Просто слишком дорога.

Надежда. Саске слышал, как ломались её кости, выворачивались суставы. Как она умирала. Надежда умирает последней, не так ли? - Хотя бы раз. Мне нужно хотя бы раз пойти в Коноху, Орочимару. - Нет, Саске-кун, я уже говорил тебе, что, пока я жив, ты не выйдешь отсюда. Надежда. Она сдохла раньше, чем Саске появился на этот грёбаный свет. - Сука! - Вопль разорвал тишину. Орочимару с ухмылкой наблюдал за Учихой, сжимающего и разжимающего кулаки. Его трясло. Вся ненависть в сердце была направлена на самого себя – беспомощного, закрытого, как в тюрьме. Почти инкубаторского. Он с размаху ударил по каменной кладке стены. - Орочимару! – Прожигая ненавистного учителя ледяным, колючим взглядом, Саске засадил в стену кулак. И ещё раз. И ещё. Из глотки сквозь стиснутые зубы вырывалось грозное рычание. Камень под костяшками крошился в песок. - Мой Саске-кун, терпи. Пройдёт время, и я убью остатки живых в тебе чувств. Оставь своих друзей. Они не нужны тебе больше. У тебя есть только твоя цель, - спокойный тон Орочимару выводил Учиху из себя: от него хотелось вывернуться наизнанку и сдохнуть. - Мои оставшиеся чувства – это моё дело, - прорычал Саске, чувствуя, как скрипят стиснутые зубы. Просверливая учителя черными глазами, въедаясь до самого мозга. - Нет, - по-змеиному прошипел Орочимару, отчего печать на шее Учихи начала предательски жечь до костей. Ладони Саске метнулись к кипящей коже, и он стиснул печать пальцами, тяжело дыша. Черные глаза метались по сырой комнате. - Хватит бесполезных истерик. Держи себя в руках, Саске Учиха. Пустой взгляд. Сжатая от боли челюсть. Разбитые пальцы в крови. Саске разбит. Целиком. - Успокоился? Хах. Пойми. Ты – мой. У тебя теперь нет друзей. У тебя теперь нет ЕЁ, – последнюю фразу Орочимару громко прорычал, кинув её прямо в лицо Учихе, толкая свои слова ему в лёгкие, сдавливая ими глотку, разрывая своими децибелами. Дрожащие руки Саске переместились на лоб. Смяли густые черные волосы, завели назад. А взгляд - такой же пустой. - Я не… - он сглотнул, - …хочу этого слышать, - своим голосом он практически задохнулся. Слова Орочимару до ярости резали. До кипящей, жгучей ярости. Путь они уберутся из головы, как ненужный, вонючий мусор. - Ни слова не хочу слышать! - снова крик. Эти перепады добьют его голосовые связки. - Проваливай! Саске дрожал, сжимая кулаки, чувствовал, что его несёт. Быстро, сильно. Остановите. Ему хотелось пробить стенку удушающей, как темница, комнате, и вырваться на свободу. Или пробить голову Орочимару, который до одури парится о том, чтобы его любимый Саске-кун оставался всегда рядом. Ну или просто сдохнуть. Прямо здесь и сейчас. Лихорадка тошнотворных мыслей. Орочимару. Он ещё здесь. Его присутствие оказывало влияние на истерическое состояние похлеще жидкости для розжига костра. Огонь внутри пылал, бушевал, разрывал. - Проваливай! - снова заорал он. - Просто уберись отсюда! Орочимару на пятках развернулся и тихо вышел из комнаты, оставляя Учиху наедине со своей неистовостью. - Буду ждать тебя на тренировочной площадке. Успокоишься – придёшь. Саске поднёс руку к лицу, потёр переносицу, зажмурился на несколько секунд. Кровь из сбитых костяшек смешивалась с каменной крошкой со стены. Срать. Ещё на мгновение прикрыл глаза, отворачиваясь от входной двери комнаты. Прислушиваясь к удаляющимся шагам Орочимару по коридору. Взгляд метнулся к столу, плохо освещённому горящей свечой в кривом подсвечнике. Он напишет в Коноху. Неожиданная мысль удивила и испугала одновременно. Просто напишет, что с ним всё хорошо. Хоть с ним и не всё хорошо… Совсем не хорошо. Напишет, что скоро к ним вернётся. К Наруто. К Сакуре. Сакура… Да, он напишет именно ей, напишет о том… О чём? О том, что она снится ему каждую ночь с того дня, как он оставил её на скамье у выхода из деревни? Или о том, что до сих пор чувствует её тепло, которое она, обнимая, подарила ему в госпитале? Или о том, что как же она, черт подери, его раздражает? К чёрту. Хуже уже не будет. Она должна всё знать. Сакура ответит ему, и Саске успокоится. Его цели от этого не изменятся. Где-то здесь должны были лежать бумаги... Кабуто пишет же на чём-то свои исследования. Сердце начало набирать обороты. Воспалённые мысли уже писали в голове первые строки письма. «Привет, Сакура, хотел тебе сказать…» Нашёл шариковую ручку, ещё пишет. Хорошо. «Привет. Я решил написать тебе…» Где чёртова бумага? Лихорадочными движениями рук он шарил по облупившимся ящикам с надписями и номерами экспериментов. «Здравствуй, Сакура. Это я…» Херня. Наконец-то отделение с неудавшимися экспериментами. Нашёл лист, чистый с одной стороны. Сел за стол, положил перед собой бумагу и замер, не имея понятия: и что дальше? Пальцы дрогнули, когда он написал на чистой бумаге: “Привет, Сакура”. И всё. Казалось, прошло кучу времени, пока Саске гипнотизировал написанное. Нет, не так. Резко смял бумагу в кулаке. Отбросил ком бумаги за спину. Уставился на пустую столешницу. Копошился в поисках нового листа, положил его перед собой. Красиво вывел её имя. «Сакура». Её имя. Саске долго скользил по написанному на бумаге глазами, мысленно рисуя это имя снова и снова. Как он отправит письмо? Кабуто и Орочимару не дадут ни одной маленькой бумажке выскользнуть из логова. Как тогда письмо дойдёт до Конохи? А что будет, когда ОНА его прочитает? Начнёт искать Саске. Искать ещё больше и усерднее. А если найдёт? Наткнётся на Орочимару, и быстро станет одним из экспериментов чертового Кабуто. Оперся об стол локтями и сжал голову, будто бы пытаясь выдавить оттуда свои мысли. «Я не могу написать ей. Просто слишком дорога.» Уронил голову на стол, закрыл глаза. Тяжело. Тошно. Боже, да к чёрту. - Успокоился, Саске-кун? – Орочимару, вальяжно расположившись в кресле, уставился змеиными глазами на Учиху, замечая след от ручки на его руке. - Давай уже, учи меня, Орочимару, - Глаза озарились шаринганом.