Лекарство от печали

Стук в дверь был осторожным, негромким и вкрадчивым, словно тот, кто находился по ту сторону, сомневался — а стоит ли стучать? И всё же звук заставил Инквизитора вздрогнуть и резко повернуть голову — неужели это... Но чуда не случилось — дверь продолжала оставаться закрытой, да и не стал бы Дориан стучать. О, нет! Только не милорд Павус! Он обожал яркие вещи, красивые слова, эффектные появления и... не менее впечатляющее неожиданностью исчезновение. Внезапное настолько, что поверить в его реальность получилось далеко не сразу. Даже после того, как методично обыскал весь Скайхолд, надеясь, что Дориан просто засиделся в библиотеке или прогуливается по саду, или болтает с Калленом, или... всё-таки уехал в Тевинтер. В тот вечер Эридан напился в хлам. В гордом одиночестве. Последнее, чего ему тогда хотелось — сочувствия. Даже если это будет просто взгляд, случайно оброненное слово или грубоватое похлопывание по плечу, заставляющее покачнуться — Бык так и не научился соизмерять силу удара. Поэтому Инквизитор заперся в своих покоях и методично накачивался антиванским бренди, который давно стоял на одной из полок — когда-то Дориан сказал, что обожает этот напиток, только настоящий, Антиванский, а не жалкое подобие, которое подают в местных тавернах! И Эридан бренди достал, намекнул в одном из разговоров Жозефине, что давно мечтал попробовать... Попробовал. Прелести не оценил, а горечи хватанул с избытком. Проснулся на рассвете от того, что было зверски холодно, словно они снова разбили лагерь в Свистящих пустошах. Впрочем, тогда холодно не было, потому что спал он не один, а сейчас — зуб на зуб не попадал, а тело казалось чужим и непослушным. Голова — тяжелая и до сих пор полная мути, подниматься не желала, хоть каменный пол балкона никак нельзя было назвать подходящим ложем. Пустая бутылка из-под бренди валялась рядом — похоже, он выронил ее, когда сознание просто отключилось, залитое конской дозой алкоголя. Эридан вообще плохо его переносил, а после той памятной посиделки с Быком приходил в себя пару дней. Снять похмелье магией не получалось: по неизвестной причине та не действовала совершенно, и приходилось прибегать к таким безотказным средствам, как рассол, кислое молоко и прочая гадость, которую просто так пить не станешь ни за что. В то утро похмелье тоже было жестоким, и до самого вечера Эридан из покоев не выползал, радуясь тому, что у него имелось личное отхожее место, в котором он и провел практически целый день. Немного отпустило только к вечеру, хоть желудок, измученный многочисленными рвотными позывами, ныл, тошнота раздражала, а в голове царила пустота. Холодно. Холодно было не только в ту ночь, но и во все последующие. Согреться не получалось, хоть камин горел постоянно, а одеяла остались такими же теплыми. В конце концов, Эридан оставил безуспешные попытки, осознав, что от внутреннего холода и пустоты не спасут ни очаг, ни одеяла, ни алкоголь. Заполнить эту пустоту мог только один человек в Тедасе, но он как раз и не собирался этого делать. Однако если Эридан Лавеллан и мог бы себе позволить помеланхолить, бросить всё и всех и отправиться в одиночку бродить по миру, то Инквизитор Эридан Лавеллан — нет. «Его милость» уже давно перестал принадлежать себе — пожалуй, с момента гибели Верховной жрицы. Иногда это тяготило, отнимая время, которое можно было бы провести с куда большей пользой, но теперь стало спасением от пустоты, поселившейся внутри. Встречи, визиты, обеды, прогулки на охоту за случайно уцелевшими демонами — он радовался этому и хватался за это, как за спасательный круг, надеясь, вскоре всё вернется на круги своя и возвратится... Но проходили месяцы, и ничего не менялось. Дориан не возвращался, пустота не исчезала, холод усиливался, медленно превращая самого Эридана в собственное изваяние. Будучи внешне спокойным, улыбчивым и доброжелательным, Инквизитор стал абсолютно равнодушен к происходящему. И всё чаще ловил себя на мысли, что постоянно прислушивается, надеясь, что вот-вот раздадутся знакомые шаги и холод исчезнет. Не исчез.

***

Первое и единственное письмо из Тевинтера ему привез завербованный когда-то Красс Сэрбис. Бывший венатори не спешил покидать Инквизицию, даже когда Эридан сказал тевинтерцу прямо, что тот может быть свободен. Но магистр остался, пояснив это тем, что ему просто нравится здешний климат и окружение. Инквизитор сделал вид, что поверил, а докапываться до настоящей причины не стал. За Сэрбисом продолжали следить невидимые и неслышимые агенты Лелианы, и можно было не опасаться подлости со стороны тевинтерца. А польза от него была большая — человек, умудрявшийся водить за нос самого Корифея, сам по себе был редкостью, которую стоило ценить. Потому-то Эридан магистра и не казнил, рискуя нарваться на неодобрение соратников. Как оказалось — не зря, потому что именно Сэрбис и стал тонкой нитью, связывающей Инквизитора с умчавшимся устраивать революцию в Тевинтере Дорианом. Запечатанное письмо Красс молча положил на стол перед Эриданом и так же молча покинул покои, тихо затворив за собой дверь. Ни слова, ни взгляда, который мог быть не так истолкован, ни одного лишнего жеста. Эридан это оценил, а потом долго смотрел на письмо, не решаясь вскрыть. Там, за печатью с родовым гербом Павусов, могло скрываться всё что угодно: от окончательного разрыва, до вести о скором возвращении. Поймав себя на мысли, что попусту тянет время и ведет себя, как истеричная барышня, Эридан аккуратно сломал печать и впился глазами в ровные строки, написанные знакомым изящным почерком. «Аматус, я не знаю, как долго еще пробуду здесь. Всё оказалось не так просто, как я думал, хоть твоя слава достигла башен Минратоуса, а имя открывает двери, в которые раньше были вхожи только магистры. Обещаю, что сделаю всё возможное, дабы поскорее добиться цели и приехать к тебе со щитом. А разве может быть иначе? Если кто и может изменить Тевинтер — то это я. p.s. за время моего отсутствия ночи в Империи стали намного холоднее, аматус. Одеяла уже не греют как раньше. Ответ не пиши, я не знаю, где окажусь завтра. Дориан». Прочитав короткое послание несколько раз, Эридан невесело усмехнулся и сунул письмо в один из ящиков стола. «Я не знаю, как долго еще пробуду здесь», «Ответ не пиши» — эти слова продолжали издевательски вспыхивать перед глазами, а сами глаза болели, словно в них снова попал песок. Тот вездесущий песок, который ветер швырял в глаза, набивал под одежду и умудрялся насыпать в места, совершенно для этого не предназначенные. Песок Свистящих пустошей, Запретного Оазиса и Западного предела, который лип к горячей влажной коже, а потом скрипел на зубах... Проклятье, ну почему не получается забыть? Может потому, что от письма пахнет прошлым?.. Уточнять у Сэрбиса, где именно тот встретил Дориана, Инквизитор не стал. Одной из причин было банальное опасение случайно выдать, насколько он до сих пор... в прошлом. Показаться слабым. То, на что Эридан не имел права уже так давно. Сам тевинтерец тоже не делал попыток завести разговор на эту тему, рассказывал о том, как удачно раздобыл для Инквизиции несколько артефактов, и каких трудов ему стоило привезти в целости вино, которому добрая сотня лет. Как выяснилось, его производила винокурня семейства Сэрбисов, и поставлялось оно ко двору самого Архонта. Эридан окинул бутылку равнодушным взглядом и кивнул на одну из полок, веля поставить её там. Красс повиновался и тут же, сославшись на срочное дело, покинул инквизиторские покои, чем заработал дополнительное одобрение. Ненавязчив, это хорошо. И полезен. В качестве почтового голубя.

***

Больше писем не было. Ожидание становилось невыносимо долгим, а холод, порожденный пустотой, развеиваться не желал. И не было заклинания, способного это сделать. Освободить Инквизитора от цепей, которые он надел добровольно. — Босс, у меня тут вопрос появился, да неохота при всех задавать, — сказал как-то Бык, когда они сидели в таверне, потягивая из кружек эль. — Прогуляемся? — Конечно, — улыбнулся Эридан, надеясь, что выглядит это достаточно натурально, и добавил уже после того, как оба они поднялись на стену Скайхолда: — Слушаю. — Почему ты до сих пор здесь? Если можно назвать тобой тень, которой ты стал, — пошел напролом Бык, на лице которого ясно читалось беспокойство. — Не понял... — Всё ты понял, — рыкнул кунари, — и не увиливай. Со мной не выйдет. — Бык, я действительно не понимаю, — продолжал ломать комедию Эридан, всё ещё надеясь обвести соратника вокруг пальца. — Моё место здесь. — Только тебя тут нет. Есть твое тело, а душа... — Бык... — предостерегающе поднял руку Эридан, но жест не произвел на кунари ни малейшего впечатления. — Ты думаешь, никто не видит, каким ты стал после того, как имперец сбежал? Ты хорошо держишься, но они, — кунари коснулся уцелевшего глаза, — выдают. Пройди ты школу Бен-Хаззрат, они тоже лгали бы, но... — Ладно, — вздохнул Инквизитор, видя, что спорить бесполезно, — и что я, по-твоему, должен сделать? — Ты знаешь, что. Поехать туда, где твоё сердце, — это было сказано негромко и настолько мягко, что Эридан изумленно уставился на собеседника, не веря, что перед ним тот самый Железный Бык. Несколько минут Инквизитор молчал, подыскивая нужные слова, а потом произнес так же негромко, словно кто-то мог их подслушать: — Я не могу. Я обещал, что не сделаю этого. Дориан собрался перевернуть Тевинтер в одиночку и просил меня не вмешиваться. — Самонадеянный глупец! — проворчал кунари, не уточняя, кто из двоих любовников удостоился столь лестного титула. — В таком случае, тебе тоже стоит поискать свою дорогу. Нельзя бесконечно стоять на перекрестке. — Затопчет случайный всадник? — Жизнь пролетит мимо. И будь я проклят, если ты не заслужил наслаждаться каждым прожитым днем, а не ждать, пока тевинтерец наиграется в революционера! Бессмертными были твои далекие предки, но не ты сам. — В курсе, — тяжело вздохнул Эридан, — спасибо. — Я ничего не сделал, — пожал широченными плечами кунари, — я плохой телохранитель. — Ты не нанимался защищать меня от меня, — криво усмехнулся Инквизитор. — Сделать это могу только я сам. — Так делай. Пока совсем не пропал, — хлопнув Эридана по плечу, Бык пошагал к лестнице, а Инквизитор остался стоять, опершись о парапет, глядя на далекие снежные вершины и думая о том, насколько всё плохо на самом деле, если это начали замечать соратники.

***

— Войдите, — отрывисто бросил Эридан, надеясь, что скребущийся услышит, и повторять не придется. — Уже вошел, — раздалось такое же негромкое и вкрадчивое, как и стук, и в дверном проеме возник Сэрбис с небольшим мешком в руках, — да пребудет с вами милость Создателя, милорд, — бывший венатори изящно поклонился, бросая лукавый взгляд на Инквизитора. — Давай без церемоний, — поморщился Эридан, для которого придворный этикет продолжал оставаться досадной необходимостью. — Зачем ты здесь и что в мешке? — Всего лишь несколько безделиц, которые мне удалось достать в этот раз и... — сделав паузу, Красс извлек из мешка бутылку вина, заметил, как скривился Эридан, и быстро добавил: — Это особое вино, его мой отец всегда оставляет для себя. Такого не пробовал даже Архонт. — Надо же, — хмыкнул Лавеллан, глядя на бутылку, — боюсь, не сумею оценить подарок по достоинству. Я небольшой знаток вин. — Это вино не нуждается в оценке, — улыбнулся Сэрбис, — оно... не совсем обычное, Инквизитор. Отец называет его лучшим лекарством от печали. Не знаю, что именно он туда добавляет, но... стоит выпить пару-тройку кубков и жизнь снова обретает краски! Не верите? — по-своему истолковал кривую ухмылку Эридана тевинтерец. — Есть только один способ убедить вас, милорд. — Я же просил — без церемоний, — с нажимом повторил Лавеллан, глядя в глаза собеседника и пытаясь понять, что же затевает хитрец на этот раз. — Если кроме вина у тебя ничего нет... у меня много дел, — он кивнул на лежащие на столе документы. — Ну, разумеется, много! Разве может быть иначе? — Красс и не думал отступать. — И я ни за что не посмел бы просто так вломиться сюда, отвлекая вас, если бы не новость, которую нельзя доверить бумаге или чужим ушам. — О чем ты? — настороженно спросил Эридан, по опыту зная, что такое вступление не сулит ничего хорошего. — О нашем общем знакомом и моем соотечественнике... — начал бывший венатори, но договорить Лавеллан не дал: — Дориан? С ним что-то случилось? — Боюсь, что да, милорд, — негромко и сокрушенно произнес тевинтерец. — Не тяни! — рявкнул Инквизитор, теряя терпение. — Боюсь, милорд Павус не скоро почтит вас своим присутствием, поскольку сейчас он очень занят. Ваше имя действительно облегчило ему путь наверх... на самый верх, если вы понимаете, о чем я. И не только оно. Архонт имеет всего лишь одну слабость — он обожает собственного сына Даниса, юношу, безусловно, одаренного и привлекательного, но капризного, как сотня принцесс, — неспеша рассказывал Сэрбис, глядя прямо в глаза Эридана. — Архонт готов сделать всё, лишь бы сын был счастлив. — И какое отношение все это имеет к... — Самое прямое. На счастье или на беду, появление милорда Павуса не осталось незамеченным, Данис не на шутку увлекся идеями радикальной перестройки имперских порядков и... самим Дорианом. Увлекся настолько, что не отпускает вашего... друга ни на миг. Говорят, впрочем, это всего лишь слухи, что во дворце Архонта Дориану отведена комната рядом... со спальней Даниса, — тевинтерец сообщил это совершенно бесстрастно, делая вид, что не замечает, как вспыхнули щеки Инквизитора, как смял он в руке какой-то документ, а потом спросил, медленно и тяжело цедя каждое слово: — И сколько в этих слухах... слухов? — Я не знаю, милорд, — пожал плечами Красс, — я не вхож в столь высокие сферы, но... слуги болтают всякое, когда приходят в винокурню за новым вином. Совершенно точно могу сказать только одно: Данис не позволит Дориану покинуть двор, пока... — Ты говорил, это особое вино? — указал на бутылку Эридан. — Именно так, милорд, — расплылся в улыбке Сэрбис, — идеальное лекарство от печали и... — Так почему я до сих пор не вижу на столе ни одного кубка? — приподнял бровь Инквизитор.

***

Вино оказалось темно-бордовым, густым, сладким с едва ощутимой терпкостью. Запах был странным, вероятно, в него добавлялись какие-то тевинтерские травы, неизвестные Эридану. Кубок Инквизитор поднес к губам только после того, как Красс ополовинил свой. Венатори понимающе кивнул — доверие заработать сложно, особенно если вы не так давно были врагами. — Твой отец знает толк в винах, — ставя на стол пустой кубок, улыбнулся Эридан, чувствуя, как легкий и приятный хмель начинает заволакивать сознание. — Такого мне не доводилось пробовать. — Не только вам, — Сэрбис медленно потягивал из кубка, наслаждаясь каждым глотком, — его пили всего несколько человек: мой дед, отец и я. — И к чему такая секретность? — Эридан откинулся на стуле и расстегнул верхнюю пуговицу — почему-то стало жарко. — Этот вопрос не ко мне, Инквизитор, — развел руками тевинтерец, — отец пока не пожелал раскрыть мне тайну этого вина. Да что там, если он узнает, что я... стащил бутылку, скандал будет нешуточный! — Даже так? — усмехнулся Эридан. — И зачем рисковать? — Я хочу, чтобы вы начали доверять мне по-настоящему, — негромко произнес Красс, снова наполняя кубок Лавеллана. — Я знаю, это трудно, учитывая обстоятельства нашей встречи, но... мне бы хотелось этого. — Зачем? — делая большой глоток, осведомился Инквизитор. — Какую выгоду ты хочешь из этого извлечь? Ты же никогда и ничего не делаешь просто так! Даже Корифея умудрялся использовать. — Верно, — не стал отрицать Сэрбис, — сейчас быть вашим другом куда почетнее, чем рыцарем или магистром. И, кроме того, друг может позволить себе задавать вам вопросы, которые никогда не задаст... бывший враг. — Например? — Это было очень больно? — пальцы тевинтерца коснулись линий валласлина на подбородке Инквизитора, задели край губ и Эридан вздрогнул, едва не вылив вино. — Терпимо, — произнес сухо, чувствуя, что бывший венатори не спешит убирать руку — напротив, проводит по линии рисунка к шее. — Что ты делаешь? — То, что нельзя врагу, но можно — другу, — хрипловато проговорил Красс, — то, чего хочется ва... тебе, — рука скользнула по груди Инквизитора и мягко опустилась на пах. Эридан тут же накрыл эту беспардонную руку своей и бросил резко и отрывисто: — Это разрешено любовнику, а ты... — Хотел бы им стать, — теперь тевинтерец снова смотрел прямо в глаза Эридана: — Хотя бы только на эту ночь. Ты слишком долго мучаешь себя воздержанием. В конце концов, это попросту вредно для любого мужчины! — Я не любой, — не совсем твердо возразил Инквизитор, понимая, что в словах смысла уже нет — тело выдало с головой, откликнувшись на ласкающее прикосновение чужой руки. — Я этого не... — Хочешь, — пальцы сжали напряженную плоть, и Эридан шумно выдохнул, на мгновение прикрыв глаза. — Это слишком очевидно, чтобы возражать. — Уходи, — прозвучало еще более неуверенно, прерываемое выдохами, похожими на стоны, потому что пальцы тевинтерца умело поглаживали и дразнили, обещая большее. — Обязательно, потом... а сейчас, — Сэрбис плавно переместился на пол, расположившись между ног Эридана, быстро и ловко высвободил его плоть и коснулся её губами. Больше Инквизитор не возражал. Тело, соскучившееся по ласке, властно заглушило голос рассудка. Обида на Дориана, смешанная с желанием и приправленная вином, толкнула Эридана к тевинтерцу, и вскоре оба они оказались на постели, уже не стесняясь наготы и стонов, которые все равно никто не услышит, даже очень громких. Красс был жаден и бесстыден, для него не существовало табу, и на теле Эридана не осталось места, которого бы не коснулись пальцы и губы, не согрели лаской, не обожгли, заставляя Инквизитора забыть обо всем. В последний раз страсть посещала покои Эридана почти год назад, а потому уснул он только под утро, провалился в сон, словно в глубокий колодец, в котором не было дна и не отражались звезды.

***

Имя почти сорвалось с губ, когда Эридан открыл глаза и увидел рядом с собой обнаженное мужское тело. Однако он успел прикусить язык до того, как звуки родились — тело было другим, и не стоило оскорблять спящего чужим именем. У этой ночи вообще имелся только один недостаток — она показалась Инквизитору слишком короткой. Солнце ворвалось в раскрытые окна, безжалостно осветив измятую постель и следы поцелуев на его собственном теле. Сморщившись, Эридан коснулся одного из засосов, невольно вспоминая — Дориан тоже любил оставлять такие следы. Печати. Так он их называл. Интересно, с сыном Архонта он поступает так же?.. Два альтуса... Они гораздо лучше подходят друг другу, чем тевинтерский аристократ и долийский эльф. А значит, время перевернуть страницу и идти своей дорогой, как и говорил Бык. — Даже если отец проклянет меня за вино, я не пожалею, — Сэрбис приподнялся на локте и, улыбаясь, смотрел на Инквизитора. — Тебе нельзя так долго быть одному, Эридан. — Я... был слишком груб? — видя, что и тело любовника украшают засосы и царапины, спросил Лавеллан, не думая пока вставать с постели. — О нет, но твоя ненасытность... она почти сравнилась с моей, — на губах тевинтерца появилась довольная улыбка. — И как хорошо, что мы оба маги, не находишь? — Да, — Эридан вспомнил, как в момент близости физической магия их тоже сливалась, пробегая искрами по сплетенным телам, делая удовольствие острее, а стоны — громче. С любовниками, не обладавшими даром, так не было никогда. — Но что дальше? — А ничего, — беспечно бросил Красс, с хрустом потягиваясь, — пока нам обоим этого хочется, будем проводить ночи вместе, как только надоест — перестанем. В Тевинтере... — Это происходит между мужчинами исключительно ради развлечения, — негромко произнес Лавеллан. — Я знаю. — Отлично! — тевинтерец коснулся плеча Эридана: — Я вхожу в твои планы на сегодня? — Да, — после небольшой паузы ответил Инквизитор, — но сначала давай допьем твое вино.