Особенный ребенок

Никогда нельзя предугадать, что подумают о тебе другие. Именно такая мысль закралась в голову Коноэ, когда во встреченной деревне их никто не впустил на порог. Живущие здесь рибика приняли Рая и Коноэ за разбойников. Разбойники же, как уведомил путников старейшина, регулярно жгли и грабили деревню. До тех пор, пока местные не взяли в руки оружие. Теперь здесь ни для одного разбойника шансов не осталось. Раю и Коноэ было великодушно предложено убираться подобру-поздорову. Лекарств, которые просил Коноэ, им тоже никто не продал. В свою очередь, Рай скорее мешал, чем помогал. Выглядел он и правда как разбойник, с этим Коноэ не мог поспорить и исправить этого тоже не мог (да и не хотел). Но вот рявкать, что чужой милости ему не нужно, и чуть ли не через каждое слово требовать от Коноэ не унижаться перед убогими, Раю было совершенно не обязательно. Коноэ не считал зазорным «унизиться», то есть попросить. Он давно понял: в одиночку никому не выжить. Не встреть он Рая после того, как покинул собственную деревню, еще неизвестно, как повернулась бы его судьба. Скорее всего, он был бы убит в первой же схватке. Рай взял его под свое покровительство. Он мог сто раз говорить о том, что Коноэ — санга, а такому грех не пособить, но во время первой встречи Рай о способностях Коноэ не имел ровным счетом никакого понятия. Тем не менее, сбежать ему помог. Коноэ не сомневался, что был далеко не первым из тех, кому Рай помогал, не рассчитывая ничего получить взамен. Такой вывод можно было сделать, исходя хотя бы из позиции, которую Рай неизменно занимал: «Я совсем не добрый. Я делаю это не ради тебя, а просто потому, что мне это выгодно». О да, конечно же, ему было выгодно. Он мог не чувствовать горечи, когда получал в ответ на свою помощь чернейшую неблагодарность. Можно было утешать себя соображениями вроде: «Но я ведь ничего и не ждал взамен. Зачем мне чья-то благодарность? Я помогал просто потому, что это было мне выгодно». Именно так оно чаще всего и случалось. Рай, в отличие от Коноэ, много общался с другими рибика и привык ничего хорошего от них не получать. Поэтому предпочитал не получать вообще ничего. Он мог делать что-то хорошее для других, но то, что делали для него, всегда ставил под сомнение. Рай не умел брать. Он был сильнее многих, кого знал Коноэ, он привык быть один и неплохо справлялся. Никогда не полагался на других, если только не оплачивал их услуги душой или монетой; Коноэ полагал, что этим можно восхищаться. Или считать невероятно глупым. Зависит от точки зрения. Конкретно сейчас, когда Рай был ранен, его «независимость» казалась глупой. Стоило попросить о помощи. Или хотя бы отойти в сторону и не мешать Коноэ договариваться. С такой раной возвращаться в лес, где нормальных лекарств днем с огнем не найдешь, водятся монстры (или разбойники) и начинает накрапывать дождь… А до других деревень не меньше дня ходу. «Но все-таки… разбойники, — подумал Коноэ. — Разве мы похожи на разбойников?» — Выметайтесь, — велел старейшина, — или мы нашпигуем вас стрелами. Стрелы у местных действительно имелись — деревня оказалась на диво прогрессивной. В большинстве знакомых Коноэ селений лук и стрелы были не в ходу. — Спокойно, — Коноэ приподнял руки, подставляя Раю плечо. — Мы уходим. — Стойте, — из-за спины старейшины послышался резкий женский голос. — Я их знаю. Они останутся. — Но, Богиня… — Разместите их с почтением, — Коноэ задался вопросом, где же он слышал этот голос раньше. За свою жизнь он видел не так уж много женщин-рибика и еще с меньшим количеством говорил. Если подумать… — Предоставьте им необходимую медицинскую помощь. Разбудите шамана, если он уже лег. Пусть сделает все, на что способен. А потом приведите того, кто не ранен, ко мне. Я желаю говорить с ним. — Как прикажете, Богиня, — старейшина учтиво поклонился. — Если ты сейчас что-нибудь скажешь, — прошептал Коноэ, почти не шевеля губами, — вроде того, что помощь нам не нужна… Я убью тебя лично. Ему показалось, что он услышал отчетливое хмыканье. *** — У них есть своя Богиня, — сказал Рай, откинувшись спиной на подушки. Выглядел он почти умиротворенным, разве что кончик хвоста нервно подергивался, выдавая некоторое беспокойство. — Конечно, женщин сейчас все еще мало. Но я впервые слышу о деревне, в которой им бы поклонялись. — Может, у них совсем женщин нет? — предположил Коноэ. — Или, может, эта в чем-то особенная. — Например, у нее третий глаз, — буркнул Рай. — Или крылья. Или зеленый мех… — Ну тебя, — сказал Коноэ. — Если у нее крылья, тогда она и правда богиня. — Не обязательно, — протянул Рай. — Ты видел монстров? В некоторых из них столько всего намешано, не понять. Особенно если разглядывать картинки в книгах двухтростниковых. Те животные, которые жили раньше… — Рай замолчал и скривился. Ему было больно. — Наши монстры похожи на нескольких таких животных, — подхватил Коноэ. — Их будто вместе взяли и перемешали, да? — С рибика тоже иногда такое случается, — подтвердил Рай. — Некоторые рождаются с крыльями. Те потом отпадают. Отсюда и все эти глупости про крылатую богиню Рибика. — А я думаю, — ответил Коноэ, — она и правда существовала. — Ты еще скажи, что она правда снесла яйцо и уронила его в море. — Это было не яйцо, — возразил Коноэ. — Это было солнце. И хватит болтать. Тебе нужен отдых. — Мне не нравится, что ты идешь к местной богине, — нахмурился Рай. — Не знаю, несет ли она яйца, но странные поступки совершает. Зачем она велела нас принять? — Боги милосердны, — пожал плечами Коноэ. — Нет. Она сказала, что знает нас. У тебя есть знакомая женщина, которая меня знает? — Ты это у меня спрашиваешь? — Коноэ оторопел. — Я же только с тобой и странствовал. И редко когда отходил… — А когда отходил — сразу же терялся, — удовлетворенно заключил Рай. — Я бы поставил вопрос иначе, — нахмурился Коноэ. — Какая из твоих женщин может знать меня? Лицо Рая приобрело настолько сосредоточенное выражение, что Коноэ лишь обреченно вздохнул. — Ты безнадежен. Даже не соврешь ради приличия. Схожу я, поговорю с милосердной богиней. Может, что-нибудь прояснится… *** Дождь на улице зарядил вовсю, и Коноэ, надежнее кутаясь в плащ, в который раз поблагодарил богиню за то, что в лес возвращаться не пришлось. С такой раной под дождем Рай бы долго не протянул. «Он стал мягче. Из-за того, что я путешествую с ним, он более уязвим. Раньше он мог бросаться в бой, ни о чем не думая. А теперь все чаще оглядывается на меня. Он хочет выжить, и это плохо. Это мешает. Он не замечает, что я стал опытнее и теперь сам могу за себя постоять. И за него тоже, если придется. В этот раз он подставился, потому что в разгар боя глянул в мою сторону. Всего на миг, но за это время его успели ранить. Хорошо, что еще не убили. Асато говорил, что Рай очень сильный и что я должен сломать его. Я сломал. И для него все стало куда сложнее, чем раньше. Конечно, несколько полнолуний еще не показатель. Но если так будет продолжаться… Или мы сработаемся в ближайшее время, или он умрет». Мысль показалась на удивление отстраненной. Коноэ полагалось бы биться в истерике, всячески демонстрируя свое беспокойство, как он поступал при любом случае, но нет. Истерика не приходила. Она на серьезные вещи не разменивалась. Когда требовалось выстоять, Коноэ всегда становился сильнее, чем сам о себе думал, и потом мог только недоверчиво отмечать: а ведь я справился. Как мне это удалось? В отличие от него, Рай только фыркал, сталкиваясь с досадными мелочами, которые раз за разом ранили Коноэ. Ему никак не удавалось выработать надежную защиту. Рай называл Коноэ слабаком, переживающим из-за пустяков. Защита Рая была практически идеальна, от нее все отлетало. И сам Коноэ поначалу чуть не отлетел. Рай ему на первых порах не нравился от слова совсем. Оценить его помощь Коноэ не мог, а, как только к тому приближался и хотел поблагодарить, Рай спешил сказать: «Это все потому, что ты санга». После чего желание сказать ему «спасибо» моментально сменялось желанием приложить его чем-нибудь потяжелее. Да, моральная защита у Рая была что надо. Вот только она с легкостью рассыпалась, стоило легонько ткнуть в нужное место. Тот, кто контролирует себя лучше всего, поступает так по веской причине: потому что ему особенно легко утратить над собой контроль. Тот, кто защищается активнее всего, делает это, ибо в противном случае потерпит сокрушительное поражение. И оправиться уже не сможет. «Лучше пусть меня ранит каждая мелочь, — однажды решил Коноэ. — Я буду принимать это как должное; я — такой, какой есть, и в чем-то меня уже не изменишь. Я отличаюсь от Рая. Именно поэтому я смогу помочь ему, как он помогает мне». Коноэ понимал, что без взаимопомощи им не справиться, а Рай по старой привычке пытался все проконтролировать, все взять в свои руки, не понимая: это невозможно. Если бы сегодня богиня этой деревни не пришла им на помощь… Коноэ вошел в дом старейшины, куда его пригласило местное божество. Помещение освещалось путеводным листом. Коноэ на мгновение прикрыл глаза, чтобы они привыкли. Снаружи уже было совсем темно. — Неожиданная встреча, — сказала богиня. Путеводный листок, опущенный в воду, находился у нее за спиной. Поэтому Коноэ не видел ее лица, только тонкую фигурку, закутанную в одеяло. Или церемониальную одежду — было не очень понятно. — Спасибо, — прежде всего сказал Коноэ. — Не за что, — отозвалась богиня. — Не могла же я бросить под дождем отца своего ребенка. *** — Ты говорил, что раньш-ш-ше здес-с-сь не был, — говорить нормально Коноэ решительно не мог. Он шипел; Рай недовольно морщился, не то от боли, не то от того, что ему приходилось напрягать слух, дабы хоть что-то разобрать. — Ни в этой деревне, ни вообще в этой части леса. И что же? Оказывается, тебя здесь хорошо знают. Оказывается, у тебя здесь даже есть ребенок! — Невозможно, — отрезал Рай. И больше ничего не сказал. — Невозможно? — Коноэ кипел от гнева. — Не понимаю, зачем тебе понадобилось врать! Рассказал бы сразу, что уже здесь был… Я бы понял! — А ты не пробовал ее расспросить поподробнее? Как ее зовут, сколько лет ребенку, какого он пола? И ее лица ты тоже не видел? — Нет, — признался Коноэ. — После того, что она сказала, я… — Сразу же рванул сюда, увидел, что я сплю, и приберег свое шипение до утра. Вместо того, чтобы вернуться к этой «богине» и поговорить с ней как следует. Может, она вообще не то имела в виду. — Она была очень конкретна, — Коноэ с сомнением покачал головой. — Интересно, когда она здесь появилась. Может, ты все же встречался с ней раньше… — Я не помню, с кем я встречался, — честно ответил Рай. — Могу попробовать вспомнить. — Избавь меня от этого, — Коноэ закатил глаза. — Ее голос показался мне знакомым. Кажется, я тоже ее уже встречал. Мы с тобой никаких кошек не видели в последнее время? — Не знаю. Я не на них смотрю. Это было правдой. Женщины Рая не интересовали даже до отношений с Коноэ. Еще бы, не хрупким кошкам преодолевать массив его «моральной защиты». Правда, в первые пару недель после знакомства с Раем Коноэ в этом сомневался, потому что Рай как раз по прошествии двух недель вздумал отправиться в бордель. И духами от него после проведенной в борделе ночи несло только так. Но потом Рай и Коноэ потащил в этот бордель, и все с одной целью: узнать у рыжей проститутки по имени Мана, где находилась ее деревня и не жил ли рядом с деревней кто-нибудь кровожадный. А поскольку моральная защита Рая, как обычно, была на высоте, неудивительно, что при первой встрече с ним Мана запустила в Рая духами… Стоп. — Я знаю, с какой женщиной мы оба встречались, — похоронным тоном сказал Коноэ. Рай, которого, похоже, тянуло в сон, неохотно приоткрыл глаз. *** — М… Мана? — осторожно спросил Коноэ. Он опять был удостоен аудиенции у богини, и снова ближе к ночи. Днем его к ней попросту не пустили. У домика, который им с Раем выделили, стоял бессменный караул. Коты с луками и стрелами выглядели угрожающе, так что лезть на рожон и с боем пробиваться к местной богине Коноэ не стал. Подождал, пока пригласят, рассчитывая, что это все же случится. И не прогадал. — Наконец-то, — удовлетворенно сказала кошка, переставляя посуду с плавающим в ней путеводным листком. — Я уж думала, ты меня не узнаешь. — Ты нас очень выручила, — сказал Коноэ. — Знаю. — Как ты сюда попала? Еще несколько полнолуний назад ты была в Рансене. — Ну, по некоторым причинам, — в голосе Маны проскользнули насмешливые нотки, — я больше не могла там оставаться. Несколько полнолуний назад я забеременела. От одного особого клиента. Который пришел, вообще-то, не за моими профессиональными услугами… Но отказаться от них не смог. Коноэ сдвинул брови. Рай ему соврал. В ту ночь он не просто говорил с Маной. Конечно, особенных отношений с Коноэ у него тогда не было, но это вранье… Зачем? Это было не в характере Рая. Коноэ почувствовал, что начинает в нем сомневаться, и чувство, надо сказать, было преотвратное. Он уже привык верить в Рая, принимая его со всеми недостатками и странностями, привык его любить — как бы нелегко это ни было. А тут вот такой поворот. — Почему ты переехала именно в эту деревню? И почему местные жители считают тебя богиней? — Сложно сказать. Может, потому, что я и есть богиня? — Мана все так же насмехалась. — Почти сама Рибика, великая и милосердная… только без крыльев. Коноэ посмотрел на шрам, пересекающий щеку Маны. Нет, богиней она не была. А ведь она должна была помнить Рая, неожиданно осенило Коноэ. В тот раз, когда она рассказывала Раю и Коноэ про Зеркальное Озеро, Мана говорила о монстре и об охотнике за головами, который его ранил, а потом прогнал. Она не сказала, видела ли этого охотника. Только о том, что он спас ее и остальных, предназначенных в жертву. Шрам она тоже получила тогда, но как — не рассказала. У Рая и Маны было общее прошлое. И отчет начинался давно, когда Коноэ и подрасти-то не успел. Рай спас Ману от монстра. Рай знал, где ее найти в Рансене. Должно быть, он разузнал об этом у тех своих осведомителей… Возможно, он и правда считал, будто ищет ее, чтобы больше узнать о своем прошлом, о природе ярости, которая в нем просыпалась. Но, когда нашел… Мана напомнила ему о прошлом. О тех временах, когда никакой ярости не было и в помине, зато были оба глаза. Наверное, подумал Коноэ, и «моральной защиты», как он это называл, у Рая тогда не было. А вспомнить о временах, когда сам был моложе, доверчивее и глупее, чище и лучше, всегда приятно. Неудивительно, что Раю захотелось вернуться в прошлое, пускай всего на одну ночь — вместе с Маной. Она тогда была совсем девочкой, без шрама… не проституткой. Жизнь изрядно потрепала и Рая, и Ману. Он превратился в прожженного циника, в котором никто, кроме Коноэ, не пытался увидеть хорошее (Бардо не в счет — он так подтрунивал над Раем, без сомнения, из самых лучших побуждений, что уж лучше бы молчал). Она выбрала сомнительную свободу и потеряла веру в любовь. После первой встречи у Рая и Маны остались неизлечимые шрамы. После второй у Рая появился Коноэ, а у Маны — ребенок. Коноэ не хотел думать, что может произойти сейчас, после третьей встречи. …«И хуже всего, — в сознание проскользнула непрошеная мысль, — хуже всего то, что на следующий день Рай привел меня к Мане. А потом она вышла, и Рай… и мы… это… был мой первый брачный сезон». Покончив с прошлым, Рай незамедлительно взялся за свое настоящее. В прямом и переносном смысле. Правда, брался он тоже так, что любого другого бы оттолкнул. Коноэ стало интересно, а связывал ли Рай руки Мане. Вряд ли. Она ведь не вела себя так бестолково, как он. — В этой деревне поклоняются беременным женщинам, — объяснила Мана. — Меня сюда привез знакомый. Он отсюда родом. И теперь меня считают воплощением великой Рибика. До тех пор, пока я не рожу, разумеется. — Что ты будешь делать, когда родишь? — спросил Коноэ. — Останусь здесь, — ответ Маны показался ему неожиданным. — Хватит с меня большого города. Тем более что во время Алой Луны наш бордель запалили. Мои товарки остались без работы. Кто пошел в посудомойки, кто таки решил выйти замуж. А я сюда уехала. — Тоже выйдешь замуж? — вопрос дался с трудом. — Не-а. А зачем? — удивилась Мана. — Когда я рожу, меня богиней считать уже не будут, но и гонять особо не станут. Замуж выдавать насильно не посмеют, у них насчет этого все очень строго. Здесь считается, что, если женщине приказывать и так далее, Богиня сурово покарает. Представляешь, даже Шикку тут считают карой за то, что какой-то рибика избил свою жену. Объясняют это так: «Великая Рибика позвала к себе несправедливо обиженных, и они ушли, оставив нас в одиночестве». Так что с женщинами тут носятся. Вот и пусть носятся. Буду жить в шике и довольстве, ребенка воспитывать… — Хорошо устроилась, — только и сказал Коноэ. — Да, бегать, как вам, не приходится. Не хочешь остаться? — Мана хитро прищурилась. — Это тебе у Рая спросить надо, — отозвался Коноэ. — У этого грубияна? — фыркнула Мана. — Пусть сначала вежливо разговаривать научится. А то не надо ему ничего, не надо… А потом ходит и жалуется, почему это у него ничего нет. Сам же говорил, что не надо! — Рай не жалуется, — не согласился Коноэ. Хотя в целом Мана описала Рая очень точно. У самого Коноэ бы лучше не получилось. — Ему с тобой очень повезло, — неожиданно сказала Мана. — Ну кто еще стал бы защищать такого наглого типа? Коноэ посмотрел на Ману с сомнением. Вроде бы она не издевалась. *** Коноэ долго молчал, не зная, с чего начать разговор. Рай его не торопил. Кажется, он вообще спал. К известию о том, что он, оказывается, отец, Рай еще раньше отнесся более чем равнодушно. При его гиперответственности и склонности вешать себе на шею всех кого ни попадя, с огрызающимся Асато включительно, это было более чем странно. — Рай, — наконец сказал Коноэ. Рай покосился на него в высшей мере недовольно и снова зажмурился. Вид: «Я тут пытаюсь спать», похоже, был его вариантом попытки изобразить невинность. — Это и правда Мана. Никакой реакции. — Рай, она беременна. Никакой реакции. — И, кажется, она предлагает тебе… нам остаться. Она тут вроде богини… Пока. Но и потом тоже… — Нет, — высказался Рай и этим словом ограничился. — Что — нет? — Коноэ пришел в некоторое замешательство. — Нет, мы не останемся. У охотников за головами не может быть дома. Их дом — дорога. — В которой происходят ужасные вещи и с которой приходит зло, — проворчал Коноэ. — Ты никогда не думал, почему дома, построенные у дороги, считаются проклятыми? — Двухтростниковые строили, и ничего. — Двухтростниковые много что делали, и где они теперь? — возразил Коноэ. — Рай… М-может, мне не следует этого говорить, но дорога для тебя — не самое подходящее место. Так было и раньше. Сейчас — особенно. Рай открыл глаз и присел, облокотившись на подушки. Он казался неестественно прямым, будто кол проглотил. — Ты намекаешь, — поинтересовался он ровным бесцветным голосом, — что я стал слабее, чем раньше? И эта рана тому подтверждение? — Никто не может быть лучшим, Рай, — сказал Коноэ. — Никто не может быть лучшим вечно. Дольше всех живут те, кто вовремя это понимает. И уходит на покой. — Мы просто не сработались, — возразил Рай. — Это все твоя вина. — Мо… Моя? — Да. — Я понимаю, что ты за меня переживаешь, — у Коноэ было такое ощущение, словно он пробирается по густому лесу, знать не зная, когда попадет на участок, зараженный Пустотой, — но, поверь мне, это излишне. Я достаточно… — Ты глупый кот. И неуклюжий придурок. Этим все сказано. Спорить с Раем было сложно. — Я вот думаю, — сказал Коноэ с предельной осторожностью, — если вы помиритесь с Бардо… — Нет. — Ну хорошо, допустим, что вы с Бардо помирились. В таком случае он наверняка согласится взять меня и тебя к себе в гостиницу. Будем ему помогать. Ты ведь умеешь готовить? Ты никогда не делаешь этого на привалах, но я знаю, что умеешь. Просто не хочешь, потому что воспринимаешь это как работу. И потому что это связано с Бардо. — Хм. — В общем, — обрадованный тем, что его до сих пор не прервали, Коноэ продолжил развивать свою мысль, — ты будешь готовить, я — делать еще что-нибудь… — Что-нибудь? Ты? У него? Забудь. — Не то что-нибудь! — возмутился Коноэ. — Я буду… убираться, например. Стирать… Вы научите меня готовить. А потом, когда Бардо устанет… — Скорее, я устану. От постоянного созерцания его физиономии. Дом охотника за головами — дорога. Не пытайся сделать из меня повара. — А по-моему, — тихонько возразил Коноэ, — из тебя вышел бы замечательный повар. Рай стеганул хвостом по воздуху. — И еще у тебя будет ребенок, — напомнил Коноэ. — Ты бы точно не хотел… осесть? Взять с собой Ману… — Мана лжет, — ответил Рай. — Что? — Я никогда с ней не спал. — Но тогда, в ночь перед… брачным сезоном… — Не спал. — Но как же… Какой смысл ей врать? — Не знаю, — равнодушно отозвался Рай. — А теперь, когда с дурацкими вопросами покончено, можно мне, наконец, уснуть? *** — Мана, — поинтересовался Коноэ, — ты уверена, что спасла именно отца своего ребенка? Дело снова было вечером. За прошедшие пару дней Раю стало гораздо лучше, в основном благодаря стараниям местного шамана. Хотя и Коноэ внес свою лепту. Мана хитро прищурилась: — Наполовину. — Как это «наполовину»? — не понял Коноэ. Возможно, Мана и не была богиней, но говорила она не хуже истинного божества — теми же загадками. — Он тогда не был собой, — доверительно сообщила Мана, — и обещал мне уничтожить всю любовь в мире. Он был одержим и хотел размножаться. Коноэ задумался. Да, в указанный период времени одержимость за Раем наблюдалась. Но обычно, впадая в ярость, о размножении Рай не думал. Только о том, как зарубить кого-нибудь. Зато это прекрасно объясняло, почему Рай ничего не помнит. — Ты видел луки и стрелы? — внезапно спросила Мана. Коноэ вздрогнул: — Луки? — Да. До моего приезда на эту деревню постоянно нападали разбойники. Но я показала им, как делать луки. Мой отец был оружейником… кое-чему успел меня научить. Кое-что я просто видела, как он делает, хотя никогда не понимала принципа. В этой деревне были свои оружейники. Я объяснила им, они послушали и пришли в восторг. Говорили, что я истинная богиня… Во время следующего нападения они смогли защититься. Убили многих разбойников, забрали все, что у них было ценного. И тогда я пожалела, что рассказала. — О том, как делать луки? — Если бы я молчала, разбойники были бы живы, — задумчиво сказала Мана. — А я и мой ребенок, скорее всего, мертвы. Так что я поступила правильно. Но сомнения остаются всегда… Я теперь не уверена, хорошо ли поступила, что сказала. — Хорошо, — медленно произнес Коноэ. Ему не верилось, будто Мана может употребить такое слово. — Ведь ты любишь его, — продолжила Мана, — а он тебя. Что вам до этого ребенка? Ты же все равно не был собой, когда его зачал. Коноэ чуть не свалился с лавки. *** — Рай, — он снова не знал, с чего начать, — это… в общем… — Ну что там еще, — Рая явно больше заботила подвижность собственных рук. Он уже не лежал лежнем, как поначалу, а поднимался и начинал ходить, пока не выбивался из сил. Или пока Коноэ его не укладывал. — Я… Извини, — пробормотал Коноэ, опустив очи долу. — За что? — Понимаешь… Я, кажется, все-таки был с женщиной. — Кажется? — уточнил Рай. — Ну, ты же помнишь. Когда я надел то проклятое кольцо, в меня вселился Ликс, и я начал убивать, потом нашел тебя и сделал так, что у тебя на груди появилась метка демона, а потом… — Нашел Ману и сделал так, что у нее в животе появился ребенок, — скучным голосом продолжил Рай. — Ну и? — Эм-м… Тебя это не смущает? — Что Ликс хорошенько развлекся напоследок? Нисколько. Да и развлечения у него были сравнительно невинные. Вот если бы он решил пустить тебя по кругу… — Рай! — иногда он говорил действительно недопустимые вещи. — …я бы не дал ему с тобой слиться и выпустил бы ему кишки, — невозмутимо продолжил Рай. — Тебе самому тогда кишки чуть не выпустили. — Это был ты. — И что? — Если ты, тогда не считается. Отчаявшись постичь логику Рая, Коноэ принялся выстраивать собственную логическую цепочку: — Поскольку Ликс в дальнейшем со мной слился, то и ребенок мой. Не наполовину, как сказала Мана, а полностью! — Эй, полегче, — посоветовал Рай. — Вынашиваешь его пока еще не ты. Хотя можем попробовать. Сейчас, например. — Иди ты, — посоветовал Коноэ, уклоняясь. — Сначала выздоровей. И потом… ты же знаешь, у нас с тобой никаких детей быть не может. — У твоего отца и Ликса тоже не могло. — У меня, — гордо ответствовал Коноэ, — была мать. И папа ее любил. — А Ликс был совсем ни при чем, — развил мысль Рай. — Да, вот именно. Ликс был ни при… Эй! Ты на что это намекаешь? — Из тебя отец будет как из твоего папы. Спорим, Мана тоже наговорит своему сыну красивых сказок? Интересно, он будет санга? — Надеюсь, — медленно сказал Коноэ, — что это будет девочка. — Не слышал ни об одной санге-девочке, — отметил Рай. — Я научу ее песне, — размечтался Коноэ, — той самой, которую услышал от папы. И когда-нибудь она споет ее рибика, которого полюбит по-настоящему. — Лучше сочини для нее свою песню, — посоветовал Рай. — Если я вдруг решу заняться черной магией и погубить мир, мне нужен будет достойный предохранитель. — Не говори так! — возмутился Коноэ. — Ты никогда такого не сделаешь! — Если мы найдем еще нескольких твоих незаконнорожденных детей — сделаю, — пообещал Рай. *** — Шаман говорит, что это будет особенный ребенок, — взволнованно сказал Коноэ. — Без ушей и хвоста. Поэтому они и называют Ману богиней! Она и правда как великая Рибика. — Дай угадаю, — рана Рая еще не полностью затянулась, но на ногах он стоял твердо и падать вроде не собирался, — это тоже какое-то дурацкое пророчество? — Ага, — скромно признал Коноэ. — О возрождении двухтростниковых. Рай с сомнением дернул ухом. — Все — следствие магии Ликса! — Коноэ привел неопровержимый аргумент. — Ну их, этих двухтростниковых, — сказал Рай, пристраивая меч поудобнее. Убедившись, что ножны не задевают еще не поджившую рану и не мешают при ходьбе, он спросил с нешуточной тревогой: — Ты еще не надумал жениться? Какое-то время Коноэ, уже попрощавшийся с Маной (он обещал вернуться через три полнолуния, когда придет время ребенку появиться на свет), смотрел на Рая. Видеть того без неизменной «защиты» было большой редкостью. Это значило, что Коноэ он доверяет. — Я бы с удовольствием, — неторопливо сказал Коноэ. Рай напрягся. — Но не уверен, что из тебя получится хорошая жена, с такой-то разбойничьей физиономией.