Мир на серебрянном блюде

…Мозенрат любит Дестана. Любит всей душой, искренне, как можно любить только давшего власть. Отдавшего. Не добровольно, но какая разница? У всех зомби Мозенрата одинаковые лица, одинаковая одежда, одинаковое оружие. Все зомби Мозенрата как один похожи на Дестана: он самый первый, самый лучший... самый. Пусть и не очень сообразителен, для зомби это только плюс. Дестан в Цитадели повсюду. Он сторожит двери, он патрулирует коридоры, он готовит пасынку еду и убирается в его комнатах. Дестан умирает и разваливается на куски за него – почти каждый день. Дестан любит Мозенрата. — Дестан! – зовёт Мозенрат первого попавшегося. У зомби бессмысленные и прозрачные глаза. Мозенрат смотрит на него, разглядывает внимательно, будто видит впервые. Может, это была женщина. Может, ребёнок. Или старик. Мозенрату плевать: сейчас перед ним Дестан. Мозенрат велит: — Наклонись. Все зомби Цитадели необычайно высоки. Раньше Дестан был настоящим красавцем. Мозенрат приказывает: — Поцелуй меня. У Дестана сухой и тонкий язык, жёлтые шатающиеся зубы и неповторимый привкус пыли и гнилья во рту. Губы у него очень мягкие. Мозенрат хвалит: — Умница. Мозенрат с гадливой, болезненной нежностью гладит сморщенную серую щёку. Владыка Чёрных Песков не лишён мрачноватого чувства юмора. У зомби бессмысленный взгляд. Мозенрат разворачивается, мимоходом сшибая Дестану башку с плеч, и говорит равнодушно: — Пошёл вон, — задумывается на секунду и добавляет: — к воротам. И голову не забудь. Дестан послушно подбирает свою голову, кланяется и уходит, послушный, будто верная жена. Дестан приносит хозяину таз с водой, ждёт, пока тот отплюётся и прополоскает рот. Дестан подаёт ему полотенце и вытирает пол. А ещё – сражается с кочевниками на границах, смотрит со стен Цитадели и пристраивает к ней новый корпус. Мозенрат любил Дестана, Мозенрат хотел Дестана, Мозенрат хотел власти над Дестаном. Теперь у него всё это есть. У Мозенрата большая любовь. Вернее, в большом количестве. …Мозенрат любит Аладдина. Любит противоречиво, яростно и сильно, как можно любить только того, кого ненавидишь всей душой. После первой неудачи в стране Чёрных Песков не осталось живых людей. Мозенрат заставил Дестана искать их всех, фанатично, без передышек. Мозенрат превращал их всех в зомби, одного за другим, не прерываясь на сон и еду. Он не выходил из лаборатории неделю, две, он сам стал похож на мертвеца. Под конец даже его полусожранное тело не выдержало напряжения – начались голодные обмороки и галлюцинации. — Мальчишка, — смеялся Дестан, высокий, красивый, чужой. У Мозенрата уже давно был свой собственный. — Сгинь, сгинь! – шипел Ксерксис. — Неудачник, — ухмылялся Аладдин. Мозенрат кривился – этот Аладдин ему тоже был не нужен. — Люблю, люблю, — хрипел Ксерксис. — Позор на мою голову, — качал головой Джафар. — На себя посмотри, — сплёвывал некромант, — папаша. — Дурак, старый дурак, — хихикал Ксерксис. Мозенрат очень упорен. Своего он добивается несмотря ни на что. Теперь в стране Чёрных Песков нет никого, кроме Мозенрата и Дестана. И Ксерксиса. Мозенрат хочет ещё Аладдина. Хочет заставить его сдаться, хочет его покорности, хочет его рядом, хочет в цепях, на шёлковых простынях, на полу – где угодно. Хочет иступлено, горячо, но даже если заявить Дестану, как в детстве, «Хочу!», тому будет не по силам достать такую сильную игрушку. Мозенрат бесится и мечется. Мозенрат хочет читать Аладдину стихи и отрывать голову, как Дестану. Мозенрат желает Аладдину смерти – быть может, тогда он сможет достать его с того света и оставить рядом с собой. Это всё-таки проще, чем добраться до него сейчас. Мозенрат устраивает ловушки и строит козни, хитрит, изворачивается, играет грязно и нечестно. На методы, причины и следствия ему глубоко плевать. Бывает так, что некромант даже сходится с мальчишкой в рукопашной. Вернее, это всё Аладдин. Прошлое уличной крысы, видать, не даёт покоя. Он подминает некроманта под себя, хватает за грудки – Ксерксис шипит в панике: — Хозяин! Мозенрат говорит: — Я тебя люблю. Мозенрат шепчет: — Я тебя ненавижу. Мозенрат шипит не хуже Ксерксиса: — Чтоб ты сдох, Аладдин. Мозенрат вцепляется Аладдину в волосы костяной рукой, с которой незадолго до того сдёрнули перчатку, тянет его к себе, целует коротко и отталкивает от себя за пару мгновений до того, как тот сам его отпихнул бы. У Аладдина странный взгляд: изучающий и внимательный. В нём нет недоумения или ярости, или ещё чего-то подобного. Он как будто знает. Как будто… — Всё-таки, в этот раз вам всем конец, — улыбается Мозенрат. — Мне даже немного жаль, что всё закончится так быстро. — Закончится, закончится навсегда! – у Ксерксиса почти истерика. Мозенрат проигрывает снова, но в его стране больше нет жителей, на которых можно выместить злость. Перчатка становится длиннее, потихоньку пожирая плоть, и Мозенрату кажется, будто он слышит её довольное хихиканье и чавканье. К боли он привык настолько, что не обращает на неё внимания. Мозенрат любит Аладдина, Мозенрат хочет Аладдина, Мозенрат хочет власти над Аладдином. У него нет ничего, кроме воспоминаний и этой любви. У Мозенрата несчастная любовь. Хотя любовь-то его вполне счастлива. …Мозенрат любит Жасмин. Исступленно, до умопомрачения. Ещё он завидует ей – у неё есть Аладдин, у неё есть две руки, она счастлива. Она нормальна. Мозенрат хочет её. Хочет разорвать её на множество маленьких принцесс, хочет содрать с неё всю кожу, хочет надеть на неё перчатку и оставить без руки. Хочет выколоть ей гордые карие глаза, хочет её водить за руку по коридорам Цитадели, хочет дарить подарки, которых она никогда не увидит, хочет лелеять её и беречь. Мозенрат думает, что она всегда будет сопротивляться, что никогда не сдастся, даже если подарить ей голову Аладдина на серебряном блюде. Она сильная, красивая, необыкновенная. Мозенрат мог бы подарить ей весь мир. На серебряном блюде, сожженный, разорённый. — Моя прекрасная принцесса, — шепчет он нежно, заламывает ей руки, — жаль, ты не знаешь, как хороша. — Лучшая, — заискивающе мурлычет Ксерксис, обвиваясь вокруг её талии. Жасмин дрожит от гнева и отвращения, но молчит. Молчит всё время – когда Мозенрат стягивает её одежду, когда берёт за горло, когда даёт пощёчину и когда насилует прямо в её собственной постели. Мозенрат тоже больше ничего не говорит. За него говорит Ксерксис, и так, пожалуй, даже лучше. — Моё. — Красссавица. — Бедняшшшка. — Смешная. — Жасссмин! – с каким-то жутковатым придыханием шипит он, когда Мозенрат заканчивает. И уходит. Ксерксис уворачивается от метательного ножа, до которого принцесса добралась слишком поздно, хрипло смеётся и успевает потереться об её щёку: — Хозяин лю-юбит. И исчезает тоже. Жасмин не плачет и не впадает в апатию, она яростно отмывается, она вымещает гнев на служанках, она просит Аладдина на следующий день: — Принеси мне его голову. На серебряном блюде, хорошо? Мозенрат любит Жасмин, Мозенрат хочет Жасмин, Мозенрат хочет власти над Жасмин. И у него даже вышло всё это получить, хоть и ненадолго. У Мозенрата больная любовь. Просто больная. …Мозенрат любит себя. Не хочет, слава богу, да и владеет собой он относительно неплохо. Поэтому у Мозенрата есть Ксерксис, маленький верный домашний монстр. Он как отдельная рука, удобная, незаменимая и всезнающая. Ему можно поручить или рассказать всё, что угодно. Он постоянно рядом. Ксерксис мурлыкает и греется у Мозенрата на груди, извивается от удовольствия, когда костяные пальцы поглаживают и чешут жёлтое чешуйчатое брюхо. Хрипит: — Хозяин, хозяин, хозяин… — Замолчи, — лениво бросает Мозенрат. Выдыхает сквозь зубы и заламывает брови, когда угорь фыркает и проскальзывает под одежду. Это почти вуайеризм. «Ещё одна рука», — думает Мозенрат и брезгливо морщится. На столе валяются какие-то артефакты, Дестан шаркает где-то за дверью. В комнатах Мозенрата – маленький островок спокойствия, тихая гавань, особый компактный мир для него одного. Это даже не любовь. От неё Мозенрату тоже иногда хочется отдохнуть. …У Мозенрата есть ещё одна любовь. Она велика, больше Семи Пустынь, больше всего мира – потому что он любит весь мир. И хочет его себе. И хочет власти над ним. Но пока у него нет ничего.