Искупление

"Я хотел... извиниться за... всю ту боль, что причинил тебе." Эти слова гулким эхом в очередной раз ударяют ее по голове, и она вздрагивает, останавливаясь и пытаясь выровнять сбившееся дыхание.  Легкие нещадно жгло огнем, она не могла понять, от злости, быстрого бега или от холода... На улице было до жути холодно, но щеки у нее полыхали.  Бонни уперлась трясущейся ладонью о стену, делая глубокий вдох и тут же протяжно кашляя от ледяного ночного воздуха. Согнувшись пополам, она зашлась кашлем, мечтая выплюнуть собственные легкие к чертовой матери и сдохнуть здесь.  Он хотел извиниться.  За всю ту боль.  Что причинил ей.  Глаза предательски защипало, стоило ей снова вспомнить его бесконечные пытки в 1994. Она не могла уйти от этого. Не могла выбросить из головы, сделать вид, что этого не было, что все это происходило вовсе не с ней.  С какой-то другой, незнакомой ей девушкой.  Она ее не знала.  Та девушка была незнакомой, которую Бонни Беннетт успешно похоронила в глубине собственной души. И от нее не осталось ничего. Совсем ничего.  Та девушка не боялась ничего, не шарахалась от людей, умела доверять. Та девушка часто смеялась. Та девушка была нормальной.  А Бонни Беннетт больше не была нормальной.  Она была той самой спятившей ведьмой, вернувшейся из 1994.  И никто не хотел видеть этих изменений. Она не винила их, понимала, что гораздо легче закрывать на все глаза и убеждать себя, что "с ней все в порядке". Разбираться в том, правда это или нет, никому не хотелось.  Да и не нужно было.  И она почти заставила себя закрыться от того, прийти на вечеринку, быть нормальной. А он все испортил. Снова. Опять.  Этот чертов ублюдок снова все испортил! Разрушил все, что она тщательно выстраивала целый долбанный день!  В хлам. В ничто. Вдребезги.  Она ненавидела его всем своим существом.  Там, в 1994, в самом начале ей было даже немного жаль его. Она видела, как он одинок, как он страдает, хоть и тщательно это скрывает. Но теперь не было ничего. Он собственноручно убил в ней желание помочь ему.  И теперь ей хотелось убить его.  Она стиснула зубы, яростно врезала кулаком по стене, тут же раздирая кожу о жесткий камень и кусая губы от злости, потому что боли не было. Ее не было, и Бонни казалось, что она уже никогда не почувствует боль просто потому, что она вся состоит из нее. Каждая клеточка тела.  У нее, по правде сказать, не было ради кого возвращаться. Друзья? Они почти не искали способов спасти ее... Возлюбленный? Позабыл о ней напрочь, и она не винила его в этом. Семья? Семьи у нее не было давно.  Единственной причиной возвращения был Деймон, который стал ее опорой, ее другом. А теперь и он подставил ее, приведя Кая, хотя она ясно дала ему понять, не хочет видеть Паркера.  — Да пошло оно все к черту! – выкрикнула она, сжимая кровоточащие от ударов кулаки и снова сшибаясь пополам, уже от рыданий.  Она была так уверена, что желание умереть исчезнет, как только она вернется. Не исчезло. Стало еще более отчетливым.  Раздирало ее изнутри, вспарывало ее кожу острыми когтями, заставляя буквально взвыть от боли.  — Бонни? Вой тут же прекратился, затих и умер где-то в ее горле.  Она медленно выпрямилась, часто моргая и поднимая взгляд на него. Ей не верилось, что он рискнул пойти за ней, после того, как она обещала оставить его без лица.  Он открыл рот, видимо, желая что-то сказать, но тут же закрыл, наткнувшись на ее пустой взгляд. Повисло молчание, которое он и назвал бы неловким, если бы не заметил ее кровоточащие костяшки пальцев.  Это не было неловко. Это было страшно.  По-настоящему страшно.  — Бонни, я... – выдавил он, снова замолкнув на полуслове.  Злясь на самого себя за эту тупую нерешительность. Он был чертовски решителен, когда пытался убить ее. Раз за разом. Эти мысли не давали ему покоя.  Он не мог заснуть. Они скреблись в его черканной коробке, царапая ее стенки острыми когтями-воспоминаниями. Раздирая его мозг ее испуганными криками, полными страдания и боли. Разрывая его, казалось бы, несуществующее сердце на части.  Он ненавидел Люка за эти чувства.  И был благодарен ему одновременно.  Она сощурила глаза, наконец сконцентрировав взгляд на нем, и замерла. Он заметил, как дрожат ее губы, словно еще секунда – и она просто разрыдается.  Ему в голову пришла совершенно идиотская мысль. Если она расплачется, он не будет знать, как успокоить ее.  — Я хочу... – выдавила она из себя, тяжело дыша. — Чтобы ты...ушел.  Он видел, с каким трудом она сдерживалась, каких усилий ей стоило каждое слово, и все равно не шелохнулся. Бонни поднесла трясущуюся ладонь ко рту, часто заморгала и выдохнула: — Я прошу тебя. Умоляю. Уходи.  Слова врезались в мозг с неистовой силой, хоть она и говорила их ломким тихим голосом. Он не хотел слышать этого. И знал, что должен был.  — Я не хочу тебя видеть. – процедила Бонни, убирая упавшие на лицо волосы. — Если ты хочешь сделать для меня что-то, если тебе правда жаль, прошу тебя, уходи. Ты зря тратишь время. Я никогда не прощу тебе всего, что ты сделал. И не потому, что мне было больно. Не потому, что я боялась. Не потому, что я была такой чертовски одинокой! – вскричала она, делая шаг вперед. — А потому, что ты уничтожил меня. Больше нет той, "другой" Бонни. Есть только я. Ни капли на нее не похожая. И я ненавижу себя за это. И тебя тоже ненавижу.  И он понимает, что именно это и хотел слышать.  Ее осуждение. Ее ненависть по отношению к нему.  И если бы случилось так, что она сразу простила бы его, это было бы не то. Он не заслужил "мгновенного" прощения. Он знал, что прощение – ее прощение, – он должен заслужить.  И каждое слово осуждения из ее уст было для него словно искупление. В этой боли он искал прощения. И знал, что непременно его получит.  — А теперь убирайся. – произнесла она, отводя взгляд и вытирая тыльной стороной ладони мокрые щеки.  Руки у нее все еще тряслись, а голос дрожал. Костяшки тонких пальцев были разбиты, но она словно не замечала и не чувствовала боли.  — Прости меня, Бонни.  У нее перехватило дыхание от его слов. Она не могла, не хотела верить ему, но одновременно ей казалось, что это самое искреннее, что он когда-либо говорил.  Она подняла на него взгляд, всматриваясь в его лицо, пытаясь понять, чего он добивается.  Он несколько мгновений потоптался на месте, чувствуя на себе ее пытливый взгляд, в котором больше не было той обжигающей ненависти. Она смотрела на него, словно ища подвоха, и не могла его найти.  — Ты можешь мне не верить, но я просто хочу, чтобы ты услышала это. Мне правда жаль. Я понимаю, что искупить свою вину будет непросто, но... — Я просто хочу, чтобы ты ушел, – устало произнесла она, качая головой и явно мысленно осуждая себя за проявленную слабость. — Я подумаю...над твоими словами, но сейчас, пожалуйста, просто уходи.  Она оторопела от собственных слов.  Подумать? Ты это серьезно?  Да, кажется, серьезно.  С ума сошла совсем.  Он кивнул, едва сдерживая улыбку, словно радостный школьник, сделал несколько шагов назад, медленно развернулся и пошел прочь. Ее взгляд буравил его спину, но он точно знал – она не солгала, а значит, еще не все потеряно.