Ao no Exorcist AU: Transcendentis. Ueber Gestaltqualitaeten

Много тысяч лет назад, когда солнце только сделало первый свой круг, он открыл глаза. Стремясь к солнцу, обзор заслонили девять пушистых хвостов. Так он появился на свет Ассии. Свои первые шаги он делал в лесу, пытаясь ухватиться руками за струящиеся подолы резвящихся нимф, и впервые почувствовал себя безумно одиноким той черной глухой ночью. Впрочем, это чувство быстро забылось. Года пролетали мимо него, как и людские эпохи. Люди ему покланялись, всегда как один обманываясь его красотой. Он соблюдал баланс, съедая печень только самых лучших, красивых и преданных раз в год. В остальное время… он просто. Жил. Иногда он развлекался с наивной молодежью или, ни капли не мучаясь совестью, влезал и путал политику стран. Наверно, именно из-за его подстрекательств вспыхнуло восстание в Маньчжурии и появились первые триады. Он довольствовался жизнью и старался никогда… не оставаться один. Компас в сердце молчал, его никуда не тянуло. Только глухая и тихая пустота, от которой хотелось завыть. Он… еще не родился? Или… неужели. Погиб еще до него? В отличие от других кумихо, Бекхен любил людскую суету и старался жить на полную катушку. Чтобы переливалась через край и ни минуты продыха. В какой-то момент ему надоело и он решил устроить себе кругосветное путешествие. Путешествовать пришлось в одиночку, но что могло испугать могущественного лиса, успевшего пережить несколько эпох и тысячи правителей? Так, путешествуя, он добрался до Италии. Сухой, горячий воздух, полный букетом трав, щекотал ноздри, и он решил здесь остаться подольше. Земля гудела древней магией и поклонением богам олимпа. Здесь, как нигде больше, чувствовалось прикосновение высшего к природе. Но это было не единственной причиной. Его восхитили необычные большие глаза и бронзовая кожа полных жизни тел итальянцев. Эпохи продолжали сменяться, как и личины Бекхена, который не любил заморачиваться, но был падок на роскошь, поэтому всегда находился в самом центре жаровни распрей и революций. Так он стал свидетелем уничтожения императорской власти в Италии папами. Он продолжал крутиться вокруг преемников власти и постоянно возникающих новых «королей», хихикая над очередными трупами. Ради забавы он иногда стравливал наследников и наблюдал из тени. За всем этим он не заметил усиления власти Ватикана. А в 1215 году создали Инквизицию. Впрочем, его-то это не волновало, никак. Но... Бекхен до этого никогда не сталкивался с травлей. На него никогда не охотились или пытались убить. Да он знал, что с ним может случиться подобное, и что многие его братья пали от рук жрецов и экзорцистов, но чтобы так… чтобы… Его легкомысленная невнимательность и любовь к dolce vita, как это принято тут назвать, подвели его. Он слишком расслабился и вызвал чужую зависть. Темной глухой ночью в его покои ворвались и заковали нежную кожу в незнакомый ему обжигающий металл. Бекхен пытался по привычке кусаться и обратиться, но с ужасом понял, что не может. Впервые он познал такое унижение и леденящий жилы страх, когда на рассвете отвратительные огромные стражи выволокли его в одной спальной сорочке на пыльную площадь всем на обозрение и огласили приговор. "...Ведьма… сжечь..." Забившись в путах, прикованных к позорному столбу, он кричал, молил в толпу. Умолял спасти и хрипел, что невиновен, не ведьма. Но толпа привыкла, она жаждала, глядела азартными глазами и облизывала сжатое в тисках полуголое тело. Panem et circenses. Хлеба и зрелищ, которое все увидят на закате дня. Без еды и воды он истекал соленым потом под палящим солнцем, обессиливший от своих криков. Бекхен потерял веру в людей, он обозлился на весь мир. Готов был орать и плакать. Первые капли отчаяния сорвались вниз с тяжелых ресниц. Бекхен никогда до этого не плакал. Никогда до этого он не молился. Он даже еще не нашел своего человека… Он обвис на цепях, жалящих его белоснежную кожу, и взмолился всем богам, олимпа, Ассии, Геенны, черту… когда внезапно… почувствовал. Безбоязненный, опасный, оценивающий взгляд. Собрав силы, он поднял голову, стараясь найти, отыскать среди толпы. Этот… пронзающий, обжигающий взгляд, дарящий неловкость и румянец в щеки, искушающий. Под кожей неожиданно засвербело, стягиваясь и разливаясь. Лис столкнулся с горящими глазами в темноте капюшона и… задохнулся. Его словно мощно сдавило в объятиях. Снова выламываясь из цепей, он попытался скрыться, спрятаться, не показывать вызванную реакцию, но глаза против воли вернулись обратно. Туда, откуда волной подрубало ослабевшие колени. Опустились ниже, где под линией тени шептали манящие губы. Пухлые и объемные, в которые бы впиваться поцелуями. Порочные. — Малышка… пойдешь со мной? Бекхен устрашился себя же, потому что с губ тут же сорвалось тихое согласие. Этот… Это не человек, но почему, как так? Почему тело так ноет? Кумихо ищут человека, а не… — Ты инкуб? Рядом с ухом странно обожгло отрицательным смешком, ведь незнакомец даже не сдвинулся. — Не бойся. Верь мне. Толпа с криками отпрянула, когда закованная ведьма внезапно охватился огнем. Бекхен испуганно задергался, закричал, распахнул глаза, чувствуя горячее пламя, но… с удивлением понял, что языки ласково лижут, а не сжигают. Он зарделся и прикусил от невозможности губу, чувствуя, как те ползали по нему, забираясь в самые… задевая. Пламя разрослось, застилая обзор, крики стихли. Только громкий треск. Неожиданно рядом оказался он. Двумя большими руками сжал цепи, и металл треснул, падая к ногам. Бекхен опал в подхватившие его руки. Поджимая губы, он незаметно провел по чужим предплечьям, чувствуя под ладонями напряженные мышцы и жилы. — Как можно губить такую красоту… ты в порядке? — раздалось на ухо. — Д-да... — выдохнул лис, почувствовав, как его сильно притянули, сжимая. С оглушающим пшиком огонь вдруг исчез, и Бек обнаружил, что они в изысканно убранной комнате. Он сделал движение, но объятья только усилились, не давая отстраниться. Лис поднял голову, приоткрыв вздохом рот. Через тонкую ткань он чувствовал мощь огромного сильного тела, пышущего жаром. Он зарделся и нахмурил брови, пытаясь заглянуть под капюшон. Губы изогнулись улыбкой. Глаза сверкнули, на радужке отплясывал адский огонь. Рука потянулась вверх. Откинув капюшон, Бекхен снова задохнулся… Вот что он искал на древней земле… Искушающе облизнув сухие губы, на него озорным взглядом смотрел Аполлон. — Ты же не человек… — Не человек… — кивнул Бог, искря смешинками. — Кто же ты? — лис протянул руки к лицу, изучая тонкими пальцами контуры, нос, крылья, скулы, ресницы… губы. Те, которые целовать, которые зазывно раскрылись под подушечками. — Зови меня Чанель, Бен Бекхен. Запомни имя, которое теперь будешь стонать всегда. Не давая ответить, очнуться или осознать, те самые губы грубо смяли и впились в его. Поцелуй выбил дух из и так ослабшего тела, Бекхен сполз, уткнувшись в подставленное колено. С возрастающим напором губы изучали, прикусывали и зализывали. Оттягивали и возвращались. Закрыв глаза, лис выдохнул, приоткрыв рот, и склонил голову, прогибаясьь под натиском. Рот тут же захватил чужой язык, облизывая и играясь с его. Головокружительно и горячо. Искуситель кончиком языка проводил по зубам, небу, боролся с его, царапаясь об острые клычки. Запах крови донесся до чувствительного обоняния, замутняя сознания. Из горла вырвался чувственный стон. Бек окончательно сдался напору, выгибаясь до боли в пояснице, запуская пальцы в огненные волосы. Чужие руки давно скользили по спине, придерживая, вдавливая, давая почувствовать, как его хотят. По коже играли пальцы, вырывая новые стоны, стоило одной руке добраться до натертых тканью сосков. Звучно и мокро оторвавшись, Бек откинул голову, облизываясь и ежась под чужими губами. Чанель полосовал шею поцелуями, опускаясь к торчащим косточкам ключиц. Звучно всасывал кожу и оставлял наливающиеся пульсирующие цветы. Бекхен трепетал и старался держаться, натягивал в пальцах чужие кудри, впивался в чужие плечи ногтями. Невольно подавался вперед бедрами и терся о крупную выпуклость на чужих штанах, вызвав низкое рычание у себя на груди. Чужой язык оказался у соска, щекоча и забираясь кончиком. Зубы ощутимо сжались на воспаленном пятнышке, вызвав пробежавший по телу ток. Лис вскрикнул, повиснув на чужих руках. — Т-ты… ты кто такой вообще… что ты делаешь со мной… Второй сосок получил смешок, пульсируя мокрой кожей на ледяном воздухе. Руки дернули корпус на себя, выпрямляя. Легко подхватывая за бедра, Чанель ощутимо протащил по себе лиса, и их глаза оказались напротив друг друга. Кумихо рвано вдохнул, когда руки сильно сжали кожу. — Я — твой демон, — глаза опасно полыхнули, отчего у нелогичного Бекхена свернулось под животом, комком сжимая пах. Лис прикусил зубами тонкую губу. Чужие полные покрасневшие губы изогнулись, обнажая чужие клыки. — Восьмой огненный король Геенны. Позаботься обо мне, — издевательски склонил голову в поклоне, отчего фигурально пылающая челка упала на действительно вспыхнувшие огнем глаза. Чанель шкодливо подмигнул, вызвав в лисе бурю противоречивых эмоций, и понес его из комнаты. Бекхен фыркнул, но продолжал потираться о твердый живот. С губ сорвалось предательское хныканье. Жалобное и просящее. — Ох черт… Демон рыкнул и больно вжал кумихо спиной в стену, снова сминая под поцелуем. Сильно, страстно, напористо. Дергано ползая руками, цепляясь за спину и шею, кумихо подставлялся, вжимался, резво сомкнув лодыжки на чужой пояснице. Бекхен просунул между ними руки, порывисто развязывая шнурки, пробираясь внутрь штанов… и, ошарашено выдохнув, сомкнул пальцы. Сделав первое движение, вынул одну ладонь, облизал и вернул к горячему толстому члену, подаваясь вперед. Руки с бедер продрали кожу до ягодиц. Бекхен вскрикнул, почувствовав палец совсем рядом со входом. Уткнулся носом в чужой загривок и всосал кожу, оставляя темнеющий бордовый засос. Палец раздражал, царапая и ползая вокруг, но не двигаясь дальше. Громко дыша, Бек терся и стонал, просил, в конце концов, от обиды, прикусил засос, сильно сжимая зубы. Руки под тканью нашли кожу и мстительно прочертили ногтями спину. Встряхнув озлобившегося лиса, демон подхватил его под мышку и быстро понес по коридору. — Не вынуждай меня брать тебя на сухую. — Ты меня только дразнишь! — взвыл Бекхен, сжимая трясущиеся ноги, от обиды положения впиваясь ногтями и зубами в чужое неаппетитное бедро. — А я... хочу... — через зубы. — Чтоб тебя… кусачка… Чанель грубо выкинул его спиной вперед и навис сверху, резко охая и отстраняясь. От чувствительности Бекхена показалась сущность, скользя пушистыми хвостами по своим и чужим ногам, животу. Мохнатые ушки прядали, жалобно сотрясаясь от желания. Чанель завороженно облизнулся, щекоча ладонями хвосты. Лис дернулся. Проскулив, Бекхен потянулся руками к своему члену, скользя через ткань. Громко низко рыкнув, демон хлопнул по ним, откидывая. — Только попробуй. Раздраженно хрипло прорычав, лис пнул демона и привстал на локте, с прикрытыми глазами облизывая длинный палец. Упрямо глядя через ресницы в чужие глаза, протолкнул первую фалангу в анус. Откинувшись, выгнулся, всовывая до конца, и… Утробно и глухо рявкнув, Чанель сжал его руку, заведя за голову. Впечатался между разведенных ног, ритмично подаваясь. Грубо прикусил губу, оттягивая и больно прокусывая. Слизнув кровь, демон пригвоздил взглядом ощетинившегося лиса, насильно протолкнув в мягкую полость три пальца. Царапая небо и щеки изнутри. Нечленораздельно промычав, лис прикрыл глаза, облизывая языком горькую кожу. Демон отпустил его руку, дергая пальцами за сосок и выворачивая его. Простонав, лис весь сотрясся, извиваясь под тяжелым телом, чуть не сжав острые зубы. — Ты будешь слушаться меня! — пальцы исчезли, оставляя на подбородке нитку слюны. Обвели пульсирующую сморщенную кожу между ягодиц, кружа и дразня. — Понятно? Бекхен нетерпеливо подался вниз, забираясь хвостами под черный балахон Чанеля, откидывая со спины на голову. Один забрался в штаны, обвиваясь вокруг члена, щекоча головку. Громко и яростно прорычав в самые губы, демон тряхнул лиса, сверкая глазами в тени балахона. Кумихо жалобно промурчал, потершись бедрами, сгибая ноги на чужих бедрах. Чанель снова встряхнул его так, что аж зубы клацнули. — Да… Пальцы резко оказались внутри, больно продираясь сквозь упругие стенки. Разводя и сводя, сгибая фаланги, Чанель растягивал проход, нависая над прильнувшим кумихо, цепляющимся за него ногами и руками. Не выдержав, демон прикусил чужое напряженно стоящее ухо. Лис распахнул рот и глаза, судорожно захлебываясь воздухом. Руки забили по спине. Второе ушко прижалось к светлым волосам, подрагивая. — Во-от как… а если так… Рука прошелестела по коже, поднимая ткань и оголяя подрагивающий до боли напряженный член. Проскользила пальцами по коже, забираясь и оттягивая ее с головки. Губы прихватили мохнатое ушко вслед зубам, мокрый язык прошелся против шерсти. Громко взвизгнув под сосредоточенным испытующим взглядом, Бекхен выломался навстречу, чувствуя конец. Пелену перед глазами. Небо в звездочку. Опав, сорванно быстро дыша, он кинул осуждающий взгляд, но снова извился, чувствуя вновь наливающийся член. Голова кружилась и плыла. Широко ухмыльнувшись, Чанель снова потер пальцами точку, вызвав новые хриплые несдержанные стоны. Отстранившись, демон встал, оставляя на кровати глубоко и тяжело дышащего раскрасневшегося кумихо с рассеченными губами, лениво скользящими по телу хвостами. Смотрящего томно и пронзительно заволоченными глазами. Серебристые просвечивающие ушки крупно тряслись. Член его ровно стоял, маня нежно-розовым. — Ты даже не представляешь, как прекрасен, — выдохнул демон, облизнув языком сухую губу. — О-ох знаю я… — из горла демона вырвался глухой рокот. Чанель внимательно смотрел на него, немного прищуривая глаза. Садистски-медленно стягивая балахон, расстегивая рубашку. Бекхен напряженно наблюдал, тяжело дыша. Хвосты ласкались, оглаживая тело, непослушно сворачиваясь на члене, скрывая тот от демона, вызывая у того раздраженное предупреждающее рычание. Стряхнув рубашку, Чанель быстро взялся за шнурки штанов. Лис сел, зачарованно облизывая глазами крепкое поджарое тело, изрезанное рельефом мышц. Он даже о хвостах забыл, вставших веером позади. Привстав, Бекхен на четвереньках подполз, мягко отстраняя чужие руки и стягивая штаны сам. Перед глазами встал член. Большой, увитый, манящий прикоснуться губами и проскользить. Всосать внутрь, облизывая языком, что он и сделал, утыкаясь носом в жесткие волоски. Руки поднялись к напряженной коже под ним, перекатывая в ладони поджавшуюся мошонку. — Д-да… что б… Сипло коротко простонав, Чанель вздернул его за подмышки, подхватывая и резко насаживая на себя, вжимая руками за бедра. Рвано выдохнув, Бекхен охнул, нелепо всплескивая руками. Обхватил ими за шею, впиваясь ногтями в плечи. Внутри стало обжигающе горячо, наполненно, странно... как надо. Как никогда прежде. Не дав лису прийти в себя, демон сделал первый толчок, выбив стон. Ноги кумихо беспомощно дернулись в воздухе. Толкаясь внутрь, Чанель рычал в загривок, прикусывая кожу. Чанель повалил его на кровать, вдавливая в матрас, выходя полностью. Недовольно проворчав, Бекхен дал снять с себя сбившуюся на шее ночнушку и снова тяжело вдохнул, напрягшись животом. Демон начал томительно-медленно, подаваясь в него долго, с интересом вглядываясь в чужие глаза. Сощурившись, он резко нажал, точно попадая. Лис распахнул глаза, подрагивая ресницами. Рот немо хапал воздух. Изломав губы, демон нагнулся ближе, дразня дыханием, грубо и быстро вбивая Бекхена в матрац, выбивая из него последние мысли. Все было здесь — низменно и страстно. Хотелось еще ближе, казалось, он сейчас сгорит дотла от ощущений. Подхватив под бедра, демон приподнял его, натягивая на себя. Кумихо захлебнулся стонами, мечась по простыням, с треском продирая когтями ткань. Беспомощно елозя головой, он просяще вытянул руки. Чанель сел, притягивая его к себе. Судорожно вдыхая, Бекхен пытался поймать чужие губы, стукнувшись зубами. Замычал, наконец поймав чужой язык. Демон быстро вскидывал бедра навстречу подающемуся кумихо. Сжимал и оттягивал соски, царапал торчащие по-птичьи тонкие ребра, ставил засосы и целовал. Он валял его по кровати. Набок, втрахиваясь внутрь, поднимая ногу, сверху, снизу, сзади, спереди… он был везде. Шершавая кожа ладоней скользила по белоснежному телу и доводила до точки, дразня у входа хвосты, щекотала мех ушек, вытряхивала жизнь из мелко подрагивающего тела. Он был везде, доставая самое порочное и низменное, отзываясь на каждое движение. Они чувствовали друг друга, открывались, доверяясь, накрепко проникая под кожу. Близко, далеко, горячо и леденяще, интимно, открыто, до трясучки в отказывающих пальцах и тока через позвонки. Сердце заходилось трепетом, прыгая не в такт. Бекхен обессиленно принимал, достигая верхних точек. Чувствовал оголенной кожей, соскальзывал пальцами по мокрой коже и отчаянно вжимался ближе, до крови расцарапывая бронзовую кожу… Послушно следовал, велся, отдавал. Зажмурившись, он чувствовал всеми органами, что это его. Он — его. Изнеможенно лежа, он взял в ладони чужое лицо, нежно целуя. Мягко прихватывая губами, отвечая чужим. Поворачивая головы через каждый круг, чувствовал под пальцами жар и движение собственного языка через щеку. Темп сошел на пронзительно-медленный, глубокий. Обнажающий слой за слоем — до истощения, полной наготы. Тело встряхнуло, мириады мурашек скатились с затылка, пробегаясь по гусиной коже в кончики пальцев ног. Чанель оторвался, оставляя рвущуюся нитку слюны, и перевернулся набок, утягивая за собой. Рука сжала ягодицу, на которой места живого не осталось уже, спустилась, закидывая ногу на бедро. Глубоко, с гулкими шлепками кожи, последние толчки до края. По телу разбегались наплывы мурашек, накатывая все чаще, больше. Бекхен резко выгнулся, оглушенный безумным по силе оргазмом, Множественно сотрясался, чувствуя, что падает. Вибрирует. Сгорает заживо, плавясь в демоническом пламени, и кричит… Громко, срывая голос режущим гланды воздухом, вырывая комок в горле… Сомнения рухнули, сожженные в огне. Сердце стукнуло и замерло, разбиваясь осколками вслед падающим перед глазами звездам и кометам. Бекхена рвало на части к чертям, срывая в ад. Если в аду так хорошо, он готов остаться там навсегда… Ослабев, он рухнул, чувствуя под щекой влажную кожу груди и бешеный стук чужого сердца. Демон перевернул его, нависая сверху, пронзительно и честно глядя в глаза. Большой, сильный, властный, чуткий, грубый, нежный… абсолютный. Бекхен зажмурился под сорвавшейся с носа каплей пота. Толчки ускорились, заново срывая вниз, попадая. Грубо утробно прорычав, Чанель упал на локоть, сотрясаясь под ладонями плечами, снова обжигая… Внутри разлилась нега и томящая истома абсолютной удовлетворенности. Хрипло низко дыша, он упал на него, приятно придавливая. В лучах закатного солнца плавали пушинки пыли и опадающих перьев. Они все-таки порвали подушку. Тело наливалось свинцом. Ресницы лениво совершали полукруг, тяжело поднимаясь. Тело не хотело двигаться, не могло. — Это было… — выдохнул лис сорванным, хриплым голосом — это… Повернув голову, Бекхен прильнул губами к скуле, слизывая соленую влагу. Уткнулся носом, пытаясь поймать дыхание и придти в себя. Чанель подвинулся, переворачивая их, и нашел раскусанными губами чужие. Кожу неприятно кололи стебли перьев. Они целовались долго, томительно-сладко и лениво, играясь с губами и языками… Мокро. Бекхен не справлялся с собой, чувствуя, что слабеет. Продолжало накатывать, и он слабо выдохнул, обессиленно ложась прямо так — головой на чужую чуть шершавую щеку. Щекоча ресницами блестящую на свету бронзовую кожу, он смотрел, как под его дыханием трепетали рыжие волоски. Сон брал его в свои руки, распыляя сознание. Последним он помнит чужую руку в своих волосах, ласково массирующую кожу, и вдох на ухо: — Теперь ты никуда от меня не денешься, Бен Бекхен. Головокружительная встреча обернулась привязанностью на всю жизнь. Правда, когда Бекхен узнал, что именно Чанель указал на него инквизиции, устав преследовать и пытаться привлечь, разозлился не на шутку. Покусав и расцарапав чужую морду, он быстро вывернулся из загребущих рук и хлопнул дверью, понимая, что если его схватят, он больше не вырвется. Бекхен умудрялся бегать от него полвека, ожесточенно отбиваясь, пока во Франции его не приперли к стенке, жестко подминая. — Я соскучился. Принципы орали, но Бекхен уже повис на своем демоне, с ужасом понимая, как же, на самом деле, скучал он сам. После они были всегда вместе. Ему не мешало, что его возлюбленный — демон, ему было все равно. Они любили друг друга, любили отрицательные черты характера, недостатки. Наплевать. Они шли рука об руку через время и эпохи, ничего не боясь. Любили шутить над монархами и влезать в историю. Сеять смуту и хаос. Любили невинные проказы, быстро с хохотом улепетывая после каждой от толпы разъяренных людей. Любили показывать, как они любили друг друга, не чураясь местом, когда припечет. Они никогда не уставали друг от друга. Они стали свидетелями уничтожения императорской власти и зарождения революций. Прошли через многие тысячи войн. Всегда вместе. В тот раз Чанель сдался под натиском и согласился познакомить его с семьей. Бекхен никогда не был в Геенне, но чувствовал себя свободно. Он, разинув рот, смотрел на как никогда прежде властного демона, показывающего ему свои владения и подчиненных. Его король был великолепен в своем ужасающем других демоническом величии. Чанель ввел его в высший свет, познакомил со всеми родственниками, ревниво глядя на каждого. Оберегал от возможных нападений, и всегда был рядом, держа за руку. Бекхен понравился всем. Всем. Кроме новой звезды среди высших Геенны. Звезде не понравился обаятельный, внеземной красоты кумихо, очаровавший всех. Правда, восьмой принц и кумихо узнали это слишком поздно. На дальних границах владений восьмого неожиданно вспыхнуло восстание грешников. Он не хотел оставлять своего любимого, но улыбка и слова убедили его в обратном. Бекхен впервые захотел остаться не с ним. Он хотел провести время с его мачехой, никогда до этого не знавший родительского тепла. Он фыркал и улыбался, говоря, что все будет в порядке. Ну, правда, что могло случиться… Так он думал. Нуэ внезапно занемог и попросил лиса достать яблоко китаянки, что в «лесу богов» на границе Лхаса. Он сам не мог подниматься в Ассию. Бекхен с легкостью согласился, понимая весь ужас этой просьбы только в тибетской деревне, когда его окружила толпа даосских монахов. Его схватили и заточили в тесный сосуд, откуда было невозможно выбраться. Он не мог передвигаться, жил в темноте, не зная, сколько прошло лет. Пустота… Сердце орало в висках, пытаясь пробиться через печать и дотянуться, найти, вернуться, вырваться. Лис постоянно словно заново переживал свою жизнь, падая по кругам истории… вспоминая последний взгляд, движение руки, губы… те самые пухлые порочные губы. А еще глаза. Лживые и холодные, которые не смог разгадать. Спустя, наверно, вечность печать ослабла. Совсем обессиленный, он все-таки смог просунуть один хвост, надеясь, что найдет. Он проклинал весь род демонов, кроме одного. Видимо, злость от его хвоста распространялась по округе, сея беды, потому что вскоре печать сломали, вырвав его на свободу. Со всей накопленной яростью, Бекхен собрал силы и встал, в гневе вспыхивая сущностью навстречу чужим глазам… Сущность взвыла, протягивая хвосты против воли хозяина. Кицуне обомлел, чувствуя затрепетавшее сердце… Почему… так. За что? Он смотрел на своего человека. Не демона, который был наравне, который любимый, свой, половина его, а именно… его. Лисы по натуре моногамны. Поэтому сейчас его разрывает на куски от осознания, что он хочет. Именно подчиняться, склоняя голову. Каждая ткань натуры дрожит, готовая уронить его ниц перед этим юношей. Испокон веков кицуне проживают жизнь в поисках человека. Человека, с которым они готовы разделить судьбу на двоих и встретить свой конец, потому что… нашли. Больше нет смысла. Дальше — ничего. Ничего не будет. Если нашел, значит счастлив, но почему Бекхена тянет рыдать навзрыд? Первый порыв вырвать и сожрать печень человека оседает жжеными перьями на клокочущее сердце. Клапаны всасывают кровь, пуская кругами быстрее и быстрее. Бекхена разрывает от собственного предательства, он пытается держать в уме образ, вспоминает последние моменты перед его уходом, но… ничего не может сделать. На запястьях уже захлопнулись цепи, видимым только ему концом завязываясь на мизинце юноши. Ради него одного Бекхен родился. Чужие глаза не сулят ему ничего хорошего. Бекхен видит, чувствует в его движениях другого. Под радужкой таятся боль и чувства. Этот человек, которого подсознание искало и ждало всю жизнь… не его. Человек давно любит — как и Бекхен — другого. — Привет? — человек… нет, это… э-это экзорцист... смутился под ласками хвоста и нахмурился, возвращая на лицо безэмоциональность. — Я хотел тебя изгнать, но, знаешь, мне пришла в голову идея. Станешь моим фамилиаром? У Бекхена не было выбора. Fatality.