Ногицунэ говорил

Ногицунэ говорил: “Ты искра”. В катакомбах под храмом было темно, и в воздухе висела густая пыль. На щербатых стенах клочками рос мох. Камни и обглоданные кости перекатывались под ногами. Мимо пробежала крыса, мазнув по кедам лысым хвостом. Стайлз шел вперед. Где-то наверху бесновался новорожденный берсерк Скотт. Дерек умирал на заросшей площади перед храмом, и даже думать об этом было невыносимо. С востока подъезжали несколько машин с вооруженными до зубов охотниками. Стайлзу не нужно было смотреть, чтобы видеть. Ногицунэ говорил: “Не все можно отыскать в мире живых”. Кривой переход закончился тупиком. В углу, завалившись на бок, полулежал старый скелет со съехавшей вправо челюстью и без одной руки, сломанные ребра торчали в разные стороны так, будто перед смертью ему вскрыли грудную клетку. Череп был проломлен. Когда Стайлз подошел, череп со скрипом повернулся в его сторону, и в провалах глазниц зажглись два желтых огонька. Стайлз отшатнулся. Ногицунэ говорил: “Смерть могущественна, и каждый умерший, желающий мести, - ее приспешник. Они исполнят то, что захочешь. Мертвым не нужно за то платы: ни звонкой монеты, ни жертвенной крови. Мертвым нужно, чтобы их услышали”. Стайлз сглотнул подкатывающую к горлу желчь и попросил: - Расскажи мне. Челюсть скелета скрипнула, и огоньки в глазницах разгорелись ярче, пока он тянул хрустевшую костями руку ко лбу Стайлза. Сжав зубы, тот медленно закрыл глаза. Он больше не был Стайлзом. Его звали Алехандро Альварес, и был он вором. Он обчищал карманы знатных господ на оживленных рынках Мадрида, с лихими друзьями грабил кортежи, обманывал торговцев и тратил награбленное на распутных красавиц и вино. Разгульная свободная жизнь длилась не долго. Люди короля схватили его и бросили в вонючую, кишащую крысами темницу. На рассвете ему предоставили выбор: присоединиться к дону Монтехо и отправиться в неизведанные земли или лишиться обеих рук и головы. Алехандро любил жизнь. На следующий день он поднялся на величественный корабль с белыми парусами. Перед ним расстилался океан, а за океаном ждали несметные богатства и доступные женщины. Через полгода он убил первого ацтека - седого старика. А еще через год мешики заточили его и еще пять сотен воинов в клети. С каждым восходом солнца к клетям подходил жрец. Высокий, смуглый, в шкуре ягуара и с каменным ножом в руках. Он уводил с собой одного из заточенных. Через сто и еще тридцать рассветов жрец забрал Алехандро. Его уложили на круглый стол посреди площади, собралась вокруг толпа. Жрец простер руки к небу и запел, лицо его менялось: проступали на посиневших щеках черные пятна, лезли изо рта клыки. Нож вонзился в грудь Алехандро. Прислужники раскрыли ребра, и жрец вырезал его сердце. Умирая, Алехандро слышал пение и крики и видел жреца, слизывающего горячую кровь с его сердца. Стайлз открыл глаза, глубоко вдохнул. Грудь болела. У скелета снова дернулась челюсть. Стайлз склонил перед ним голову и, не поднимая глаз, сказал: - Покажи мне дорогу и верни то, что вам не принадлежит. Взамен я отдам тебе ягуара. Огоньки заметались в черных глазницах и вылетели. Закружились перед лицом Стайлза так быстро, что невозможно было понять, сколько их, облетели его вокруг и соединились в один, большой и яркий. Скелет коснулся рукой стены, заставляя каменную кладку потрескаться и осыпаться к их ногам. Из открывшегося проема дохнуло пылью и приторно-сладким трупным запахом. Несколько мелких змеек юркнули в темноту. Огонек мигнул и нырнул туда же. Стайлз замялся на секунду, но сжал кулаки и шагнул вслед за ним. Пройдя несколько шагов, он обернулся: скелет исчез. Попетляв по извилистым переходам, огонек вывел Стайлза в просторный зал, освещенный сотнями других огней. Не такие яркие, как его проводник, они кружились под затянутым паутиной потолком, сталкивались, соединялись и бились друг с другом. Сотни изуродованных смертью и временем скелетов лежали на камнях, подпирали стены. Сотни пустых глазниц следили за ним, сотни рук тянулись к нему, скрипели сотни челюстей, гремели тысячи костей. Огоньки слетались к нему, как мотыльки к свече, и тут же отдалялись. Руки бессильно падали, и древние кости обращались в пыль. Стайлз шел за своим поводырем, временами переходя на бег, боясь упустить его из виду. Огонек свернул в неприметную арку, за которой виднелся очередной бесконечный коридор. Света здесь было совсем мало, но Стайлзу он был не нужен. То, зачем он пришел, находилось прямо перед ним. Он склонил голову перед зависшим напротив его лица огоньком и сказал: - Спасибо. Огонек мигнул и растворился в сырой темноте. Повернувшись спиной к проходу, Стайлз присел на корточки. У его ног лежал черный волк. Бока у него были изранены, шерсть местами свалялась, на морде и лапах запеклась кровь. Он хрипло дышал, с каждым выдохом из его пасти вырывалось маленькое облачко пара. - Здорово, приятель, - сказал Стайлз. Волк приоткрыл ярко-голубые глаза и едва слышно зарычал. Стайлз протянул руку и положил ладонь на теплый загривок. Волк дернулся, но сил напасть у него не хватило. - Тише, тише. Ты же меня знаешь, - Стайлз склонился ниже, так, чтобы смотреть волку в глаза. - Я тебе не враг, помнишь? Я не сделаю больно, я хочу помочь. Волк заворчал и приподнял тяжелую голову, прижимаясь к руке Стайлза. Несколько долгих минут Стайлз молча гладил его, пачкая ладонь в крови. Волк здесь был чужим: этот мир принадлежал умершим, одержимым жаждой мести. Тут не было места для половины души невезучего оборотня - только для безжалостной ненависти и старых костей. Глупая, глупая Кейт. Она не знала, с чем играет. Ногицунэ говорил: “Чем старше магия, тем она могущественнее. И тем быстрее проглотит она новую и молодую, какой бы изощренной та не была, и станет еще сильнее ”. Стайлз в последний раз провел рукой по шее волка и встал с колен. - Пойдем отсюда. Волк с трудом поднялся на лапы, но с места не сдвинулся, только жалобно заскулил. - Я знаю, знаю. Ты не смог. Но я пришел за тобой, и я уведу тебя отсюда, обещаю, - сказал Стайлз, снова положив ладонь на холку и потянув волка за собой. Тот фыркнул и вывернул голову, тычась мокрым носом в ладонь. - Надо спешить. Волк неуверенно ступил вперед. С трудом передвигая израненные лапы, наваливаясь боком на ноги Стайлза, он пошел рядом. Они миновали арку и вышли в светлый зал. Все скелеты, как по команде, повернулись. Огоньки разлетелись по местам: глазницы черепов загорелись. Волк зарычал. Стайлз чувствовал искрящуюся вокруг них злобу, бессильную ярость и отчаяние. Он вел волка за собой. Скелеты поднимались с пола, безрукие, безногие, безголовые, все, как один, с раскрытыми в разные стороны ребрами. Чем дольше Стайлз смотрел на них, тем больше видел. Голые кости обрастали плотью. Сочилась из жутких ран на груди кровь, пачкала оборванные сюртуки. Беззубые, рваные рты беззвучно кричали. Упал и с грохотом покатился по камням железный шлем, скрипнул вытаскиваемый из ножен меч. С короткого кинжала в смуглой руке закапал яд. Они больше не были безымянными скелетами: Стайлз знал каждого из них так же хорошо, как Алехандро Альвареса; он пропустил их через себя, как когда-то пропустил Пустоту. Они были им, а Стайлз был ими. Ворами и убийцами, подлецами и карточными шулерами, благородными рыцарями и высокородными донами. Он был ребенком, прибившимся к каравану, и был женщиной, очарованной блеском незнакомых одежд. Он был старухой с бельмом на глазу и был могучим воином. Он был тщеславным купцом, польстившимся на титул и обменявшему на него жизнь вождя Какамацина. Почти пять веков назад они плыли к мечтам о богатстве, о новых землях, о великой империи; они любили, верили, веселились, боялись, сражались, ненавидели - жили. Теперь им было больно, и все они хотели только одного - отомстить синелицому, клыкастому жрецу в шкуре ягуара, отнявшему у них сердца и жизни. - Пропустите нас, - хрипло сказал Стайлз тому, кто пятьсот лет назад звался доном Онрадо и был величайшей милостью допущен до пахнущей сладкими духами королевской руки. - Мы вам чужие. Выпустите нас, и я приведу вам ягуара. Волк рычал, сверкал холодными глазами и жался тощим боком к ногам Стайлза, который крепко держал его за шкирку, не давая ринуться вперед. Скелеты медленно возвращались на свои места. Пропали одежды, исчезло оружие, испарилась плоть - остались только кости и яркие огоньки в пустых глазницах. - Спасибо, - искренне поблагодарил Стайлз. Вскоре страшный зал остался позади. Уже знакомыми извилистыми переходами Стайлз выводил волка из чужого мира. И чем ближе был выход, тем свободнее дышал волк, быстрее зарастали раны на его боках и морде и исцелялись лапы. Трещину, проделанную скелетом Алехандро Альвареса в каменной стене, волк миновал уже бодрой трусцой и тут же пропал из виду. Осталась только быстрая, черная тень. Выйдя в узкий проход вслед за волком, Стайлз снова увидел это: и Дерека со страшной раной в боку, и Скотта, избавившегося от проклятия берсерка с помощью щенков, и Питера, готовящегося напасть. Но пойти к ним сейчас он не мог. Стайлз еще не закончил. Волчья тень все еще крутилась рядом. Отбегала на несколько ярдов вперед и вновь возвращалась. - Нет, приятель, - глядя на нее, произнес Стайлз. - Дальше ты сам. Беги. Я приду потом, обещаю. Тень беззвучно исчезла, оставив его в одиночестве. Ногицунэ говорил: “Терпение”. Потекли пустые минуты ожидания. Стайлз ходил по узкой нише: пять шагов от стены до стены. Туда, обратно, снова туда. Думать о том, что он только что сделал и что случится, когда он вернется домой, было страшно, и Стайлз не думал: считал секунды, шаги, вдохи и выдохи. Честно пытался отвлечься, но смуглые, обезображенные пытками лица то и дело возникали перед глазами. Их боль эхом отдавалась в груди, и он чувствовал на шее липкие от пота руки жреца, оседал на языке отвратительный вкус протухшего мяса, перемешанный с одурманивающим кислым настоем, и кожу будто жгло горячее солнце. А впереди маячили только желтые светлячки и вечный неутолимый голод. Снаружи громко взвыл волк, и Стайлз выдохнул и широко, от души улыбнулся: у него получилось. Дерек был жив. Ради этого Стайлз был готов пройти сквозь тысячу миров, прячущихся в тенях, принести любую жертву, жестоко убить, в мучениях умереть и даже снова отказаться от самого себя. Из трещины вылетел знакомый огонек и завис перед его лицом. - Скоро, - сказал ему Стайлз, всматриваясь в темноту. Кейт ползла прямо к нему. Через несколько толстых стен он видел ее так же ясно, как если бы она была прямо перед ним. По венам Кейт тек густой желтый яд, вонявший аконитом и порохом. Смерть дышала ей в затылок. Но спокойно сдохнуть в темном углу, тщетно зализывая раны, у нее не выйдет. Через минуту Кейт появилась в проходе. Хрипло, надсадно дышавшая, она держалась когтистой рукой за стену и не замечала Стайлза, стоявшего в густой тени. Огонек вылетел из-за его спины, облетел Кейт вокруг и вернулся, а затем, мигнув, нырнул в трещину. Стайлз всей шкурой чувствовал исходящее от него предвкушение. Кейт, конечно, не была тем самым ягуаром, который убил их. Но они ждали мести почти пять веков и будут ждать еще дольше, и ничто не помешает им чуть скрасить ожидание с другой, такой же мерзкой тварью, как и их убийца. Стайлз шагнул вперед из тени, хватая Кейт за руку: - Вот и встретились.

***

Горячий ветер швырнул облако пыли и песка в лицо Стайлзу, когда он вышел из незаметной арки на заросшую площадь. Стайлз чихнул, несколько раз моргнул, привыкая к свету, и огляделся. Калаверас с подручными суетились вокруг своих машин, громко и зло перекрикивались; лязгало оружие, шуршали длинные ленты патронов - они готовились к большой драке. Вернувшая самообладание Брейден звонко раздавала указания молоденьким охотникам, пялившимся на ее грудь - она была в своей стихии. Скотт с щенками тащили избитого Питера наружу. По прикидкам Стайлза, до ближайшего выхода им было брести еще минут двадцать, особенно, если они так и будут все время сворачивать не туда. Только Дерек не принимал участия в общей суете. Он стоял в стороне и спокойно смотрел на спешные сборы, периодически одергивая слишком тесную футболку с чужого плеча. - Они ее никогда не найдут, - сказал Стайлз, подойдя к нему. Кейт извивалась, как червяк на рыболовном крючке, когда скелет Алехандро Альвареса тащил ее за собой по острым камням, намотав на костяной кулак ее волосы; цеплялась за рубашку Стайлза и умоляла помочь, хриплым голосом предлагала деньги, знания, себя; изрыгала проклятия, когда Стайлз, расхохотавшись над ее мольбами, втолкнул ее в трещину в стене, и кричала, громко и надрывно, когда трещина закрылась. Ее крик все еще отдавался у него в ушах, но жалости не было. Дерек резко обернулся и расширившимися от удивления, смешанного с ужасом, глазами посмотрел на него. - Ты… - выдохнул Дерек и замолчал, не найдя слов. - Я, - согласился Стайлз. Он наблюдал, как Пэрриш перезаряжает пистолет. За его спиной бились, никем не видимые, два огненных крыла, и воздух вокруг искрил от жара и пробуждающейся магии. Стайлз ждал, пока Дерек заговорит. - То, что ты сделал в фургоне с Лиамом, было необычно, но объяснимо, - прервал молчание Дерек. - Скотт, Малия - у тебя было время потренироваться, я не удивлен. Но то, что ты сделал в храме, Стайлз…. Ты учишься, и учишься давно, да? У кого? Вряд ли у Дитона, - после короткой паузы добавил он, потому что был кем угодно, но только не тупицей. - Не у Дитона, - не стал отрицать Стайлз. - Кто-нибудь знает? Стайлз помотал головой. - Тебе надо остановиться, - медленно сказал Дерек. - Если бы я остановился, ты был бы мертв. - Я был готов умереть. - Не в мою смену, чувак, - легко отмахнулся Стайлз. - Не в твою смену, - механически повторил Дерек и, наконец, взорвался: - Господи, Стайлз, ты хоть понимаешь, что только что сделал? Стайлз отступил на шаг, не сводя глаз с Дерека. - Не смотри на меня так, - жестко продолжил Дерек. - Я там был и все видел. Ты освободил часть моей души, и я благодарен тебе, но, Стайлз, все слишком далеко зашло. - В первый раз за полтора года нашего знакомства ты сказал мне “спасибо”, - Стайлз картинно прижал руку к сердцу. - Я обведу этот день красным в календаре и каждый год буду праздновать, с конфетти, тортом и шариками. - Прекрати паясничать, - почти прорычал Дерек и схватил Стайлза за плечи, не давая развернуться и уйти. - Откуда ты узнал о том, как открыть дверь, как говорить с ними, где их найти? Кто тебе рассказал, Стайлз? Большинство не знают об этом… - И даже ты имел понятия о том, куда попал, - закончил тот вместо него. Отпираться было бессмысленно: он раскрыл все свои карты в тот самый момент, когда волк увидел и узнал его. Стайлз повел плечами, и Дерек бессильно опустил руки. - Стайлз, - он устало провел по лицу раскрытой ладонью. В нем не осталось ни следа от короткой вспышки гнева, только беспокойство. - Ты ходишь туда, да? Под Неметон? Говоришь с ним? Дерек ошибался. Стайлзу не нужно было так далеко ходить. - Ты не понимаешь, что делаешь, - Дерек сказал это таким тоном, будто убеждал себя, а не Стайлза. - Дерек, в первый раз в своей чертовой жизни я точно знаю и понимаю, что делаю, - резко ответил Стайлз и отвернулся. Стая с довеском в виде Питера подбиралась к выходу. Стайлз глубоко вдохнул, успокаиваясь. Ему осталось совсем немного времени до того, как он навсегда перестанет быть собой, и портить последние дни подозрениями, косыми взглядами и бессмысленным беспокойством не хотелось. - Стайлз, - позвал Дерек, и Стайлз не мог не обернуться. Дерек выглядел как человек, принявший серьезное решение и не намеревавшийся от него отступать. - Я не оставлю это просто так. В следующий раз, когда ты пойдешь туда, я пойду с тобой. Стайлз смотрел на него - на сжатую челюсть, на острые скулы, под которыми двигались желваки, на нахмуренные брови, на скрещенные на груди руки. Он смотрел, и ему хотелось сделать какую-нибудь глупость. Например, послать к черту все страхи, подойти и обнять Дерека; задрать, наконец, эту чертову футболку и убедиться, что и шрама от рваной раны не осталось. Но больше всего хотелось только одного: уберечь. Его никому не нужная влюбленность в Дерека испарится через несколько дней вместе с его душой; а награждать Дерека угрызениями совести до конца жизни он не собирался. Дерек и без того ничего не успеет сделать, как бы он ни старался: к тому времени, как все вернутся в Бикон Хиллс, от Стайлза не останется ничего. И потому Стайлз не сдвинулся с места. Из пересохшего вдруг горла вырвалось только пустое: - Лучше проведай Кору. Она волнуется. Ногицунэ говорил: “Я буду ждать тебя. И нам больше никто не помешает”. Ногицунэ говорил. Стайлз слушал.