Всего лишь бутылка

— Так выпьем же за здоровье нашей новой сестры по Кругу! — хрипло провозгласил Фаркас и небрежно хлестнул себе в рот ледяного мёда из кружки, облившись сам и забрызгав пол. Ньяда пьяно хохотнула и легко пнула соратника в бок, однако, конечно же, не рассчитала силы, и ослабленный алкоголем норд под хохот и вопли грохнулся на жалобно скрипнувший под ним стул. Слава богам, пронеслось в голове у Арри, что Тильма этого не увидела, ведь всякую мелкую утварь после таких пьянок носила на починку именно она. Воины, конечно, помогали чем могли, но от этого порой становилось только хуже — деревянные стулья с покосившимися ножками вмиг превращались в кучу деревяшек, из которых уже сложно что-либо собрать. Рия громко заржала во всё горло, одним махом запрыгнув на стол, и от тряски со стола начали медленно осыпаться тарелки и чашки. Вон покатились в огонь яблоки, разбилась со звоном бутылка с остатками пряного вина, а нордка всё шла и шла под улюлюканье братьев и сестёр по оружию, пока не остановилась перед кряхтевшим Фаркасом. — Ну что, дуболом! — Даже с противоположного конца стола Арри ощутило острый запах алкоголя. — Вставай! Или и будеш-шь так лежать до скончания в-веков?! — Ри-ия! — басом провопил норд, во мгновение ока вскочивший и нетвердой шагнувший к женщине. — Да ты... Ты вон яблоко уронила... — Да к даэдра яблоко! — пронзительно провопил из-под стола Атис, к которому тут же бросилась отчаянно шатающаяся Ньяда с кулаками наперевес. — А ты чего не пьёшь? — Засмотревшаяся на друзей Арри вздрогнула от низкого мужского голоса у самого уха и, отшатнувшись, увидела перед собой Вилкаса. Норд явно уже немало выпил за этот вечер, однако взгляд его был ещё по-прежнему ясен; девушка поёжилась, понимая, что устремлён он сейчас только на неё. Дрогнувшая от алкогольной слабости рука потянулась за полупустой кружкой, и Вилкас молча, не говоря ни слова, выплеснул в неё весь мёд из первой попавшейся кружки. Краем глаза Арри увидела, как в поднятое Фаркасом яблоко со свистом впилась стрела, и как в зале под улюлюканье появилась что-то кричащая Эйла с луком в одной руке и бутылкой в другой. — Пей, — хрипло повелел Вилкас, дохнув на нордку парами спиртного. И, заметив её колебание, непреклонно схватил кружку и поднёс её к самому рту Арри. — Пей давай! Или хватит с тебя? — Нет уж, — упрямо кивнула головой девушка, путаясь в собственном языке. — Дай, я сама. Мысли путались, мир иногда начинал плыть, а в голову лезли самые странные идеи — белокурая отчётливо понимала, что за весь вечер уже напилась в стельку. Но проявить слабость, да ещё перед Вилкасом? Как тогда в первой драке под стенами? Ну уж нет! Кашляя и судорожно глотая, Арри принялась за мёд, чувствуя, как холодная жидкость стекает всё ниже и ниже, при этом почему-то грея и даже обжигая внутренности. Она вспомнила, что раньше этот мёд имел совершенно другой вкус и непременно удивилась бы, если б не тяжёлый взгляд Вилкаса, направленного ей прямо в глаза. "Что ты имеешь в виду?" — хотела было уточнить девушка, забыв, что скрупулезно глотает алкоголь, а потому подавилась, расплескав его по собственному лицу. Где-то далеко справа Ньяда что-то воинственно орала, перекрикивая вторящего ей Атиса, распевала что-то Эйла, и Арри слышала каждый шорох: стук кружек об стол, чью-то ругань, кашель, громкие глотки, звуки драки, грубые хлопки. Всё уже начинало плыть, но глаза Вилкаса так же чётко виднелись впереди, будто бы прожигая девушку насквозь. И ей показалось — наверное, с пьяни — что на секунду в них сверкнуло что-то ярко-жёлтое, и вот уже перед ней сидел не человек, а вервольф... С той же жадной яростью в глазах; они будто бы говорили: пей до дна! И Арри пила, уже устав недоумевать, откуда же сейчас в её кружке плескается мёд; она всё пила и пила, полностью расслабившись, пока внезапно не увидела, как комната почему-то резко качнулась, а Вилкас упал в самый низ, уступив место люстре, в которой горели ничем не отличающиеся от глаз вервольфа свечи. Может, это и не свечи вовсе были, а действительно глаза? Восемь ярких, ослепительно сверкающих глаз, прожигающих насквозь... Под нахлынувшее волной со всех сторон улюлюканье Арри почувствовала чье-то пьяное дыхание перед собой, на спину её легли слегка подрагивающие, но всё ещё сильные руки, и комната закружилась в каком-то бешеном танце, прыгая и кувыркаясь; вскоре звуки начали стихать, уступая место рваной тишине и чьему-то прерывистому дыханию... Она лежала в молчаливой полумгле, устремив бессмысленный взор куда-то вбок. Светлые волосы спутанно разметались по мехам, полностью открыв правильное в темноте лицо с полуприкрытыми голубыми глазами. Вилкас нависал над ней, стараясь не лишиться трезвого рассудка и усмирить забурлившую в нём волчью кровь. Нет, не смотреть на приоткрытые будто бы в молчаливом разрешении губы, не давать волю алкоголю! Он должен сделать всё правильно. А она... она такая же зверь, как и он сам; она должна понять. Наконец взгляд Арри более менее сфокусировался и остановился на судорожно дышавшем в тишине Вилкасе; в глазах блеснуло равнодушное узнавание. — А, это ты, Вилкас... — мечтательно протянула норжанка, с трудом двигая губами. — Ты мне снишься... Да-да, это сон... Ты меня споил... — Это не сон, — тихо прорычал вервольф, нагнувшийся к девушке и неловко придавивший ей, пьяно улыбающейся, плечи. Та тихо хихикнула и лишь протянула руки по бокам, даже не думая сопротивляться. — Нет, это сон... И в этом сне ты... с-споил меня, понимаешь? А потом принёс в свою комнату и... Вилкас не дал ей договорить, усевшись на кровать и наклонившись над девушкой совсем низко; так низко, что Арри чётко видела его пылающие глаза, нос, плохо сбритую щетину. Девушку обдало дыханием алкоголя, и тут его губы впились в её, упорно требуя ответа; руки норда пробрались к завязкам на рубашке соратницы, и, когда те были уже распущены, норжанка вдруг неловко оттолкнула вервольфа, слабо отодвинувшись назад. Она из грудей уже была свободна, но девушка столь же упрямо пихнула Вилкаса ногой в плечо, тут же будучи поймана за лодыжку. — Пр-рости, Вил, — заплетаясь, пьяно произнесла Арри, серьёзно махнув рукой, — но я слиш-шком трезва для такого... — Можно запить трезвость, — грубо притянул к себе белокурую норд. Не имея должных сил и желания, девушка только махнула свободной ногой, но тут же была опрокинута навзничь и крепко прижата к кровати. Она мгновенно утонула в мехах, и Вилкас не дал ей шанса оттуда вынырнуть, упав следом и вцепившись ей в губы. Освобождённые ноги почему-то непроизвольно обхватили мощный торс, а в прижатых над головой руках не было достаточной силы, чтобы вырваться. Девушка сдавленно замычала, чувствуя вкус крепкого мёда во рту и вкус чего-то ещё, доныне не знакомого, но приятного. Когда рука Вилкаса резко содрала с девушки рубаху, обнажив грудь, по телу побежали приятные мурашки, упав вниз и подарив какую-то мучительную, но столь же сладкую тяжесть в низу живота... Арри судорожно вдохнула ночной воздух и рыкнула в такт Вилкасу; она непроизвольно задёргала локтями, почувствовав непривычное прикосновение к своей груди, однако к собственному удивлению обнаружила, что была рада своей неволе. — Х-хватит, Вилкас, — глубоко вдохнув, прохрипела белокурая и, откинув голову, почувствовала прикосновение небритой щетины к своей шее. Норд начал покрывать поцелуями её ключицы, спускаясь всё ниже, и Арри издала томный стон, сквозь ткань брюк ощутив прикосновение чего-то жёсткого. По телу прокатилась волна приятных мурашек, и тут соратник отпустил её руки, позволив им тут же охватиться вокруг его шеи, со всей пришедшей силы прижав к себе, чтобы, казалось, никогда не отпустить. Они вдохнули воздуха — и слились в страстном поцелуе, одновременно соприкоснувшись языками и ощутив сладкий вкус друг друга. Нордка ещё никогда ни с кем не целовалась — по крайней мере, так, волшебно и удивительно серьёзно, как сейчас с этим нордом, в тайной любви к которому она до этого момента боялась признаться даже себе. — Люблю тебя! — громко прохрипела Арри, и в ответ Вилкас дико стянул с неё штаны, непроизвольно разорвав и скинув на пол. Любовники покатились по мягкому меху, разгорячённые до предела, чувствуя одно и тоже — страсть и безконтрольно пробуждающегося зверя внутри себя. И он пробудился. Один и тот же в обоих — он слил их вместе, воссоединив, когда вервольф резко и с рыком вошёл в Арри, вцепившись руками в её грудь. Воздух прорвал хриплый вопль боли и желания, девушка со всей силы вцепилась в плечи норда, расцарапывая кожу ногтями, и Вилкас начал быстро двигаться в норжанке, громко рыча и успокаивающе заглушая её крик поцелуями. — Больно-больно-больнм-мм... — надрывно замычала девушка, судорожно дыша и уже пытаясь освободиться; она чувствовала, как сходит с ума, запутавшись в собственных желаниях и целях, как страстно хочет дойти до конца, совокупившись с этим волком и подарив себя ему раз и навсегда, как ужасно боится этого, как ей больно и как притом мучительно приятно в этой безумной схватке любви. Волна накатывала за волной, тело само собой выгибалось, выходя из-под контроля, пока всё вместе — эмоции, чувства, ощущения — не связалось в единый судорожный узел и не нахлынуло разом, изогнув Арри пополам и согнав все краски с мира, оставив лишь две вещи: Вилкаса, зарычавшего сквозь зубы и до боли сжавшего её торс руками, и чувство божественной и до горечи сладкой эйфории, цепко прокатившейся по всему телу и встряхнувшей каждую клеточку тела. Всё, что норжанка почувствовала, отпуская затухающее сознание, были неземной покой и что-то горячее, разлившееся внутри её горящего болью низа живота. Арри лежала на кровати, бездумно глядя в потолок и вслушиваясь в далёкое чириканье утренних птиц; на лице играла едва заметная улыбка. Она не могла поверить, что это произошло, причём произошло с Его шага... Нет, она определенно любила его. Любила ещё с того момента, как они тогда подрались под стенами Вайтрана, во внутреннем дворе Йоррваскра. Арри помнила свои неловкие удары, свой страх и запуганность, своё унижение... Она видела, что Вилкас поддаётся ей, но даже так она не сумела одержать победы и хоть что-то доказать своим будущим учителям. Может, он просто плохо поддавался? Играл с ней, как с мышкой, давай жалкий иллюзорный шанс, но каждый раз безжалостно забирая его? Впрочем, уже неважно. Они уже буквально потрахались — какой смысл вспоминать одну из первых встреч, причём для неё неудачную? Её мучило теперь только одно... — Уже проснулась, солнце? Арри испуганно хмыкнула и привскочила на кровати, прикрываясь руками и кляня себя за то, что не оделась. Впрочем, во что? Они же всё порвали. Ну, можно было бы закутаться в одеяло... Вилкас заливисто рассмеялся, присев на кровати и перемахнув мускулистую руку через колено. Нет, невозможно... и с ним-то она провела всю ночь? — Послушай, — весело сказал норд, — я видел тебя при Обращении — а это куда интимнее того, что произошло между нами сейчас. Я видел тебя полностью голой после Обращений, я тебя, в конце концов, трахал, и теперь ты стесняешься передо мной тут, сейчас? Серьёзно? Улыбка исчезла с лица Арри, и она мрачно отвернулась к окну, однако, опустив руки и действительно перестав скрываться. — Ну что такое? — Вилкас перепрыгнул через всю кровать, накинул на себя одеяло и задорно перекинул белокурую через колени лицом к себе. Та попыталась отстраниться, но норд по-хозяйски притянул её к себе и поцеловал в губы, нисколько не растерявшись отсутствием ответа. — Ты теперь — моя женщина, да? И я не позволю тебе грустить, ясно? Запрещаю. — Он нежно провёл пальцем по губам Арри, и та, не сдержавшись, широко улыбнулась. — И я действительно люблю тебя. Но если бы я сказал тебе это тогда, в... э... пылу, ты бы – гарантирую — подумала бы, что это лишь ложь, вызванная... страстью. А так... — Прочитав в глазах норжанки искреннее счастье, Вилкас засмеялся, потрепав девушку по и без того спутанным волосам. — И да, сегодня же мы возьмём денег на дорогу и поедем в Рифтен. Хочешь?