Сейчас

Беспокойно барабаня пальцами по ремню, я оглядываюсь: за спиной пусто. Уханье совы ласкает слух, и я быстро иду вдоль озера. Крессида сказала, что переночевать придётся здесь, в Двенадцатом – приборы начали шалить, и планолёт, который доставил бы нас обратно в серые стены Тринадцатого, оказался запертым. Ирония судьбы или нет, но мне и впрямь не хотелось покидать родной лес так скоро – я не успела надышаться. Радушно предложив всем переночевать в доме у озера (а заодно и получив бесплатных рабочих, чтобы слегка утеплить наше с папой бывшее убежище), я наблюдала со стороны, пока мужчины подручными средствами заталкивали старые дыры и разжигали костры. Невероятно, но факт: им удалось создать нечто похожее на уют. Который я так жестоко сейчас игнорирую, пробираясь по ночному лесу к своей заветной цели – озеру. Идея искупаться крепко засела во мне, но при всем желании я не могла сделать это при свете дня: кто может гарантировать, что вездесущие камеры не снимут меня в тот самый момент, когда я буду раздеваться для того, чтобы искупаться? Никто, правильно. Уханье сов меня не пугает – наоборот, в этом звуке есть что-то родное, знакомое, честное. Словно и нет этой войны, словно я наедине с собой, словно не я предала свой лес, притащив сюда «жуков», Тринадцатых и… его. Чужого Пита. Настроение стремительно падает на несколько делений вниз. Парень, постоянно заставляющий меня чувствовать себя виноватой (правда, всегда по разным причинам – для разнообразия, думаю), снова предстает перед глазами. Шея начинает ныть, и для меня это служит сигналом к тому, что пора отгородиться от прежних мыслей. Подумать обо всем на свете я успею и завтра, а вот искупаться, почувствовав всей кожей приятную прохладу июльской воды – нет. Воровато оглянувшись по сторонам, я сбрасываю с себя абсолютно всё. Всё продумано до мелочей: я ушла на другой берег, чтобы, не дай Бог, не нарваться на камеры. Приятная водная прохлада постепенно, сантиметр за сантиметром, обволакивает мою кожу. По телу бегут приятные мурашки, и, выгнувшись всем телом, я ныряю под воду. Мелководье меня не привлекает – там нельзя спрятаться. Отплыв на пару десятков метров, я на миг замираю. Сучок, хрустнувший под чьей-то ногой, я не перепутаю ни с чем – здесь есть кто-то помимо меня. И кого же чёрт занес? Подплыв к прибрежным камышам, я осторожно выглядываю из них. Силуэт между деревьев скорее мужской, чем женский, и это заставляет меня выругаться снова. - Китнисс, - знакомый голос пробирает до мурашек. Чёрт, я же планировала забыть обо всех и обо всём сегодня ночью! Помолчав, чтобы не выдать своего присутствия, я приспускаюсь. Он подходит к краю воды и присаживается на корточки рядом с моей одеждой. Обругав себя последними словами, я всё ещё делаю вид, что меня здесь нет. - Я знаю, что ты здесь. - Что ты здесь делаешь? – осторожно спрашиваю, от греха подальше не выбираясь из своего укрытия. Чёрные волны плещут, разбиваясь об обнажённую спину, и я проклинаю своё минутами ранее гениальное решение купаться нагишом. Думая, что никто не видит… Как давно Пит здесь? - Гуляю. Гораздо интереснее то, что делаешь ты. Да ещё в таком виде, - он выразительно кивает на кучу моей одежды. Я заливаюсь румянцем. - Есть идеи? - Вода не очень холодная? - Вполне себе тёплая, - стараюсь говорить спокойно, но сердце неровно подскакивает. – А что? - На второй Арене ты учила меня плавать, правда или ложь? Мне абсолютно не нравится ход его мыслей, но я всё же отвечаю: - Правда. - Не против повторить? Кажется, тогда нас прервали, - он прищуривается, и я кожей чувствую его вызов. Сжав руками плечи, я закусываю губу. - Здесь глубоко. Ты не сможешь учиться здесь – утонешь. - Почему мне кажется, что ты не дашь мне утонуть? – ухмыляется он и стаскивает с себя футболку. Мои глаза увеличиваются, наверное, до размеров яблок. Он расстёгивает ремень, и я ныряю под воду. Тщетно пытаюсь убедить себя в том, что это просто странный сон, а я сейчас проснусь рядом со съёмочной группой. А что, если приступ агрессии начнётся сейчас? Мне не составит труда утопить его, но Пит тяжелее и сильнее меня – неизвестно, кто выйдет победителем. Да и победит ли кто-нибудь? Несчастные влюблённые из Дистрикта-12, погибшие вместе… от руки друг друга. Поразительный конец красивой сказки о лживой любви. - Ты меня боишься? – спрашивает он, держась на расстоянии. Когда он успел зайти в воду? – Боишься. - Нет, - на удивление, мой голос слишком спокойный. – С тебя станется, если угробишь символ Революции. - Думаешь, даже сейчас я хочу задушить тебя? – вскидывает он брови. Сжав зубы, я пожимаю плечами. – Расслабься. Мне действительно хочется научиться плавать. Что в этом такого? - Что такого? – я усмехаюсь. – Оглянись, Пит! Боюсь, ты выбрал не то время и место. И у меня нет настроения, - пытаюсь отделаться от учительства. Стыдно признаваться, но даже то, что мы находимся так близко, заставляет меня нервно вздрагивать всякий раз, когда мы сближаемся больше, чем на три метра. - А если я очень попрошу? – заискивающе улыбается он. Внутри меня всё тяжелеет. - Посмотрим на твоё поведение, - дёргаю плечом и ныряю, улыбаясь его настойчивости. Рассекая спокойную водную гладь, я наслаждаюсь трепетанием ветра на обнажённой мокрой коже. Волосы липнут к спине, и я выскальзываю из ласковых объятий воды. Беспокойство за парня, так некстати прервавшего моё хрупкое счастье одиночества, трепыхается в груди. - Пит? Вытерев лицо ладонями, я озираюсь по сторонам, обхватив себя за плечи и скрыв этим движением грудь. - Пит, где ты? Всерьёз обеспокоившись, я подплываю ближе к берегу. Здесь вода доходит мне лишь до пояса, и по коже бегут мурашки. - Пит! – оглянувшись, я замечаю его за своей спиной. Застыв как статуя, он смотрит на Луну. Мышцы его спины напряжены, капельки воды кристаллами осели на белоснежной в лунном свете коже. Моё сердце пропускает удар. Не то, чтобы я потеряла голову, просто… впервые я поняла, насколько хорош мой напарник. - Не смей больше так пугать меня! – бью его по плечу и сразу же возвращаю руку на исходное положение. Он даже не шевелится. - Красиво, правда? – его голос непривычно низкий. – Эх, краски бы сюда… - Прямо в воду? – не удержавшись от смешка, спрашиваю я. Украдкой словив его улыбку, я позволяю себе улыбнуться тоже. - Нет, на берег. Когда-нибудь, когда война закончится, - негромко говорит он, - ты можешь привести меня сюда? В это же время? Я хочу нарисовать эту Луну. - Если выживем, то хорошо, - грустно улыбаюсь я. - Договорились. Спасибо, - говорит он. Почти касаясь его плечом, я стою рядом. Луна застывает в каплях на его плечах. Слишком интимный момент между нами почему-то заставляет меня взглянуть ему в лицо. - Всё так изменилось, да? – задумчиво говорит он. - Да, - как зачарованная, я украдкой слежу за тем, как движутся его губы. – Кто бы мог подумать. - А ведь всё началось после того, как я решил помочь тебе на интервью, - прищуривается он. – И во что же это вылилось? Почему так, Китнисс? - Не знаю, - опускаю голову. Мокрые волосы липнут ко лбу, и я раздражённо облизываю губы. - Это ведь неудобно, - улыбается он и протягивает руку, чтобы убрать пряди с моего лица. Заправляет за ухо. Касается плеча, убирая руку. – Так намного лучше. - Лучше, - шепчу одними губами. Смотрю в его глаза - прежние, ласковые. Пит?.. Проверяя свою догадку, я делаю шаг вперёд. Вода едва скрывает мои бёдра. Поднявшись на цыпочки, я прижимаюсь к его губам, потому что чувствую, что это правильно. В животе что-то сладко ноет. Рука Пита скользит по моему поясу. По коже бегут волны мурашек (от воды). Он прижимает меня крепче. Мои руки, крепко прижатые к груди, служат барьером между нами. Сдерживая себя, я снова и снова ему отказываю… Раз за разом… Руки безвольно падают, и он ловит момент, прижимая меня так сильно, что я чувствую гладкость его мраморной кожи. Умом понимая, что это неправильно, я заставляю себя на минутку забыть обо всём. Оказывается, я слишком скучала по его губам, чтобы лишний раз думать о чём-то. Скользнув пальцами по его груди, я обнимаю Пита за шею. Сделав пару шагов назад, я чувствую, как вода обволакивает мою поясницу. - Хочешь утопить? – сквозь поцелуй я ощущаю его улыбку. - Ты же сам сказал, что я не дам тебе утонуть, - решаю быть смелой. Подавшись вперёд, Пит проводит рукой по моему бедру, скользит ниже, и его рука оказывается под моей коленкой. Распахнув от неожиданности глаза, я пытаюсь оторваться от его губ, но хватка у Пита стальная. - Что ты делаешь? - Тш-ш-ш, - застывает его шёпот между нашими обнажёнными телами. – Эта Луна особенная, разве ты не видишь? Что он имеет в виду? Проведя ладонью по моей ноге, он забрасывает её себе на пояс. Рамки стираются, а границы растворяются в молочно-белых каплях лунного молока. Проглотив довольный стон (его вторая рука всё ещё гладит мою спину), я пытаюсь отстраниться. Это добром не кончится, если я позволю всему перерасти в нечто… Губы парня, оторвавшись от моих, скользят мимо щеки, и он захватывает мочку моего уха. Моё дыхание разбивается о его грудь. - Постой, - прошу я, прижимаясь теснее. Уцепившись за его плечо, я поднимаю глаза и сталкиваюсь с его напряжённым, ждущим взглядом. Это немного сбивает с толку: тот, которого мне вернули, ни за что бы не стал смотреть на меня такими глазами – просящими, искренними… Поцелуй мотыльком проносится в миллиметре от губ. Протестующе хмыкнув, я тянусь за отобранной лаской: он не смеет меня дразнить! Да ещё таким жестоким образом… Договорившись с совестью и честью, я крепко обвиваю руки вокруг его шеи. Стоять на одной ноге, подобно цапле, жутко неудобно, и каким-то образом Пит понимает это, устраивая и вторую мою ногу у себя на поясе. Хочется гореть от стыда, но… почему-то не горится. И я отвечаю на его поцелуи, перерастающие с каждым шагом ближе к берегу, в нечто большее, пугающее, но привлекающее. Прохладные песчинки липнут к моей спине, когда Пит осторожно опускает меня на мокрый прибрежный песок. Мои колени крепко сжимают его поясницу, и я скорее по наитию, чем по подсказке, несмело скрещиваю лодыжки. Целуясь, как сумасшедшие, мы исследуем друг друга, и я беру у этой ночи всё: запахи, ощущения, образы… его. Во влажное местечко на стыке моих бёдер что-то упирается, и я неровно вздыхаю, глотая воздух, пока Пит с преувеличенным вниманием ласкает мои плечи и ключицы. Губы, язык, руки… я теряюсь, тону в ощущениях, и впервые мне кажется, что мы поменялись ролями: если раньше утопить его могла я, то теперь он делает это и делает успешно: я почти забываю своё имя, плавясь под его руками… Мои руки не находят покоя. Изучаю кончиками пальцев его спину, касаюсь упругих мышц на животе, ласкаю голодными ладонями сильные плечи, на которые упало так много забот. С губ то и дело срываются довольные полустоны-полувздохи, румянец уже не смущает, и я слегка тяну парня за волосы, вынуждая посмотреть на меня. Это неправильно, мы не должны здесь быть, по-хорошему, мы должны сейчас досматривать седьмой сон, но… Словно ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку, он чуть обиженными, затуманенными страстью голубыми глазами смотрит на меня, и я не выдерживаю – срываюсь. Пусть делает всё, что ему заблагорассудится! Пока он не требует моей крови, я всегда смогу убедить себя в том, что этот человек, которого я так отчаянно и безрассудно почему-то хочу сейчас поцеловать – мой выросший мальчик с хлебом… Покачав головой и слегка, краешком губ, улыбнувшись, я тянусь за поцелуем. Он понимает меня с полудвижения – мои губы снова податливы и нежны. Хочу изучить его, хочу прочувствовать всю прелесть этой ночи, хочу… его. Сейчас. Целиком. Сильные, мозолистые ладони крепко сжимают мою талию. Не хочется возмутиться и сказать, что мне больно – хочется попросить быть настойчивее. И когда его рука накрывает холмик моей груди, я, наконец, понимаю, в чём волшебство: мы понимаем друг друга, мы дышим одним и тем же желанием – быть друг с другом. Сейчас. Вместе. Потому что это правильно. Выгнувшись навстречу его ладоням, я подставляюсь для поцелуев, падающих с его губ. Трудно научиться нежности, но сегодня у меня достойный учитель. Пит целует мои плечи, ключицы, уделяет особое внимание трепещущей груди, влажными поцелуями проходится по рёбрам… и каждое его действие сопровождается моим стоном. Я никогда не была так доверчива и податлива – что же он со мной делает? Открытие сегодняшней ночи номер два: он умеет ломать стены не только словами. Когда он доходит поцелуями до выпирающих тазовых косточек, мне вдруг становится страшно: он пойдёт ниже? Подавшись вперёд, я накрываю его губы поцелуем прежде, чем он вздумает поцеловать меня там, в самом охраняемом мною участке моего тела. Мёртвой хваткой вцепившись в его шею, я не даю его губам ускользнуть от моих хоть на миллиметр – он поиграл, вот и хватит. А неприятный узел внизу живота, причиняющий уже физическую боль, можно проигнорировать. Пит снова показывает мне то, чего я не знала до сих пор. Сжав в кулаке мои волосы, он припадает к моей шее снова, оставляет на мне метки своих раскалённых поцелуев, снова меняя наши роли – ведь это мне положено поджигать, а вместо этого я восковой свечой плавлюсь под пылом моего союзника на ночь. Ловлю его ладонь и переплетаю наши пальцы. Хочется, чтобы он показал мне всё, что моё тело скрывает от меня: я уверена, секретов немало. На задворках сознания проносится ревнивая мысль о том, где он всему этому научился, но я отметаю её: я его не люблю, и ревность неуместна. Он привлекательный парень, и он волен делать всё, что ему захочется, но только потом. Сейчас принадлежит мне, и я, как губка, впитываю каждое его движение, беззвучно моля о том, чтобы он не останавливался. Он проводит рукой вдоль моего напряжённого, как струна, тела. Застыв у моего лица, он сдвигает в сторону волосы, открывая себе доступ к новым местам. Выгнувшись ему навстречу, я вдруг ясно ощущаю, что вот-вот – и моя невинность останется воспоминанием. Испуганно вздрогнув, я ловлю его подбородок. Сердце, отчаянно бьющееся под его губами, неровно подскакивает и замирает под стать хозяйке, испуганной новым чувством. - Мы можем остановиться, - шепчет он, обдавая мою грудь тёплым дыханием. Лунный свет, запутавшийся в его волосах, щекочет мне веки. – Хотя… Я постараюсь, чтобы было не слишком больно. Почему-то страх отступает. Луна успокаивающе гладит меня бликами, и я, нервная и возбуждённая, едва-едва качаю головой, давая согласие на любое действие с его стороны. - Не нужно останавливаться, - голос, охрипший после бесчисленного числа стонов, чуть не подводит, но почему-то я всё равно считаю нужным договорить: - Я тебе верю. Я практически не боюсь, готовая к предстоящей боли. Я слышала, что в первый раз… Додумать мысль до конца не успеваю, как и сдержать две прозрачные слезинки, скользнувшие к вискам. - Прости, - шепчет Пит, накрывая мои губы. Лишь бы не оставил меня! Я выплёскиваю весь страх в жадный, грубый поцелуй, нисколечки не похожий на те, которыми мы одарили друг друга накануне. Целуя его губы, я мертвой хваткой сжимаю коленями его талию. Пальцы, судорожно вцепившиеся в его плечи, немеют. Кажется, будто всё снизу горит и плавится, но его прохладные поцелуи понемногу тушат пожар, охлаждают то новое чувство, которое зарождается во мне с каждым новым мгновением нашей абсолютной целостности. - Подожди, - шепчу так тихо, как позволяет удивление в моём голосе – я думала, что будет больнее. А сейчас просто немного… неудобно. Но и к этому можно привыкнуть – первый раз не бывает безупречным… - Хорошо, - полушёпот смазывается, когда он начинает меня целовать. Снова. И, кажется, мне уже грозит перенасыщение ласками. Но разве на это можно жаловаться? Словно летний ветерок бродит по коже – губы Пита прохладные и нежные. Расслабляясь, я полностью отдаюсь ощущениям, которые преследуют меня этой чарующей ночью. Нет ничего – лишь мы, понимающие друг друга и заранее предугадывающие желания другого. Влажное дыхание ночного озера касается моих волос. Выгнувшись навстречу Питу, я провожу пальцами дорожку от шеи по сильной напряженной спине вниз. Прижавшись к нему теснее, касаюсь губами ключицы – не умею выражать чувства по-другому. Хочется прибить себя за такие мысли, но мне тоже интересен каждый дюйм его тела – впервые жалею, что на первой Арене не дала себе воли и не разглядела его обнажённое тело. Впрочем… тогда было не до этого. Тогда я спасала его, а сейчас… сейчас он спасает меня. Толчок. Ещё толчок. Я немного съезжаю спиной по влажному песку, но крепкие руки напарника ловят меня и пригвождают к прибрежной прохладе. Закрыв глаза, я немного морщусь от непривычной заполненности, но всё меркнет на фоне его поцелуев – мягких, но разжигающих во мне пожар. Пит – мой личный источник огня сегодняшней ночью. - Больно? – участливо спрашивает парень, заботливым движением убирая с моего лица волосы. Я глубоко дышу, ловя своё дыхание, и качаю головой. Боли нет, а лёгкий дискомфорт можно списать на непривычку. Движение. Ещё одно… Наши дыхания, влажные и спутанные, как мои волосы, цепляются друг за друга, скользят в шелесте ночного воздуха. Мои руки прижаты к песку, а переплетение наших пальцев – то, о чём я не могла и мечтать несколько дней назад. Нежность движет мной, когда я прячу лицо, искажённое томной улыбкой, у него на груди. Крепче сжимаю его руки и прижимаюсь своим животом к его. Горячая кожа слипается, и мы становимся ещё ближе – до невозможного. Хочу врасти в него и никогда не разъединяться. Хочу остаться на этом берегу навечно – разумеется, это неосуществимо. Но в эту ночь я позволяю себе помечтать. Глухой стон, просящийся на свободу, я не сдерживаю. Смешиваю его с ночными звуками – они превращаются в нечто личное. Пит касается губами моих губ, и я голодным поцелуем приникаю к его устам. Мы делимся драгоценным кислородом, которого так мало, движемся навстречу друг другу, тесно прижавшись телами… А лунное молоко заливает озеро, освещая противоположный берег, на котором мы так благополучно оставили всех остальных членов группы. Стоны в клочья рвут глухую ночь. Приглушённый поцелуем крик. Тяжёлое дыхание, словно его владельцы пробежали неплохую дистанцию… Лёжа на груди Пита, я всё ещё пытаюсь осознать произошедшее. Парень поглаживает меня по плечу, а я доверчиво приникаю к нему. Я почти забыла о том, что в нём живёт опасный переродок, который в любой момент может прикончить меня… зачем об этом помнить? Кругом война, и я могу умереть в любую секунду. Но сегодня, сейчас, война мало меня касается. Сейчас принадлежит только нам. - Кажется, нас хватились, - лениво замечаю на противоположном берегу загоревшийся костёр я. Пит усмехается. - Вполне возможно,- он прячет улыбку в моих волосах. Смывая с себя следы произошедшего, мы то и дело обмениваемся несмелыми взглядами. Скрутив волосы в пучок на затылке, я быстро одеваюсь, ощущая, как кожа покрывается мурашками – замёрзла. Дрожащие пальцы плохо справляются с застёжками бюстгальтера, и я уже готова в сердцах закинуть его куда подальше, как вдруг понимаю, что противные крючки, не поддававшиеся мне, уже застёгнуты. - Спасибо. - Не за что. Ласковый поцелуй касается моего плеча. Улыбка порхает на моих губах, и, резко развернувшись, я делюсь её вкусом с напарником. Жизненно важный поцелуй совсем не такой, как те, «песочные». Этот поцелуй больше всего напоминает мне того, чьё сознание отравил Капитолий. И тратить впустую время, когда Пит мой, прежний, я не собираюсь. Чересчур радостно, на мой взгляд, схватив предложенную мне руку, я переплетаю наши пальцы. У кромки леса я оборачиваюсь и вижу, как вода слизывает остатки свидетельств потери мной невинности. - Эта луна действительно особенная, - прищурившись, я смотрю на её отражение в воде. Прохладные капли текут с волос по шее, и я морщусь. – И ты действительно сможешь нарисовать её такой? – внезапный мой интерес к его персоне, кажется, сбивает Пита с толку. - Это не так сложно, как кажется, - он смотрит прямо в глаза. – Но ты права: эта луна особенная, - его голос проникает под кожу и разбегается мурашками по коже. Чертовски приятно разбегается. Молча шагая по ночному лесу, мы не размыкаем наших рук. С каждым шагом, приближающим нас к остальным, я чувствую, как очарование сегодняшней ночи рассеивается, оставляя после себя лишь жалкие крохи. Я пытаюсь словить их, но выходит из рук вон плохо. - Подожди, - волнуюсь, потому что смелость и бравада только что помахали ручками. – Это правда, Пит. То, что произошло, - щёки краснеют. Я не умею говорить красиво, у меня нет никаких способностей к речам, но мне кажется сказать ему это более важным, чем сделать очередной вдох. Дышать я могу прекратить, но когда я ещё смогу набраться смелости сказать? – Не забывай. - Я знаю, - улыбается он, и наши губы в сотый, тысячный раз за эту ночь встречаются. Я не знаю, что будет потом. У меня есть только сейчас. И сейчас прекрасно. Хотя бы просто потому, что я не знаю, что через пару часов проснусь от того, что моя шея будет в стальных пальцах Пита, а его глаза двумя чёрными половодными озёрами будут отравлять безупречный вкус надежды.