Мужская вселенная

То, что у Гоку есть кто-то, кроме нее, она поняла, когда однажды утром не нашла мужа в своей еще теплой постели – и не удивилась этому. Чичи долго сидела на влажной простыне, глядя на свое все еще красивое неиспорченное старостью тело – и незаметно для себя заплакала. Но только тихо. Дети еще спали. Вечность назад – а казалось, всего-то пару мгновений пролетело – она любила его больше всего, ждала его и дожидалась, родила ему сына, потом еще одного, стала для него тихой гаванью – но так и не сумела получить в большом нечеловеческом сердце даже крохотного места. Совсем. Ничего. Как будто годы вместе – хотя какие годы? Недели, короткие мгновения… Гоку приходил поздно – уходил рано. Торопился. Всегда говорил глупости. И пахло от него потом, железом и чьим-то чужим запахом, незнакомым. Кто-то, кто согревает его в утренние часы – ночи он проводит дома, кто-то, кто оставляет на нем свои следы – кем он был? Чичи могла бы узнать, могла бы догадаться, но тогда, в то утро, она поняла, что не хочет этого. У них два сына. Общее прошлое. И поздно уже менять декорации и требовать к себе внимания. Поздно и неправильно. Она торопливо оделась – нужно успеть, пока дети не проснуться, оставила на всякий случай дверь запертой. Как птица, которая незаметно выпорхнула из любимого гнезда – и вдруг впервые увидела, какое небо сияет над ее головой, Чичи торопилась изменить свою историю и саму себя, хотя бы на пару мгновений, хотя бы на одну-единственную встречу. Она водила быстро – и западная столица была недалеко. Бульма жила в самом центре, в доме, окруженном садом – а больше ей, домохозяйке, не к кому было ехать… *** Бульмы дома не было. Повзрослевший Транкс приветливо встретил ее, проводил в пустой зал. - Где твоя мать? – спросила Чичи, не замечая, что голос ее дрожит, а пальцы сжаты. - С отцом, - просто и наивно ответил он, - Они вместе. - Вместе, - повторила Чичи, она медленно осела на пол, не зная, как попросить юношу позвать его мать, чтобы та помогла ей, матери и жене, прервать череду уходов и возвращений главного героя этих историй. Села и застыла – прекрасное изваяние. - Вам плохо? – спросил Транкс – и вдруг она впервые почувствовала, как быстро он стал взрослым – а значит, дома спят уже не дети – взрослые дети. И осознала, Гохан собирается жениться, он не шутил, не зря же Видель приходит к ним, как к себе, а Готен спит дома не потому, что боится без матери – по привычке, по тупой дерьмовой привычке, по которой снова и снова возвращается к ней Гоку, трижды проклятый. - Плохо, - честно призналась она. – Мне плохо, Транкс. Она хотела еще что-то сказать, но не смогла. Транкс сел рядом, растерянно поглаживая ее по плечу – пока она, наконец, не расплакалась. Лед, который Чичи носила в сердце почти двадцать лет, тронулся. *** Транкс был умнее ее сыновей – это стоило признать, да и слушать он умел лучше многих. Они сидели на том самом месте, где когда-то погиб его отец и ее муж, всматриваясь в то, как кружит в небесах какая-то большая птица. Красивый полет – плавные линии и легкие изгибы, Транкс тоже так умеет, Чичи-сан должна помнить. - А ты подрос, - усмехнулась она. – Раньше Бульма-сан носила тебя на руках, и ты лопотал что-то на своем, младенческом. Я тогда носила Готена. Но никто не знал. - Почему? – спросил он просто, как будто спросил время. – То есть… Я не хотел… - Потому что мой муж умер тогда, - вырвалось у нее. – В пятый, по-моему, раз. Готена растил Гохан и мой отец. Они и встретились… Когда он мог быть ему полезен. Для спасения мира или прочего дерьма. Она говорила резко и не стыдилась – с ней рядом сидел не сын ее подруги, а боец невидимого фронта, спаситель мира – прямо как ее муж. - Не стоит так, Чичи-сан, - сказал Транкс, снял очки и положил их в карман. – Всем непросто. Мама тоже ждала. И не только она. - Не только… - повторила за ним Чичи и вдруг ее осенило – Транкс родился, когда Веджета был на чужой планете с ее мужем. И единственный раз Веджета обнял его перед тем, как ударить и умереть. Ей стало стыдно и смешно – ладонь мягко опустилась на гладкие волосы. Красивые. Такие только у него, у Транкса. - Прости меня, мальчик, - сказала она – пальцы ее гладили нежную кожу, и впервые это был не ее сын – чужой, чужой, какое счастье. Он осторожно поднял взгляд – и легко коснулся губами ее ладони, там, где вчера масло оставило алый след. - Чичи-сан, - сказал он смущенно, как говорил с ней в детстве, и время для Чичи растворилось, раздвоилось и стало прозрачным. Она легко поцеловала мягкие губы юноши – он не ответил, но потом внезапно и вдруг жадно припал к ее губам, и она поняла – глупая, глупая Чичи – это его первый поцелуй, самый первый. Высоко над ними кружила большая птица – синие небеса мягко склонились над ними, сидящими на одинокой скале – время остановилось. *** - Я скажу, что виновата и сожалею, - решила она вечером. Ее младший сын собирался на тренировку – и Транкс должен был прийти к ним. - Так и скажу, - громко сказала она. Гохан, который готовился к экзаменам, непонимающе смотрел на мать. - Что скажешь, мама? – вежливо спросил он. Красивый такой взрослый ее сынок. Он поправил воротник и улыбнулся ей – и вдруг ей стало хорошо от одной только мысли, что Гохан больше похож на нее, чем на отца. - Мой сынок, - сказала она. – А он сынок Бульмы. Это дети. Я все правильно делаю… Она торопливо вышла из дома, чтобы встретить Транкса на половине пути. Ей вдруг захотелось, чтобы никто в их с Гоку доме не стал свидетелем ее прощания с Транксом – как будто бы даже присутствие детей могло запятнать ее боль, его тоску, их общее утро. - Чичи-сан, - сказал ей Транкс, сидя на большом плоском камне, - Простите меня. Я плохо поступил с вами. - Нет же, - перебила она, чтобы успеть высказать все, о чем думала, что так долго вынашивала в душе. – Ты прости меня. Ты мне как сын. Нет, ты больше чем сын. Ты ни в чем не виноват. Это я поцеловала тебя. - Я не за это извиняюсь, - легко и просто сказал Транкс. Он встал и подошел к ней вплотную – оказался выше на голову, шире в плечах, как Гоку в годы молодости, нет – лучше Гоку. - А за что? – спросила она. Пальцы ее вцепились в воротничок его куртки, глаза закрылись, сердце сжалось в крохотный комок, внутри стало горячо и одновременно прохладно. Транкс – нетерпеливый, почти как Гоку – уже целовал ее снова, но поцелуй был иным, Чичи оставалось только вязнуть в нем и растворяться без остатка – пламя внутри нее погасло, уступив место теплу – и счастью. - За это, - говорил он. – И за все, что будет дальше. *** А дальше было разное. Они встречались украдкой. На рассвете. Гоку выходил, чтобы сразиться с Веджетой в начале дня – следом за ним кралась и его жена, чтобы не попасться на глаза детям, всякий раз она презирала себя за слабость и низость, но всякий раз просыпалась на час раньше Гоку – а возвращалась на полчаса позже. Транкс ждал ее у берегов озера. Капсульный домик - он теперь делал такие сам – покачивался на волнах, и Чичи ощущала себя не просто женой и матерью героев, а снова принцессой. Она брала его за руку – сама – и сама раздевала его. Транкс еще так много не умел – а она так торопилась научить его этому. Хорошо… Впервые она видела свое тело его влюбленными глазами и сама восхищалась им. Тонкая после двух родов талия, грудь, на которой смыкались губы двух младенцев. Транкс торопливо водил по ней ладонью, может, вспоминал свое детство, может и нет… Чичи сама научила его делать ей приятно одним пальцем, сама целовала его всюду и везде, как вчерашнего ребенка. Садилась сверху, позволяя ему направлять себя – и выбирала иной путь. Ей было хорошо, так хорошо может быть только если рядом с тобой мужчина, молодой и влюбленный. И ни разу в жизни она не вспомнила о том, какой была рядом с Гоку – потому что и не была никогда рядом. Только позади. Только за спиной. - Я тебя люблю, - пылко признавался он. – У нас есть будущее. Я скажу им… Всем. Мама поймет. Она любит меня. - Я стара, милый, - сонно убеждала она его, - Ты дружишь с моим сыном. Одумайся… Но сама снова выскальзывала в утренние часы вслед за мужем в пустоту – и всякий раз говорила себе, что этот раз последний. И – не верила. *** - Успокойся, Чичи… - просила ее Бульма. – Выдохни, ну же… Она гладила ее лоб влажным полотенцем, судорожно проверяла ножницы и простыни каждую потугу, потом чертыхалась, снова и снова подходя к окну. - Чертов Гоку! – зло вырывалось у нее. – Чертов Веджета! Чертовы мужчины! Добрая. Бульма добрая, а она, Чичи, злая и несправедливая. Неправильная – соткана из убеждений и пустоты. Глупая – раз решила, что однажды сумеет подчинить мужчину в угоду своей любви. И странная. Странная она. Очередные – теперь уже третьи – роды ей в наказание. А принимает их Бульма. У которой она, Чичи, украла самое дорогое. Которой она, Чичи, враг побольше Маджин Буу. Потуга режет тело, судорогой сводит зубы. Чичи держит свои колени – устает – их перехватывает Бульма. Еще мгновение – все кончено. Судорожно глотая воздух, мать смотрит в пыльные окна – ее сын там готовится стать сильней, стать лучше. - Чертов Гоку, - устало повторяет Бульма. – Чертов… Транкс, - рыдает она. Чичи устало гладит по голове светловолосую малышку – и забывается коротким сном. Высоко над маленьким домом золотое облако несет ее мужчин в новые миры, где ей места уже не будет.