сэхуна темнее обычного, когда он протягивает ключ с того самого столика, в вазе на котором лишь одна веточка вербы. Каллиграфическая гравировка «Содомия» размывается перед глазами образами молодого парня, смеющегося и вытирающего влажную голову полотенцем. — Если твоей целью было спалить кухню, то ты очень близок. Знакомый мягкий голос тает в звуке будильника, когда молодой Кенсу уже тянется за утренним поцелуем.۩
Лукас Гордон Уимфред. Женат, две дочери, десять лет работает в финансовой службе. Хобби: иногда убивает и насилует детей. Как только они получают результаты экспертизы ДНК, они выезжают на место работы этого ублюдка. Чонин спокоен как никогда, потому что вот именно теперь у него есть стойкое чувство, что виновный уже получил по заслугам. На рабочем месте его не оказывается, и одна из сотрудниц тихонько говорит, что Уимфред в перерывах выходит на крышу, чтобы покурить, потому что в здании это делать запрещено, но перерыв закончился полчаса назад, а его все еще нет. Вход закрыт снаружи, поэтому замок приходится ломать. На крыше, ближе к краю, лежит тело, еще не остывшее. — Кажется, нас опередили, — констатирует Ник, возвращая пистолет в кобуру. Чонин натягивает перчатки и подходит к телу, не церемонясь, открывая рот мужчины и доставая маленький блестящий ключик. Уже знакомая гравировка вызывает нервный смех, который не получается сдержать. Вид мертвого тела не вызывает ни жалости, ни сочувствия. Напарник и Кенсу ничего не говорят. Ник вызывает криминалистов и оповещает, что пойдет к охране, чтобы посмотреть видео с камер наблюдения. Просто на всякий случай. — Это одиннадцатый, верно? — криво улыбается Чонин, поворачиваясь к детективу. Кенсу напряженно кивает в ответ. — Мне кажется, что мы уже встречались. — Наверное, это невозможно? — чуть улыбается старший и смотрит прямо в глаза. — Но ты похож на одного моего старого знакомого. — Тогда он отвратительно готовил, — Чонин задорно улыбается, замечая профессионально скрытое удивление в чужих глазах. Где-то у входа Ник кричит о том, что на камерах не видно эту часть крыши и криминалисты скоро будут на месте. А Чонин неловко обнимает невысокого мужчину и отстраняется, не дожидаясь ответа. — Прощайте, детектив. Кенсу оборачивается лишь когда за парнем хлопает дверь на крышу. А Чонин вместо участка возвращается в чужую квартиру, открывая дверь вторыми ключами. Сэхун неспешно пьет кофе, и напротив него стоит вторая чашка, от которой все еще идет пар. — Кажется, ты должен мне кое-что рассказать, — прищуривается Ким, садясь напротив. — Я надеялся, что твоя память вернется быстрее и мне не придется выполнять всю грязную работу. Но память все еще не вернулась до конца, поэтому Чонин лишь сверлит его взглядом, сложив руки на груди. — Все просто: ты облажался, а мне, как твоему напарнику, пришлось все расхлебывать. Ты должен мне почти двадцать лет спокойной жизни, так что прекращай пытаться поджечь меня взглядом и пей свой кофе. — Кто должен был стать последним тогда, в Сеуле? — спрашивает Чонин, и чужая рука застывает, тут же опуская чашку на стол. — Люди для нас — часть работы, и мы должны лишь выполнять указания руководства относительно каждого из них. Никому не нравится, когда его перестают слушаться. Представь, что когда-то идеальный ученик, выпускник с красным дипломом или лучший работник вдруг забивает на все. Учителей могут действительно огорчить только самые лучшие. — Кто должен был стать последним, Сэхун? — снова спрашивает Ким. А Сэхун подается вперед, и можно увидеть, как его глаза заливает нефтяное пятно. — Чья-то смерть — лишь конструктивная деструкция. Это необходимо так же, как и дератизация в крупных городах. Вся жизнь не останавливается, если угасла чья-то одна. — Сэхун! — рычит Чонин, и парень возвращается на свое место, чтобы сделать очередной глоток кофе. — Кенсу, — холодно кидает он. — Последним должен был стать Кенсу. Надеюсь, мне не придется тебе объяснять, почему ты этого не сделал и решил принять Ссылку на двадцать лет. В чужом голосе проскальзывает обида, и Чонин поджимает губы, понимая, что уж он-то точно не может повышать голос в данной ситуации. Потому что Сэхун все это время был рядом. Он уверен, что О был рядом даже в то время, которое Ким не помнит. — Срок истекает, верно? — тихо спрашивает Чонин. — Осталось лишь три года, а дальше все зависит только тебя. Ким смотрит на переливающиеся на солнце перья иссиня-черных воронов в клетке посередине комнаты. Птицы будто показательно отворачиваются от хозяина. — Что будем делать с Циклом? Нужен еще один элемент. Сэхун мягко улыбается, складывая руки на столе. — Это зависит от того, что ты выберешь на этот раз.***
— Сегодня ночью на юго-западном углу Грассмаркета произошел взрыв, который, к счастью, не привел к пожару и большому количеству жертв. По предварительной оценке экспертов, причиной стало самовозгорание автомобиля из-за халатности хозяина. Чуть позже будет известна более подробная информация. С вами была Кейт Морис, специально для дневных новостей. Кенсу видит, как репортеры собирают оборудование, и подходит ближе к обгоревшей машине. — Если и существует эта самая судьба, то прямо сейчас мне хочется пристрелить ее, — дрогнувшим голосом говорит Ник, разглядывая найденные на месте преступления улики. Значок детектива, табельное оружие и наручные часы, которые Чонин снимал только на тренировках или дома. До участка он так и не доехал. Кенсу смотрит на то, что осталось от тела, и качает головой, морщась от запаха горелого мяса. Двенадцатый. Последний элемент, и До надеется, что никто никогда не узнает, кто действительно похоронен в этой машине. — 15:24. — Что? — переспрашивает все еще не пришедший в себя Ник. — Это время смерти. Часы остановились именно в этот момент. Парень внимательно рассматривает улику. — Вы уверены? — Смерть всегда отличалась пунктуальностью, — усмехается мужчина, направляясь к заказанной машине. — Постойте, детектив, — догоняет Ник. — Что теперь будем делать с тем делом? — Не знаю, как вы, а я улетаю домой, — спокойно отвечает Кенсу, про себя проклиная то, что он не может прямо сейчас закурить. — Разве вы прилетали не для того, чтобы поймать убийцу? Мужчина на секунду задумывается, потому что он раньше и сам не знал, чего хочет. Только вот теперь все стало предельно ясно. — Я прилетал для того, чтобы убедиться, что все закончится. Так, как это должно было произойти семнадцать лет назад. Прощайте, детектив Рейн. Он сдержанно кивает и садится в машину, незаметно для себя выдыхая с облегчением, когда видит здание аэропорта. Перед глазами все еще мальчишеская улыбка из прошлого, которую лучше бы и не знать никогда вовсе. Потому что за одного расплатилось двенадцать, и продолжать жить с этим знанием становится все сложнее.