Обостренные чувства

Рой неоднократно слышал о том, что у слепых обострены все прочие чувства: слух, осязание, обоняние, а у некоторых даже вкус. Даже если это соответствовало действительности, то видимо, придет со временем, пока что Рой ничего подобного не ощущал. Звуки периодически смазывались в невнятную какофонию, так что ничего было не разобрать, на ощупь все было привычным, да и запахи он лучше различать не стал – что, возможно, было даже к лучшему, лишний раз слышать аромат лекарств в больнице не особенно хотелось. Может быть, это работало для тех, кто терял зрение постепенно или, наоборот, сразу родился незрячим? Ослепший в одночасье, Рой никак не мог привыкнуть к своему положению, он все пытался рефлекторно приглядываться, хмурил брови, подавался вперед, как будто это могло помочь что-то рассмотреть. Перед глазами не было черно, мелькали тени, и Рою казалось, что он сможет их различить, что зрение утеряно не безвозвратно, надо только приглядеться получше… Ему понадобилось несколько часов, чтобы понять, что неясные образы перед внутренним взором рисует его воображение. Хотя после всего, произошедшего за день, это не было таким уж сильным ударом. Слепой, так слепой. Главное, что они победили. И выжили. Вдвоем. Вместе. Ему не надо было видеть Лизу, чтобы удостовериться, что она в комнате. Он привык контролировать ее присутствие каким-то шестым чувством, интуитивно, просто знать, что она стоит за спиной, поэтому сейчас мог не только не сомневаться в ее наличии, но и даже сказать, где именно она: сидит на кровати, прошлась до окна, выглянула за дверь. И в общем, пока она была рядом, все было не так уж и плохо. Врачи их оставили в покое быстро, а вот многочисленные посетители валили валом, как будто сами не пострадали. Рой разрывался между желаниями наконец отдохнуть — и броситься в самую гущу событий, решить неотложные вопросы и контролировать все лично. Дилемму разрешила Лиза, потерпевшая пару часов — исключительно из уважения к нему, как подозревал Рой — но под вечер категорично выгнавшая всех прочь из палаты и захлопнувшая дверь. — Спасибо, лейтенант, — от всего сердца поблагодарил Рой. — У меня бы еще не скоро хватило духу. — Вам надо отдохнуть, — строго заметила Лиза. — Тебе тоже, — Рой потер переносицу. — Тебе даже нужнее, ты много крови потеряла… — Я в порядке, не волнуйтесь, полковник. — Рой не видел ее лица, но по голосу слышал, что она смягчилась. Как же жаль, что он больше не может видеть ее улыбку… — Это самое главное, — кивнул Рой и обессиленно откинулся на подушку. Лиза пересекла палату, присела на край его койки, Рой подметил, как прогнулся под ней матрас, как шевельнулся рядом воздух, как почти неуловимо пахнет от Лизы антисептиком. Наверное, вот они, приходят обостренные чувства… — А вы как, полковник? — Не знаю, — честно признался Рой. — Пока главным образом непривычно. — Нам нужно поспать, — а голос у нее был усталый, что неудивительно. — С утра будем решать, что и как делать дальше. На свежую голову. — Ты права, — кивнул Рой. Ему вдруг очень захотелось ощутить ее прикосновение: пусть бы потрогала щеку, чтобы проверить температуру, погладила по голове — что угодно, секундный контакт. Он едва не потянулся навстречу, но вовремя спохватился, и вместо этого наоборот подался в сторону, повернулся на бок, освобождая ей большую часть койки, чтобы не мостилась на самом краю. Матрас снова прогнулся, Лиза изменила положение. И прежде, чем Рой успел что-то понять, она уже лежала рядом, вытянувшись во весь рост, прижавшись лбом к его груди. Рой отчетливо ощутил, что время в палате остановилось. — Полковник, только не поймите меня неправильно… — начала Лиза и не договорила, фраза повисла в воздухе. Рой был бы рад понять ее хоть как-нибудь, пусть даже неправильно, потому что сейчас он не имел ни малейшего представления, что происходит. То есть, конечно, кое-что было очевидно: лейтенант Лиза Хоукай, боевой товарищ, прекрасная женщина и один из самых дорогих людей в этом мире сейчас лежала с ним в одной кровати, вцепившись в казенную больничную рубашку и… и что? Что это должно значить? Или так: может ли это значить что-то помимо самого очевидного варианта? Он потянулся обнять Лизу за талию, скользнул под край рубашки самыми кончиками пальцев — и был моментально пойман за запястье, реакция у Лизы была, что надо. — Нет, не сейчас, — в голосе Лизы не было приказных ноток, которые иногда прорывались, несмотря на субординацию; только просьба. — Я не хочу вот так, в больнице, на узкой койке, когда в любой момент может зайти доктор… — Я понял, — выдохнул Рой. Это действительно было неправильно. — Нас выпишут через несколько дней, — Лиза говорила тихо, почти шептала, Рой чувствовал шеей ее дыхание, и от каждого слова по спине пробегали мурашки. — Мы же столько лет ждали, подождем еще немного… Рою очень хотелось переспросить, но он не мог выбрать, что лучше: мы столько лет ждали? мы столько лет ждали? мы столько лет ждали? — Ты не боишься, что кто-то зайдет и увидит тебя в моей постели? — вместо этого спросил он. — Я уйду раньше утреннего обхода, — Лиза убеждала то ли его, то ли себя. — Простите, полковник, но я не могу… — Я знаю, — кивнул Рой. — Я тоже не могу. Комнату заполняли невысказанные слова. Не могу потерять тебя, не могу отпустить тебя, не могу оставить тебя хоть на минуту, не могу отодвинуться хоть на миллиметр, не могу не сходить с ума. Впрочем, им же давным-давно перестали быть нужны слова. — Спокойной ночи, лейтенант, — вздохнул Рой. — Спокойной ночи, — отозвалась Лиза. Сказать было проще, чем сделать. Чувства обострились до предела, Рой ощущал все: тепло тела Лизы, ее запах, звук ее дыхания… Он кожей чувствовал повисшее в палате напряжение, и ничего не мог с собой поделать, как-то снизить эту болезненную чувствительность. Он медленно вдохнул полной грудью, потом так же медленно выдохнул. Вся накопившая за день чудовищная усталость сейчас давила свинцовой плитой, и это было очень кстати: она путала мысли, не позволяла им уйти куда-то не туда, не давала даже руки поднять. Руку Рой все-таки поднял. Обнял Лизу за плечи — не столько жест нежности, сколько удобного размещения на одной постели — и позволил себе расслабиться и попытаться погрузиться в сон. Лиза в его объятиях тоже слегка обмякла, из ее тела ушло напряжение. Вот и прекрасно. Им действительно надо отдохнуть. Рой проснулся ночью — наверное, ночью, наверняка не узнаешь, но было тихо — и сразу же об этом пожалел. Во сне он успел сжать Лизу в объятиях, притиснуть к себе, и она тоже вцепилась в него изо всех сил, прижималась так, будто от этого зависела судьба всего мира… Черт возьми, они даже ноги переплели! И терпеть все это, держать себя в руках было очень и очень сложной задачей, практически невыносимой. Сердце билось глухо, тяжело, словно пыталась вырваться из грудной клетки, и каждый удар отдавался жаром в живот, и ниже. Рой прижимал Лизу к себе, касался губами ее лба, вдыхал аромат ее волос — и хотел ее, сильно, невыносимо, до изнеможения, почти до боли. «Это пытка какая-то, — промелькнула мысль. — Я же уже не подросток…» Внутренний голос тут же подсказал, что «не подросток» обычно подразумевает, что взрослый мужчина в состоянии держать себя в руках и не поддаваться своим желаниям. Рой скрипнул зубами. Эту ночь он точно запомнит до конца жизни. Он попытался осторожно отстраниться, но Лиза не позволила, сжала кулаки, попыталась подвинуться еще ближе, хотя ближе уже некуда было. Рой решил, что благоразумнее всего будет не шевелиться, потому что каждое движение Лизы вызывало внутри фантастический фейерверк эмоций и ощущений… Пусть лучше спокойно спит, и Рой постарается как-нибудь отвлечься и уснуть. Очень постарается. Он никогда не думал, что просто уснуть может быть таким сложным делом. С глубоким сном так и не сложилось, так что, когда Лиза проснулась, Рой, каким-то шестым чувством угадав это, тоже моментально вынырнул из дремы. Было по-прежнему тихо, Лиза по-прежнему прижималась к нему, теперь-то уже совершенно точно не во сне, Рой своими обостренными чувствами ясно ощущал, как изменилось ее дыхание, как иначе двигались мышцы. — Полковник, вы не спите? — негромко поинтересовалась Лиза. — Нет, не сплю — не стал отпираться Рой, убеждая себя хоть чуть-чуть ослабить хватку. Если сжать еще немного сильнее, кому-то из них может перекрыть кислород. — Доброе утро, — слова звучали удивительно просто, спокойно, как будто они просыпались так каждое утро на протяжении многих лет, и от этого что-то сладко заныло внутри. — Доброе, — откликнулся Рой. — Уже утро, да? — Да, светает, — Лиза помолчала несколько секунд и почти извиняющимся тоном уточнила: — Так что мне лучше бы покинуть вашу постель. — Угу, — согласно кивнул Рой, не предпринимая ни малейших попыток отпустить ее. Сама Лиза тоже не спешила уходить. Они лежали так, и Рой не мог точно сказать, сколько прошло времени — пять минут или полчаса. Возможно, это вообще была секунда, растянувшаяся в ощущениях, но Рой был готов наслаждаться ей бесконечно долго. Наконец, Лиза все-таки разомкнула объятия, уперлась ладонями ему в грудь и мягко попросила: — Полковник, вы не отпустите меня? — Нет, — очень честно ответил Рой. — Ни за что не отпущу. Лиза рассмеялась. Рой с сожалением разжал руки, она села на постели рядом, дотронулась до его плеча: — Потерпеть осталось совсем немного, — напомнила она. — Надеюсь, нас выпишут сегодня, — вздохнул Рой. — Резервы моего терпения почти исчерпаны. Он накрыл все еще лежащую у него на плече руку Лизы своей. До вчерашнего дня он удержался бы от такого жеста, но вчера Лиза едва не умерла у него на руках, а потом они провели ночь вместе — в самом прямом смысле этих слов — так что он позволил себе эту вопиюще выходящую за пределы служебных отношений мелочь. И да, его это как-то нездорово веселило. Лиза высвободила свои пальцы и встала с кровати, в которой сразу стало холодно и очень одиноко. Рой помрачнел. — Лучше бы вашим рукам зажить быстрее, полковник, — заметила она. — Бинты немного мешают. Рой попытался очень строго посмотреть на свои ладони, прежде чем сообразил, что не может этого сделать. Да, у него же теперь вместо зрения «обостренные чувства». Лиза сделала несколько шагов в сторону собственной кровати, и Рой ощутил, как вопреки всякой логике все ощущения блекнут, бледнеют, истончаются. Секунду назад он слышал приближающиеся шаги из другого конца коридора, а теперь не мог различить, куда делся идущий человек. Он ощущал подушечками пальцев текстуру постельного белья на том месте, где минуту назад лежала Лиза, чувствовал слабый, исчезающий аромат ее волос, но подушка остывала, и эти чувства уходили вместе с теплом. *** В ком Рой мог не сомневаться, так это в своих подчиненных. Его слепота ни на секунду не заставила их посчитать, что начальство не стоит загружать работой и заботами в привычном объеме, и это было кстати: за весь день у Роя не было времени подумать о Лизе, ночи и всем прочем, к этим мыслями прилагающемся. Зато не единожды он задумался о своей слепоте — каждый раз, когда пытался что-то увидеть. Она по-прежнему категорически отказывалась восприниматься трагедией, оставалась только досадной помехой, неудобством, которое мешало работать так эффективно, как хотелось бы. Это было даже как-то неожиданно, у Роя закрадывалось смутное ощущение, что он делает что-то не так; но это было удобно. Возможно, именно поэтому новость о докторе Марко и философском камне он воспринял без бешеного восторга, почти спокойно. Так же деловито, как и прочие новости: решил, что первым делом надо помочь Хавоку — и вернулся к делам. Кажется, доктор Нокс был не очень доволен тем, что его сюрприз вызвал такую блеклую реакцию. Хавок пообещал приехать сразу, как удастся, но раньше завтрашнего дня его ждать не было смысла, так что Рой уверенно настраивался еще на сутки слепоты. И все-таки это звучало не в пример лучше, чем «вся оставшаяся жизнь»! Оставалось подождать совсем немного… Предстоящее недолгое ожидание вернуло мысли о Лизе. Рою одновременно хотелось не ждать совершенно и ждать столько, сколько потребуется ей. Какая там слепота, какие концы света, когда тут мужчина и женщина не могут в своих отношениях до конца определиться! И тем не менее, когда все, наконец, разошлись, а Лиза села на кровать рядом с ним, Рой почувствовал себя очень счастливым. Разберутся они, дождутся всего, никуда не денутся. Сложится все само, и именно так, как надо. Он осторожно обнял Лизу, она прильнула к нему, и этого сейчас было достаточно. — Возможно, зрение вернется к вам уже завтра, — заметила Лиза. — Это прекрасно. — Как знать, как знать, — неопределенно заметил Рой. — С одной стороны, я смогу снова тебя увидеть, а с другой — не смогу больше прикидываться беспомощным, чтобы ты обо мне заботилась. И с бумажной работой снова придется разбираться самостоятельно… Лиза фыркнула. — Вы неисправимы! — Конечно, — согласился Рой, вертя в пальцах прядь ее волос. Стоило Лизе оказаться ближе, как все чувства обострялись снова. Он не мог ее видеть, но мог мысленно нарисовать ее образ в мельчайших деталях, потому что ощущал все так остро, что не было подходящих слов, чтобы это выразить. Невидимый мир вокруг расцветал неведомыми качествами предельной яркости, и Рой, может, и не мог сказать, какого цвета на Лизе пижама, но мог выделить десяток других факторов, как эта пижама ощущается, шуршит, пахнет, и так далее, и далее… — И все-таки вы сегодня хорошо поработали, полковник, — похвалила Лиза. — Кажется, ваша лень как-то зависит от зрения. — Ты тоже неисправима, все такая же бессердечная, — насупился Рой. Лиза погладила его по щеке: — Вы устали? — Если ты предлагаешь лечь спать, то я согласен! — отозвался Рой. — Полковник… — начала Лиза. — Я все помню, — Рой выпустил ее из своих объятий, — и именно поэтому я лягу к тебе спиной. Чтобы не провоцировать. — Меня? — в голосе Лизы плохо скрывался смех. Рой на секунду представил себе спровоцированную Лизу, и ему резко захотелось испытать это не только в воображении. — Себя, — вздохнул он. — Хорошо, — Лиза забралась под одеяло. — Ляжем спиной к спине. Спиной к спине — это хорошо, решил Рой. Спиной к спине — это боевые товарищи. Они так с Хьюзом спали, еще во время Ишварской кампании: садились на теплый песок, приваливались друг к другу спинами и засыпали, выкраивали лишний часок сна, когда негде было найти местечко поуютнее… Когда Лиза прижалась к нему спиной, сразу стало ясно, что она отнюдь не только боевой товарищ. Больничная пижама казалась исчезающе тонкой, сквозь нее слишком уж очевидно ощущалось тепло ее спины, Рою даже казалось, что он чувствует очертание шрамов на испорченной татуировке, тех самых, что сам же и оставил. Лиза пошевелилась, устраиваясь поудобнее, длинные волосы пощекотали шею Роя, и по спине его моментально побежали мурашки. Интересно, а на спину Лизы они могут перебежать? Ступни, которыми Лиза прижалась к его икрам, были маленькими, по-детски узкими и прохладными. Нет, точно не только боевой товарищ. Но все же это было проще, чем лежать в обнимку. Рой снова попытался воскресить в памяти воспоминания о сне в теплом Ишварском мареве, и сам не заметил, как соскользнул в дрему. Ему снились кровь, дым, крики и тошнотворный запах горелой плоти. Он пытался понять, чья кровь залила ему перчатки, но в этом чаде было не разобрать, что вообще вокруг творится. Ему казалось, что в клубах дыма он видит лица — друзей, врагов, живых и мертвых — а потом они деформировались, рассыпались, и снова было неясно, куда идти и что делать. Рой слепо тыкался, крутился на месте, ожидая нападения со всех сторон сразу, и думал, что это ужасно, когда твоя спина открыта, и один выстрел может свести на нет все твои усилия. Он побрел вперед сквозь жирный черный дым, спотыкаясь и вытянув руки вперед; шел долго, но просвета не было видно. Уже отчаявшись выбрать из этой ловушки, он наткнулся сапогом на что-то, и присел на корточки, чтобы разобрать, что это попалось ему под ногу. Каменный пол был залит кровью — очень много крови, больше, чем он помнил — и Лиза среди этой крови казалась слишком бледной, неестественно, не бывают живые такими белыми. Тело в его руках было холодным, просто ледяным, и хотелось его немедленно согреть. Рой подхватил ее, попытался нащупать пульс, но пальцы дрожали, и он никак не мог найти на шее бьющуюся венку. Или дело было не в дрожи? Рой пытался увидеть ее дыхание, но грудь не вздымалась… — Полковник? — голос Лизы вернул его в реальность. Она сидела рядом, живая, и даже почти здоровая, и Рой прижал ее к себе, уткнулся в плечо, пытаясь унять сердцебиение. Потеря зрения — не самая страшная потеря, которая могла с ним случиться. — Кошмар, — невнятно проговорил он. — Мне приснился кошмар. Лиза гладила его по волосам. Ничего не говорила, не пыталась успокоить, но этого простого жеста было достаточно. Того, что она была рядом, уже было достаточно. Ужас пережитого сна постепенно сходил на нет, медленно, волнами. В крови все еще ревел адреналин, но теперь не подстегивал, а скорее выматывал, утомлял. Рой, наконец, заставил себя отстраниться. — Благодарю, лейтенант, — вышло как-то по-дурацки формально, но ему сейчас было не до витиеватых формулировок. — Вы в порядке? — в голосе Лиза была такая неподдельная тревога, за него, Роя, тревога, что на душе моментально потеплело. — Уже да, — кивнул он. — Мне приснилось, что я все-таки не смог тебя спасти. Хуже и придумать ничего не могу. — Я здесь, — сказала Лиза. — Да, — кивнул Рой. Лиза потянула его лечь обратно, и Рой нехотя подчинился. Не хотелось снова засыпать — как будто кошмар мог вернуться. Рой попытался опустить голову на подушку, но Лиза мягко, но настойчиво направила его в сторону, уложила к себе между плечом и грудью. Рой слышал, как бьется ее сердце, размеренно и медленно. — Тебе будет тяжело, если я так лягу, — воспротивился он. — Не будет, — возразила Лиза. Рой расслабился, перестал удерживать голову на весу, и Лиза охнула. — Тяжело, — постановил Рой и попытался перелечь на подушку. — Неожиданно, — поправила Лиза, удерживая его голову на месте. — Не переживайте, полковник, и спокойно засыпайте. Я прослежу, чтобы кошмары вас больше не беспокоили. Я же пообещала вас защищать. Рой хотел, было, сказать, что это уничтожает остатки его мужественности, но в объятиях Лизы было фантастически спокойно, приятно и тепло. Черт бы с ней, с мужественностью, если Лиза будет его с такой нежностью обнимать. Пожалуй, единственное, о чем он мог сейчас пожалеть — так это обо всех тех ночах, когда он просыпался от кошмаров, а Лизы рядом не было. Просто катастрофическое упущение всей жизни. *** Следующий день прошел не столько в делах и заботах, сколько в бесконечных объяснениях, почему Рой не хочет перестать терять время и вернуть себе зрение прямо сейчас, не дожидаясь приезда Хавока. Несмотря на то, что «свои» Роя прекрасно понимали, ближе к вечеру даже Лиза осторожно поинтересовалась, не передумал ли он. — Нет, не передумал, — сложил руки на груди Рой. — Как скажете, — не стала спорить Лиза. — Но поезд Хавока еще не прибыл. В лучшем случае, сегодня успеют вылечить его — но не вас. — Подожду до завтра, — Рой не намерен был отступать. — Хорошо, — все-таки Лиза его всегда понимала лучше всех. — Тогда увидимся завтра. — Именно. Увидимся, — кивнул Рой, и тут у него закралось подозрение. — Погодите, лейтенант, что вы имеете в виду? — На эту ночь меня уже отпускают домой, — пояснила Лиза. — Я вернусь утром. Здравый смысл подсказывал Рою, что он как-то спал без Лизы двадцать девять лет, то есть десять тысяч ночей. Что против этих десяти тысяч две ночи — это просто ничто. Что, если уж на то пошло, спать вдвоем на одноместной кровати довольно неудобно и тесно. Что он увидит Лизу уже завтра. И он все равно не представлял себе, как переживет эту ночь без нее. — Полковник, у вас на лице сейчас все ваши мысли отразились, — заметила Лиза. — Может, это побочный эффект слепоты? — И что же ты на моем лице прочитала? — поинтересовался Рой, все еще бессильно злящийся на предстоящую ночь. — Что утром мне лучше бы прийти как можно раньше, — в голосе Лизы слышалась улыбка. — И я надеюсь, что вы уже сможете высказать мне все претензии глаза в глаза. Постарайтесь. — Я постараюсь, — пообещал Рой, а что ему еще оставалось? За ночь он проснулся раз десять, не меньше. Каждый раз начинал шарить рукой по постели рядом с собой, а потом вспоминал, что Лизы быть и не должно, вздыхал и засыпал снова. Ближе к утру проснулся уже окончательно, лежал на постели и слепо смотрел пред собой. Было еще явно слишком рано, слишком тихо, но сон не шел. А Лиза не обманула, пришла с самого утра, даже раньше доктора. *** Рой осторожно проморгался и еще раз обвел взглядом палату. Похоже, мир за время его вынужденной слепоты не особенно изменился. Лиза стояла рядом. Шея ее все еще была перебинтована, но в остальном Лиза тоже не изменилась — и это было замечательно. Рою хотелось бы ей что-нибудь сказать, но в палате было слишком много народа, чтобы проявлять нежность. — Полковник, вы б хоть для приличия вид сделали, что рады видеть кого-то еще, — вздохнул Хавок. — Меня на ногах, например. — Ты никакого сравнения с лейтенантом не выдерживаешь, — отмахнулся Рой. Кажется, Хавок приуныл, но Рою было как-то не до его эмоционального состояния. Кто-то что-то говорил, объяснял, и это было насчет зрения, и, наверное, было важно, но Рой никак не мог заставить себя послушать. В крайнем случае, все важное ему потом Лиза перескажет, у нее память лучше. Лиза стояла рядом и улыбалась. Все чувства, которые там успели или не успели обостриться, сейчас фиксировали только ее. — Мне еще зачем-то надо оставаться в больнице? — в пространство поинтересовался Рой, невежливо перебив говорящего. — Все без толку, — махнул рукой доктор Нокс. — Он нас не слушает, просто отправьте его домой. — Нет, в штаб, — поправил Рой. — У меня еще много дел. Если с головой нырнуть в дела, может быть, удастся отвлечься от Лизы. Ему крайне необходимо уткнуться взглядом в какие-нибудь скучные бумаги и перестать так пялиться. — Катись, куда хочешь, — заботливо напутствовал доктор Нокс. — Отлично! — приободрился Рой и колоссальным усилием воли переключил внимание на остальных. Дел оказалось действительно много, больше, чем он сам даже ожидал, и до самого заката Рой просидел, зарывшись в бумаги, письма, книжки и прочие бумажки. И это он еще фюрером не стал, а что же дальше будет?.. В кабинете темнело, опускались сумерки. Рой откинулся на кресле, потер глаза, а потом, пользуясь тем, что в кабинете нет посторонних, только свои, потянулся — от души, с хрустом. — Все, — заключил он. — На сегодня мы закончили. Кажется, остальные этому решению обрадовались не меньше его. — Отвезти вас домой? — спросила Лиза. — Будь добра, — кивнул Рой. Теперь можно было снова мыслями вернуться к ней, и к двум ночам в больнице, но вот только Рой вдруг почувствовал себя растерянным мальчишкой. Весь опыт общения с женщинами, который у него был — немаленький, между прочим! — сейчас ничего не подсказывал. Есть женщины, а есть Лиза, и с ней обычные схемы не работают, привычные приемы не действуют, да и как-то глупо пытаться ее обаять после всего произошедшего. Рой молчал, пока они спускались к машине, пока ехали по вечернему городу. Погруженный в свои измышления, он даже не следил за дорогой, лишь краем сознания отмечая проплывающие за окном фонари. — Мы приехали, — сообщила Лиза, заглушая мотор. Все еще где-то витающий Рой рассеянно кивнул, выбрался из машины, послушно последовал за Лизой к крыльцу и только тут сообразил, что Лиза привезла его не домой. То есть домой, но к себе. Похоже, никакие объяснения им просто не понадобятся. «Надо запереть дверь», — сам себе напомнил Рой, заходя в квартиру, и сам же этот совет проигнорировал. Их хватило только на то, чтобы дверь захлопнуть, а потом оказалось, что Рой уже прижимает Лизу к стене, а Лиза целует его с таким напором, что воздуха им на двоих точно не хватит. Надо было остановиться, надо было успокоиться, надо было сделать все правильно, так, как надо, чтобы их первый раз был не поспешным и скомканным, но у Роя уже не было никаких сил ждать. Куртка Лизы полетела на пол, его собственная — следом. Все ощущения снова болезненно обострились, но теперь он еще и видел Лизу, так близко, так ясно. Видел блеск ее глаз, видел припухшие от жестких поцелуев губы, видел лихорадочный румянец на щеках. Дело было не в зрении или его отсутствии, дело было в Лизе, рядом с ней мир становился ярче, четче, более живым, более настоящим. Рой сделал шаг вглубь квартиры, второй, третий — и оказался сам впечатан в стену. Лиза не собиралась прерывать поцелуев и судорожных жадных ласк, она не давала ему отвлечься ни на секунду, да он и не хотел отвлекаться. Обострялись чувства, но не только те пять, которые есть у каждого человека, но и его, Роя, чувство к Лизе, невыразимое словами, разрывающее грудную клетку изнутри, отдающееся сладкой болью на каждый вдох. И он видел, сейчас точно видел это в ее глазах: Лиза испытывала то же самое. «Надо дойти до кровати», — мелькнула и тут же исчезла, сметенная потоком эмоций, мысль. Рою удалось сделать еще два шага в сторону гипотетической кровати, прежде чем водолазка Лизы осталась у него в руках, а сам он натолкнулся на стол. «Первый раз не может быть таким», — напомнил он себе, когда Лиза распахнула на нем рубашку. «Надо, чтобы все было правильно», — вертелось в голове, пока Рой усаживал Лизу на стол и освобождал от обуви и брюк. «Я все делаю не так», — заключил Рой, расстегивая собственные брюки и просто сдергивая их пониже, чтобы не мешались. Если внутренний голос и хотел высказать еще какие-то претензии, то Рой его уже не слушал. Кровь грохотала в ушах, и единственными звуками, прорывающимися через этот грохот, были дыхание Лизы, ее сорванные полувздохи-полувсхлипы. Весь мир Роя сейчас сузился до одной-единственной женщины, и ему больше ничего не было надо, лишь бы этот момент длился вечно. И все равно Рой торопился, словно первый раз мог стать последним, и Лиза торопилась так же. И когда спазм удовольствия выгнул, перетряхнул, это тоже было как-то обостренно, как никогда раньше. А следом пришла пустота. Рой все еще нависал над Лизой, уткнувшись лбом в ее плечо, а Лиза все еще не разжимала своих ног на его талии. — Прости, что все так получилось, — выдавил Рой. — Но больше я ждать не мог. — Я тоже, — откликнулась Лиза. Помолчала немного и добавила: — Все получилось именно так, как должно было. — Черт, — Рой усмехнулся, — я даже до кровати тебя донести не смог, герой-л-любовник… — Это еще можно исправить, — подсказала Лиза. — И прекратите самоуничижение, полковник, иначе мне трудно будет не поучаствовать. — Ты так и будешь звать меня полковником? — опешил Рой, наконец, выпрямляясь и заглядывая ей в лицо. — От привычки избавиться трудно, — Рой готов был поклясться, что в этот момент лихорадочный румянец на щеках Лизы стал немного ярче. — Но я постараюсь. Он залюбовался ей — смущенной, растрепанной, зацелованной, самой прекрасной женщиной в мире — замешкался, пока Лиза мягко не напомнила: — Кровать. — Точно. Рой подхватил ее на руки, и едва не рухнул вместе с драгоценной ношей, запутавшись в собственных штанах, все еще болтающихся где-то в районе колен. — Я с тобой последние остатки ума теряю, — пожаловался он, и Лиза рассмеялась. — Это взаимно. Ничего-ничего, успокаивал себя Рой, у них впереди еще целая ночь. Сейчас они доберутся до кровати, и устроят второй первый раз, только в этот раз медленно и неторопливо, чтобы как будто время остановилось, а от нежности почти плакать хотелось. И до самого утра, потому что, странное дело, он совершенно не чувствует усталости. А может быть, и до завтрашнего вечера, за один день катастрофы в штабе без них не случится. А еще у них впереди — целая жизнь. И на всю эту жизнь обостренные чувства.