Претенциозный

«Словно Сальвадор Дали, Ван Гог, Пикассо живут в моём теле, Чувак, я чёртов художник». Медленный ритм трека пульсирует в ушах Мино, когда он садится в кресло. Он обводит взглядом репетиционную, едва заметно кивая головой в такт песне. Игнорируя шум вокруг себя (Тэхён не может решить: петь мягко и тихо или же перейти к оперному пению, а Сынхун и Джину гоняются друг за другом), Мино пытается найти одну особенную персону. Его взгляд останавливается на парне, который будто отстранился от всеобщего хаоса. Он сидит на полу, прислонившись спиной к стене, и с растерянным лицом бренчит на гитаре. «И ты не можешь ничего мне сказать, Ведь знаешь, что я всё делаю правильно. Не спрашивай меня о том, кто я. Я Дали, Ван, Пикассо». Мино не может как-либо посодействовать, и то, насколько слова песни подходят сложившейся ситуации, заставляет его усмехнуться. Главный вокалист, композитор, автор многих текстов, лидер — всё это один и тот же человек. Кан Сынюн, олицетворение пафоса. Мино видит, как Сынюн бормочет что-то, водит пальцами по струнам, пытаясь подобрать ритм. Он в своём собственном мире. Там, в своём мире, он, более чем вероятно, пытается сложить буквы вместе, в слова, а уже слова — в текст для нового трека. — Сынюн, — на выдохе произносит Мино, подперев подбородок рукой, — когда ты уже осознаешь, насколько ты пафосен? Парень не слышит его, Мино не повторяет вопрос. Он знает, каково это — погрузиться в свой мир. Это как оказаться наконец-то дома. Не остаётся ничего, кроме твоих мыслей и твоих мечтаний, иногда это приводит к кошмарным грёзам наяву. Мино верит, что именно поэтому мало кто согласен погружаться в себя. Ему пришлось долго тренироваться, прежде чем он смог достичь уровня Сынюна. Но тренировки не всегда могут сделать из человека совершенство. Мино гордится своими способностями, будучи тем, кто всего в паре шагов от этого титула. После нескольких лет упорной работы и совершенствования ему посчастливилось столкнуться с удачей, как и многим другим великим умам. Он полон гордости, даже если он не Кан Сынюн. «Это чувство глубоко внутри. Никто раньше его не испытывал. Ясно одно: внутри моего тела Есть кто-то, помимо меня». Дальновидный Сынюн — прирождённый гений. Он никогда не перестанет совершенствоваться, никогда не остановится и никогда не позволит своим талантам затмить свою преданность делу. Сынюн улучшает то, что уже идеально. Мино находит это довольно претенциозным. Он, в общем-то, находит претенциозным почти всё в Сынюне. Сынюн не знает своего предела, и это беспокоит Мино больше, чем он хотел бы. Это отсутствие самосознания слишком часто приводит к тому, что Мино находит Сынюна крепко уснувшим на листах с текстами или нотами. Мино желает, чтобы Сынюн осознал уже свою вычурность. Вычурность в движениях, во взглядах на жизнь и во всех суждениях. Мино надеется, что Сынюн сможет открыть глаза на их мир, а не только на свой. По крайней мере, Мино ещё не видел, чтобы это произошло. Да и не уверен, что вообще увидит. «Я Дали, Ван, Пикассо, Я Дали, Ван, Пикассо, Я Дали, Ван, Пикассо, Я Дали, Ван, Пикассо». — Пафосный идиот, — вздыхает Мино, когда биты на время замирают перед тем, как трек повторится. Он встаёт и складывает наушники в карман. Тэхён всё ещё разрывается между жанрами, и Мино молится, чтобы ни один из них не появился на обложке их альбомов. Он едва уворачивается от Джину, который до сих пор убегает от Сынхуна, громко хохоча. И хотя Сынюн всего в паре метров от него, Мино кажется, что он идёт по минному полю. И, вздохнув, парень останавливается напротив Сынюна. Глаза лидера закрыты, и он видит мир, в который никто, кроме него, не может войти. Сынюн, всё-таки подобрав нужный ритм, начал напевать текст. Возможно, эта песня станет заглавной. — Честно говоря, — вздыхает Мино, присаживаясь рядом с ним, — так пафосно. Его замечание совсем не смущает Сынюна, который лишь энергичнее бренчит на гитаре. Мино наблюдает за ним. Он знает, как трудно покинуть этот мир. Он понимает, что нужно быть терпеливым и осторожным, когда ждёшь чьего-либо возвращения оттуда. Мино прекрасно знает это правило, но даже не пытается ему следовать. Выхватив гитару из рук Сынюна, он пытается заткнуть все тревожные звоночки, сигнализирующие, что он поступает неправильно. Ничего плохого. Мино устал от Сынюновских погружений в себя, устал от его претенциозности. Он откладывает инструмент в сторону, игнорируя ошарашенного Сынюна, и, положив руку парню на плечо, притягивает его ближе к себе. — Ты никогда не перестанешь удивлять меня, Кан Сынюн, — констатирует Мино притворно-насмешливым тоном. — Эм, Мино, — Сынюн запинается. — Ты что творишь? — Я напоминаю тебе о том, что ты слишком много о себе возомнил. Сынюн смотрит на него, будто у того выросла вторая голова. — Спасибо тебе? — спрашивает он, в замешательстве вздёрнув брови. Мино насмехается над ним, едва сдерживая улыбку: — Я всего лишь возвращаю тебя в реальный мир. — Реальный мир? — недоумевает Сынюн. — Ага, реальный мир, — повторяет Мино, будто это хоть что-то объясняет. — Ты проводишь там намного больше времени... — делает паузу, стуча пальцем по лбу Сынюна, и продолжает: — Чем здесь. — Он обводит рукой репетиционную. Сынюн следит за его рукой. Он видит, как Сынхун вызывает Тэхёна на бой высоких нот, как Джину хлопает в ладоши от возбуждения и как Тэхён, выпятив грудь, принимает вызов. Сынюн моргает. — Оу, — шепчет он, и его голос звучит немного глупо. Мино позволяет себе улыбнуться. — Ты такой пафосный, Сынюн. Сынюн усмехается и слегка смущённо произносит: — Думаю, да. Они сидят вместе, наблюдая за представлением прямо перед ними. Мино испытывает чувство выполненного долга от того, что Сынюн остаётся с ним. Они комментируют выходки остальных мемберов и смеются, когда кто-то из них ошибается или кричит от обиды на другого. Когда Тэхён начинает громко петь, забредя на опасные территории оперы, Мино достаёт свои наушники. Всё тот же трек, застрявший на повторе. — Не против, если я присоединюсь? — Сынюн спрашивает, поглядывая на Сынхуна, который уже набирает воздух в лёгкие. Мино вставляет наушник ему в ухо, кончиками пальцев касаясь его кожи, и глаза Сынюна округляются. — Ого, а эта песня хороша, — он улыбается, кивая головой в такт. — Что, ты не доверял моему музыкальному вкусу? — удивляется Мино. Сынюн фырчит, улыбаясь: — Я доверяю ему больше, чем своему. В этот раз Мино смотрит на Сынюна так, будто у того выросла вторая голова. Сынюн оборачивается к мемберам и ругает Сынхуна, видя, что тот пытается подкупить Джину во время голосования. — Клянусь, они ведут себя хуже детей, — бормочет он, когда Джину назло выбирает победителем Тэхёна. Сынюн замечает, что наушник Мино выпал, и возвращает его на место. — Хоть один здравомыслящий человек есть, — шепчет он, одаряя Мино понимающей улыбкой. Мино просто смотрит. Одна его часть пытается вспомнить, когда они в последний раз проводили время вместе. Он пытается вспомнить, когда в последний раз был столь близок с Сынюном. Другая его часть решает, что он будет делать дальше. Ну, когда прекратит пялиться на друга, как сумасшедший. Он наклоняется ближе, оставляя быстрый поцелуй на щеке Сынюна. Парень замирает. Мино улыбается и наклоняется для ещё одного поцелуя, в этот раз задерживаясь чуть дольше. Сынюн отклоняется, но лёгкая улыбка всё же появляется на его лице. Он не уходит от Мино. «Ты всё ещё со мной? Ты слушаешь? Или же ненавидишь меня, будто не чувствуешь всего этого? Те, кто так же, как и я, без ума от искусства, Поймут то чувство, словно в тебя вонзают нож». — Ты слишком много о себе возомнил, Сон Мино, — ворчит Сынюн, всё ещё улыбаясь. Сынюн слишком претенциозный, но и Мино недалеко ушёл.