У открытого окна, устало привалившись к спинке большого удобного кресла, сидела пожилая женщина с длинными седыми волосами, в легком беспорядке лежащими на худых иссохших плечах. Невидящим взглядом почти потерявших блеск темно-карих глаз она смотрела на старое дерево напротив окна, освещенного лучами солнца уже вторые сутки подряд.
И снова наступил этот день. Тринадцатое сентября. Уже который раз этот ненавистный день прибавлял ей год, делая ее все старше и старше, не только телом, но и давно умершей душой.
Душный день, полный сияющего света солнца, весьма редкого в Форксе, плавно перетек в столь же жаркий вечер. Постепенно провинциальный городок накрыла ночь, принося с собой желанную прохладу, а женщина все так же сидела, почти не шевелясь, и смотрела в одну точку, словно пытаясь разглядеть за окном нечто чудесное, скрытое от посторонних глаз.
Свой День рождения Изабелла Мари Свон вот уже многие годы проводила именно так, в одиночестве, закрывшись в комнате от всех. Она в этот день по утрам всегда придвигала к окну мягкое кресло, удобно устаивалась в нем и смотрела в окно, вспоминая свою невероятно долгую жизнь.
Но сегодняшний день отличался от череды остальных «праздников».
Ей исполнялось сто пять лет.
Именно столько было тогда Эдварду Каллену, когда она встретила его.
Ирония судьбы.
Благодаря обращению в вампира он по-прежнему выглядел семнадцатилетним юношей, а вот Изабелла сейчас была именно такой, какой боялась стать тогда. Старой. Странно, что после исчезновения Эдварда она этого уже не страшилась. Ей стало… все равно…
Изабелла, не меняя положения, достала из кармана халата небольшое зеркальце и внимательно вгляделась в него. Из зеркала на нее всего на какой-то миг, словно издеваясь, посмотрело отражение молодой, полной сил девушки с большими шоколадными глазами, бледным, но привлекательным лицом и густыми каштановыми волосами.
Женщина удивленно моргнула и тут же увидела себя нынешнюю: белоснежные волосы, по-прежнему густые и пышные, потускневшие глаза, более узкое, истончившееся лицо с ровной сеточкой морщин.
На губах Изабеллы появилась улыбка. Прожить так долго она даже не надеялась. Ведь каждый Божий день напоминал ей о той нестерпимой боли, которую причинил единственный любимый мужчина.
— С Днем рождения тебя, Белла, — прошептала она, водя дрожащими пальцами по изрезанному морщинами лицу. — Надеюсь, с последним.
Сказанное отнюдь не было лишено смысла.
Весь этот год она чувствовала, как последние силы постепенно покидают ее, как удивительная для ее возраста бодрость исчезает, оставляя после себя лишь усталость и желание как можно скорее уйти. Туда, где ничего не будет. Ни слез, ни воспоминаний, ни любви.
Взгляд Изабеллы бесцельно скользнул по помещению. Она впитывала в себя знакомую до боли обстановку, словно прощаясь с этой комнатой навсегда. Слишком долго ей позволили жить на этом свете, давно пора «на отдых».
Неожиданно взгляд женщины наткнулся на пухлую папку с письмами, которые она писала в юности ему, но никогда не отправляла, так как не знала адреса. И даже если и знала бы, не отправила. Белла усмехнулась, вспоминая, сколько горьких слез она пролила над каждым словом, посвященном ее прекрасному вампиру. Эту папку она хранила как зеницу ока, не позволяя никому трогать ее. После смерти Чарли она оставила ее в этой комнате, зная, что здесь ее никто не возьмет.
Приняв внезапное решение, Изабелла с большим трудом встала с кресла и подошла к тумбочке, на которой лежала папка с письмами. Открыв ее, она увидела множество запечатанных конвертов и несколько чистых листков, слегка пожелтевших от времени. Нашарив в ящичке ручку, она взяла ее и вернулась к креслу. Настольная лампа освещала достаточно, чтобы Белла могла читать давно потерявшими остроту зрения глазами, и женщина методично открывала запечатанные конверты и просматривала содержимое каждого письма.
Когда последний, так и не дошедший до адресата конверт лег обратно в папку, Изабелла с удивлением поняла, что плачет. Дотронувшись тонкими пальцами до щек, она осторожно вытерла слезы, вспоминая, как же давно в последний раз она плакала. Когда не стало ее мужа? Или когда умер Джейкоб, переставший перевоплощаться в волка после запечатления на какой-то девушке?
Слезы текли по впалым щекам и капали на конверты, словно возвращая ее в ту пору, когда она писала эти письма и рыдала, беззвучно моля Эдварда вернуться. Посмотрев на чистые листки, Изабелла слабо улыбнулась и тверже зафиксировала в дрожащих пальцах ручку.
Последнее письмо. Пусть оно так же не дойдет до него и останется в этой папке, но она должна ему написать. В последний раз.
«Здравствуй, Эдвард.
Как видишь, годы меня ничему не научили. Я по-прежнему пишу тебе, хоть мне уже давно не восемнадцать лет.
Я знаю, что ты никогда не прочитаешь это письмо, как и все остальные, поэтому могу в последний раз испачкать бумагу своими глупостями и помечтать, что смогу хотя бы увидеть тебя.
Рука Изабеллы дрогнула, но она с упорством обхватила ручку покрепче и продолжила выводить ровные, аккуратные буквы.
Да, Эдвард, я хотела увидеть тебя. И знаешь, почему? Не потому чтобы ты обратил меня, или забрал с собой… Нет… Я жила все эти годы очень счастливо. Ты был прав — мне не было места в твоем мире.
Я прожила такую долгую жизнь, что порой мне кажется, меня попросту забыли отсюда забрать. А может… может просто мне дали шанс встретить тебя еще раз?
Женщина на мгновение подняла глаза и посмотрела в окно. Затем, улыбнувшись и покачав головой, вновь начала писать.
Но нет. Это все пустые мечты, которым не суждено когда-либо сбыться.
Знаешь, я очень любила тебя. Любила и люблю. В сердце старухи, прожившей больше сотни лет, по-прежнему горит огонь любви к тебе. Как бы глупо это не звучало, но именно эта любовь поддерживала меня, давала силы жить дальше, несмотря ни на что.
Не знаю, интересна ли будет тебе моя жизнь, но я все же расскажу.
После твоего ухода я была настолько раздавлена, что хотела умереть. Видя мое состояние, Чарли настоял на моем переезде, и я послушалась. Правда, не сразу. Еще целых два года я жила здесь, на автомате ходила, улыбалась, училась, разговаривала и ждала… Только Джейкоб был тем, кто по-настоящему заставлял меня смеяться, ощущать давно забытый вкус к жизни. Но этого мне было мало, чтобы полюбить его. Да и как я могла впустить в свое сердце, пусть и разбитое на миллион осколков, кого-то другого, если там всегда обитал ты? Да, Эдвард, это место по-прежнему твое. Джейкоб не заслуживал такого, поэтому я и оставила этот город, уже потеряв всякую надежду на твое возвращение, и уехала.
Хотя ты наверно не сильно удивишься, узнав, сколько ночей я провела без сна, пялясь в окно, словно ты вот-вот оттуда зайдешь в мою комнату. Вернешься в мою жизнь… Каждое утро я понимала, что ждать тебя не стоит, ты ведь все равно не придешь, но как только сгущались сумерки, мое глупое сердце начинало биться быстрее, словно в предвкушение твоего визита. Увы, так и не состоявшегося.
Несмотря на то, что покинув Форкс, я встретила очень хорошего человека, вышла за него замуж и родила двоих детей, я продолжала любить тебя. Теперь уже без надежды.
Ради тебя я прожила все эти годы. Прожила, окруженная любящей семьей, но в душе всегда одинокая. Ты знаешь, насколько это страшно? Я не знала, пока не почувствовала на самой себе.
Мой муж был чудесным человеком. Психолог по профессии, он прекрасно понимал, что с ним живет лишь моя оболочка, а то, что называется душой, находится далеко. Там, где ты. Но никогда не упрекнул меня. Никогда.
Каждый раз, смотря ему в глаза, я чувствовала себя последней дрянью из-за того, что не могла дать ему хоть малую часть той любви, которую он заслуживал. И он это понимал. Однако вместо той холодности, что я ожидала в ответ на свою, я видела лишь тепло и заботу. И любовь. Любовь, которую не заслуживала.
Ради тебя я берегла себя, как ты и просил. Ради тебя я каждый день просыпалась с натянутой, притворной, но все же улыбкой. Сжав зубы и сдерживая слезы, я жила, Эдвард, жила ради тебя.
Моя жизнь принесла мне счастье. Наверное.
Я благодарю Бога за то, что он позволил мне прожить почти счастливую жизнь рядом с прекрасным мужчиной, воспитать двух дочерей, понянчить внуков… Это то, чего многие бывают лишены в этом мире.
Знаешь, что меня поддерживало? Ты. Несмотря на то, что был далеко, ты все равно был рядом. Пусть это было лишь иллюзией, но мне так было намного легче. Твой образ, воспоминания о тебе окружали меня прозрачным, невесомым занавесом, укрывая от бед, не давая сойти с ума, дарили силы идти дальше по этой непростой дороге под названием жизнь.
Порой эта самая жизнь без тебя становилась для меня наистрашнейшим приговором, приведенным в исполнение какими-то высшими силами в наказание за любовь к тебе. Своим вмешательством в твою жизнь я все разрушила. И не надо говорить, что вы должны были уехать из-за того, что вас могли раскрыть. Я же знаю, что это не так. Вы уехали из-за меня, я посмела вторгнуться туда, где мне не были рады — в жизнь существ, которые хранят свою тайну веками, а я не постеснялась вклиниться в вашу семью и даже захотела стать одной из вас. Какой же глупой я тогда была! Как не понимала, что я тебе не пара, что не стоит и мечтать о твоей любви. Но я не могу прекратить мечтать. Несмотря на то, что смерть очень скоро придет за мной, я это чувствую, я не могу заставить себя не желать последней встречи с тобой.
Ночную тишину комнаты нарушил громкий всхлип. Изабелла заморгала, стараясь согнать с глаз слезы, мешающие ей строчить последнее в ее жизни письмо. И так ослабевшее зрение не давало ей нормально писать, а тут еще и мерзкие соленые капли, стекающие по морщинистым щекам, туманили взор, не позволяя видеть буквы.
Пойми меня правильно, Эдвард, я не хотела вечной молодости, невероятной силы и скорости и всех тех „благ“, которые могло мне дать бессмертие. Нет. Не этого я желала. Все, чего я когда-либо хотела, — это быть с тобой. Но тебе я была не нужна, и потому ты уехал. Уехал и забрал с собой мою душу, мое сердце, мою жизнь, оставляя за собой лишь бесцветную тень прежней Беллы.
Нет, любимый, (ты ведь позволишь так себя называть?) я ни в чем тебя не виню. Наоборот, я тебе благодарна. Возможно, это был единственно правильный путь. Ты всегда все знал лучше меня, и неудивительно.
Изабелла Свон мягко улыбнулась, прикрывая глаза. Перед мысленным взором, как и всегда, когда она закрывала глаза, появилось сказочно красивое лицо молодого вампира.
Столько всего событий было в моей жизни, что хватит на несколько человек. Наша разлука длилась целую вечность, Эдвард. Почти. Возможно, скоро меня не станет, или я просто больше не смогу пошевелить рукой, чтобы написать тебе, потому хочу напоследок сказать…
Ручка выскользнула из ослабевших пальцев и с тихим стуком упала на начищенный паркет. С сожалением посмотрев вниз, женщина с некоторым трудом встала и, держась за кресло, наклонилась за ручкой. Кое-как усевшись обратно, она глубоко вздохнула, вспоминая, что же именно хотела написать. Губы беззвучно зашевелились, перечисляя все слова, что она собиралась ему сказать, но мысли разбегались, а ворвавшийся в полуоткрытое окно ветер и вовсе заставил ее забыть нужные предложения. Несмотря на это, Изабелла с упорством прижала ручку к бумаге, выводя буквы.
Представляешь, я уже и не знаю, что мне тебе сказать, Эдвард. Сказать, что я люблю тебя? Ты и так это знаешь. Моя любовь к тебе будет жить даже после моей смерти, я в этом уверена.
Наверно, я хотела бы тебе пожелать счастья? Но и это не то. Это я тебе желаю всегда.
Я не знаю, что писать в прощальном предложении. Пусть ты и не прочтешь это письмо, но все же прости меня, Эдвард. Могу только сказать — прощай. Пусть и не сбудется моя единственная за все эти годы сокровенная мечта, но я готова уйти. Уйти с мыслью, что в твоем сердце была ко мне хотя бы малая искра любви. Пусть и гастрономической.
При написании этих слов Белла усмехнулась. Глаза женщины вновь блеснули слезами, но она решительно смахнула их.
Вот и все, наверное.
Я люблю тебя, Эдвард Каллен.
Твоя Белла…»
***
Утро встретило жителей Форкса проливным дождем. Такая погода дарила находящимся вторые сутки в городе вампирам полную свободу передвижений. В большом светлом доме на опушке леса спустя много лет наконец закипела жизнь. Слышался стук дверей, скрежет перемещаемой мебели, громкие недовольные возгласы девушек, читающих своим мужьям лекции о том, как важно разложить все правильно…
Среди всего этого хаоса семейство даже не заметило исчезновения младшего сына.
Высокий, стройный юноша с бронзовыми волосами неслышно скользил по улицам Форкса, идя по знакомой дороге в сторону дома, где не был уже много лет. Дойдя до него, вампир огляделся и с легкостью запрыгнул на большое старое дерево, жалобно скрипнувшее под его весом.
Дом настораживал своей тишиной.
Эдвард прекрасно знал, что в старом доме, принадлежащем когда-то шерифу Свону, никто не живет, и лишь Белла за эти годы приходила иногда сюда.
Внимательно вглядевшись в полуоткрытое окно, юноша застыл наподобие статуи. Напротив него в кресле сидела Белла, по-детски поджав под себя ноги, и, опустив голову, смотрела на письмо, лежащее на коленях. Поверх бумаги, заляпанной слезами, аккуратно лежала ручка. Пожилая женщина казалась спящей, только отсутствие сердцебиения подсказало вампиру, что это не так.
Он опоздал.
***
Суровый осенний ветер шумел в кронах деревьев и, обессиленный, замирал, не долетая до небольшого надгробного камня, возле которого сидел красивый молодой человек, сжимающий в руках уже порядком истрепавшуюся папку, полную предназначавшихся ему писем.
— Тебе не надоело приходить сюда каждые сто лет?
Резкий голос вырвал юношу из сладкой пелены воспоминаний, возвращая в суровую реальность вечной жизни, которая уже давно стала для него проклятием.
Эдвард медленно обернулся и увидел Розали, смотрящую на него с неким подобием сочувствия, совсем не соответствующего грубому тону.
— Эдвард, ты тогда поступил правильно. Посмотри, она прожила чудесную, полную приключений и любви жизнь, и оставила после себя детей и внуков. Ты не представляешь, что я могла бы дать взамен того, чтобы оказаться на ее месте.
— Думаешь, она была счастлива? — на губах юноши появилось нечто, напоминающее улыбку, настолько жалкую, что ее можно было принять за гримасу боли. Уж он-то знал, чего стоила Белле эта жизнь. Теперь знал.
— Конечно! — Розали покрутила пальцем у виска. — Ты только подумай, что бы ее ждало, если б ты ее обратил? Вечная, но пустая жизнь, без детей, полная лишь крови и опасностей… — Девушка глубоко вздохнула и повторила: — Ты правильно поступил, Эдвард. Ты дал ей жить по-человечески, так как она и жила бы, если не встретила тебя.
— Наверно, ты права, — Эдвард на этот раз улыбнулся по-настоящему, и Розали улыбнулась ему в ответ. — Ты сможешь забрать с собой эту папку? Я хочу немного прогуляться. Только прошу тебя, будь аккуратной.
Незаметно вытащив прощальное письмо из папки, он быстрым движением сунул его в карман, а остальные протянул девушке.
— Хорошо, — Розали забрала письма и вопросительно посмотрела в янтарные глаза брата. — И куда ты пойдешь? Ты же не расставался с этой папкой никогда, а тут даешь ее мне.
— Поеду в кругосветное путешествие, — ответил Эдвард, настороженно считывая мысли девушки. Не увидев в них ничего подозрительного, он улыбнулся шире. — Сама говорила, мне надо развеяться.
— Правильно, — одобрительно сказала она и отступила на пару шагов. — Мы будем ждать тебя.
Эдвард проводил взглядом сестру и повернулся к надгробному камню. Опустившись на колени, он прижался ледяными губами к столь же холодной поверхности, на которой была изображена молодая, улыбающаяся девушка.
— Скоро увидимся, любовь моя, — прошептал он.
Эдвард Каллен покинул кладбище и на пределе своей скорости ринулся в аэропорт.
Самолет увез его в Италию прежде, чем Элис увидела его решение.
