***
Старейший и сам не знал, зачем приехал на Новую Землю. Но, видимо, не всё любопытство исчезло из него за тысячелетия прожитой жизни. Он оставил небольшую моторку качаться на свинцовых волнах и по гладкой гальке взобрался на плато, где его громкими криками встретили гагары. Птицы не торопились разбегаться при его приближении и вызывающе щелкали острыми клювами. Недалеко от того места, где он оказался, было стойбище местных жителей. Несколько явно разборных скособоченных домишек, воткнутые в землю палки с натянутыми веревками, на которых вялилась рыба. Женщины сидели на перевернутой лодке и чинили сеть. Митос направился к ним и приветственно взмахнул рукой. Объясняться пришлось больше жестами, женщины смеялись, а одна щуплая низенькая старушка несколько раз срывалась на крик. Ей вторили маленькие дети, завернутые каждый в несколько платков и крутившиеся у ног. Несколько раз Старейшему пришлось перехватить меч и поднять его повыше, чтобы дети не утащили его. Мужчины, сидевшие поодаль, смотрели за ним вполглаза и усмехались про себя. В конце концов, Митосу это надоело, и он направился в глубь острова, так ничего толком и не вызнав. Дети тут же потеряли к нему интерес и побежали на берег: кидать камнями в крикливых птиц. Проходя мимо последнего домика, Митос заметил привязанного к колышку ослика. Тот меланхолично следил за человеком большими влажными глазами. Худое лохматое животное выглядело совершенно неуместно на этой скудной, холодной земле. Словно его просто забыли здесь или же оставили специально. Когда человек проходил мимо, ослик навострил уши, мигом ожил и успел сунуть нос в карман его плаща. Бессмертный остановился, задумался на секунду и из вредности отвязал животное. Ослик хвостом последовал за ним и за всё время ни разу не отстал. Через пару дней пути пейзаж сделался совсем однообразным. Круглые замшелые камни попадались всё реже и реже, а последнюю лужицу, как оказалось, они прошли в первый день. Солнце описывало низкую дугу над горизонтом и исчезало почти там же, где всходило. Лишайники пружинили под ногами, а холодный и сильный ветер пробирал до костей даже сквозь теплый плащ и свитер. Но ослика, похоже, совсем не заботили ни холод, ни жажда, ни голод. Иногда он забегал вперед, успевая толкнуть Митоса под колени, и начинал пощипывать жесткую, как проволока, траву. Наверное, и на вкус она была такая же. Утром третьего дня на горизонте показались высокие постройки. Митос остановился на взгорье и внимательно присмотрелся. То были остовы двух- и трехэтажных зданий, без окон и дверей, и выглядели они неуютно, словно собранные наспех карточные домики. Дальше идти смысла не было, а вот вернуться обратно километров на двадцать можно было бы. Митос развернулся и побрел назад, интереса ради ступая по собственным следам, хотя их было почти не разобрать на промерзшей насквозь голой земле взгорья. Ослик ещё постоял какое-то время на месте, поводил ушами, принюхался и поспешил догнать его. Они остановились за полночь возле больших валунов. Землю в этом месте рассекал неглубокий овраг с осыпавшимися краями. Человек заглянул в овраг и решил, что там вполне можно укрыться от ветра. Потом развернулся к ослику, замахнулся и хлопнул рукой того по крупу. Ослик от неожиданности вскинулся и лягнул Митоса в колено. — Пошел прочь! — Митос замахал одной рукой на отбежавшее подальше животное: второй он держался за колено. — Иди домой! Ослик отошел подальше, но сбегать не собирался. Остаток ночи Старейший пытался прогнать упрямое животное, но успеха не добился. Он даже пробовал угрожать мечом, но ослик отбегал в сторону и не очень то пугался. Наконец, Митос махнул на него рукой и лег спать, когда холодное солнце уже поднималось в небо. Их разбудил далекий, но по-прежнему пронзительный вой сирены, доносившейся по морозному воздуху со стороны бетонных построек. Над головой хрипло провыл двигателями грузовой самолет. Его не было видно: он летел сквозь пепельные сплошные облака. Митос поспешил выбраться из оврага и устроился на большом, поросшем лишайником камне. Ослик в овраге даже не поднял голову, только прижал уши. Самолет исчез из виду. Сирена продолжала выть. С интересом человек поглядывал вперед. Там, за белой полоской неба и рыжеватой — земли, исчез самолет. Сирена смолкла. Через несколько секунд огромный и ослепительно пылающий шар взлетел над землей и, казалось, заслонил собой всё небо. Митос успел увидеть тянущийся вслед за шаром пылевой столб, и в следующее мгновение понял, что ослеп. После последовавшего за этим оглушительного грохота пришла тишина. Волна жара и боли швырнула его назад, и смерть дала ему передышку.***
Возможно, он ожидал увидеть нечто грандиозное, силу, которая будет пугать людей несравнимо больше, чем когда-то пугали четыре всадника. И, без сомнения, именно это он и увидел. Но, вместо трепета в душе, Бессмертный испытал ужас. До берега он шел медленно и глубоко вдыхал безвкусный сухой воздух. В поселении никого не было, ни взрослых, ни детей. Дома-времянки накренились. Птицы больше не кричали. Митос спустился к океану, стащил выброшенную на гальку лодку обратно в воду и завел мотор. Он направлялся к большой земле, усталый и опустошенный, и лодка мягко и убаюкивающе покачивалась на волнах.