Письмо счастья

      Шепард медленно бежит через лес. Ветки приземистых кустиков неловко бьются по ногам, но Шепард совсем этого не чувствует, то ли от того, что на её ногах и броня, и сапоги, которые не дадут ей этого ощутить, то ли от того, что все её рецепторы направлены на мальчика, который сидит возле дерева, на лице которого блестят маленькие слезинки. Нахмуренное лицо. Шепард кажется, что этот мальчишка обвиняет её.       Почему жива она, а не он? Почему ударили именно в тот корабль, на который с таким трудом забрался этот мальчик в толстовке и потрёпанных джинсах?       Туман по лесу бродит. Как и Шепард. Капитан вздыхает. Почему этот мальчишка постоянно пропадает? Она не может его догнать. Но она постоянно чувствует на себе его взгляд. Мальчишка смотрит как будто в душу. Но в ней остались одни лишь невыплаканные слёзы. Зияют чёрным, будто бы дыра.       Такие мелочи, казалось бы, не должны волновать капитана, но Шепард иногда просто не понимает, а может, не хочет понимать, что происходит. Сердце должно быть уже закалено в многочисленных битвах, ведь каждый день по броне и сквозь шелестит патрон. Только Шепард этого не боится, ведь по телу пробежит лишь немая дрожь, не предвестник несчастья, но предвестник боли.       Шепард просыпается и думает лишь о том, что значит этот сон. Гложет ли её так сильно вина, что теперь этот мальчишка будет преследовать её во снах? Или причина всё-таки в чём-то другом? Капитан не должна ощущать тоски по погибшим. Потому что это война.       На войне все умирают и если жалеть каждого, то войну никогда не выиграть.       Но есть тот, ради которого она готова жалеть. Ради которого она, наверное, готова была бы даже и проиграть войну. Ради которого она каждый раз подходит к терминалу, задерживается на несколько минут. Сначала сомневается, буквально пару секунд, но затем открывает почту и смотрит, не пришло ли письмо от того, кто уже давно был оплакан.       Но почему-то до неё доходит либо какая-нибудь реклама этих чёртовых бюрократов-бизнесменов, либо что-нибудь по её нелёгкой работе, либо эти чёртовы письма, которые ей уже так сильно надоели.       Письма счастья.       Обещают много, просят столько же, а на деле — значат полное ничего. Шепард так сильно раздражают эти письма, которые иногда заставляют её на что-то надеяться. Иногда названия их кажутся ей похожими на те, которые мог бы написать Тейн и она раз за разом ошибается, но открывает их всё равно.       И каждый раз шепчет себе под нос одно и то же:       — Ну и где твоё счастье, обманщик-шут?       Но никто всё равно не знает, и не увидит, что у СПЕКТРА-первой, капитана-женщины, той, что всех их спасла, льются слёзы, безмолвные и невидимые, по каждой из этих вестей.       Но улыбку на её бледноватом лице, усеянном парочкой шрамов, сможет почувствовать даже самый последний гет. «И что же случилось?» — спрашивает каждый второй.       Шепард всегда отвечает просто, после того, как побывала в больнице Гуэрта.       — Пришло письмо счастья.