Бедная невеста

POV Чонин:

      Я правитель небольшого государства, которое образовалось на стыке нескольких морей. Благодаря труду моих предков оно достаточно богато и уважаемо. Это излюбленное место туристов: сюда можно приехать и во время убивающей жары, и в холодную метель. После смерти отца я должен был взять на себя руководство страной, хоть и был молод. Мне полагалось как можно скорее обзавестись наследниками. В последнее время подстерегало много опасностей. Случись что, и богатства, нажитые долгими годами, пропадут.       Мои приближенные занимались поиском невесты. Обязательных критериев не было, я мог жениться даже на служанке. Главное, чтобы мой избранник был омегой и мог иметь детей. Общество не должна интересовать моя личная жизнь, ведь главное государственное звено ― это я. ― Господин, не желаете ли посмотреть невесту? ― сказал один из моих приближенных. ― Слышалось мне, что на юго-востоке живет омега неземной красоты. ― А происхождение? ― Не знаю, господин, но сейчас они его выдают за немалые деньги. Совсем у семьи дела плохи. ― Просто продают как животное? ― К сожалению для них. Говорят, что это единственный и любимый сын. ― А как его описывают? ― тут-то секретарь и призадумался. Он достал потертую бумагу из кармана и попытался разобрать неровный почерк и стертый местами текст. ― Вот, написано: «Я видал того юношу с юга, который прослыл красавцем на торгах за его душу. Описать словами ― непосильная задача даже для мастера пера. Видел я его пару секунд и те издалека. Сначала ко мне он стоял спиной. Юноша лет шестнадцати. Выглядит как кукла, стоит ровно, не шевеля даже фалангой пальца. Кажется, что если подойти к нему и взять, то можно будет уместить его в одной руке без особых усилий. Плечики узенькие, а выдерживают весь его расшитый наряд. Даже эти изящество и хрупкость не сравнятся с лицом, что мне удалось видеть одну секунду. Глаза у него...»       Его описание вызывало у меня восторг с первых секунд. Раз даже весьма известный писатель не мог описать его так, чтобы выразиться наиболее реалистично, значит, там правда что-то интересное. Деньги не проблема. Обидно будет, если кто-то уведет его до меня. ― Подожди, не читай дальше, я хочу сам посмотреть. Неужто такая занятная вещица? ― Скорее всего, господин, ― сухо ответил он. ― Организуй мою поездку туда на этих выходных. И никаких возражений.       Я безмерно хотел сам посмотреть на это восьмое чудо света.       На выходных я, как и было запланировано, отправился за своей новой желанной покупкой. Слухи о том, что я приеду в глухую деревню, быстро разлетелись по округе, так что прибыть втихую я не смог. Люди, не осознавая своего счастья, стояли около моего экипажа, пока я уже прогуливался с охраной. Через небольшие, но непроходимые растения мы добрались до заурядного домика, который выглядел очень бедно. Даже не верится, что в его стенах живет что-то необыкновенное. Мой слуга постучался в дверь. Дверь нам открыла пожилая женщина со сгорбленной спиной и измученным лицом. Нынче рабочие страдают от голода и жажды, нечему удивляться, вина природы. Присмотревшись и найдя в куче охраны меня, она наконец пригласила нас вглубь домишки. Там сидела еще пара родственников. Меня усадили на пол, подали чай, который я бы не стал пить даже под страхом смертной казни, и позвали омегу. Он пару минут не выходил, приводил себя в порядок, а потом мать сама вывела его из комнаты. Моему взору представился, судя по телосложению, совсем еще ребенок. Его посадили рядом со мной и подняли вуаль, покрывавшую лицо. Он открыл глаза, что были нагромождены длинными, густыми ресницами, и поклонился в пол. ― Рад представиться, я До Кенсу, ― холодно проговорил он.       Мое лицо исказила ухмылка. ― Почему так просто? Я ожидал большего. Я император, приехавший лично, ― нагло произнес я.       Он исподлобья взглянул на мать. Под натиском ее взгляда он придвинулся ближе и нехотя поцеловал нос моих туфель. ― Это мне нравится уже больше. Можешь поднять голову.       Это создание оробело, боясь смотреть мне в глаза. ― Поднимайся быстрее! ― скомандовал я.       Мне не хотелось терпеть, а посему я сам потянул его за одежду. Не играя на моих нервах, он поднял лицо, открыл глаза и посмотрел на меня.       Такая сильная ненависть во взгляде, пробирающая до костей, еще никогда мне не встречалась. У него были почти черные, как крупные бусины, глаза, пропитанные лютой ненавистью. Своими алыми, искусанными губами он незаметно для всех остальных немо прошептал оскорбления в мою сторону. Я отпустил его одежду и еще раз ухмыльнулся. ― Покупаю, ― выдал я без раздумий.       Слуга раскрыл перед хозяевами дома довольно большой сундучок, наполненный пачками денег, которых с лихвой хватит для того, чтобы начать нормальную жизнь. ― Этого достаточно?       Они вмиг закивали, на что Кенсу достаточно громко возразил: ― Отдаете меня в рабство за какие-то бумажки.       За эти не очень приятные слова он немедленно отхватил пощечину от матери. ― Он с головой плохо дружит, не обращайте внимания, ― все, что она сказала.       Через пару минут все документы на этого мальчика были у меня в руках. Родственники бросились обниматься и прощаться с ним. ― Должны были попрощаться уже. Кенсу, иди к экипажу, я не хочу ждать.       На мои слова он слегка поклонился, а потом, повернувшись к своим родственникам, проговорил: ― Вы понимаете, куда добровольно меня отдали?       Мама хотела его приобнять и успокоить, но он ударил ее по руке. ― Ненавижу тебя, ― бросил он и не спеша подошел ко мне.       Это создание с лицом ангела и характером черта направилось к карете, где его уже ждало заготовленное место. Я же сел следом. ― Сними головной убор, ― приказал я, ожидая прибытия во дворец. Кенсу повиновался без лишних слов.       Когда мне удалось полностью увидеть его лицо, я не мог налюбоваться. Ровная, идеальная форма лица обрамлялась короткими блестящими волосами. Глаза, как я уже говорил, были нагромождены длинными ресницами, а густые брови придавали его взгляду доброту. Небольшой приплюснутый носик и огромные губы делали его лицо нежным и невинным как у ребенка. Кенсу был похож на хрупкий цветок, и пах он лилиями. Его запах был еще не до конца раскрыт, лишь слегка исходя от него. Может он был слишком юн для этого, а может всему виной громоздкий наряд из нескольких слоев одежды. ― Сколько тебе лет? ― поинтересовался я. ― Если я скажу, что мне двадцать один, то Вы поверите?       Моя челюсть, должно быть, провалилась, но еще пару минут говорить я не мог из-за шока. Вот так сюрприз.       По прибытии во дворец я приказал начать подготовку к свадьбе, а его привести в обычный вид. ― И без этих формальностей, нарядов. Из-за них я не чувствую его дивного запаха, ― уточнение не бывает лишним. Слуга поклонился и отошел.       Сам же я принялся за горячую ванну. Одно из моих любимейших занятий — просто часами сидеть в ванне, размышляя о родном крае. С меня смывается вся усталость за трудный день. Это ощущение, которое не может быть передано словами. Я не замечал, как проходило время, но, завидев стрелку на часах, с тяжелым вздохом покинул теплую воду.       Я вышел в гостиную, где, уже переодевшись и расслабившись, лежал Кенсу на диване, что-то удивленно рассматривая в книге. Он был в достаточно легком льняном наряде, но его запах был заглушен ароматическими маслами. Почувствовав мое присутствие, он сразу же захлопнул книгу. ― Что читаешь? ― в ответ он просто помотал головой.       Я присел на мягкий подлокотник дивана и носом уткнулся в шелковистые, чистые волосы Кенсу. От них исходил сильный запах лилий безо всяких примесей. Поистине дурманящий аромат. Я положил руки ему на плечи и спустился к тонкой шее, слегка ее покусывая. ― В книге написано, что до свадьбы нельзя.       Я вырвал книгу у него из рук и бросил на пол. Сам же начал наваливаться на его тельце. ― Мне можно все. А традиции не чтят уже сотню лет. ― А я... Я очень религиозен! ― нервно крикнул он.       Он начал пытаться отпихнуть меня. Выставил свои маленькие ручки вперед, чтобы я не мог добраться до его лица, а точнее до красивых губ. Меня же это только позабавило. Я сжал его руки одной своей ладонью и зафиксировал у него над головой. Он начал брыкаться, я же наоборот спустился ниже. ― Пожалуйста, не надо. Мне страшно... ― Кенсу зажмурился. ― Господин, прекратите, молю... ― начал просить омега, пытаясь разжалобить меня слезами в уголках глаз. Ну я же не монстр, пришлось отпустить.       Мальчишка быстро пришел в себя, поправил одежду, постарался растереть следы на запястьях от моего сильного захвата. Я медленно приблизился к его ушку и горячо прошептал: ― Сейчас-то я тебя отпущу... Но после свадьбы я тебя вытрахаю так, что ты не сможешь ходить еще пару дней, ― сказал я и слегка лизнул ушную раковину.       Я хорошо почувствовал, как по его телу прошлась дрожь. Он выскочил из моих легких объятий и побежал вверх по лестнице. А зря. Я в праве решать, где ему спать. И если он будет сопротивляться, то пусть поприветствует темницу как нового друга. Но касательно воздержания он был в чем-то прав. Сейчас я только слегка поиграюсь, а уже потом не получу истинного первого удовольствия. Стоит потерпеть хотя бы ради этого. Однако я уже сейчас представляю, как буду долго, сильно и методично выбивать из него эту мерзкую, дерзкую натуру.       Я направился в спальню, куда он побежал. Нагло открыв дверь, я ворвался к дрожащему от страха омеге. Он замотался в покрывало и лег на кровать, зажмурившись. ― Я жду тебя в своей спальне. ― Но, господин... ― попытался возразить Кенсу. ― Ничего я делать не буду, успокойся. Просто поспишь со мной, обнимешь, подаришь мне омежье тепло. Все.       Он успокоился от моих слов. ― Ладно, ― прошептал Кенсу, сбрасывая с себя покрывало. ― Позови кого-нибудь из слуг, тебе дадут ночную рубашку. Я буду тебя ждать, ― я практически закрыл дверь, а из щели уже договорил, ― а не явишься ― я посажу тебя в темницу на пару дней без еды и воды.       Моя спальня поистине огромна по сравнению с той комнатой, где был Кенсу. Я переоделся в ночную рубашку и начал ждать. Стало скучно, поэтому я достал из ящика пару документов, требующих подписей, сел за стол и занялся своей работой. Когда я закончил, то в дверь тихонько постучались. ― Можно? ― робко спросил Кенсу, выглядывая из-за двери. Я кивнул.       Кенсу лег поодаль от меня, на другой край кровати. Я приказывал, чтобы он двигался ближе. ― Не буду я ничего с тобой делать! А если сейчас же не подвинешься, то темницы тебе не избежать. Уж это слово я сохраню. ― Кенсу быстро перебрался ко мне, лицом смотря в противоположную сторону. ― Повернись. ― Кенсу снова повиновался.       Я обреченно вздохнул, понимая, что ничего хорошего будущее с ним мне не сулит. Замкнутый, дерзкий, когда не надо, ― робкий. И это притом, что я купил его за баснословные деньги. Хотя бы девственник.       Мы оба спать не могли, и я задал вопрос, чтобы хоть как-то разбавить тишину. ― Почему ты так не любишь свою мать? Да, она продала тебя, но ты хотя бы осознай, что попал в руки к императору. Ты должен быть ей благодарен, ведь теперь тебя ждет только богатая жизнь. ― Я прижал Кенсу посильнее к своему плечу. ― За день до Вас приезжал какой-то сутенер ― именно такое впечатление на меня произвел тот мужчина. Она была готова продать меня. Продать в публичный дом, чтобы я удовлетворял богатеньких мерзких чиновников. Просто она прослышала, что Вы тоже хотите меня купить, поэтому отказала. Не будь бы Вас, я бы уже... ― Кенсу уткнулся лицом в мое тело. ― Эй, щекотно, ― сказал я, и на моем лице проскользнула улыбка. ― Сейчас ты утыкаешься в мое тело, считая меня опорой. А еще утром смотрел на меня с лютой ненавистью.       Он замешкался, но ответил: ― Этот взгляд был обращен к моей матери. Я очень робок и тих с другими людьми, ― Кенсу замолчал, но, когда повисла отвратительная тишина, решил заговорить. ― Господин Чонин... ― Кенсу посмотрел на меня большими глазенками. ― Почему именно я? Я не благородной фамилии, да и не такой уж красивый, как про меня говорят. ― Ты недооцениваешь свою красоту. Многие бы хотели тобой обладать. ― Я слегка поводил ладонью в его волосах. ― А запах? Ты знаешь, что пахнешь достаточно редким ароматом среди омег? Чистыми лилиями. Готов поспорить, что во время течки мне снесет крышу.       От моих слов Кенсу покрылся легким румянцем. ― Но я же ведь не очень подхожу на роль невесты... ― Да, может ты и был дерзок днем, но сейчас ты производишь впечатление нежного лепестка, который надо оберегать от каждого дуновения ветра. А род не так уж важен. Я появился от союза моего отца со служанкой. И, знаешь, я понял, что самые любящие матери именно те, что не обременены обязанностями знати.       Я начал утешать Кенсу, что все в порядке, что ему не о чем беспокоиться. Он стал таким нежным и ласковым. Совершенно не был против того, чтобы я слегка его целовал, гладил по волосам, прижимал к себе. Ему не было страшно, даже нравилось. Через пару минут я услышал легкое сопение. Пока я говорил, как он прекрасен, Кенсу заснул. Заснул у меня на плече, прижимаясь ко мне всем телом. Как давно я не чувствовал эти только-только зарождающиеся отношения.       Рано утром в постели я никого не обнаружил. Пребывая в ожидании Кенсу, я прислушался. Со стороны ванной был слышен тихий, приглушенный плач. Этот звук меня настораживал, я поднялся с постели и вошел в ванную. Там на холодном полу лежал Кенсу. Его рука была прижата к глазам, видимо, чтобы никто не видел его слез. Я поднял Кенсу с ледяной плитки и уложил в кровать. Но слезы не прекращались. — Почему ты плачешь? — ненавязчиво спросил я, присаживаясь на край кровати. — Я-я скучаю, — донеслось заплаканным голоском. — По кому? — По брату... Мать и его продала, а после я его уже не видел, — Кенсу либо говорил все, что приходило в голову, либо тонко намекал. — С ним, наверное, что-то случилось? Ты боишься, что то же самое произойдет и с тобой?       Кенсу еле заметно кивнул. — Я не буду издеваться над тобой. Я хочу создать крепкую и здоровую семью с прекрасным человеком. Ты в безопасности.       Я неторопливо обнял это плачущее создание. Боится. Понятное дело. За день переместился из дома в незнакомое место к незнакомому мужчине. Тут любой бы боялся.       Кенсу начал медленно успокаиваться, а постепенно его слезы сошли на нет. Тогда я потащил его к завтраку. Робко взяв меня за руку, Кенсу последовал за мной, краснея. Кенсу чувствовал себя не в своей тарелке. Только он хотел что-нибудь сделать, как это делали за него. По его лицу можно было видеть все его чувства в тот момент. Сначала недоумение, потом понимание и смирение. Скоро он и к этому привыкнет.       С Кенсу происходило что-то странное. Временами он останавливался, опирался на стену и быстро дышал, становился бледным, его пальцы дрожали. Даже по телосложению Кенсу в его-то возрасте было понятно, что он достаточно слабый омега. Плюс ко всему недавние условия жизни, когда весь день надо трудиться и частенько недоедать, из-за которых он похудел еще больше возможного. Я немного забеспокоился о том, сможет ли Кенсу родить мне здорового наследника. С точки зрения эстетики, Кенсу был идеален и всецело подходил мне. Но со здоровьем точно было что-то не то. Здоровые люди внезапно не опираются на стену, начиная учащенно дышать. Кенсу явно болен, только мне не донесли чем. Все равно это выяснится. Если это что-то серьезное, то что мне делать?..       Я ушел на встречу с министрами, оставив Кенсу наедине со слугами. Он всегда встречал меня, когда я надолго уходил и возвращался ближе к ночи, кланялся и говорил мне: «С возвращением». Иногда я мог притянуть его и поцеловать. И так продолжалось ровно до того дня, когда он даже не спустился. Я метнулся в его комнату. Кенсу лежал на полу абсолютно неподвижно. Я немедленно подошел, начал трясти его, но не получил в ответ никакой реакции. Постепенно в моем сердце зарождалось невероятное волнение. А если он что-то сделал с собой? Срывая глотку, я позвал лекаря. И что примечательно: ни один из слуг даже не потрудился зайти к моему Кенсу! Он тоже часть этой семьи и требует должного внимания. Мою агрессию прервал лекарь...       Я сидел у кровати омеги, ожидая пробуждения. Его лицо было таким мертвецки бледным... Наконец, веки его разомкнулись. Кенсу осмотрелся и окончательно пришел в себя. Я заключил его руку в свою и посмотрел в глаза. Мне показалось, или на его лице мелькнула легкая улыбка?.. — Ну что с тобой, Кенсу? — Слабое сердце... Но у меня так с рождения, в этом нет ничего страшного. — А почему ты мне ничего не сказал? Я бы уделил этому должное внимание. — Мама сказала, что с таким дефектом Вы вернете меня обратно... — Кенсу застенчиво отвел взгляд. — Ты такой глупый, — прошептал я и поцеловал омегу в лоб.       Ну чем не дурак? Не рассказывать мне что-то подобное из-за боязни? Я похож на подонка? Я бы старался его вылечить. Вся ответственность за него лежит на мне, и, если с ним что-то произойдет, вина будет грызть меня до конца жизни. Потерять такое сокровище... Такого я точно не допущу.       Я взглянул на часы. Время было позднее, и я уже хотел спать. Только я собирался встать со стула, как аккуратная тонкая ручка ухватилась за край моей одежды. — Не уходите, — Кенсу смотрел в другую сторону, боясь взглянуть на меня.       Я поднял его на руки одним внезапным, резким движением. У Кенсу перехватило дыхание. — Моя кровать шире и просторнее, — намекнул я, из-за чего омега насторожился.       Слуги были в шоке. Я никогда и ни для кого не делал ничего подобного. Я бы просто приказал отвести его к себе. Для меня это впервые, но и Кенсу особенный. Этот омега не те разбалованные профурсетки, которых мне сватали. Кенсу чист, нежен, невинен и простодушен. Прекрасен внутри так же, как и снаружи.       Я бережно уложил Кенсу и прилег к нему. Несмотря на усиливающийся запах, не хотелось грубо брать его. Во мне бушевало только безграничное желание крепко обнять и защитить, что я и сделал. Я аккуратно приблизился к нему и левую руку положил на его худое тело, а правую под голову. — Если бы мы познакомились при других обстоятельствах, ты бы полюбил меня?       Кенсу отвел взгляд, отодвинулся и как-то съежился. — Значит, нет, — со вздохом ответил я. — В Вас живет несколько разных людей. Мне нравится один из них. Тот самый, который заботится обо мне, беспокоится, хочет полюбить меня. Но я боюсь того, который ругается, наказывает слуг и ходит недовольным. Того самого, которого я видел в первый день своего пребывания здесь.       Кенсу хорошо увильнул от ответа. Только я никогда не замечал за собой агрессии, а вот излишнюю доброту еще как.       По воле случая мне надо было уехать, а вернуться только за день до свадьбы. По традиции я бы не смог видеть Кенсу за сутки до знаменательного дня. Его запах становился все более притягательным, мне так хотелось взять его, что я и решил сделать.       Я открыл дверь, медленно подошел к кровати, присел рядом с ним и уткнулся в мягкие и шелковистые волосы. Положил руки на плечи, спустился к шее, покрывая ее легкими поцелуями. Уж тут-то я подумал, что Кенсу согласен, но... Он дрожал так, будто в комнате мороз под сорок, однако вслух и слова не промолвил. Ровно до того момента, пока я не расстегнул первую пуговицу на его одежде. ― Гос...подин Чонин, ― прошептал он, жмурясь, ― мне страшно... ― Почему? ― Я не прекращал своих действий. Как-никак у нас скоро первая брачная ночь, а он все еще боится. ― Это... Это мой первый раз, ― сказал он. ― Вы мой первый альфа, и я не знаю, что делать... ― добавил Кенсу. ― Я все сделаю сам, тебе не о чем беспокоиться.       Я самую малость успокоил его, продолжая расстегивать пуговицы, но он все дрожал и жмурился. Остановившись на голом животе, я легонько чмокнул его. Застегнув все пуговицы обратно, я отстранился и лег рядом. Не хочу травмировать его хрупкий мир. Ничего, во время течки он все равно по-другому заговорит.       Я уехал, оставляя Кенсу лекарям и сотне слуг. Если только с ним что-то произойдет, наказаны будут все. Его нельзя оставлять одного ни на минуту...       Вдали от него меня мучили кошмары и бессонница. Пока я спал, меня поглощала паника. Сон был тревожен, сам я вскакивал посреди ночи. Было так страшно, аж в сердце кололо. С Кенсу что-то приключилось, это я понял сразу, но я не мог вернуться. Всю ночь думал об этом омеге, не мог спать. А вдруг приступ?! Я ведь даже попрощаться с ним не могу. Из-за этих мыслей я ходил рассеянный, ничего толком не мог усвоить. Наконец, пришла пора возвращаться домой. Паника потихоньку отступала. — Добро пожаловать, господин! — Что с Кенсу? — задал я вопрос с порога. — Случился небольшой приступ, но сейчас уже все в порядке.       Внезапно я почувствовал аромат лилий. Кенсу спускался ко мне и... Он ходил с тростью, как старый дед. Это что, нормально?!       Каждый шаг давался ему трудно, но он все же достиг меня и поздравил с возвращением. — Необязательно было спускаться, если тебе так тяжело. Я бы все понял. Что с ногой? — Ничего страшного, мне в радость увидеть Вас. Приступ случился на лестнице, я неудачно упал и повредил ногу. Скоро должно пройти, мне почти уже и не больно.       А я-то видел, как ему больно, что он аж руки в кулаки сжимает. Хотя мне и льстит, что он только ради меня приложил столько усилий.       Я бережно отвел его обратно в комнату, чтобы он хорошенько проспался, ведь мы не сможем видеться целый день. Пожелав сладких снов, я подарил самый нежный поцелуй, на который только способен. Но Кенсу был так неумолимо грустен, поэтому я и решил расспросить лекаря о его состоянии. И результаты были неутешительны.       Люди с такими пороками, как у Кенсу, не живут дольше сорока без спокойных условий жизни и правильного лечения. По словам лекаря, медицина у нас развита очень плохо, и Кенсу ожидает отнюдь не радужное будущее. Если так и будет продолжаться, а приступы будут такими частыми, то омега проживет совсем недолго. А беременность и роды могут и вовсе оставить его инвалидом, и даже убить...       Я-то надеялся услышать что-то радостное... С тяжелым сердцем и головой я вошел в спальню. Без Кенсу она казалась такой пустой. А если его вообще больше не будет? Смогу ли я забыть его и найти другого?       Подготовка прошла успешно, и настал сам день торжества. Я сгорал от предвкушения, так хотелось увидеть его в потрясающем свадебном костюме. Макияж, подчеркивающий его выразительные глаза и губы, белые одежды, выражающие его покорность и невинность. Аккуратные пальчики, на одном из которых будет красоваться кольцо моей власти над ним. Определенно, лучший из лучших.       И я не ошибся. Войдя в зал, я ждал свою невесту, которую должны были привести слуги. Через пару мгновений в дверях показался Кенсу, изумительнее, чем я когда-либо его представлял. Белый шелк идеально подходил к аристократично бледной коже. А красные губы на фоне всего великолепия эффектно выделялись. Незамысловатая конструкция скрывала взгляд ровно до того момента, пока он не станет моим супругом, что вновь заставляло меня сгорать от нетерпения.       Произнеся клятву, я обратил все свое внимание на Кенсу. Какие слова он подбирает, с каким тоном говорит, как соблазнительно двигаются его красные губки. Наконец, он закончил. Я взял его за руку и аккуратно надел кольцо на его безымянный пальчик. Кенсу сделал то же самое, чуть не уронив кольцо, что я трижды проклял про себя. Сняв с него эту глупую конструкцию, я был ошеломлен. Хоть его глаза и были сексуально подведены, взгляд был прискорбным, будто сейчас он на суде, где решается вопрос смертной казни. Аккуратно взяв его за шею, я приблизился, даря первый официальный поцелуй, делающий нас законными супругами. Я делал это неспешно, стараясь оставить макияж в его первозданном состоянии. Нам предстоял еще долгий пир, но поцелуй разыграл во мне дикое желание, я был готов взять его в церкви!       Все хвалили такую замечательную пару. Каждый делал комплименты нашей гармоничности. Обычно все молодожены шепчутся насчет лепета их гостей, но Кенсу сидел молчаливо, не проронив ни слова и не съев ни кусочка. Обычно он достаточно жизнерадостен, но в этот раз, наверное, тоска по дому особенно давила на него.       Настало время, когда мы, наконец, остались наедине в своих покоях. Кенсу вновь был безынициативен и печален. Да, я безумно сильно хотел его, но эти потухшие глаза, смотрящие в ноги, настораживали.       Я подошел к Кенсу и, положив руки на шею, попытался успокаивающе мягко поцеловать его. Навалился на него, заставив опуститься на кровать и его стан. Постепенно одежды с моего тела исчезали, как и с тела Кенсу. Когда моя рука двинулась ниже, между аккуратных ножек, я почувствовал сопротивление. Омега сжался и не хотел более продолжать. — Наша первая ночь. Ты обязан, — стойким тоном проговорил я. — Чонин, мне будет больно, — разъяснил Кенсу. — Если ты сейчас же успокоишься, то больно не будет. Потерпи пару минут, и ты почувствуешь наслаждение.       На Кенсу мои слова не подействовали. Я сдерживал себя, чтобы доставить ему удовольствие. Однако он уворачивался от моих ласк и поцелуев. Я был готов пожертвовать нервами, чтобы он не боялся, но рано или поздно все должно было выйти из-под контроля. Я сделал все самое худшее, на что только был способен. В буквальном смысле изнасиловал его. После очередного увертливого движения от моего поцелуя вышел из себя, переворачивая Кенсу на живот, без подготовки входя в него. Я говорил ему, я предупреждал... Кенсу вжался в постель, а голову крепко прижал к подушке. Он умолял прекратить, причем, слезно. Но меня не останавливали ни крики, ни красная жидкость на члене. После пары секунд я больше не слышал ни криков, ни стонов. Тогда мой разум был затуманен, и я не мог мыслить здраво.       Проснулся я оттого, что кровать казалась какой-то пустой. Я осмотрелся. Кенсу куда-то ушел? Окинув все взглядом, я заметил его около кровати, на жестком паркете с одной полупрозрачной простыней. Кенсу лежал неподвижно, лишь веки дергались и выдавали его. Глаза были опухшими от слез, а на попке виднелась парочка синяков от крепкой хватки. Мое сердце екнуло. Я не мог его, своего супруга, оставить плакать подле меня. Я взял Кенсу за руку, чтобы поднять его, но он мгновенно, будто обжегся, оттянул ее. — Кенсу, я твой муж, это неизбежно, — у меня плохо получилось приободрить.       Кенсу попытался встать сам и упал. Его ноги дрожали и не подчинялись ему. Я заботливо поднял его и отвел в ванную — смывать позор этой ночи. Я думал, что Кенсу справится сам, но все тело не слушалось, а с виду его будто знобило. Я начал купать омегу, как маленького ребенка. Он и был так же беззащитен. Кожа Кенсу похожа на крылья бабочки, он чересчур чувствителен. Надо было понять это раньше...       Помыв, я стыдливо закутал его в халат. Непривычным было, что он абсолютно растерял свою стеснительность, никак не реагируя на то, что я смотрю на него нагого без преград.       Я повел его обратно в постель. Он отвернулся от меня. А я не был согласен оставлять все в таком порядке вещей. — Кенсу, я знаю, что испортил все, что между нами только могло быть. Я сам толком не понимаю, что случилось! Будто из меня вышел зверь. Я не хотел, чтобы все было так, — я остановился, подбирая слова, — я хочу, чтобы ты обожал меня, называя самым лучшим. Понимаю, что это уже невозможно, однако хотя бы не отворачивайся от меня... Прости меня...       Кенсу повернулся. Его взгляд был полон надежды и сочувствия, а уголки губ снисходительно приподняты. Он приблизился ко мне и обвил руками шею. Я был готов сойти с ума, чувствуя на своей коже это горячее дыхание. — Прошу... Просто не делайте мне больно, — шепнул Кенсу мне на ухо. — Вы нравитесь мне, я не чувствую страха за свою жизнь рядом с Вами. Просто хочется, чтобы Вы были нежнее.       Кенсу отстранился, смущенно наблюдая за мной исподлобья. — Можешь обращаться ко мне на «ты», если хочешь, — не менее смущенно пробубнил я. — Хочу. — Кенсу отвел взгляд и вновь обратил его на меня. — Чонин, обними меня, пожалуйста.       Эти слова выбивали меня из колеи. Несмотря на жуткую боль, причиненную мной накануне, он все равно хотел уменьшить расстояние между нами. Промедлив, я подвинулся к нему и приобнял за талию. Кенсу в ответ обхватил меня своими руками. Так непривычно, невесомо это было. Я-то думал, что все должны делать альфы, что в отношениях омеги играют только роли принимающих, но все оказалось совсем непросто. Именно Кенсу хочет сблизиться со мной, я же его лишь отталкиваю. Мне бы так хотелось, чтобы он забыл ту чертову ночь. Отныне и навсегда я буду держать себя в руках.       Кенсу заснул снова, обнимая меня, дыша мне в шею. Я чувствовал себя героем романтической пьесы. Со мной такое никогда не происходило. Сказочно, не иначе.       Омега разбудил меня поцелуем. Я думал, это сон. А оказалось, я вместе с ним провалился в дрему. Он сам меня поцеловал. Я нравлюсь ему настолько сильно?       Какие-то странные звуки внезапно раздались в комнате. Источником звука был мой живот. Я был не против поесть. Не подумав об омеге, я просто подошел к двери, а Кенсу искал свою трость. Бедняга... Кенсу боится боли. Несмотря на весь свой эгоизм, я не мог не помочь, когда видел, что каждый шаг дается с большим трудом и тупой болью. Кенсу определенно заслужил лучшего обращения, в отличие от того, что получает от меня.       Кенсу старался сокращать пропасть между нами, а я отказался от идеи подчинить его себе, как безвольную куклу. Наши отношения становились в разы лучше, строились на доверии и уважении, не на деньгах и жестокости. Я и мечтать о подобном не мог! Он стал для меня самым близким и важным человеком на свете.       У Кенсу началась течка. Его прелестный аромат преследовал меня везде, и его желание было не меньшим. Я не настаивал, привыкнув держать себя в руках, но омега просил меня помочь ему. Я старался быть таким нежным, каким только мог, на пределе. То была наша первая близость после брачной ночи. Кенсу млел от мокрых поцелуев, ласк, от которых тогда увернулся, томных прелюдий. Обхватив мою шею своими ручками, он заставлял меня смотреть ему в глаза, это было для него очень важно. Меня безумно возбуждали громкие, крышесносные стоны моего омеги. Сцепка с моим супругом была головокружительна. Ничего в мире не приносило столько удовольствия. Я забылся в сладком блаженстве.       Кенсу перестал бояться того сокровенного, от чего раньше бежал со скоростью света. Я показал ему, что могу быть нежным и аккуратным в постели, ловя каждое желание своего любимого. И однажды это случилось. Кенсу со слезами на глазах сообщил мне, что забеременел. Обычно все радуются этому, но в нашей ситуации это был срок в девять месяцев, отведенный нам, чтобы сделать то, чего мы не успели. Срок, чтобы исправить все ошибки. Срок оставшейся жизни Кенсу... Мы оба понимали, что шансы омеги выжить ничтожно малы, ведь он очень слаб, поэтому эта радостная для других новость была для нас просто убийственна. Кенсу несколько часов беспрерывно плакал. Я не останавливал его в желании бить все, что только попадалось под руку. Если бы я узнал, что моя жизнь ограничена девятью месяцами, моя реакция была бы ничем не адекватнее. Но я настраивался на лучшее. Я знаю, я верю, что Кенсу все сможет, он силен духом, если уж не физически.       Я задаривал омегу различными подарками, что только мог найти. Посвящал все свое время только ему. Он достоин. Я заглаживал все свои ошибки за то недолгое время, что мы вместе. Мне хотелось, чтобы эти воспоминания остались с Кенсу навсегда.       Беременность омеги проходила очень тяжело. Он постоянно жаловался на мигрени, именно они не давали ему спать. Кенсу мог ворочаться вплоть до утра, потом высыпаясь до обеда. Но когда это чудо засыпало со мной, я готов был отдать все на свете, лишь бы эти моменты не кончались. Омега перестал есть со мной. Он похудел, хотя должен был поправиться. Временами я умолял его поесть, но даже от запаха еды ему было плохо.       Иногда по ночам я думал, каково мне будет без Кенсу. Я буду просыпаться и засыпать в одиночестве, есть один, никто не будет надо мной подшучивать, будить меня легкими поцелуями, крепко обнимать по ночам, делать неумелый массаж... Жизнь просто вернется в то время, когда его не было. Это казалось самой ужасной участью. Да и как я буду относиться к ребенку, который отнял у меня самого любимого человека на свете? Поначалу думалось, что все довольно нехитро...       Ночью у нас завязался разговор, когда мы с радостью наблюдали, как ребенок толкается. — Как бы ты хотел назвать его? — Почему ты уверен, что это он? — ответил Кенсу. — Девочки не бывают такими капризными. — Хотя я тоже уверен, что это альфа. Кажется, поэтому мне так тяжело с ним, ведь он меня не слушается. — Как насчет Чанеля? Он будет очень высоким и красивым, я уверен. — Сильное сияние? Наверное, он и вправду будет сиять. Мне нравится это имя, — улыбнулся Кенсу, не скрывая своего счастья.       В соседнем городе начались сильные дожди, несмотря на засуху. Это предвещало ее конец?.. Но не тому люди радовались. Дамбу прорвало, мог случиться потоп. По этому поводу было созвано срочное собрание, чтобы предотвратить возможные варианты развития событий. Дабы оценить ситуацию из первых уст, оно собиралось там же, за пару часов езды от дворца. Мне пришлось бы бросить Кенсу одного на целых три дня, а я всегда беспрерывно был с ним. Для омеги это, должно быть, стресс, ведь срок большой, хотя для родов еще ранний. Я тоже очень боялся, что меня не будет рядом в последний момент... Что я не успею попрощаться...       По приезде меня ничего не волновало, самочувствие было отличным, но вот всю ночь меня мучили кошмары, обливало холодным потом. Значит, Кенсу плохо. Я сильно волновался, казалось, будто у меня самого будет сердечный приступ, но на следующий день в один момент все кончилось. Будто я перестал его чувствовать. Интуитивно я всегда знал, что с ним, но тогда почему-то я вообще не чувствовал присутствия омеги в своей жизни, что было очень странно. У меня не было времени задумываться над этим, я был погружен в работу. Уже от гонца со срочным известием я узнал нечто шокирующее... «Кенсу родил сына», — от этих слов я был готов взлететь от счастья. Подумать только, мой любимый подарил мне сына. Но от последующих известий мой мир разбился вдребезги. Кенсу второй день не приходит в сознание, поэтому я перестал его чувствовать. Его последними словами было желание увидеть меня.       Я немедленно двинулся домой, наплевав на все эти собрания. Мой Кенсу, мой малыш... Еще же слишком рано! Это я все виноват, что уехал. Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. Ожидание и тишина давили на виски тяжелым грузом.       Оказавшись во дворце, я ринулся в его покои. Кенсу неподвижно лежал в кровати. А его лицо... Оно было такое бледное, обескровленное. Он выглядел измученным и уставшим. Казалось, будто лежит даже не Кенсу, а фарфоровая кукла без жизни. Из моих глаз слезы покатились от осознания, что надо прощаться с любимым... Я повторял себе, что сильные альфы не плачут, но мой единственный любимый человек мог скончаться у меня на руках...       В комнату вошел лекарь. Он был единственным, кто видел мои слезы. — Что с ним? — спросил я тихим голосом. — Роды были очень длительными, он обессилел, последовало сильное кровотечение. А потом он потерял сознание и не приходит в себя до сих пор. Мы не знаем, что именно с ним будет, но надеемся, что он очнется.       Я вновь начал заливаться слезами. Мысль, что он больше не будет со мной, ранила и не покидала меня. Успокоившись, я разговаривал с ним, надеясь, что это как-то поможет, но глаза его все так же были закрыты. Не было ничего, о чем я не упомянул в своем монологе. И даже нашего сына, который, как и Кенсу, находится в сложном положении. Вся моя семья ведь не может исчезнуть?.. Я взял Кенсу за руку, перебирал его красивые длинные пальцы, как я любил делать перед сном. От бессилия я просто лег рядом, сжав ручку омеги в своей. — Нин... Чонин... — раздалось как-то издалека.       Меня кто-то настойчиво звал, и под натиском шума я нехотя открыл глаза.       Напротив лежал Кенсу и смотрел на меня?.. Мне не верилось, но после очередного тонкого и протяжного «Чонин», у меня не осталось сомнений. Кенсу со мной. Внутри я прыгал от счастья, но, поскольку омега был еще очень слаб, было боязно даже целовать его. Я только молча улыбнулся. — Как он? Как наш сын?.. — первый вопрос, который задал Кенсу, ставил меня в тупик.       Что ему сказать? Что наш малыш тоже не в идеальном состоянии? В этот момент, как по зову, в комнату зашел лекарь с ребенком на руках. Кенсу мгновенно почувствовал облегчение. Омега хотел поднять руки, но они как будто отнялись, посему ребенка дали мне. Лекарь начал осмотр Кенсу, а я рассматривал нашего малыша. Чанель был симпатичным малым с очень милыми ушками. Мы точно будем им гордиться.       Лекарь закончил свой расспрос, и я показал нашего малыша любимому. Он был неимоверно растроган. Ради этого маленького чуда он рисковал своей жизнью. За него он будет готов пойти хоть на край света. За него он будет переживать больше, чем за себя. Кенсу хотел взять малыша на руки, но я осекся. Он был абсолютно бессильным, не мог и руки удержать на весу. — Что по этому поводу сказал лекарь? — настороженно спросил я. — Все должно наладиться в ближайшее время, — улыбчиво произнес омега.       Внезапно ребенок заплакал, и я принял решение отдать его кормилице, а по пути и с лекарем поговорить. Мне не хотелось обсуждать это рядом с Кенсу, потому что все казалось гораздо серьезней.       У нас завязался разговор относительно его здоровья. Я дал установку говорить честно. И все, услышанное мной, только расстраивало. — Скорее всего, парализовало нижние конечности. Руками он хоть может управлять, ноги же абсолютно обездвижены. Нет гарантии, что это когда-нибудь восстановится. Его организм сильно ослаблен. Сейчас он опять болеет. Второго ребенка иметь строго-настрого запрещено, он просто погибнет, — с этим я мог смириться, и Кенсу тоже бы смог, но последовавшие слова выбивали из колеи. — Я не считаю, что господин Кенсу увидит совершеннолетие своего сына. Я отвожу ему где-то десять лет. Мне очень жаль, господин, — лекарь похлопал меня по плечу и оставил одного.       Всего десять лет? Так мало? Я не рассчитывал, что Кенсу будет со мной вечно, ведь он такой слабенький, но и о том, что наша совместная жизнь будет так коротка, тоже не думал. Это же всего лишь прогнозы, они не обязаны стать правдой. Я утешал себя.       Через несколько месяцев Кенсу мог свободно двигать руками, держать ими нашего малыша, делать всякие мелочи, однако ноги... Ниже бедра не было никакой чувствительности. Посему, я заказал у зарубежных мастеров специальное кресло, на котором омега смог бы передвигаться с помощью слуг. Он пытался не терять надежды, что все восстановится, мы клялись преодолеть эту проблему вместе, но однажды я застал его в теплой кровавой ванне. Мой Кенсу хотел покончить с собой. Он не приходил в сознание два мучительных дня, и все это время я не верил в случившееся. — Зачем? — спросил он, как очнулся. — Зачем?! Мы же обещали все преодолеть вместе... Ты хотел оставить меня одного! — Эгоист... Чанель даже не нуждается во мне, у него армия нянек. Зачем ему папа, который самостоятельно даже на другой этаж не поднимется? Ты не обращаешь на меня никакого внимания, и я даже уйти не могу, — его слова... Они ведь были правдивы. Я не уделял ему времени, каждый раз отмахиваясь своей занятостью. — Недавно ты и вовсе накричал на меня, сказав, что я тебе мешаю. А ведь ты и Чанни мой смысл жизни. Если я вам не нужен, то что мне остается?..       Я и правда накричал на него, но у меня были в руках важные документы. Конечно, я мог все сказать спокойней, тем более любимому, понимающему меня с полуслова, который нуждается в поддержке. Я мог бы выделять ему буквально по пять минут в день, и омега был бы счастлив. Я даже не замечал его грусти и тоски, был погружен в свои серьезные дела. Но Кенсу чересчур уязвим в таком состоянии. Каждая секунда молчания кажется ему часом безмолвия. Я решил для себя вновь начать посвящать Кенсу все свободное время. Он — часть моей семьи, моей души, моего сердца. Если вдруг его не станет рядом, я зачахну, зачахнет и страна. Мне нельзя его терять.       Кенсу просто продолжал жить. Обращая на него свое внимание, я иногда видел счастливые улыбки. Ему позволяли проводить больше времени с сыном, но ни в коем случае слишком много. Уход за ребенком — серьезная нагрузка, если бы он всю брал ее на себя, то многое могло бы случиться. Кенсу окружали самые лучшие врачи со всех стран мира, но и они не знали, как исправить положение. Ставить эксперименты на своем супруге я не разрешил, хотя омега был согласен довериться даже им, если есть малейший шанс успеха. Однако его могут покалечить еще больше, чего я не мог допустить.       Чанель рос, уже приходило время искать ему невесту, но мы не могли этим заниматься, с каждым днем Кенсу становилось все хуже, слабость давала о себе знать. Омега цеплял на себя все болезни, что только можно представить, целыми днями он лежал в постели, не имея сил подняться.       Оказалось, что наш сын уже нашел себе кандидатуру. Им оказался Бэкхен, славный мальчик, с которым Чанни проводил время, когда учитель приводил его с собой. Бэкхен был простым человеком со старыми нравами и добрыми намерениями. Мы понимали, что Кенсу мало осталось, а посему делали все как можно быстрее, чтобы он увидел свадьбу своего сына, а может даже и внуков. Когда Бэкхен знакомился с ним, воскликнул, что его папа может помочь. Его папа — целитель. Мы пробовали многое и целителей тоже, я был в смятении, но отказаться от предложения не счел нужным. На следующий день Бэкхен привел своих родителей. Работать они могли только вместе. То были серьезный учитель Ву И Фань и светлейший человек Чжан Исин. У него на лице читалось добро, Бэкхен точно пошел в него.       Исин начал процедуры, которые длились невероятно долго. Иногда омеге не хватало сил, он был в предобморочном состоянии. В такие минуты его поддерживал муж. Мы с Чанелем могли только переживать, стоя рядом. Бэкхен куда-то делся, но мы не могли отойти. Позже оказалось, что будущий супруг моего сына был в церкви, молился за здравие Кенсу. Я был рад, что у Чанни такая пара. Этот юноша принесет моему сыну только счастье. Внезапно Исин упал на пол, мы немедленно среагировали. А его муж ни капельки не волновался. Он положил его на диван и просто оставил лежать в тишине. — Это нормально. Проводя обряды исцеления, Исин отдает свои силы больному. Ему сейчас нужно только хорошенько отоспаться, и он будет лучше прежнего, — пояснял Ву И Фань, заботливо накрывая супруга одеялом. — А что же с папой? — спросил Чанель. — Завтра он пойдет, — пробормотал Бэкхен.       Мы были шокированы. Мы не говорили, что Кенсу парализован, привыкнув к этому и не стараясь исправить, рассчитывая только на лечение болезней. К тому же, это говорил Бэкхен, ни его отец, ни Исин. У них даже возможности перекинуться парой слов не было. Вся эта семья обладала какой-то странной силой. Они были готовы тратить ее на простой люд за обычную словесную благодарность. Лучше родственников и не придумаешь.       На следующий день Кенсу проснулся очень бодрым. Не было никакой слабости, никаких болезней. Я взял его за одну руку, Чанель за другую, и вместе мы решили предложить ему пойти. Поначалу мой супруг был уверен, что мы с сыном просто глупо шутим. Однако я убедил его, что с такой-то поддержкой отказываться нельзя. Бережно опустив ноги Кенсу на пол, мы подняли его, а затем попросили сделать шаг. У него получилось! Он смог пойти. Он выздоровел. Не было предела счастью. Кенсу захотел поблагодарить человека, который за столько-то лет вновь подарил ему возможность ходить. Исин же отсыпался под мерный голос своего мужа. Он спал уже вторые сутки! — Все нормально, — сказал Бэкхен, — после такого он может и неделю спать.       Кенсу поблагодарил И Фаня и спящего Исина, благословил Чанеля и Бэкхена, на которого посыпал шквал комплиментов, и увел меня из комнаты. Оставшись со мной наедине, любимый бросился мне в объятья. — Кенни?.. — вопросительно протянул я. — Чонин... Помнишь, ты обещал мне, что все будет хорошо? Прости, что не верил тебе. Отныне и навсегда я больше не усомнюсь в твоих словах...