Дурная привычка

Приборы тихо работали, не мешая разговорам в палате. Ташиги поставила на тумбочку две бутылки минералки и пакет яблок. Взглянула на мрачного Смокера и строго повторила: ― Врач запретил вам курить, капитан. Прибор, измерявший давление, громко пискнул, выражая отношение больного к предписаниям врачей и прочих умников. Они-то не страдают от никотиновой зависимости, когда полпачки сигарет в день не норма, а необходимость. Давить на жалость подчинённой Смокер считал ниже своего достоинства, потому сел поудобнее и демонстративно уставился в окно. Ташиги вздохнула, осторожно поправила ему подушку под спиной и неуверенно попросила: ― Пожалуйста, берегите себя. ― Что со мной может случиться в больнице, Ташиги? ― хмыкнул Смокер. В отличие от девушки, он не имел дурной привычки натыкаться на все предметы в комнате и падать на ровном месте. Только вот на заброшенную стройку его потянуло, чтобы… Чтобы кое-кто другой с шилом в одном месте не пострадал. ― Мало ли, ― пожала плечами Ташиги, опустив глаза вниз, чтобы капитан не увидел в них глубоко спрятанный ужас. Она просидела перед операционной всю ночь, не отходила ни на шаг и трясла врачей так, будто желала вынуть из них душу. Скорая успела. Но Смокер, пронзённый насквозь арматурой, навсегда отпечатался на сетчатке глаз Ташиги. Ещё не скоро она сумеет побороть бессонницу, а затем ― кошмары. ― До свидания, капитан. Я приду завтра, хорошо? Смокер обозначил кивок и улыбнулся краем губ. Ему всё ещё больно много говорить и резко двигаться. Дышать тоже больно, между рёбер будто до сих пор остались куски стали, врезавшиеся в ткани при каждом вдохе. Курить хотелось неимоверно, до дрожи в пальцах. Смокер был готов терпеть боль, судороги, ежедневные капельницы и унизительную помощь, но обходиться без сигарет он не мог. Дым давно стал его чистым воздухом. По коридору процокали каблуки и за ними эхом шёл ещё кто-то, тихо, словно крадясь. Шаги замерли напротив палаты. ― К вам посетитель, ― хорошенькая медсестра мило улыбнулась Смокеру и подтолкнула кого-то к двери. ― Только недолго, молодой человек! Время посещений скоро закончится. ― Я никого больше не ждал, ― отрывисто буркнул Смокер и невольно вздрогнул, увидев на пороге проклятого Мугивару. Пришёл. Зачем? Смокер знал, что не хочет его видеть. Точно-точно. И даже не думал о дурном мальчишке, за которым так долго гонялся по всему городу. ― Привет. ― В тюрьму захотел? ― Луффи улыбался мягко, понимающе. Подошёл к кровати и, пододвинув в сторону бутылку с минералкой, положил рядом с яблоками пакет апельсинов. Смокер не сдержал ироничного смешка и тут же закашлялся. ― Молчи, дурак. Туда я не пойду. Кровать почти не прогнулась. Лёгкий, как птица. Смокер быстро и часто дышал, чтобы не напрягать рану. Бинты туго стягивали грудную клетку, но кое-где снова выступила кровь. ― Я тебе фруктов принёс, ― тёмные глаза задорно сверкнули. ― Поправляйся, Дымный дядька. Без тебя совсем скучно. ― Сам ты… ― Смокер прикусил язык, но додумал по-детски наивный ответ про себя. ― У меня аллергия на апельсины. С ними я буду валяться здесь ещё неделю. Луффи смущённо почесал кончик носа и шаркнул ногой по полу. Не знал, не подумал. Ну как на такого вообще злиться? Полицейский значок вместе с сигаретами и одеждой забрали медсёстры и они теперь просто двое ненормальных беспокойных засранца, не умеющих усидеть на одном месте ни минуты. Смокер откинулся на подушку и ровно произнёс, стараясь тщательно отмерять эмоции. Чтобы Мугивара не понял, как на самом деле он рад его видеть. ― Когда я выпишусь, то усажу тебя за решётку. Апельсинами меня не задобрить, ― по-птичьи тонкие пальцы легли на холодную грубую ладонь. Смокер притворился, будто не почувствовал ничего, а Луффи мягко гладил светлые шрамы на коже и сжимал руку легко, но ощутимо. Ничего не говорил. Смотрел только внимательно, улыбался шальной улыбкой и в ней Смокер увидел: «Я рад, что ты жив». ― Я тебе ещё кое-что принёс. Мугивара шуршал по карманам свободной рукой, рвал зубами целлофановую упаковку, неловко открывал пачку и вытаскивал тонкую палочку, а в голове Смокера билась лишь одна глупая мысль: ― Ты ещё не совершеннолетний. Как тебе их продали? ― Зоро купил, ― просто ответил Луффи. Пальцы исчезли, руке почему-то стало холодно, и Смокер скрипнул зубами от иррациональности собственных чувств. Мугивара творил с ним всё, что хотел. ― Открой рот. Курить мальчишка не умел. Затянулся и тут же закашлялся, выплёвывая горький дым. Попробовал снова, набрал целые щёки, как хомяк, и струйки дыма вытекали через нос, пока Луффи осторожно пристраивал руки и ноги на кровати. Смокер опёрся на локоть и первый коснулся сухих губ, приоткрывая рот и ловя кончиком языка вязкую горечь сигарет. Целоваться Мугивара тоже не умел, но очень старался. Смокер совершенно потерялся и уже не разбирал, что именно жадно пьёт ― дым или поцелуи Луффи, чего не хватает до спёртого дыхания и тупой боли в груди ― новой дозы наркотика или самого невозможного и невыносимого человека, этого егозы, у которого не всё в порядке с головой, определённо. ― Невкусно, ― буркнул Луффи и облизнулся. Сигарету они скурили до фильтра, на языке горчило, а тянущее желание закурить на время притихло, наслаждаясь неожиданным подарком. ― Ты дурак, раз гробишь своё здоровье этими штуками. ― Я взрослый человек и сам решаю, что мне делать. Луффи хихикнул и мазанул губами по виску и носу, невесомо пощекотал кожу ресницами, потеревшись щекой о щеку. Смокер не успел ничего сказать и даже схватить тонкую руку ― Мугивара резво соскочил с постели, запихнул открытую пачку сигарет под матрас и остановился только у самой двери. В коридоре уже слышалось возмущённо цоканье каблуков. Луффи поучительным тоном выдал: ― Курение ― это дурная привычка. Смокер хмыкнул и невольно улыбнулся в ответ ― кончиком губ. ― Не только курение. Объяснять не нужно, Луффи всё понял. И когда он скатывался по перилам лестницы вниз под недовольные крики медсестёр, и когда бежал через всю подземную стоянку к мотоциклу, и когда Зоро завёл мотор и погнал прочь от больницы, Смокер чувствовал себя полнейшим кретином, потому что самая страшная и неизлечимая привычка, которая у него была ― это сам Монки Ди Луффи.