Still on the Run

A wasted life seems to mean the most But these seconds are valuable Breathe in change or let it go And breathe

Под ботинками хлюпала размокшая кладбищенская земля. Cовсем как в тот день, когда они в последний раз простились здесь с Леной. Совсем как в тот день, когда он случайно набрел на Никки, сидевшую у надгробья под его старым зонтом. Дождь шел и сегодня. Вот уже которую неделю затяжные ливни сменялись только моросью, а солнечные дни выдавались все реже. Эйден уже думал о том, что было бы неплохо покинуть Чикаго до наступления холодов, но не предполагал, что возможность появится так скоро. Хотя сейчас это была скорее необходимость спасаться бегством. И судя по цене, объявленной за его голову, ребята из Блюм были более чем заинтересованы в его устранении. Фиксеры и головорезы со всего Иллинойса стекались в Чикаго, желая сорвать куш, и отбиться от них всех в одиночку он бы не смог. Рей, конечно же, не отказал бы ему в помощи, но у него было полно собственных проблем. Беспокоить его Эйден не хотел, Ти-Боун и так помог ему гораздо больше, чем они договаривались изначально. С другой стороны, Джорди мог бы быть очень полезен со всеми его связями и лазейками, у этого подлеца везде были задолжавшие ему бедолаги. Но в свете последних событий обращаться к нему не особо хотелось, да и сам он, почуяв неладное, пропал из виду и, вероятно, слинял из города в неизвестном направлении. Видимо, быть бывшим подельником Пирса и по совместительству провалившим заказ на его же убийство киллером, было не менее опасно, чем Эйденом Пирсом собственной персоной. Не совсем те мысли, с которыми положено посещать место упокоения, но другой жизни у него не было. В последний раз обернувшись в сторону могилы, он направился к выходу с кладбища. Дорога до дома Николь была неблизкой, но Эйден решил пройтись пешком, захватив из машины бутылку скотча, чтобы согреться. Слава о чинящим правосудие мстителе распространилась далеко за пределы штата, и дня, когда его объявят в национальный розыск, оставалось ждать не долго. В данный момент все это случилось как нельзя кстати: отличный предлог для того, чтобы исчезнуть из города. В Чикаго его уже ничего не держало, зимы в этих краях были суровые, а найти работу для него теперь было проблематично – никто не хотел связываться с безумным парнем, вырезавшим добрую часть двух самых опасных криминальных группировок города во главе с их боссами. Никто не хотел оказаться следующим, никто больше не доверял ему. Ледяная бутылка сводила пальцы, кожаный плащ задубел под не перестающим накрапывать дождем, но Эйден упрямо продолжал шагать к своей цели. Он то и дело прикладывался к горлышку, небольшими глотками цедя обжигающий алкоголь, который почему-то совсем не помогал согреться. Редкие прохожие украдкой косились на него, но не узнавали под низко надвинутым козырьком бейсболки местную знаменитость. Для них он был очередным неудачником, которого сломал этот город больших возможностей и маленькой надежды на лучшее будущее. К электронным воротам он подошел уже в сумерках, но решил не идти напрямик через центральный въезд. Сейчас было безопаснее пробраться задними дворами соседских домов, не привлекая внимания и не оставляя следов присутствия в квартале. Небольшой уютный район, в котором еще неделю назад жили его сестра и племянник, зажигал уличные фонари и окна гостиных. Ничто не должно было нарушить размеренное течение дня в этом месте. Поставив бутылку на землю, Эйден одним рывком перемахнул через решетчатое заграждение, отделявшее автостраду от чьего-то ухоженного газона. Но то ли действие алкоголя уже начинало сказываться, то ли он слишком устал, чтобы сосредоточиться, но приземление оказалось не таким ловким как обычно. Зашипев на подвернутую лодыжку, он, тем не менее, отхлебнул еще, и ухмыльнувшись своей неуклюжести, пошел дальше. Никки была права: он действительно стал хуже выглядеть и даже постарел. После смерти Лены это начало ощущаться сильнее, чем раньше. Уже не было прежней энергии, требовалось больше усилий, чтобы быть в форме, а в такие пасмурные дни как сегодня, старые раны и переломы напоминали о себе ноющей глухой болью. Миновав пару отгороженных друг от друга участков, он вышел на знакомый двор и остановился там, не решаясь пройти в дом. Несмотря на раннее время, дождливая темнота поглощала окружающее пространство, не давая разглядеть даже силуэты предметов вокруг, но в этом и не было необходимости – здесь все было по-прежнему. Эйден сел на одно из садовых кресел, в котором Никки любила читать теплыми летними вечерами, пока Джекс и Лена возились в песочнице. Он глубоко вздохнул, ощущая, как вечерний воздух заполняет легкие влагой, и прерывисто выдохнул. Поднеся бутылку ко рту, он мотнул головой, словно желая избавиться от наваждения. Не было такой выпивки, что могла залить глодавшие его чувства тоски и одиночества, но сейчас годилось все, что угодно, а импортный виски был весьма не плох – крепкий и дурманящий голову. Отпив еще немного, он нехотя поднялся. В любом случае, сидеть в саду в мокрой одежде было холодно, да и цель визита предполагала манипуляции с личными вещами, оставшимся в доме после отъезда его семьи. Незапертая дверь тихо скрипнула, он вошел на кухню и включил небольшой светильник над плитой – все было так, слово они не уезжали, в спешке собирая самое необходимое. Или наоборот. Потому что Никс никогда бы не оставила грязную посуду в мойке и развесила бы постиранные вещи. Хозяйственность досталась ей от матери, а ему – непутевая жизнь отца. Эйден прошел по коридору в маленькую прихожую и, притаившись за входной дверью, внимательно осмотрел улицу перед домом. Дождь закончился, и горизонт начал проясняться, освещая окрестности закатными лучами. Группа соседей пила пиво напротив, девушка гуляла с собакой, откуда-то доносился детский смех – ничего подозрительного, а самое главное, никто не обращал внимание на оставленный неделю назад дом. Возможно, срок был слишком маленький и соседи не успели придать значение отсутствию молодой женщины с ребенком. Уехала в отпуск или к родственникам, может быть нашла ухажера в другом районе. Полиция еще не успела тут появиться, чтобы опросить свидетелей, видимо, подчиняясь приказу Блюм не поднимать шум, пока они не провернут свою операцию, так издевательски названную «Охота на лис». Сощурившись, Эйден еще раз пробежался взглядом по пространству перед домом. Чего не хватало Шарлотте Гарднер, так это лучше выдрессированных ищеек, дающих голос только по команде хозяйки, иначе почему единственный Лис, за чью шкуру объявили награду, первым узнал о готовящейся облаве. Инстинктивно стараясь не делать резких движений, Эйден прошел в спальню Николь, освещенную настольной лампой. На кровати она оставила открытую книгу, которую, скорее всего, читала в тот момент, когда в ее дом ворвались фиксеры, нанятые Дэмиеном. Значит, все это время в доме горел свет – еще одна возможная причина беспечности соседей. Обогнув кровать, Пирс присел около комода, пытаясь найти интересующий его девайс, но искомого мобильного телефона не было ни в комоде, ни в платяном шкафу. Во второй комнате аккуратно заправленная кровать и убранные игрушки Джексона выдавали долгое отсутствие юного обитателя. Никки всегда ратовала за аккуратность, приучая своих детей дисциплинированно относиться к их ежедневным обязанностям и соблюдать распорядок дня. Как она в полголоса шипела на оставшегося с детьми брата, позволившего племянникам трескать мороженное и смотреть бейсбольный матч до полуночи. На утро она так и застала их троих на месте преступления, заснувших на диване перед телевизором: Лена на руках у Эйдена, а Джекс полусидя на полу, привалившись к его ногам. Пока Николь отчитывала его за потакание детским капризам, на кухню пробралась все еще сонная Лена и попросила мамочку не ругать дядю Эйдена, ведь он разрешил им не есть вареные овощи на ужин. Взгляд Эйден смягчился, и уголки губ подернулись вверх. Это не была полноценная эмоция, но самая близкая к ощущению радости из тех, что он испытывал за последний год. Теперь воспоминания, подобные этому, были единственным, что придавало смысл его жизни. Телефона не оказалось и в комнате Джексона. Возможно, Никки спрятала его где-то на кухне среди запчастей от бытовых приборов. Эйден не помнил, где именно она хранила электронный хлам, но при входе в помещение его внимание привлекла корзинка с проводками, стоявшая на холодильнике и детские рисунки, украшавшие белую дверцу. Разглядывая их, он поймал себя на мысли, что так и застыл, скованный подступившим к горлу комом. Воспоминания душили, выламывая изнутри грудную клетку. До рези в висках, до онемения пальцев. Но сейчас надо было подавить вздох, который мог выдать его внутренний надлом, собраться и закончить то ради, чего он сюда пришел. До тех пор пока он не признавался сам себе в том, что чувствует, ничто не было потеряно. Годы зацикленного самообмана во спасение собственной адекватности натренировали Пирса мгновенно пресекать подобные излишне эмоциональные всплески. Наличие семьи делало его уязвимым, было его единственной слабостью и самым большим счастьем в жизни. Несмотря на все разногласия, которые были у них с сестрой, ее дети всегда были связующим звеном между ними. Не совсем та семья, которую хотела Никки, мечтавшая избежать судьбы их матери. И совсем не те обстоятельства, в которых хотел бы оказаться Эйден год назад, нарушив этот хрупкий баланс из выстраданного благополучия, криминальных денег и обоюдного нежелания видеть правду о жизнях друг друга. В этом они с Николь были так похожи, заговаривая собственные совести пустыми надеждами на перемены, которые всегда были только к худшему. Открепив магнит, державший один из рисунков, Эйден аккуратно сложил бумагу и сунул во внутренний карман пальто. Он достал корзинку и сразу же заметил старый мобильник – таким в пору было прошибать пуленепробиваемые стекла. Не теряя времени, он уселся на пол в проходе, чтобы иметь возможность видеть все выходы и окна дома. Разобрав устройство, хакер выудил из кармана сим-карту, ювелирную отвертку и пару крошечных электронных плат. Работа не трудная, но кропотливая и требующая времени. В будущем это может помочь ему сбить с толку возможных преследователей и подаст сигнал кому-то знакомому, если он волею случая окажется здесь. Через сорок минут сидения в три погибели заломило шею, и, закончив с телефоном, Эйден откинулся назад, прислонившись к стене позади себя. Мужчина медленно поднял голову и повел глазами, чтобы хоть как-то снять напряжение, когда его взгляд натолкнулся на листок с надписью «Лена» на двери третьей комнаты. Он потянулся дернуть ручку, но дверь не подалась. Качнув головой и усмехнувшись, он убрал оставшиеся детали и инструмент, намереваясь уйти, но сиротливо стоящая на кухонном столе бутылка обратила на себя внимание. Уж если начал что-то, надо довести дело до конца. Вернувшись в полумрак коридора, он снова сел на пол, теперь под дверью комнаты Лены. Из них двоих Никки оказалась сильнее, переживая смерть дочери, но изо всех стараясь двигаться дальше, в то время как он эгоистично зацикливался на собственной боли, позволяя себе погружаться в болото безысходности и ненависти к самому себе. Авария, в которой погибла Лена, стала самым болезненно-острым событием его жизни, на время вычеркнув из нее остальных членов семьи, которые нуждались в защите больше, чем Лена в отмщении. И когда возникла угроза, его не оказалось рядом. Тишина звенела в ушах и начинал ныть желудок, но сейчас ничего не хотелось. Просто сидеть тут, позволяя мыслям тонуть в крепнущем опьянении. Все, чего он так боялся, все самое страшное уже случилось, но на смену старым кошмарам пришли новые. В этих снах черные вэны окружали новый дом Никки и Джекса, слышались автоматные очереди и крики, после которых он просыпался в ледяном поту и с дрожащими руками. Страх перед неизвестностью и невозможность контролировать ситуацию вытягивали из него последние остатки здравомыслия. Так не могло продолжаться долго, каждый новый кошмар лишал его покоя на несколько суток, не позволяя восполнить физическое истощение даже во сне. Эйден понимал, что медленно сходит с ума, но ничего не мог с этим поделать. Где они сейчас? Нужна ли им помощь? Нужна ли им его помощь? Нужен ли он в их жизни? Чем больше его страхи заставляли искать ответы на эти вопросы, тем яснее он понимал, что для их же безопасности ему лучше никогда и не появляться в жизни Никки и Джекса. Он мог бы выследить и найти их, где бы они ни были, в любую минуту, но даже это угрожало им. На трезвую голову было легче гнать мысль о том, что тот раз на стоянке в Поуни был последним, когда они виделись, но с очередным глотком скотча, реализация настигла и поглотила его сознание. Все это как-то больше не имело смысла. Месть за смерть Лены не принесла ему желаемого успокоения, но стала причиной, приведшей к череде не менее трагических происшествий. Сестра была права, когда просила остановиться и сберечь то, что у них осталось. Теперь не осталось ничего. Но все эти мучительно болезненные запоздалые выводы уже были ни к чему. Все уже было потеряно без возможности восстановления. Так вот и пропадает воля к жизни. Подобрав колени к груди, он сквозь закрытые веки почувствовал легкое головокружение, вращавшее окружающее пространство. Доведенным до автоматизма жестом Эйден достал из кобуры Хром. Оружие легло в ладонь с непривычно тяжестью. Видимо, так ощущает себя человек, собравшийся отнять не чью-то жизнь, а свою собственную. Он никогда не думал дважды, он просто жал на курок и стрелял, но, поднеся дуло к виску, вдруг задумался о стольких вещах. Джекс не поймет. Он уже причинил ему столько незаслуженной боли, пацан не мог потерять еще одного родного ему человека. Или поймет, уйдет в себя, переосмыслит и станет таким же, как он. Худшего расклада и придумать нельзя, но Эйдену в таком случае будет уже все равно. Палец сжался на курке и последней мелькнула мысль о том, что он не помнит, сколько заряда осталось в обойме. Вся его жизнь была соткана из лицемерия и самообмана, но перед лицом смерти скрывать было нечего. Причина, по которой он оставил в живых Мориса, не имела ничего общего с милосердием и всепрощением. Даже разочаровавшись в своих идеалах и не имея возможности достичь поставленной цели, он не мог оставить убийцу Лены безнаказанным. Вега без сомнения заслуживал долгой и мучительной смерти, но, наведя на него дуло пистолета, Эйден вдруг понял, что лишать его жизни было бы слишком великодушно с его стороны. Тогда в гараже, позволяя Морису жить, а точнее, обрекая его на агонию жалкого существования до тех пор, пока он не доберется до ближайшего ствола и не вынесет себе мозги, он не понимал, что и сам находится в таком же положении. Никакого второго шанса никогда не было, все это отговорки для успокоения совести, продиктованные страхом осознать свою никчемность. В данный момент он ощущал это как никогда, не понимая, в какое будущее он верил, обещая себе не оборачиваться назад. Чтобы оправдаться перед самим собой за убийство Дэмиена, он решил, что таким образом получил возможность избавиться от гнетущего прошлого. Дэмиен знал, на что идет, когда посягнул на самое драгоценное в жизни Эйдена. Дэмиен хотел умереть, потому что загнал себя в угол, из которого не было выхода. Жизнь дала ему шанс сделать последний выбор: пуля от наемников Блюма или бывшего партнера. Есть ли выбор у Эйдена Пирса? Застывший на курке палец онемел от напряжения и дрогнул. Нет уж, это слишком простой выход. Отведя руку в сторону стены, Эйден спустил затвор. Механизм щелкнул и Пирс резко открыл глаза, не находящие точку фокусировки в темноте дома. Пустой магазин. Именно сегодня. Вот как это, оказывается, бывает. Совсем не так просто как кажется. Видимо, степень отчаяния еще не достигла своего предела, а значит, есть за что побороться? Не будучи в силах поднять голову из-за съедающего его изнутри чувства вины, он так и покинул дом, не осмотревшись в последний раз. Время тут застыло в неурочный для семьи Пирсов час, но пока оно шло для него, все еще оставалась надежда. Уж если начал что-то, надо довести дело до конца. Кажется, именно это говорил ему отец когда-то.