Страсть с привкусом крови 2

Страсть с привкусом крови 2. Непрощенный долг Глава 1 Ужас. Какая мерзость. Почему мне так страшно? Я ведь уже переборола в себе всякие остатки тревоги, боязни и опасения. Едкой кислотой облила все причины, что могут вызвать у меня это гадкое и низкое чувство. Слила все остатки в воронку раковины прошлого. Но почему тогда… сейчас?.. Ночная мгла тесно окутывает тело своей холодной пеленой и впихивает в горло огромный кол удушья, отчего становится не по себе. Заметный контраст от низкой температуры мелкого дождя и моей тёплой кожи противно покалывает лицо, словно я умываюсь иглами чужого сострадания. Промокшие ноги громко требуют комфорта, оголённая поясница ноет от жестокости мокрой погоды, а адреналин в груди заставляет сердце стучать подобно ударам барабанщика. Кажись, я все ещё осталась незамеченной. Если вдруг кто-то повстречается на пути, то все задуманные планы можно будет скинуть в помойную яму. Ками-сама! Сакура, ты хоть понимаешь, что собираешься сделать? Ты, правда, решилась на такое — Отпустить его? Того, которого весь мир считает злейшим врагом. Столько сил было потрачено на поимки кого-то из Акацки. И вот свершилось чудо. Младший Учиха схвачен и помещён в пригородную тюрьму Конохи. Ты уразумеваешь, что лишь благодаря Наруто ты ещё дышишь своими проклятыми лёгкими, Саске? Только он заступился за тебя. А я… а что я? Я молчала перед Цунаде и старейшинами. Да! Признаюсь, я хочу твоей смерти. Я тебя ненавижу. Ненавижу, слышишь? Чувствую, как ярый вулкан злости извергает обжигающий огонь прошлого, горячий пар настоящего и никчёмный пепел будущего, растекаясь по моим жилам и согревая тело. Издалека замечаю нужное мне пятиэтажное здание из неуклюжих кусков серого камня, подобное старому покинутому замку. Останавливаюсь. Мурашки, словно блохи, начинают отвратительно бегать по моей коже и вгрызаться в уверенность. Боязнь. Черт, терпеть не могу это чувство… эту слабость. Но если я не сделаю задуманное сегодня, потом уже будет поздно. Я знаю, что совет просто так не оставит его в живых. Ведь их организация уничтожила половину Конохи, когда осадила город и ринулась в бой. Сплошные руины, неразбериха, плач — серное клеймо Акацки, осыпанное сухим порохом. На этот раз мы отбились, но если смотреть в тёмный туннель дальнейшей судьбы, то лучей света вовсе не видно. Убийцы. Истребители. Черти. Псы Преисподней. Истинное зло. И это зло я собираюсь сегодня выпустить на волю. Да, я спятила. Но я чётко решила, что сделаю это. Тогда вы меня отпустили по твоей инициативе. Я же не останусь в долгу. Переступаю высокий порог тюрьмы. Удивительно. Все дежурные на своих постах валяются спящими. Узнала бы об этом Цунаде, они бы точно познали силу её мощного кулака. Но совпадение мне как раз на руку: никто не должен знать, что я была этой ночью здесь. Ступаю на третий этаж и спешно ищу твою камеру. Нашла. Заранее зажигаю керосиновую лампу, так как знаю, что в той сжимающей свободу комнате нет проблесков света. Я готова. Колеблюсь? Черт! Презираю тебя за это, Учиха! Двери открываю ключами, которые были украдены у одного из стражей. Неприятный и довольно шумный звук заржавевшей железной двери противно режет уши. Моментально в ноздри проникает запах древнего туфа. Я вытягиваю перед собой руку, в которой зажат держатель осветительного прибора, чтобы оценить обстановку. Небольшое помещение, температура которого благотворно воздействует на тело. Под ногами валяется сено, к одной из стен приставлена низкая лавка, на ней сидит недоброжелательно настроенный человек. Сильные руки, запястья которых закованы в железные кандалы, заведены за спину. Грубо очерченную мускулатуру, подобную скульптуре обворожительного бога, не скрывает кожаная жилетка, что тесно сидит на голой груди. Чуть выступающие вперёд из-за положения тела широкие лидерские плечи придавлены поблёскивающими чистым металлом наплечниками, имеющими форму выпучившего иглы ежа. Чёрные зауженные штаны заправлены в высокие сапоги на шнуровке. Черт возьми, как всегда, ты бесподобен, Учиха. Голова чуть наклонена, потому пряди волос острыми кончиками направили свои взоры в пол. Лицо от меня почти скрыто, но разглядеть повязку в области глаз вполне возможно. Шаринган — опасная штука. Понимаю, зачем они на тебя её надели. — Какого черта ты здесь делаешь? — ровным голосом начинает он разговор, даже не поворачивая головы в мою сторону. — Ты знаешь, кто я? — вздрогнув, удивляюсь я, приближаясь к брюнету. Всматриваюсь в лицо врага. Ситуация позволяет совершить такой поступок, не повреждая при этом чувство собственного достоинства. Лишённые утонченности скулы, выступающий подбородок, гордая линия губ… Губы… Где-то в глубине сознания мелькнул хвост воспоминаний с эхом: «Я помню». — Нетрудно догадаться, — отвечает дерзкий преступник, продолжая все так же мирно сидеть. — Вопрос остается тот же. — Для своей же выгоды тебе сейчас лучше промолчать, чтобы я не изменила планы. Ибо я пришла освободить тебя, — пытаюсь выглядеть отважной бесстрашной героиней, но голос выдает меня предательской дрожью. — Да ну? Неужели ты настолько глупа? — Заткнись, — проволочное заграждение, раскалённое злостью, вмиг сжимает моё самоуважение и становится гадко. Да как он смеет? Я же делаю для него жизненно-важную услугу. — Ты это сделаешь, даже зная, что мы вернёмся для полного уничтожения Конохи? Теперь я поняла, что ты хочешь просто меня вывести, тварь. Нет, Учиха, я тебя не боюсь. Наоборот, мне даже смешно. — Не заговаривайся, Саске, я ведь знаю, что вы хотите захватить лишь вершину Конохи. К тому же, мне хорошо известно, что много людей Акацки так же пали во время битвы, как и наши шиноби, — я зазвенела кольцом-связкой металлических спасителей, подумывая, какой ключ мог бы быть от его наручников. — Сейчас я тебя отпущу, чтобы не быть в долгу… Но после, обещаю, я тебя найду… — нервно сглатываю, — и прикончу. В мои барабанные перепонки начинают раздражительно постукивать его смешки. Величественно, будто я обязана низкопоклонствовать перед таким феодалом, он приподнимает подбородок и поворачивает голову в мою сторону, проговаривая с издевкой: — Хм… ну, что ж, с нетерпением буду ждать. — Не смей насмехаться надо мной! — мгновенно выкрикиваю я и толкаю этого мерзкого червя в плечо для двух функций: первая — это дать ему знать, что он сейчас в моих руках и если такова будет воля, я могу легко перерезать ему глотку; вторая — чтобы наклонить его для снятия чёртовых наручников. Неожиданный шок окутывает мой разум своим колючим растением с шипами парализации, когда я замечаю, что эти самые кандалы на мужских запястьях раскрыты. Я громко вздыхаю от удивления, а он в ответ с улыбкой поднимает руки, будто специально показывает, что они точно свободны и моё видение не искажено бредовыми галлюцинациями. — Сюрприз, — с каким-то удовлетворением в тоне заявляет он и снимает повязку с лица, чтобы увидеть мои широко раскрытые глаза. Но изумление полностью отобрало у меня право менять выражение лица. Так, значит, ты играл со мной, притворившись, что скован цепями. Тихо забавлялся над очередным кукольным спектаклем, в котором я исполняла главную роль? Ты изначально был свободен, потому и не было нужды в моей помощи. Стоп! Но сам Учиха никак не смог бы освободиться. — Как? — по течению мыслей вырывается непонимание из моих уст. Сам не мог освободиться… значит… От горячих догадок моё сознание вдруг накрывает волна судорог. Значит… свободу тебе предоставил кто-то другой. И если ты не ушёл, значит, твой спаситель ещё здесь. В этой комнате. Недруг. Враг. Один из бесов. Теперь я ощущаю истинный страх. Он впихнул в моё горло фитиль со взрывчаткой и зажёг спичку. Интуиция бьёт кулаками в тесную скованность и заливает клеем треснувшую уверенность, глупо пытаясь её реставрировать. Растерянность полностью овладевает моей внутренней основой. Выходит, когда я вошла, за дверью уже кто-то стоял. И сейчас этот кто-то находится за моей спиной, создавая тем самым противное напряжение, будто с минуты на минуту меня обольют ледяной водой. Но здесь речь идёт не о воде матушки-природы, а о дыхании бабушки-смерти. Чтобы полностью удостовериться в своих предположениях, я вдыхаю необходимую, как кислород, силу воли и резко разворачиваюсь. Прижатая к груди лампа по своей функции кидает лучи света на врага, и, так как он уж слишком высок, моему взору представляется только массивная грудь борца, чётко очерченный подбородок, подчёркнутая тенями основа нижней челюсти и нос. Несколько прядей тёмных волос поблёскивают своей чистотой, а тень под ними не скрывает красные дьявольские глаза. От такого вида меня вмиг передёргивает. Такое ощущение, что передо мной стоит голодный вампир, который только что выбрался из могилы и готов в любой момент наброситься на первого встречного, чтобы отведать лакомый вкус крови. Учиха Итачи, я чертовски тебя боюсь. — Бу, — подав вперёд голову, резко выкидывает он, когда замечает, что к моему лицу едко прилипла пудра под названием страх. От такого, кажись, короткого звука, у меня подкашиваются ноги, и я падаю назад на пол в угол комнаты, роняя лампу. Устремив дрожащий взгляд смертника на этого высокого монстра, я вовсе не замечаю, как возле моего уха уже оказывается младший братец со словами: — Харуно Сакура… беглая мышь, сопливый щенок, мелкое насекомое, живи пока что. Пока дают. Ибо скоро мы снова придём. И тогда все вы станете на колени перед кланом Учиха. И ты, и Наруто, и даже ваша гордая Хокаге. Будет довольно интересно, как вы запросите о пощаде. Эта наглая издевательская речь подрывает все остатки здравого смысла и теперь, сквозь разрушенные дамбы сдержанности в жилах начинает непроизвольно кипятить беспощадную жажду убийства. А этот урод, будто ничего и не произошло, легко поднимается на ноги и шагает к выходу, у которого уже ждёт его спаситель-братец. Но у меня от шквала ярости начинают трястись сжатые в кулаки руки. Как… Как он смеет называть меня такими унизительными прозвищами? Как он смеет говорить такую грязь о Хокаге? Как он смеет вообще произносить имя Наруто? Но, видимо, в его замыслы и входило довести меня до белого каления, как прощальная насмешка перед уходом. И ему это безупречно удалось. Сволочь! Дрянь! Мерзость! Ненавижу! Ненавижу тебя, предатель! Отвратительные слова въелись в мою сущность для внутреннего самоуничтожения, выдвинув лишь один ультиматум — убить этого ползучего таракана, здесь и сейчас. Чувствую, как желание лишить жизни настолько съедает душу, что хочется взвыть в потолок и этим как-то снять свой накал, но моё тело неподвластно мне, оно уже управляется гневом. Ты не уйдёшь вот так просто, Саске! — Сдохни, мразь! — выкрикиваю я, накинувшись на спину бывшего сокомандника, обхватив его бока ногами и приставив лезвие ножа под кадык. Ещё одна секунда, и я бы без колебаний перерезала к чёртовой матери глотку этому самодовольному мстителю, но его рефлексы оказываются быстрее, чем я думала. В один момент он оборачивается к стене спиной, на которой я удобно пристроилась, и, что есть силы, ударяет меня о вертикальную плоскость. От резкого движения «моей лошади» машинально успеваю черкануть кунаем по мужской шее, но мне не становится легче, ведь я знаю, что для лишения жизни содеянного недостаточно. Больно ударяясь позвоночником о каменную ограду, невольно вскрикиваю, но окончательно обидчика не отпускаю, мои руки все также охватывают чужую шею. Безумно мешают эти наплечники: стоит мне чуть подвинуть локти в стороны, как на коже появятся ссадины от железных шипов. Не освободившись от своего груза, Учиха снова повторяет те же действия, отчего боль уже сковывает своими хищными когтистыми лапами мою выдержку, и я с негромким криком роняю кунай на пол, а сама падаю на скамейку у стены, где ранее сидел заключённый. От неприятных ощущений в спине зажмуриваю глаза и сцепляю зубы. Я буквально слышу, как ноют мои лопатки, и скрипит позвоночник. Решил не церемониться со мной? Глава2 Характерно хмыкнув, бывший член команды номер семь растягивает губы в ухмылке, когда кидает взгляд на меня сверху вниз и после шагает к выходу, у которого уже ждёт его старший брат в полурасстегнутом плаще Акацки. Знаю, что сейчас выгляжу предельно жалко. Глубоко внутри я понимаю, что какова бы ни была ненависть к этим преступникам, она не поможет мне их одолеть. От этого становится тошно. Тошно от самой себя. Сколько раз я себя уже резала катаной критики, но так и не стала сильнее. Признание истины наворачивает слезы. Чувствую, как обида, подобно соковыжималке, образовывает тромбы пресса в груди. Вот так вот просто заляпал чёрными пятнами на наши имена и будущее Конохи, а в наказание я тебе подарила всего лишь какую-то никчёмную царапину. — Не доросла, — снова с насмешкой кидает этот нахальный брюнет в лицо моей гордости, что становится пиком гнева. За спиной нащупываю толстый металл раскрытых наручников и, стараясь не упустить момент, где двое Учих оборачиваются в сторону дверей, швыряю эти соединённые меж собой цепью браслеты, целясь в лицо самодовольного гада Саске. Но в последний миг моя мишень замечает воздушную атаку и отстраняется влево, не подумав, что железный предмет по метательному эффекту теперь направляется к его брату. Слышится мягкий звук от прилипшей к зубам щеки и цокот соприкоснувшихся с полом наручников. По удару Учиха Итачи отворачивает голову и замирает на несколько секунд, приобретая вид гипсовой скульптуры. Воротник-стойка закрывает половину его лица, потому неизвестно, насколько ситуация критична. Он кидает взгляд на меня горящими красными глазами какой-то нечистой силы, словно вот-вот собирается сделать что-то зверское и жестокое. И, похоже, я знаю, кто будет жертвой. Чуть опустив взор, замечаю приоткрытые окровавленные губы. О, Ками-сама, я же не в него целилась. Внутри зарождается рой дрожи. — Это ты зря, — заявляет длинноволосый братец и большими шагами направляется ко мне. — Н-не подходи! — в панике кричу я и отхожу назад от приближающегося человека. Но так как знаю, что вскоре моя спина встретится с каменной стеной камеры, искривляю своё направление в форме дуги, перемещаясь в сторону выхода. Старший из братьев продолжает погоню с видом, будто сейчас поймает меня своими охотничьими лапами и вмиг разорвёт на части. Чувствую, как адреналин бьёт кнутом по лёгким, чтобы они стали более жадными, овивает сердце, чтобы-то стучало более бешено, щекочет нервы, чтобы разум сошёл на уровень сумасшествия. Так и шагая задним ходом к дверям, спиной вдруг ощущаю, что на пути появилось какое-то мягкое препятствие, и, стоило мне лишь посмотреть на него, как это самое препятствие в облике Саске хватает меня подмышки и кистями рук укрепляет положение на моих плечах, обернув лицом к своему родственнику. — Отвали, подонок! — подобной бешеной псине, я пытаюсь вырваться из неволи, зная, что смерть в черно-красном плаще уже близко. Просто не ведая, как можно спастись, ибо не в праве долго мыслить, я действую по инстинкту, то есть так же, как делали недавно со мной: приближаюсь к стене и ударяю недруга сзади о холодную ограду, чтобы тот освободил мои руки. Почему-то столкновение мужской спины с барьером выходит слишком уж слабым, а ответная реакция, наоборот, — чересчур агрессивной. Почувствовав, что такая мышь как я пытается вырваться из когтей хищного кота, пленитель делает хватку уже стальной и болезненной путём выворачивания моих плеч назад. В таком положении, когда грудь непроизвольно выставлена вперёд, руки почти обездвижены, а голова вряд ли повернётся так, чтобы укусить своего собственника, все надежды остаются лишь на ноги. Горло сдавливает кисть собственной жалкой сущности, отчего кислород хватаю так, будто это последние вздохи. Скорее всего, так и есть. Последние… Черт возьми, они же предлагали мне жизнь… но с каким унижением. Ну и ладно. Лучше обрызгать своей кровью врага, чем предоставить ему честь взглянуть на твой поджатый хвост. Какая-то сила поддержки вдруг через поры кожи вторгается в моё тело и дарит раскалённую бодрость духа. Когда Итачи оказывается уже в полуметре от меня, я, опираясь спиной на человека позади, для эффекта независимости пробую оттолкнуть массивную мужскую фигуру. Но настырного человека в плаще это вовсе не останавливает. Жёстко схватив за обе голени, старший из братьев разводит мои ноги и приближается почти вплотную. Почему-то все мои судорожные попытки вырваться теперь кажутся вульгарными, ибо происходит трение если не с одним, то с другим из Учих. Все же хорошо, что из одеяния я сегодня выбрала бриджи, а не юбку. В ноздри вдруг пробираются пёрышки чужого резкого, но в тоже время приятного запаха, пробуждая мои инстинкты. Черт возьми, только сейчас понимаю, что судьба нагло насмехается надо мной, раз снова сводит с этими преступниками. Снова… Слышу глухой стук записей прошлого о пыльную дверь собственной памяти. Нет! Не смей вспоминать, Сакура. Мы ведь решили… в тесных объятиях одиночества и густой прилипшей к глазам ночи. Решили… что этого не было. Бывший шиноби АНБУ отпускает моё колено, но так как давление его тела на моё слишком едкое, то мне не то что вырваться, а даже поставить ногу на пол кажется невозможным. Брюнет достаёт мой недавно выброшенный кунай, чуть измазанный кровью его младшего брата. С ума сойти, ещё и умру от собственного же оружия. Просто чудесно! — Вы своё ещё получите, Акацки, — угрожающим тоном, как разгневанная кобра, шиплю я. — Да, получим. Деревню Листа, — произносит стоящий передо мной человек, на лицо которого я под руководством ярости плюю. На мои действия тот с усмешкой вытирает рукавом мокрую щеку, после чего приставляет острие холодного оружия под подбородок и продвигает им вниз по шее, при этом не создавая порезов. Я напряжённо сглатываю и стараюсь не дёргаться, так как любое движение может нанести мне же ранения. Вызывающий мурашки металл останавливается чуть выше правой ключицы и плавно вдавливается в кожу, как шёлк, эластично разрезая мою живую ткань. Я сцепляю зубы, закрываю глаза и отвожу голову в сторону, но звук боли так и не слетает с моих уст. Неужели это будет медленно? Неужели это будет пыткой? Чувствую, как кунай под руководством врага ползёт дальше, делая ранение более масштабным, но я молчу. И не такое терпела. Остановился. Странно. Почему? Ради интереса перевожу взгляд вверх и замечаю, как преступник, что ранее изрезал меня, облизывает лезвие ковкого металла моего оружия. Удивление вмиг рубануло секирой повстанца по живому пульсирующему разногласию. Сознание, что бродило по лабиринтам внутреннего мира в поисках ответа, просыпается от упавшей на мой подбородок кровавой капли, скатившейся с лезвия куная. Неизвестно для чего старший Учиха касается мокрого участка моей кожи длинными пальцами, для которых вырезаны отверстия на чёрных облегающих мужские руки перчатках. Словно ненадолго задумавшись, он позволяет себе крохотную паузу, после которой дотрагивается до моих сухих уст двумя пальцами, а вскоре и вовсе погружает их кончики в приоткрытый от удивления рот. Зачерпнув влагу с языка, они снова выползают на нижнюю губу, чуть смачивая её. Моё второе «я» начинает жестокую войну против собственных ощущений. Тогда я проявила слабость, отдавшись силе воздействия, сейчас же просто не имею права второй раз наступить на те же грабли. Да, без сомнений, я вспоминала вас. Иногда желала, иногда жалела, иногда плакала. Но это в прошлом. Я… не повторю своей ошибки. Полностью запутавшись в сорняках непредвиденных обстоятельств, моё сознание пытается прорубить путь к выходу и решению серпом чести, но, полностью погрузившись в это занятие, я не замечаю, как приближается лицо Итачи, и, словно в открытые ставни, меж моих губ проникает его язык, лаская. Я чувствую, как этот орган речи без спроса разведывает каждую часть моего рта. Я чувствую эти приятные прикосновения, что дарят тепло и жгучий огонь внутри. Я чувствую твой вкус и вкус крови. Это происходит так решительно, чётко, нахально. Будто сей человек показывает мне, что я неподвластна самой себе, что я зарегистрирована как его собственность, что я — его. Изображение плывёт, будто я смотрю сквозь мутную воду. Сердце ударами воина бьёт в мою грудную клетку так, что, наверное, своим колебанием сотрясает чужую. Чувствую себя служанкой перед величественной особой, которая не знает слово «нельзя». Поцелуй собственника продолжает плавить мою сущность. Так умело, так искусно, так властно. Его язык лакомо ласкает внутренности рта, и моё холодное игнорирование можно считать грехом… но я не хочу. Не хочу хотеть. Из-за потребности в кислороде лёгкие разрываются от крика, а я, наверное, вообще забыла о процессе дыхания. Просто это чувство… словно внутри раскрывается не одна сотня бутонов роз, очаровывая меня своим душистым влечением. Влечением к этому высокому сильному брюнету, который сейчас, оторвавшись от моего рта, переводит взгляд с губ на глаза, будто спрашивает: «Хочешь?». А я же готова провалиться сквозь землю, только бы убраться отсюда, из этой близкой заводящей хватки двух братьев, ибо мои зелёные изумруды без спроса вовсю кричат: «Хочу!» Заметив эту искру на моем лице, Итачи, будто что-то задумал, переглядывается с братом. В один миг я уже оказываюсь лицом к Саске, который жёстко хватает меня за волосы под затылком, якобы желая выразить через такое обращение свою ненависть, и с оскалом оглядывает мои черты лица, после чего проводит мокрым языком по щеке. Словно пробуя на вкус, мой бывший сокомандник снова и снова облизывает то выступающую на шее мышцу, то область кожи под подбородком, то под ухом. И здесь я уже не выдерживаю. Эта сволочь знает, как он на меня влияет, потому и позволяет себе такое наглое поведение. А я… а я просто не ощущаю ног, только накрывшую волну слабости, из-за которой моё тело вяло начинает оседать. Но меня подхватывает второй, обняв за шею одной рукой и прижав к ней предплечье. Чужой нос человека сзади зарывается в мои волосы и, как парфюмерную воду, вдыхает их запах. На меня снова контрастом действуют их чары, и, отдавшись огненному влечению, я бы уже накинулась на каждого из них и нагло изнасиловала, но чувство собственного достоинства не даёт мне этого сделать, а тело запрещает противиться сладким ласкам, потому я в заточении… В заточении этих очаровательных преступников S-класса. Заблудившись в собственном внутреннем мире, я просыпаюсь и замечаю перед собой наглую усмехающуюся физиономию Саске. Смеётся? Надо мной? Да как он смеет?! Вражда. Раздражение. Злоба. Внутри. Под действием импульса замахиваюсь на насмешника и влепляю ему безжалостную пощёчину, от которой мгновенно рисуется красный след на щеке моего обидчика. Тот же в ответ двумя пальцами жёстко хватает меня под обе скулы и не успевает что-либо сделать, как мои ногти уже царапают его лицо. Я не хочу поддаваться этому самолюбцу. Тело кричит и жаждет его, но сердце плачет. Внутри я его ненавижу. Ему не получить меня! Глава 3 Сама того не понимая, я как-то в этой суматохе оказываюсь прижата с одной стороны холодной стеной, с другой - разгневанным младшим Учихой. «Где-то это уже было», - насмехается память. Полный дерзости парень мало того, что удерживает мои запястья по обе стороны от головы, а ещё и осмеливается лизать моё ухо. Он хочет сломать меня, подчинить своей власти, руководить моим телом. Судорожными движениями пытаюсь вырваться, но брюнет, видимо, хочет доказать, что он решает судьбу моей свободы, которую явно не собирается дарить её просто так. Ощущаю, как его щека трётся о мою скулу, волосы щекочут мой нос, горячее дыхание нагло издевается над моими рефлексами. Его магнетизм действует безотказно, и я, неожиданно ощутив крылья за спиной, позволяю себе небольшую слабость, закрыв глаза, будто все происходит не по-настоящему. Он ловит этот самый промежуток времени и целует меня в губы. Не «захотел – взял», а как-то нежно и сладко, что вовсе не свойственно Учихам. Черт возьми, ты такой желанный, Саске. Это как воду пить большими глотками после долговременного путешествия по сухой пустыне. Лаская мои уста, он разжимает хватку, и теперь его прохладные руки ощущаются под свободной футболкой у меня на животе. Просто не вправе отказать пристрастию всей моей жизни, я, полностью потеряв здравый смысл, отвечаю на взрывоопасный поцелуй, и через секунду наши языки трутся друг о друга, будто исполняют ранее запланированный танец. Видимо, почувствовав, что хрупкий цыплёнок уже в орлиных лапах, мой пленитель позволяет себе большее, углубив поцелуй, делая его жарче кипящей лавы. Я просто готова растаять от тех чувств, что сейчас озаряют моё нутро. Его язык блуждает по моему рту так дерзко, пренебрежительно, что сильно отличается от деяний брата. Близко. Так близко ощущаю тебя. Я вспоминала нас, Саске... Вспоминала и глубоко внутри безумно жаждала повторения. Его властные руки играют с моим телом. С живота они ползут на груди. Немного сжав их, он сразу же расслабляет пальцы и заводит руки за мою спину вниз, останавливаясь на ягодицах. Как гром средь белого дня, преступник делает резкий рывок и прижимает мой таз к своему паху, отчего я широко раскрываю глаза, но путь поцелую не перекрываю. Чувствую, как желание прямо растекается по моим жилам с такой температурой, будто все они сейчас с треском полопаются, и я умру от внутреннего кровотечения. Черт возьми, я хочу тебя! Хочу и презираю за то, что действуешь на меня с такой неоспоримой силой. Под действием своих ощущений я снова отвечаю на запросы его языка, как послушная рабыня, но после безжалостно кусаю за чужую нижнюю губу и оттягиваю её чуть на себя. Учуяв боль, брюнет отталкивает меня, ударив о прохладную стену, и таким образом я могу свободно созерцать его лицо. Твои губы… в крови… Вам, обоим Учихам, идёт этот образ алых губ, он делает вас более притягательными и более желанными. Твои глаза.… О, да, в их чёрной глубине я снова вижу пожар страсти. Ты – красивое зло, и это зло… жаждет меня. Я бы ещё долго любовалась его видом, рассматривая и запоминая каждую деталь, но Учиха младший прерывает сей процесс тем, что стягивает через голову мою хлопковую футболку. Спохватившись, я замечаю, что его руки уже на застёжке бюстгальтера, и мои противодействия парень давит подошвой сапога дерзости и упрямства. Одна секунда, и моё тело уже наполовину оголено. Прохлада шипами колет кожу, но не так, как стыд хлещет разум. Но если уж ты смеешь меня раздевать, то я не соизволю уступать. Мои руки скользят под грубую жилетку, ощущая чужую тёплую приятную кожу. Кажется, что чем больше я тебя касаюсь, тем больше мне хочется тебя ощущать… Я расстёгиваю пуговицы и снимаю одеяние вместе с наплечными латами. Ты же не сопротивляешься. Ками-сама. Я и забыла, какое это тело совершенное. Красивая шея. Как подлокотники величественного трона, раскинуты вширь роскошные плечи. Накаченная грудь преступника... Её выпуклые мышцы. Мужество и бесстрашие чувствуется при прикосновении к ним. Несдержанность подчиняет моё тело, овивая разум леской желания. Под этим руководством я нагибаюсь и облизываю мужской сосок. Затем второй. Перехожу на центральную дорожку и останавливаюсь на левой ключице. Не хочу прекращать такое сладкое занятие. Если даже придётся против его воли это делать, то я не остановлюсь. Мои руки бережно приобнимают его, но, нежно взяв одну из моих кистей, Саске, будто показывая путь, направляет её вниз, в штаны, и укладывает на напряжённую твердь своего возбуждения. Пальцами ощутив размеры этого хищного орудия, от которого из-за душевного крика у меня едва ли сердце не выскакивает из груди, я впадаю в полную ярких красок нирвану. Мой мозг сейчас похож на старую часовую систему, в которой с грохотом разрушенной цитадели вмиг слетают все шестерёнки, а менталитет разума, выделяя соки, как вишня с сахаром, превращается в сироп. Пытаюсь сосредоточиться на зрении, жадно хватая кислород, но складывается такое ощущение, словно с воздухом забавляется белая пудра и золотистая метель, отчего головокружительно сложно выполнять эти действия. Обжигающая страсть впитывается в моё тело, как кипяток в губку, и уже под её указами я запрыгиваю на своего собственника, обхватив его бока ногами, а шею - руками, и неудержимо впиваюсь в губы шиноби. Прикасаясь к чужой коже, я чувствую его пульсацию, а его желание обладать мной ощущается зоной живота, в которую упирается кричащее возбуждением мужество. Но по необъяснимым причинам он противостоит этому, когда неожиданно скидывает меня со своего тела, показывая тем самым, что не мне решать, по какому течению магмы плыть. Сено смягчает падение, но боль, оскалив клыки, все же кусает мою ранее побитую спину. Распластавшись полуголая на полу, я приподнимаю голову, чтобы обозрению предстал этот «необычайно нежный» брюнет, и замечаю, что он уже сидит у ног и стаскивает с меня обувь, а потом - обтягивающие бриджи. Почему-то моя натура начинает вырабатывать зародыши злости, плод которых проявляется в махании правой ноги, чтобы въехать Саске промеж рёбер. Увернувшись от нескольких атак моей конечности, он хватает меня за голени и стальной хваткой прижимает их к полу. Уже начав, было брыкаться, как бык при выжигании клейма, я вдруг ощущаю, что, помимо ног, мои руки тоже обездвижены чужой силой, но уже не младшего Учихи, а старшего. Сверху надо мной нависает лицо Итачи. Кончик его носа нежно, как пух птенца, касается моего лба и, плавно двигаясь по коже, скатывается с надбровной дуги на левое веко, отчего я рефлекторно закрываю глаза. Ощутив влагу на своих устах от чужого горячего языка и вкус свежей крови из мною содеянной раны, я выдыхаю завалявшуюся в лёгких горстку воздуха, и это служит, как персональное приглашение, после которого он начинает жадно целовать меня в губы, время от времени отрываясь и показывая, как нас соединяет тянущаяся слюна. Может, я схожу с ума, но меня это заводит ещё больше. Постепенно его руки отпускают мои запястья и соскальзывают к моей груди, спиральными движениями поглаживая её. Кожа бурно реагирует на прохладу его скользких безпальцевых перчаток, а разум просто взрывается многоцветным фейерверком от чужих накалённых прикосновений. Черта с два, надоело быть марионеткой! Резкий рывок, и я уже сижу на груди у старшего из красавцев, когда он лежит на том же сене. Сетчатая ткань его майки выглядывает из треугольного выреза чёрной обтягивающей рубашки. И я их вместе стягиваю, наслаждаясь прикосновениями к этому крупному красивому телу… Не понимаю, когда я успела продать душу дьяволу для того, чтобы касаться сего чарующего идеала? Я сейчас, наверное, выгляжу ненормальным художником, который увидел перед собой своё вдохновение, свою музу, свою искру. Но мне абсолютно все равно, как я выгляжу. Я ведь хочу… хочу большего. Будто перед аппетитным блюдом тяжело сглатываю, когда расстёгиваю ремень с пряжкой в виде льва и легко поддающуюся ширинку. Решительно обхватываю пальчиками его возбуждённое естество и спиралькой облизываю мягкую головку. Парень неожиданно вздрагивает и шумно, как неугомонное море, дышит полной грудью. Мне становится забавно, ведь он сейчас в моих руках, но, видимо, ему так же нравится эта игра, как и мне. Продолжая шалить с мужским оружием, бесцеремонно лаская его ртом, то полностью поглощая, то легко прикусывая, то дразня вызывающими бурный эффект простыми щекотками, замечаю, что сама уже не в силах терпеть груз страсти. С каждым моим прикосновением орган предельно напрягается. С каждым вздохом преступника я усердно приглушаю свои чувства, чтобы не сорваться. С каждым его стоном меня саму ошпаривает приятным током. Я властна над этим сладким эклером, и сегодня я точно выдавлю из него начинку. Но невдалеке стоит ещё один претендент, и, не желая его разочаровывать, я на четвереньках подползаю к нему, чтобы проделать то же, что и с его братом, но Саске в своём репертуаре хватает меня и разворачивает к себе спиной. Таким образом, я оказываюсь почти на нем в полулежачем состоянии. Его сильные аристократические руки нежно касаются низа живота, а после - самой чувствительной зоны моего тела, погружая внутрь палец. Волна наслаждения с головой накрывает моё и так не здравомыслящее сознание, и я непроизвольно издаю дрожащий стон, которого толстые стены этого помещения не соизволят выпустить за свои пределы. От его деяний моё нутро буквально плавится, как пластмасса на сковородке. Сила возбуждения уже становится болезненной. Разум испарился, лишь воля животного инстинкта правит мною. Казалось, большего желания быть не может, но рядом оказывается старший Учиха и углубляет ещё один палец в те же влажные тайны, что и его брат. Когда они начинают ими двигать, то непрерывно накатывающие бури умопомрачения превращаются в сбивающее с ног цунами безумия. Притянув к себе лицо Саске, я бесцеремонно целую его в губы, не ограничиваясь в каких-либо пределах. Вкус его крови настолько сладок… или же это уже сумасшедшая жажда раздражает мои рецепторы? Цепкие нити этого ощущения-вируса уже почти полностью обвили мой рассудок, но краем глаза замечаю действия и намерения длинноволосого брюнета. Он быстро снимает с меня последнее кружевное одеяние, а после, расставив мои ноги, он в один миг притягивает меня к себе и размещается меж них. Не успеваю я что-либо возразить, как его твёрдый орган входит внутрь меня с таким напором, будто он уже здесь хозяин и моё слово ничего не значит. Громкий вздох. Сдержанный стон. Слабый крик. И все издают мои уста. Его приличных размеров достоинство причиняет боль. Но она лишь заостряет вкус наслаждения, как специи в зажаренном кусочке мяса. Резкие движения. Крутые волны нарастающего блаженства. Мои ощущения - калённый метал меча, который с каждым ударом кузнеца продвигается к идеалу. Чуть прикрыв глаза, я пальцами касаюсь уст Итачи, а он в ответ облизывает их по очереди. Я продвигаю кисть на его щеку и, желая тоже причинить ему хоть какую-то боль, вонзаю ноготки в мягкую кожу. Но он, неожиданно смахнув мою руку-агрессора, встаёт с пола, на котором, собственно, мы лежали, и усаживается на единственную мебель в этом помещении – лавку. Недоумение возрождает в моей голове остатки рассудка. Чувствую себя, как травоядное животное перед подснежником. Ты же не думаешь, что я теперь тебя отпущу? В поисках ответа замечаю в твоих глазах сладкий азарт. Ах так, значит?! Глава 4 Наведя курсор на свою цель, я приближаюсь к старшему обладателю шарингана и, умостившись на мужских бёдрах, насаживаюсь на его прибор наслаждения. Приятные частички удовлетворения растекаются по телу со следами жажды продолжения. Повторить движение я не успеваю, так как меня отвлекают обвившие сильные мужские руки человека позади. Зная его имя, я поворачиваю голову, чтобы встретиться с чёрными глазами мстителя, но моему обозрению представляются лишь его волосы, так как этот шикарный парень уже целует мою шею, прикусывая выступающую мышцу. О, черт возьми, Саске! Ты хочешь, чтобы я с ума сошла? Такими темпами ты этого легко добьёшься. То ли услышав мои мысли, то ли не пропустив мимо ушей мои приглушённые стоны, он более жадно начинает целовать область шеи уже под подбородком, выгибая меня назад. Кажется, что вот-вот и я услышу твоё рычание. Такой голодный Саске мне нравится ещё больше. Но, голодный дьявол, я тебе не розовая овечка. Чтобы показать свою колючесть, хватаю несколько передних прядей волос младшего Учихи и сжимаю их крепко в кулак. Чувствую, как его пальцы болезненно создают складки на коже моего живота, а зубы вонзаются в мочку уха, слегка потягивая её. Осуществление коварного замысла в виде сочной пощёчины опережает действие старшего брата, точнее, его неожиданный рывок тазом с желанием добраться до самой глубины моего естества. Сама не осознавая того, роняю прерывистые разнообразные стоны из-за обжигающего кипящего масла в жилах вместо испарённой крови. И это все из-за одного движения. Что же будет дальше? Моя гортань сейчас ощущается, как дымоход горящего камина, огонь которого идёт из зоны внизу живота. Языки пламени кусают сердце, из-за чего оно, будто предсмертно, наделённое сверхсилой бьёт кулаками в грудную клетку, а стены этого домашнего очага уже не могут сдержать температуру разродившегося жара. Потерявшись, как маленькая девочка, в своих ощущениях, я чувствую чужое касание к спине и поглаживание ягодиц, которые уже происходит для меня, как фоновая сыпь. Мои полёты в небеса предотвращает ожог крыльев, когда в меня вдруг проникает ещё один опытный мерзавец, но уже анально. На этот раз боль бьёт фарфоровые рефлексы силой угрюмого аллигатора, разбрасывая осколки самообладания по всему моему внутреннему миру. Стонов уже нет. Есть лишь крик. И я не сдерживаю себя. Видимо в планы Учихи Саске не входило, чтобы нас кто-нибудь услышал, и он наглым образом закрывает мне рот кистью руки, продолжая при этом двигаться внутри. Наслаждение насильно закатывает глаза под веки, но я стараюсь противиться, пытаясь убрать его руку, ибо его поведение… Нахальное!… Дерзкое!… Грубое! Впрочем, свойственно истинному Учихе. Моё сопротивление предотвращает Итачи, когда кладёт руки мне на бедра и начинает быстро производить толчки. Сознание канет в многоцветной мгле без желания возвращаться. Сумасшествие вливается в сосуды, запрещая кислороду поступать в мозг. Двое Учих. Двое красавцев. Двое сразу. И знать это — ещё больше насыщать ярое блаженство, которым они меня обогащают. Под впечатлением чувств, взрывы которых не угасают, а, наоборот, дико растут без каких-либо ограничений, я растворяюсь в землетрясении блаженства и непроизвольно царапаю грудь лежащего подо мной человека. Натренированную грудь Итачи. На загорелой коже в полумрачных тонах вырисовываются красные полосы, как будто закатные лучи пробрались сквозь дверные щели и упали на монотонный линолеум. Кажется, мой жест подействовал на брюнета, как огонь на спичку. Чуть запрокинув голову назад и прикрыв глаза, он позволяет себе скупой стон, который для меня кажется самым очаровательным звуком. Злой преступник в экстазе — это моя награда. И я хочу ещё. Моё поведение сидящего на скамейке парня не просто заводит, а наглым образом пинает на вершину обрыва, и я понимаю, что эта игра в моих руках, в ней у меня одни козыри и джокеры. Потому, нагнувшись к нему ближе, я облизываю мужскую щеку, которую недавно царапала, а после опускаюсь на шею, лаская мокрым языком напряжённую ключичную мышцу, желая оставить смоченный слюной участок кожи как можно обширнее. Мои волосы щекочут его лицо. Его стоны щекочут мои рефлексы. Черт, я так долго сама не выдержу. Это просто сумасшествие. Но я хочу ещё поруководить этим спектаклем. Хочу поиграть с их сдержанностью. Для осуществления своего плана начинаю двигать бёдрами так же плавно и изысканно, как ваятель со своим самым совершенным творением. Эффект на меня действует больше, чем я ожидала. Наслаждение самовольно превращает меня в выпечку с румяной корочкой, кажется, ещё одна секунда в печи, и я сгорю. В эту самую интригующую секунду слышу горячее шумное дыхание у себя над ухом, чувствую, как груди жадно сжали руки человека позади, а его вырывающееся наружу сердце, удары которого ощущает моя спина, сейчас будто выдохнется и погибнет. Попался в ловушку, но я и сама попалась. Течение блаженства сбивает всякую выдержку с ног и несёт к водопаду, а я все же пытаюсь противиться, но моему обзору представляется облик роскошного длинноволосого брюнета, что, выгнувшись, закусил губу в надежде скрыть тот стон пика экстаза, в который толкнули его собственные чувства. Увиденное мной оказывается последней каплей, и она позволяет наполненной чаше вылиться за пределы краёв своей оболочки, эффектом чего происходит внутренний взрыв, кажущийся Армагеддоном. Уши будто закупоривает вода, а голову разрывает крик. Меня словно ударили дефибриллятором, и я на миг вышла из своего тела в виде фантома. Очень далёкий звук их стонов улавливает слух, ибо на первый план пришли ощущения, отобрав всякие физические возможности самообладания. Головокружение и блаженство бьют молотами в мозг. Пот, как ручей источника, окутывает мою кожу, вот-вот и от перепада влажности будет слышно её шипение. Но отдышавшись по возвращению в сей мир, понимаю, что тот крик, который не был проглочен, слетел с моих уст. Истощение и бессилие. Будто я — остатки воздушного шарика, который долго надували и в один миг проткнули чем-то острым. Почему-то лёгкие в груди сейчас кажутся такими мизерными. Когда туман в сознании рассеивается до уровня здравого смысла, вижу, что Итачи со скамьи уже встал, а я оказываюсь сидящей на краю этой дряхлой мебели, спиной приплюснута к младшему собственнику и все так же обвита его руками. Чтобы освободиться из его «тюрьмы», размыкаю замок чужих кистей и опускаюсь коленками на застеленный приятным сеном пол. Вместе со стабильным дыханием пробуждается скромность. Даже после всего мною содеянного, хотя нет… из-за того, что я содеяла, и появляется скромность с напарником, имя которому — колкий стыд. Тяжко сглатываю. Черт, мне даже неловко теперь смотреть им в глаза. Но я ведь сильная. Правда?.. «Да!» — кричит моё второе «я», опережая первое перейти на план эмоций, и поворачивает меня лицом к Саске, что все так же сидит на низкой лавке. Я в упор смотрю на одного из партнёров недавней близости. Чёрные растрёпанные пряди волос чуть скрывают наполненные тёмными тайнами глаза, что также уставились на меня, будто спрашивают: «Понравилось?» Его облик так красив, не удивительно, что я в него влюблена. Грубые скулы, выступающие надбровные дуги, усмехающиеся губы. Стоп! Влюблена? Стоп! Усмешка? Мститель мгновенно хватает меня за затылок и, притянув к себе, одаряет глубоким страстным и требовательным поцелуем. Удивление пытается разрядить обстановку, но ему это не удаётся, и я под руководством невыдохшихся заводящих чувств, неутраченных желаний и неостывших воспоминаний отвечаю на запросы чужого языка и мягких ароматных губ с таким же накалом, как и прежде. И снова мой самоконтроль лопается под каблуком страсти, как гроздья налитого винограда, превращаясь в головокружительное сладкое вино. Саске, я хочу. Снова хочу. Ты что, этого и добивался? Обхватив твою шею, вонзив пальцы в непослушные волосы, вдыхая роскошный запах… запах секса, я пытаюсь подарить тебе самый грациозный поцелуй, который когда-либо совершала. Чтобы не забыл, чтобы запомнил, чтобы потом когда-нибудь вспомнил. В таком эксклюзивном выражении ласки мы с тобой будто два ингредиента в салате, которые тщательно перемешали, заправили липким притяжением и украсили зелёными интригами. Но ты отрываешь меня от своих губ и кончиками пальцев проходишься по моему лицу, будто я невидима, будто ты слеп… знать бы, отчего. Укладываешь меня на пол и проводишь руками по линии меж грудей, животу, бёдрам, разводишь ноги. Открыто разглядываешь самую пикантную зону моего тела, и меня это вовсе не смущает, а наоборот — заводит, словно ты своим взглядом посылаешь электрические импульсы. Нависаешь сверху, смотришь в глаза. Что, Саске? Что таится по ту сторону твоей таинственной оболочки? Есть ли там тепло? И чем оно заряжено? Одноразовыми батарейками или скрытыми чувствами? Как бы я хотела знать ответ. Неожиданно с моих уст слетает резкий стон из-за ощущения новой дозы наслаждения, которую снова ввёл мой искуситель своим шикарным орудием. Там был ранее твой брат, а ты вовсе не брезгуешь. Это сливается не просто в какой-то беспорядок, а в первозданный истинный хаос. Но мне он определённо нравится. Ты довольно улыбаешься, будто в твоих руках кукла, с которой можно делать все. Хотя, так оно и есть. Я кукла. Твоя кукла. Но пора знать, что в комплекте идут и шипы. Я обхватываю широкие, набитые тренировками и тяжкими боями мышцы и беспощадно царапаю горячую влажную кожу спины. Ты в ответ вводишь свой орган удовольствия так глубоко, что мои глаза застилают линзы чёрного тумана с вкраплениями сияющих красных звёзд. Больно закусываю свою нижнюю губу и прижимаю чужое тело к собственному. Ещё! Хочу ещё! Кожа липнет к коже, как осенний лист к сапогам, как препятствия к дороге совершенства, как зависть к чужому счастью. Как будто мы — одно целое. Мысленно догадавшись о моих ненасытных запросах, ты хватаешь меня и придаёшь нам вертикальное положение, где я уже с одной стороны придавлена блаженно-холодной стеной, а с другой — твоим пылающим телом. Мои ноги все также на твоих бёдрах, а ягодицы поддерживают твои сильные руки. Теперь я в буквальном смысле в твоих руках. Резкое движение. Снова. Снова. О, боги, это как громовой занавес в душе и мечущиеся молнии в каждой клетке организма. Безумное наслаждение вновь и вновь накатывает на мою расплывчатую сущность и заставляет не просто кипеть, кричать и извиваться, а умирать. Умирать от экстаза в твоих объятиях лишь для того, чтобы воскреснуть. Глава 5 Из-за ослабленной выдержки я уже не в силах сдерживать громкие стоны. Сознание не в силах собрать разрушенные стены логики. Холодный характер не в силах противостоять бурлящему олову страсти. Кажется, ещё секунда — и я взорвусь, оставляя след своего существования в виде развеянного по комнате пепла. Чтобы как-то показать своё внутреннее состояние, я впиваюсь в губы младшего Учихи хищным поцелуем, как голодный тигр на свежий кусок мяса. Уверенно. Дико. Дурманяще. Брюнет отвечает, двигая при этом моим тазом с помощью рук, что обхватили ягодицы. Жадно. Пылко. Страстно. Он хочет добраться ещё глубже, хотя куда уже глубже? От неповиновения собственных ощущений тело кидает в дрожь. Его горячий язык проделывает тщательную ревизию моего рта, точно такую же, как и оружие внутри. Ты не даришь мне тепло чувств — ты даришь мне пожар тела. Ты не даришь мне любовь — ты даришь мне близость. Ты не можешь подарить мне букет чего-то большего… всего лишь его гербарий. Скорость его движений сводит с ума. Я зажмуриваю глаза, ибо только от вида такого возбуждённого голого Учихи можно сразу же получить оргазм. Удары спины о жёсткую поверхность вовсе не имеют для меня значения, хотя и знаю, что после будут царапины и синяки. Показатель наслаждения зашкаливает. Хочется взвыть от этого полёта в светлом небе мира детских снов. Нашего полёта, Саске. Наших снов. Нет сил сдерживаться. Мои ощущения — одуванчик, с которого вот-вот сдуют все семена, сорвут таблетку-сердцевинку и бросят в бокал с алкоголем, после чего сотворится отравляющий все рецепторы яд. Куда подевался воздух? Задыхаюсь. Задыхаюсь от приятного. Сей прекрасный дар я готова уже принять от тебя. Цветок уже дозрел, осталось лишь распуститься, показать всю свою красоту и осыпать лепестки на крылья невидимых воспоминаний. На краю. На вершине. На цыпочках и расправив руки. Готова для падения. Ещё одна секунда и упаду в океан экстаза. Утону в нем, захлебнусь, растворюсь. Парень будто почувствовал, что я в изнеможении, прекращает движения. Что ты творишь, Саске? Почему? То ли чтобы подразнить меня, то ли от желания ещё чем-нибудь меня удивить преступник ложится на деревянную поверхность скамейки, усаживая меня сверху, но не выпуская при этом из своих лап, словно в страхе, что я убегу. Как же я теперь могу уйти? Ты мне просто жизненно необходим. Могучие руки прижимают меня к вспотевшему телу. Ты снова доставляешь мне удовольствие, но за тот небольшой перерыв я успела отойти от окончания. Я смогу продержаться чуть дольше, но ненамного. Ибо ты делаешь все так качественно, словно читаешь мои мысли и желания. Опытный профессионал в Учиховском роде. Твои движения втаптывают в пол всякие осколки самообладания. Мои руки, что поставлены по обе стороны от твоей головы, уже подкашиваются, так как слабость внутри уселась на трон, закинув на стол ноги, оповещая тем самым, что теперь она правит моим миром. А взять себя в руки я уже давно не в силах, разум вынесло на берега необитаемого острова в связи с цунами ощущений. Не ведая счета собственным стонам, я снова издаю этот протяжный, идущий изнутри по обожжённому жарким воздухом горлу звук. Откуда ни возьмись сзади появляется старший из братьев. Страшно признаться, что Саске заставил на недолгий период даже позабыть о нем. Словно в знак наказания, сей высокий длинноволосый мужчина входит в меня нестандартным проникновением, зная, что я все ещё в близком акте с его младшим братом. Черт возьми, неужели опять? От неожиданности я жёстко хватаюсь за чужую кисть на моем бедре партнёра позади, озвучивая этот жест криком безысходности. Здравомыслие, будто в закрытом коконе, снова и снова бьётся о крепко сложенные барьеры. Меня сдавливают какие-то невидимые ремни, что вот-вот разорвут меня на части из-за очередной дозы блаженства. Старший обладатель шарингана целует меня в шею, скорее всего, для мести, ведь я недавно тоже его толкала к этой пропасти такими же методами. Его жгучее дыхание сейчас служит парилкой для моей кожи. Такое ощущение, что мы трое уже купаемся в собственном поте. Ваши приборы искушения… ваши генные дары природы двигаются не в такт друг другу, а каждый на своей волне, что просто-напросто сводит с ума, как и само мое положение, сверкающее открытым развратом. Закрываю глаза от превышающего всякие нормы удовольствия. Держаться просто невыносимо, особенно когда язык величайшего преступника мира гуляет по моей соленой коже. Волна за волной фееричного возбуждения, грациозного восхищения и небесного величия при каждом прибытии становится все масштабнее. И я, как пароход в море, пытаюсь их одолеть, приклонить их к своим ногам, потерпеть фиаско, но этот неподвластный шторм экстаза слепит мне глаза, закрывает ладонями уши и накрывает с лихвой крылом горячей лавы удовольствия. Я откидываю голову назад и, подобно потерявшему стаю волку, выпускаю последние тягучие стоны, вызвавшие самые прекрасные ощущения этой подаренной вами близости. Сквозь шум в голове слышу, как вы повторяете мною содеянные звуки, правда, более скрыто. Собственные рефлексы извивают мое тело в приступах оргазма, а душа… душа рассыпается под лучами счастья, как вампир при солнечном светиле. Мы летим. Втроём летим к небесам, и это прекрасно. Добираемся до самой вершины, касаемся последнего воздушного облачка и падаем вниз. Это завершение. Это конец. Это смерть. Смерть произошедшего, дух которого теперь навсегда поселится в моей памяти. Замерев в той же позе, я с шумом жадно хватаю настолько необходимый мне воздух, что ещё больше сушит лишённое влажности горло. Они тоже не решаются нарушить эту идиллию. Встречаюсь с взглядом младшего Учихи. Саске… твои глаза искрят добротой и заботой. Мне не хватало твоего искреннего облика. Ведь знаю, что ты не такой, каким хочешь казаться. Ты тоже начинаешь разглядывать меня. Медленно и тщательно. Ну, привет, настоящий Саске. Внутри с рыданием барабанит в стены второе «я». Саске… я скучала. Минуты безмятежности отгоняет человек позади. Нежно и легко погладив мои руки в области предплечий, Итачи едва касается губами кожи моего левого плеча и дарит три скромных поцелуя, будто хочет ими сказать: «Спасибо, все было прекрасно». После чего выходит из меня и начинает шуршать своей одеждой. Саске тоже поднимается и принимает сидячее положение для того, чтобы встать. Но так как я все ещё сижу на его бёдрах, то мои руки вдруг обхватывают его шею. С виду выглядит так, будто я сделала сей жест, чтобы не съехать и не упасть, но на самом деле мне просто необходимо это объятие. Чтобы в последний раз ощутить его так близко. Чтобы запомнить этот момент. Законсервировать. Залить горячей бронзой и, как эксклюзивную статуэтку, поставить на высокие полки комнаты уединения моего внутреннего мира. Чувства заставляют прижать его сильней. Почему-то становится больно. Хочется зарыться носом в его волосы и прошептать: «Не уходи». Прошептать: «Останься». Прошептать: «Люблю». Но вместо этих слов я проглатываю сочащиеся из сердца слезы, не давая им дойти до глаз. Все внутри. Как и всегда, эти раны останутся у меня внутри. Ты не сразу спохватился. Ты дал мне насладиться моментом, хоть и на короткое время, а теперь, чтобы освободиться от моего тела, укладываешь меня спиной на скамейку и идёшь за своими вещами. Я же полностью расслаблена, будто какая-то детская набитая ватой игрушка. Упавшие на лицо пряди волос сотворили кулисы для глаз, из-за чего мне вовсе не открывается обзор происходящего. Но убрать помехи зрению не решаюсь. Да что там, я даже вздохнуть боюсь. Тихо лежу и слушаю вашу безмолвную суматоху. Шорох ткани. Звук молнии. Шёпот потревоженного сена. Уходите. Ведь это снова была игра. Не скажу, что мне не понравилось, но это лишь игра. Все становится на свои места. Вы — преступники, я… глупая дурочка. Пора возвращаться в мир шиноби, Сакура. Такова твоя судьба, где после ложки варенья идёт пиала горчицы. Внутри чувствуется не просто лужица обиды, а плавающий в ней бумажный кораблик боли. Поднять паруса, зарядить пушки, и расстрелянное сердце после хорошего кипячения кидают в морозилку охлаждаться. Уходите! Уходите, Учихи, быстрее, прошу! Моих волос вдруг касаются чьи-то пальцы и отводят мешающую прядь в сторону, предоставляя функцию обозрения лишь одному глазу. Прищуриваюсь, так как у стоящего передо мной младшего брюнета в руке моя лампа, что все это время валялась на полу и освещала нам картину. Он приседает близ меня, отчего на его жилетке и штанах образовываются многочисленные складки. Свой костюм ты уже одел, как и неизменную маску безразличия. Зачем снимать маски, если они так красивы, не так ли, Саске? — Как ты там говорила? Увидимся на войне? — начинаешь ты, потягивая краешек своих очаровательных губ. А ещё я говорила, что убью тебя. Колкая речь не слетает с моих уст, так как ты уже прошёл оборонительную шипастую оболочку, добравшись до ранимого сердца. — Да, — выдавливаю я из себя, — увидимся. Проглатываю ещё один ком кровоточащих эмоций, пока ты отвлекаешься на лампу, которую ставишь над моей головой на поверхность скамьи. Ты поднимаешься и смотришь на меня сверху вниз. — Твой долг не прощён, — игривый тон слышится в твоём голосе. Уловив мою еле заметную усмешку, ты оборачиваешься и идёшь к выходу. Скрип дверей, но не хлопок. — Твоё предательство тоже, — произношу я, зная, что ты услышишь. Зная, что ты уйдёшь. Зная, что когда-нибудь мы встретимся снова.