Одна ночь на

Воздух, словно миллионы удавок, крепко сжимает горло, застревая тяжелым комом внутри. Снова задыхаюсь, лихорадочно пытаясь ухватиться за спасительный кислород, но ничего не выходит. Мне кажется, что каждая ночь грозит гибелью. Я рад бы уже поскорее сдохнуть, прекратить гнить, если бы не Чондэ - для этого ублюдка еще не время. Отрываюсь от подушки, рукой пытаясь нащупать на тумбочке маску от кислородного конденсатора, что и спасал-то всего на несколько часов. Полная терапия мне, естественно, нахер не нужна, да и бесполезна она. Нажатие на кнопку - и легкие заполняет высококонцентрированный кислород. Всего несколько часов достаточно, чтобы окончательно собраться с мыслями, всё в кучечку, компактно уместить в голове и забить досками с гвоздями, повесив предупреждающую табличку «Не входить». Кислород давно наполнил и, кажется, даже впитался в стенки моих легких, так что меня начинает тошнить от дешевого привкуса озона. Но это лишь мнимое чувство. Делаю еще пару тошнотворных глотков и, принимая сидячее положение, снимаю маску с лица, оглядываюсь через плечо. Все еще спит. Улыбка касается моих губ лишь при одном взгляде на Чена. Аккуратно убираю выбившиеся пряди с лица и, наклонившись, целую в лоб. Пытаюсь вспомнить, когда я стал таким романтиком, но приближающаяся смерть, видимо, имеет свои симптомы. Старые потертые джинсы давно болтаются на исхудавшем теле, но я упорно не обращаю на это внимания, натягивая белый вязаный свитер, стараясь создавать как можно меньше шума. Приходится перевернуть половину комнаты, чтобы найти давно заброшенную пачку "Мальборо" в самом дальнем ящике и небольшую деревянную коробочку там же. Пальцы с особым трепетом проводят по отшлифованному дереву, задерживаясь на золотых иероглифах, смысл которых я так и не разобрал. Всегда думал, что это "Бухло, наркотики и секс спасут мир", но он бы этого не одобрил. Последний взгляд, брошенный у самой двери, и грустная улыбка, закравшаяся совсем внезапно. К черту все, Чен же меня простит. Несколькими этажами выше, пешком, чтобы не потревожить звуками лифта все еще спящих жильцов, чтобы ускорить работу ошметок сердца и задыхаться болью. Громкая одышка, словно у пассивного курильщика, хотя нет, я же всего лишь умираю. Дверь на крышу приходится выбивать, тратя такое драгоценное время, а вместе с ним и кислород, которого оставалось мало до следующего приступа. Последнего в этот раз. Где-то вдалеке небо окрашивается первыми рассветными лучами, а город все еще сонно гудит. Редкие машины, совсем сумасшедшие прохожие, которых по пальцам пересчитать, и один придурок на крыше шестнадцатиэтажного здания на самой окраине города. В чем плюс смертельно больного человека? В том, что к тебе приходят люди в черном, и хорошо бы если они стирали память, но эти твари своими гнусавыми голосами напоминают тебе, что ты вот-вот сдохнешь и у них для тебя подарочек. Мол, можешь выбрать любое место, где проживешь, пока кони не двинешь. Мой выбор показался им "специфичным". Грязный, исхудалый городишка, полный таких же грязных, склизких и противных людишек. Ими кишат клубы, офисы, больницы и полицейские участки. Они ползают по улицам, словно помойные крысы, и так же просят пищу - каждый свою. Почему именно сюда? Да чтобы видеть, как прогнил этот мир, что каждая клеточка его спинного мозга наполнена ядом, отравляющим все вокруг. Чтобы знать, что не один я заживо гнию здесь. Чондэ не часть этого мира, слишком добрый, до тошноты светлый, совсем как oн. Им никогда не было места в моем разжиженном мирке, но они все равно лезли, хотя и понимали, что их затягивает в болото. Из соседнего клуба все еще слышатся биты какой-то популярной сейчас музыки, а мне хочется рассмеяться, громко, словно ненормальный. Совсем как oн когда-то, усаживаюсь на край крыши, болтая ногами будто пятилетняя девочка на качельках и выуживая одну единственную сигарету из пачки, закуриваю, разнося по легким невыносимую боль вместе с никотином. Желание рассмеяться смешивается с желанием разреветься нахер, бить кулаками бетон и слать всех к чертям. *flashback* Всегда считал, что счастья и любви как таковых никогда и не существовало, верил лишь в ощущения, которые можно измерить, присвоить четкие симптомы. Разве можно сказать, что у счастья или той же самой любви есть симптомы? У всех разное мнение, и каждое ощущение можно придумать просто так. Так что все это дерьмо - всего лишь мнимые чувства. Бьется сильно сердце? Обратись к кардиологу. Радостно без причины? К психологу пора, брат. Счастье можно назвать обычным везеньем, и никто не знает, повезет ли ему завтра больше, чем сегодня. Моё утро началось, как и всегда, со скучной потрескавшейся плитки в ванной, еле струящейся теплой воды и пары сигарет на слишком холодном балконе. Город еще дышал жизнью, но уже вызывал у меня ненависть отвратностью своей сути. Кому ещё, как не мне, было знать всю его внутреннюю гниль. Наверно, стоит представится, раз уж поливаю всех здесь дерьмецом. Я Ким Минсок, бармен одного захудалого клуба, шлюха местного формата, если уж совсем откровенно. Я знаю, что и как продается, какую цену имеет, а как представить подороже. Наверно, поэтому я и не верю в мнимые счастье и любовь. Заверни за угол клуба и купи пару пакетиков счастья в виде кокаина. Подложил к чаю несколько лишних купюр и оставил записку - купил любовь. Все в этом мире покупается и так же легко продается. Правда, остались все еще те наивные придурки, что верят в эту ложь. Их мозг так хреново переваривает информацию, что выхаркивает это розовое дерьмо и приказывает верить. Лухан был одним из них. Он появился в моей жизни в один из будничных хреновых дней со своими розовыми, как все его мировоззрение, волосами и слишком наивными глазами, что следили за мной не отрываясь. Невольно приходилось наблюдать за этим придурком. Потому что здесь таким не место, потому что здесь таких ломают. А я, конечно, сволочь, но не окончательная. Помню, как к нему подвалили два огромных шкафа с явным намерением повеселиться, и его щенячьи глаза наполнились страхом. Успел лишь удивиться самому себе, когда оказался уже совсем рядом с этим розоволосым, укладывая руку на его плечо. - Простите, ребят, он уже оплатил ночь со мной, а мне его мордашка приглянулась, - два очередных отброса общества понимающе закивали, словно игрушки на бардачке, и отвалили, оставляя меня с ним наедине. Я смотрел на этого наивного идиота и думал, какого черта он вообще там забыл. Крутился около меня весь оставшийся вечер, словно щеночек на привязи, при этом не обронив не слова. Я тогда думал, что у него мозги окончательно херакнулись от шока, особенно когда он дошел до самого моего дома. Повернувшись, я смотрел на него долго и в упор, ожидая хоть чего-то, пока он наконец не дрогнул и не заговорил. - Я Лухан. И ты мне нравишься, хен. Что, блять? Где он вообще свои мозги потерял? Со своим глупым светлым мирком вторгся в мое сознание идиотской ересью про "нравишься" и "любовь". Я тогда долго смеялся, наблюдая за тем, как меняется его лицо, и мне становилось даже интересно, что с ним станется с таким отношением к миру. - Ты ебанулся, парень. Прости, маньяков мне хватает, - я уже собирался развернуться и уйти, когда он остановил меня своей маленькой женственной ладошкой и протянул несколько купюр. Ну что ж, дружок, вызов принят, как видишь, все можно купить. Я отступил на шаг и приоткрыл перед ним дверь в подъезд, как настоящий джентльмен. - Виски, вино или джин? - предложил как обычному "клиенту", скидывая обувь в коридоре. - Чай, - внезапно выдал он, оглядывая маленькую прихожую, так, что у меня начала ехать крыша, на прощание махая платочком. Может, ему еще печенек надо было предложить и радужного пони? Но, кинув на этого психопата короткий взгляд, прошел на кухню и поставил чайник. Он еще долго блуждал по моей квартире, пока наконец не пристроил свою задницу на стул напротив меня. - Слушай, а ты ведь сделаешь все так, как я попрошу? - я аж поперхнулся от его слов. Неужели мозги вернулись, и он выплюнул ту самую розовую жижу из себя? - Конечно, малыш, - я усмехнулся и провел пальцами по его ладони, лежащей на столе, придвигаясь чуть ближе. Он зажмурился, пытаясь скрыть свои глаза за длинной противно-розовой челкой, и в ответ сжал мою руку. - Ты любишь смотреть фильмы? - тогда я думал, что Лухан неисправимый придурок с вечным счастливым мирком в своей голове и верой в радужное будущее, и мне становилось тошно рядом с ним. Мы смотрели фильмы всю ночь, пока его голова не опустилась на мое плечо, и он не уснул. Каждый его взгляд, каждое слишком нежное, не для моего мирка, прикосновение, каждая буковка, нашептанная перед сном, что он будет ждать меня, вызывали нестерпимое желание выпрыгнуть в окно, чтобы убить чувство, заставляющее защищать этого наивного идиота, даже от самого себя. Лухан всегда приходил раньше всех, своей счастливой улыбкой ослепляя меня на расстоянии ста метров. Он всегда оставлял денег больше нужного и забирал на всю ночь, чтобы просто смотреть фильмы, болтать или пить чай. Я сходил с ума, постепенно, с короткими промежутками моей будничной нормальности, когда приходилось улыбаться всем и кивать на то, что жизнь - несправедливое дерьмо и такой она будет всегда. Я ведь верил в это и повторял себе каждый день, как мантру, пока не начал смеяться над идиотскими шутками придурка Лухана и беспричинно улыбаться в его присутствии и от столь наивных слов о любви ко мне. Тогда я каждую минуту думал, когда успел купить кокаин и подложить в чай несколько лишних купюр вместе с запиской. Думал, что нужно записаться к психиатру и кардиологу. Но однажды Лухан не пришел в клуб и не вертелся вокруг меня, сияя своей улыбкой. Тогда я обнаружил его в лужи собственной крови около черного выхода клуба. И в то самое "однажды" все мое чертово мировоззрение рухнуло к херам, впуская розового идиота со своим наивным сердцем, совершившим такой глупый выбор. Я долго искал тех ебланов, пока Лухана выхаживали в больнице, а мое гребаное сердце ныло от новых ощущений, и с него осыпался гранит, который я вырабатывал годами. Рано или поздно тебя все же окатывает мерзкими помоями жизни: ты только успеваешь поверить в такие выдуманные "любовь" и "счастье" - и в твою судьба вхерачивается огромный грузовик, разнося все к чертям. Когда стоишь на смертном одре, и вот уже демоны тебе дышат в спину, чертовски хочется отсрочить свою кончину еще на пару годиков. Моля о пощаде и захлебываясь своими собственными страдальческими соплями, ты предстаешь перед ангелами смерти. А вот тут то уже начинается самое интересное. В твоих силах потребовать лишь год, при умении строить глазки и вылизывать зад даже демонам - два. За этот период ты успеваешь лишь попрощаться с близкими, но при этом медленно дохнешь, чтобы твоя кончина казалась не такой уж внезапной. Я вообще не ебал, в чем тут фишка, и уж тем более не знал расценок этого предприятия. Все это походило на еще один яркий сон после кокса, от которого меня штырило по-страшному. Но красочное подсознание и вообразить не могло, что у меня заберут самое дорогое, что успело таковым стать за мою греховную жизнь. Лишь потом - что-то типа мелкого шрифта - в голове всплывет: - Контрак расчитан на год. Осложнен последствиями в виде долгой и мучительной смерти в полнейшем одиночестве. Без всего, что вам дорого. Все. Печать, кровь - я медленно начинаю гнить изнутри. Умирать постепенно, так, как и было запланировано. Сначала умирает душа, разваливается по крупицам, ссыпается маленькими осколками, хоть сметай и выбрасывай в мусор, туда, где использованные шприцы и порванное сердце. То самое светлое чувство, что дарил Лухан, уходя, разорвало его к чертям. Разбросало кровавые ошметки по всему организму, приклеилось противной жижей к другим органам и гнило, гнило, пока меня не начало рвать от этого. Лухан теперь мертв. Он погиб в той самой аварии, в которой должен был сдохнуть и я. Точнее должен был сдохнуть я и послать свою душеньку в ад, в то время как он жил бы дальше. Но кровавая дань уплачена, сердце вырвано, а душа все же в аду вместе с Лу, кипит в греховном котле. И вся боль отдается красными гноящимися волдырями где-то внутри меня, что приближает мой судный день. Аккуратно сложенные фотографии в маленькой коробочке, которые так старательно когда-то собирал Лухан, так наивно со своими розовыми крашенными мозгами веря, что там наша мнимая любовь проживет долго. - Какой же ты идиот, - безжалостно изуродованное сердце начинает ныть от одного лишь голоса за спиной, так что хочется спрыгнуть прямо сейчас лишь бы не оборачиваться, - целый год ждал, чтобы тебе это сказать, - можно подумать, что это невозможно, но я буквально слышу, как по его щекам стекают слезы. Хотя тут всю ситуацию можно назвать невозможной и запереть себя в дурдоме, напялив смирительную рубашку. - И это мне говорит человек с розовыми волосами? - я все же позволяю себя обернутся, разрывая себя на части от боли и не только физической. Каждая деталь его внешности кажется мне настолько родной, что, блять, так больно, так невыносимо тяжело становится дышать. Чертовски начинают гореть глаза от невыплаканных слез, хочется удушить себя, чтобы наконец-то не мучиться. - Ха-ха, очень смешно, - он садится рядом на край крыши, соприкасаясь со мной плечами. И целует настолько нежно, что становится непозволительно светло для этого мерзкого гниющего мирка. Крадя из моих легких последний кислород, но позволяя дышать одним лишь своим присутствием. Я еще долго просто смотрю ему в глаза, проводя кончиками пальцев по таким знакомым чертам лица, пока Лухан не опускает взгляд и не говорит: - Они прислали меня за тобой. Время вышло, Сюмин, пора. Кардиостимулятор сходит с ума от резко замедляющегося сердцебиения, когда Лухан вновь целует меня, забирая остатки моей невыносимой жизни. Я уже ничего не ощущаю: выполняю условия сделки и оставляю себе лишь мнимые чувства, на которые я когда-то променял кокаин и несколько лишних купюр чаевых.