Till the end of the line

Было холодно. Было очень холодно. Намного холоднее, чем бывает обычно в моем родном городке в это время. Не знаю, сколько я ехал, прежде, чем сделать хоть небольшую передышку. Не помню, сколько километров осталось позади, или когда именно гладкий асфальт Нью-Йоркских дорог сменился пылью бездорожья. Но, кажется, когда я наконец это заметил, начало смеркаться. Сейчас же была глубокая ночь. Миллиарды сотен чисто-белых прозрачных звезд, как искры, что взвивались в воздух от моего костра, тускло мерцали в ночном безоблачном небе, подобные светлячкам. Прохладный ветер расслабляющей волной обдавал все тело: обволакивал руки, лицо, шею. Яркая луна, большая и полная, освещала склон дороги, возле которой я остановился. Припаркованный в метре Хаммер мягко переливался в ее серебряном свете. А природа вокруг безмятежно дремала. Я знаю, что позже часто буду возвращаться к событиям этого дня. Но, все, что я могу отметить пока - жуткий холод, от которого не может спасти даже самое обжигающее пламя. Я думал о нем. О своем друге. Не знаю, вспоминал ли он обо мне со дня нашей последней встречи, месяц назад. Хотел бы я отправится на его поиски сразу же, как встал на ноги после тех событий с "Гидрой". Но моя помощь понадобилась друзьям, а я не мог отказать. Да и не считал нужным отказывать. Я подбросил в костер больше щепок, и новый фонтан искр вырвался оттуда словно из жерла вулкана. Где он теперь? Знаю, я могу понять лишь треть эмоций, захлестывающих его сейчас. Но как бы мне хотелось быть рядом, чтобы помочь хоть как-то разобраться с тем хаосом, что творится в его голове! Гнев, злость, страх - они как яд, врываются в кровь, мешают видеть, думать, понимать. А еще раскаяние. Я знаю, чувствую, что оно гложет его, сжигает изнутри. Потому что воспоминания начинают вспышками проявляться в мозгу. Он жалеет о содеянном. Хочет все исправить. А эмоция берет верх с новой силой, оттого, что уже ничего нельзя изменить. Его предали те, кому он доверял. Заставили действовать не по своей воле. Звучит это как жалкая попытка оправдать совершенные им злодейства, я и сам это понимаю. Но, если задуматься, покопаться в случившемся... Нет. Я не должен позволять голосу разума уступить чувствам. Когда я все же найду Бака, поступить нужно будет так, как от меня требует долг и совесть. Вот только, разве я кому-то что-то должен? Вся моя организация оказалась подставным прикрытием для нацистов, мой личный бой с которыми начался еще в далеких 1940-х. И главный враг "Щита" сейчас, а тогда - мой лучший друг, Баки отдал свою жизнь, чтобы заложить фундамент для мирного и безоблачного человеческого будущего. Так вот как отплатило ему человечество? Проверяя запасы продовольствия в рюкзаке одной рукой, я ворошил тлеющие остатки костра слегка подгоревшей длинной палкой в другой. И одновременно с тем думал о несправедливости, вошедшей у общества, кажется, уже в привычку. Тогда я и увидел его. Точнее, не увидел, а почувствовал. Всю ночь меня пробирал озноб. Но иная дрожь вдруг пронзила все мое тело, слегка задержавшись где-то в районе позвоночника и остановившись на затылке. Я невольно поежился и обернулся. Ночь смотрела на меня неподвижными силуэтами одиноких деревьев, словно застывшими в причудливом танце. Сочно-зеленая днем и будто потерявшая свои краски теперь, трава нашла себе пристанище на склонах холмов и на земле вокруг. Она слегка шелестела, поддаваясь поцелуям ночного ветра. Еще не уверенный в своих действиях, а особенно в их правильности, я поднялся на ноги и спросил у темноты: - Кто здесь? Ответа не последовало. Да и откуда он мог взяться, когда вокруг не было ни души? По крайне мере, так твердил мой разум. Да, стоило бы вернуться к Хаммеру и вытащить свой щит, заранее на нем закрепленный. Или запастись хоть каким-нибудь оружием, отправляясь на поиски человека, который, как бы мне ни хотелось верить в лучшее, скорее всего встретит меня как врага. Подобное бы перечило моим принципам. Точнее, именно это я и пытался себе внушить. А правда заключалась в том, что уже однажды потеряв, я не собирался позволять ему вновь исчезнуть из моей жизни, теперь уже навсегда. Нет, я никогда больше его не упущу! Я напрягся и прислушался. Он был где-то здесь, уже совсем близко: я чувствовал это. Где-то совсем рядом находилась цель моей личной миссии, выполнение которой я поставил выше всего. Даже собственной жизни. Вдруг откуда-то сзади, со стороны леса, раздался неосторожный хруст веток: кто-то наступил на них подошвой сапога. "Очень глупый способ выдать себя", - промелькнуло в моей голове, среди роя несвязных мыслей. Разве только неизвестный и не собирался оставаться в тени. Я уже готов был повернуться на шум, одновременно обдумывая свои дальнейшие действия. Но другой, уже привычный и резкий звук, раздавшийся ближе, чем в прошлый раз, и показавшийся невыносимо громким в этой гнетущей тишине, убедил меня остаться на месте. Это был звук передернутого затвора... Не могу сказать точно, сколько времени я стоял так, замерев. Все посторонние звуки ночной природы будто притупились, исчезли для меня в тот момент. Сейчас же могу с уверенностью сказать, что прошло не более пары секунд. Напряженно прислушиваясь, я пытался представить себе картину происходившую за моей спиной. Казалось, прошла вечность, прежде чем голос, словно раздавшийся из далекого и уже стертого прошлого, произнес: - Не стоило тебе соваться за мной. Это был его голос! Голос, выдающий усталость, пронизанный нотками раздражения, ярости, но такой знакомый голос. Он мог принадлежать только одному человеку. Моему другу. Странно. Но вместо тревоги или волнения я ощутил покой. То же, вероятно, чувствует феникс, сгорая в огне. Зная, что после, он обязательно возродится из пепла. Холод, пожирающий меня все это время, сменился теплотой, разливавшейся по телу и обжигавшей его изнутри. Медленно (нескончаемо медленно, как мне тогда показалось) я повернулся и увидел его. Передо мной с задумчивым видом стоял Зимний Солдат (так, кажется, называла его Наташа). Держа в руках автомат, нацеленный на меня, он будто усердно пытался для себя что-то прояснить. В его хмуром выражении лица читалось глубокое раздумье. Выглядел он таким же, как и месяц назад: сильным, уверенным в себе, а вместе с тем таким потерянным... - Баки, ты должен выслушать меня. - Тот, кого ты пытаешься во мне разбудить, уже давно мертв, - его глаза сверкнули. - Эй... - Я сделал шаг ему навстречу. Заставляя себя не терять равновесие: ноги меня не слушались. - Мы ведь с тобой всю жизнь знакомы. Я не собирался сдаваться. Только не сейчас, когда позади остались сотни пройденных километров и десятки лет жизни. - Я тебе стольким обязан! Если бы не ты... - Я махнул рукой. О, как бы мне хотелось сказать больше, чем эти до глупости простые слова, позволить говорить не своему голосу, но сердцу. - Позволь мне помочь тебе. Я уже проходил через подобное, - невозможно было угадать, о чем он думает сейчас: его голова была опущена и слегка наклонена. Казалось, он рассматривал что-то ужасно интересное на земле, привлекшее его внимание. Но я знал, что это было не так. Поэтому я продолжал: -Тебе лишь нужно впустить их. Твои воспоминания. И тогда, я уверен... - Что ты делаешь? - наконец тихо произнес Баки. - Зачем тебе все это? Автомат нехотя качнулся туда-сюда в крепко державших его руках. - Я умер... - произнес он. - Тогда, на поезде. Того человека больше нет. И ты глупец, если думаешь, что сможешь его воскресить. - Не надо! Я думал, что потерял тебя тогда. - Воспоминания оживали в моей памяти. - Еще раз этого не повторится. Он наконец поднял на меня глаза, казавшиеся темнее окружившей нас ночи. Где-то далеко в лесу закричала птица. Ветер подхватил этот звук и понес его вдаль, стараясь не мешать двум людям, освещаемым светом костра. Словно послушный, но в то же время дикий зверь, черный метал, направленный мне точно в грудь, продолжал терпеливо дожидаться сухого щелчка, как команды. Он жаждал вонзиться в меня своими смертоносными лапами, увенчанными обжигающими когтями. - Мое имя - Джемс Барнс. Для друзей - Баки. Эти ублюдки больше не тронут тебя, поверь на слово. Передо мной стоял мальчишка моего возраста, протягивая мне руку. Я ухватился за нее. Встал и отряхнулся от пыли. - А как зовут тебя? - Роджерс. Стив Роджерс, - все тело болело. Кажется, если бы этот парень не вмешался, мне бы больше не пришлось заботится ни о чём и никогда. Сознание постепенно возвращалось. - Спасибо. Он слегка улыбнулся в ответ и повернулся, собравшись уйти: - Идем, - он махнул рукой, предлагая следовать за ним. - Надо привести тебя в порядок. Таким было мое первое воспоминание о Баки. Наверное, я даже улыбнулся, поэтому и не понял, что произошло мгновением позже. Движение. Мое тело сориентировалось слишком поздно, чтобы избежать выстрела. "НЕ УСПЕВАЮ" промелькнуло в голове. Я медленно, как во сне, сделал шаг назад и закрыл глаза (как будто это могло помочь). "Почему закричала птица в лесу? Боже, как глупо умирать с такой вот последней мыслью"... Мое плечо будто обожгло холодом и стянуло, заставив поморщиться и открыть глаза. Понимание пришло лишь через несколько мгновений. Я не услышал звука выстрела, потому что его не было. Баки стоял передо мной - рука с красной звездой на моем плече. Автомат за спиной - он убрал его, а я решил, что собирается стрелять! - Стив Роджерс, - он разжал руку и, сделав шаг, уже тише произнес: - Кажется, пришло время нам поговорить. Идем. Он махнул рукой ... И я пошел.