Broken Love

Все начиналось так просто. Сансе требовался прекрасный принц, чтобы она могла играть в принцессу. И я согласился, ведь Санса была совсем маленькой и еще не понимала, насколько неправильно просить собственного брата быть твоим принцем. Я сказал ей больше не обращаться ко мне с такими просьбами. Она же вытаращилась во все глаза и вымолвила, что каждому принцу следует быть верным, непримиримым, сильным и красивым, так почему я не гожусь в ее прекрасные принцы? Я согласился лишь потому, что она была маленькой. Совсем не потому, что мне нравилось быть верным, непримиримым, сильным и красивым в ее глазах. Она немного подросла и попросила сводить ее поплавать на горячие источники. Я согласился, ведь она была совсем маленькой и еще не понимала, что высокородным девам не пристало купаться вместе с мальчишками, независимо оттого, в каких родственных связях они состоят. Я сказал ей больше не обращаться ко мне с такими просьбами. Она вытаращилась на меня во все глаза и спросила, почему же ей нельзя меня позвать, если наша мать сама говорит, что на прогулках ее всегда должен сопровождать охранник. Я согласился лишь потому, что она была маленькой. Совсем не потому, что мне всегда хотелось ее защищать. Ей уже исполнилось десять, когда она, заплаканная, пришла ко мне жаловаться на Теона, толкнувшего ее в кусты зимних роз и обозвавшего уродиной. Она разрыдалась и бросилась прямо в мои распростертые объятия, все спрашивая, что же в ней такого уродливого. И я сказал ей, что нет в Семи королевствах девушки прекраснее ее, а Теон – тот еще придурок. А она ответила, что я – самый красивый. И что самые красивый парень и самая прекрасная девушка обязательно должны пожениться. И прежде, чем я успел придумать ответ, потянулась за поцелуем. Я не отстранился, потому что Сансе было грустно, а мне хотелось видеть ее счастливой. Совсем не потому, что мне хотелось целовать ее еще сильнее, а прижимать – еще крепче. Когда она призналась мне в любви, ей уже было одиннадцать. Прошло несколько месяцев с тех пор, как она под покровом ночи пробиралась ко мне в спальню, чтобы спать рядом со мной: как настоящие король и королева. Всю ночь напролет я мог держать ее в своих руках и целовать так часто, как захочу, и слушать ее хихиканье. Она говорила, что хочет быть моей королевой. И я не мог отказать ей ни в одном из ее желаний, потому что Санса была всем для меня. Совсем не потому, что влюбился в нее без памяти. Она отстранилась сразу же, как только узнала, что в Винтерфелл должен приехать король со своей семьей. Она все еще продолжала по ночам ходить ко мне в спальню, но начала считать дни и перестала смеяться от моих поцелуев. Я ничем не выразил огорчения, ведь я ей брат и то, что было между нами, не могло продолжаться до бесконечности. Не потому, что я боялся услышать в ответ, что она больше не любит меня. На ее губах расцвела милейшая из улыбок, когда принц Джоффри въехал в наш внутренний двор, восседая верхом на коне и блистая, словно золотая статуя. Он ответил ей улыбкой, и я закусил себе щеку. Я не стал ревниво хватать ее за руку, потому что мама могла решить, что это неуместно с моей стороны. Совсем не потому, что она отдернула бы руку. Оставшись в Богороще с ней наедине, я попытался поцеловать ее, но она отстранилась. Она мило улыбнулась и сказала, что нам больше не стоит целоваться, ведь скоро ей предстоит обручиться с ее истинной любовью, с ее настоящим принцем. И я ничем не показал, что мое сердце разбилось, ведь должен был оставаться неуязвимым, чтобы она запомнила меня своим могучим принцем, хоть она и будет это отрицать. Совсем не потому, что боялся, что если скажу хоть слово - зарыдаю и не смогу остановиться. Она в ужасе завопила, когда Арья запустила в нее едой. Я все смеялся и смеялся, пока мама, кивнув, не дала мне понять, что пора бы прекратить дикие выходки Арьи. Я подхватил младшую и обернулся к Сансе. Лишь для того, чтобы увидеть, как она уже прижалась к Джейни Пуль, хихикая и что-то шепча о своем новом принце. И весь оставшийся вечер я и головы в ее сторону не повернул, прилагая все возможные усилия, чтобы отец позволил Джону сесть к нам за стол, на его законное место. А совсем не потому, что не мог спокойно смотреть на нее. Отец и король Роберт объявили о помолвке Джоффри Баратеона и Сансы Старк в последний день пребывания королевской семьи в Винтерфелле, и весь мой мир заходил ходуном, когда Джоффри одарил ее улыбкой, а Санса от нее растаяла. И я не стал хлопать в ладоши вслед за остальными, ведь мне грустно, что сестра покинет Винтерфелл. А вовсе не потому что больше всего на свете мне хотелось, чтобы когда-нибудь она стала не женой избалованного принца, в котором куда больше от Ланнистеров, чем от Баратеонов, а моей женой. Перед самым отъездом Джоффри предложил Сансе ехать подле него, и она приняла его предложение с самой лучистой из ее улыбок, которую мне подарила лишь однажды. Она подошла попрощаться со мной и крепко обняла, клюнув в щеку стремительнейшим из поцелуев. В ответ я поцеловал ей руку на прощание и помог забраться на лошадь. Она рассмеялась, улыбнулась и в тот же миг забыла о моем существовании. Я отступил на шаг, а она мягко подстегнула лошадь, и та пустилась рысью. И мне совсем не хотелось, чтобы она оборачивалась и улыбалась мне на прощание, ведь ей и самой будет уезжать тяжелее. Совсем не потому, что мне больно: ведь она сначала заставила меня полюбить себя, а потом вырвала мое сердце из груди. Разве что... Именно поэтому.