Основные силы

Корабли, преисполненные тактико-технических характеристик, как ягоды малины-семечек, недвижно стояли на гладких водах бухт. Адмирал Кальдмеер смотрел на них с невольным испугом, проходя мимо на катере-щепке. Один за другим величественные, облитые бронёй носы, вставали перед ним. Судно размагничивания с длинной бахромой водорослей на уходящих в воду тросах. Сильно выступающий из основной линии шестипалубный плавучий госпиталь. Куда он ходил в последний раз? Три крошки-тральщика, каждый едва больше буксира. Флот-прислуга, практически безобидный сам по себе. Адмирал Кальдмеер старался не показывать, пока это возможно, свою заинтересованность совершенно другим флотом, который стоит в соседней бухте, и отсюда угадываются только очертания его антенн и локаторных станций. Невозможно даже определить, сколько там кораблей. Это настоящие боевые силы союзников. К ним тянет как магнитом, но адмирал Кальдмеер держал голову прямо и с поддельным вниманием упирался взглядом в частную яхту. Её владелец выкупил престижную стоянку рядом с гигантом-госпиталем и теперь она униженно болтается на мелкой ряби с неподвижным монолитом, чей киль берёт начало в куда более глубокой воде. Адмирал грозно смотрел на яхту, которая бестолково поводила мачтами как схваченная поперёк брюшка саранча - усиками; а думал адмирал о том, как поймать и схватить поперёк брюшка союзнический авианосец или хотя бы ракетный крейсер, и хорошенько рассмотреть со всех сторон. - Вам понравилась яхта сына президента? - вдруг громко спросил второй пассажир катера, вице-адмирал союзнического флота Вальдес. Он во время плавания не стоял, а сидел в кресле, смотрел снизу вверх и поэтому выглядел лицом подчинённым. Хоть и ложным было это впечатление. - Я просто задумался, - ответил адмирал Кальдмеер. - Вы собираетесь показать ещё что-то? - Вы собираетесь увидеть ещё что-то? Теперь адмирал поморщился. Он был из тех людей, что постоянно слышат в ушах голос, велящий: "Стой прямо, говори правду". Но он не мог сказать правду, то есть "да" - иначе это было бы такой же наглостью, как и исходный вопрос. - Нет, - ответил Кальдмеер единственно возможное в данной ситуации. - Н-н-нет... - медленно и нехотя ответил он. - Тогда пойдёмте обратно, - неуверенно сказал Вальдес. Он рассчитывал на другой ответ? Неизвестно, но он аккуратно разгладил чехол на сиденье катера - там, откуда ненадолго встал адмирал Кальдмеер. Разгладил и сказал: - Присаживайтесь, пожалуйста. И посмотрел чистыми глазами снизу вверх. Кальдмеер сел, и от близости к тёплому под любым ветром смуглому адмиралу-союзнику в нём зародилась мучительная мысль. Знает ли пределы осторожности вице-адмирал Вальдес? Можно ли уговорить его показать боевой флот? На слабо, на спор, по дружбе, по пьяни, ради хвастовства? - Жаль, что видеть можно только вспомогательные корабли, - тихо сказал адмирал Кальдмеер, садясь. - Боевые вам сейчас никто и не покажет! - с готовностью отозвался вице-адмирал Вальдес. "Вот и прекрасно, - подумал Кальдмеер. - Вот и не стану думать об этом. Не стану! Не стану!" И покосился на покрытые румянцем от свежих ветровых ожогов щёки вице-адмирала Вальдеса. Румянец как будто загорался ярче, когда из взгляды пересекались. От женщины с фиолетовыми бусами Олаф не смог отделаться, как ни старался. Так получилось, что и первый шаг, как настоящий кавалер сделал он, подойдя к ней в кафе попросить зажигалку. На следующий день он обнаружил, что улыбается и наклоняется к ней, а солнце заходит за синий мыс над морем. Его самого неприятно поразила однозначность ситуации. к женщине он испытывал чувства, но это были чувства раздражения и досады. Он так и не узнал, какая жизненная коллизия заставила её, перезрелую, но всё ещё красивую, броситься в руки иностранному офицеру, не выгоднее было ли изловить хотя бы отечественного? Её внешность Олаф также запомнил нечётко и узнавал главным образом по бусам. Женщина, надо думать, чувствовала это и всегда надевала их на свидания. После поцелуев на набережной ночь бедного адмирала Кальдмеера оставалась свободной, и, вернувшись в квартиру, он провёл почти весь вечер в душе, размышляя, нравится ли ему сложившаяся ситуация. Следующим вечером они опять стояли, держась за руки, на молу, и теперь в глазах женщины в сиреневых бусах Олаф увидел свою нелёгкую судьбу. Он оказался обязанным предложить ей чашечку кофе у себя, и женщина не отказалась. К ожерелью неприятных обязательств, из которых складывалась жизнь адмирала Кальдмеера, прибавилась ещё одна чугунная бусинка. В старости он будет меряться длиной и весом ожерелий с временными товарищами, которых навяжет ему судьба - соседями по загородным домам, попутчиками в круизе, сокамерниками в доме престарелых. «А я в течение девяти лет не использовал ни одной недели отпуска». «А я пятнадцать лет прожил в одной квартире с отцом-маразматиком». «А я оплатил университет сыну жены, который у неё от первого брака». Олаф вздохнул и за три лестничных пролёта до своей двери принялся доставать ключ. Женщина смотрела на него лучистыми глазами. Они преодолели ещё два пролёта и адмирал Кальдмеер не поверил своим глазам: перед его дверью стоял вице-адмирал Вальдес. Судя по румянцу и развязной позе, он подпил, прежде чем явиться под дверь к союзнику. - Олле, вы знаете, тут такая история. На вашей двери сломался замок, я позвал слесаря, и он поставил новый. Вот ваш комплект ключей, возьмите, не побрезгуйте. Кальдмеер остановился в замешательстве. - Какая-то бессмыслица. Что значит сломался? Для того, чтобы обнаружить поломку замка нужно... Вальдес перебил его, обратившись к его спутнице: - Как видите, сегодня вечером ваш друг не сможет дать вам ключи от своего жилища по объективной причине: у него самого всего один дубликат. Извините, дорогая! Женщина закрыла лицо руками и не без изящества убежала вниз по лестнице. Стоило бы отдать ей должное: не так-то легко бегать по ступенькам и ни разу не упасть, если ваше лицо закрыто вашими же руками. - Вы что себе позволяете? - спокойно, хоть и в тяжёлом недоумении, спросил адмирал Кальдмеер. - Для вашего же блага! - замахал руками Вальдес. - Эта дамочка — брачная аферистка, я вам сейчас сэкономил много денег и нервов. - С чего вы это решили? - огорошенный новой оскорбительной нелепостью возразил Кальдмеер. - Это серьёзное обвинение и для него нужны... - Ни с чего, я это только что из головы придумал. Но, скорее всего, я прав. Разве порядочная баба прыгнет в постель к кому-то, с кем только вчера поцеловалась? - Так вы ещё и следили за мной! - повысил голос Кальдмеер. - Конечно, я отдавал себе отчёт, что как глава делегации могу быть под наблюдением, но чтобы настолько бесцеремонно, и вскрыть мою квартиру!.. - Не переживайте, я в неё даже не заглянул, у меня всё-таки совесть есть, - продолжал настойчиво впихивать ключи ему в руку Вальдес. - И потом, наверняка все свои секретные бумаги вы, если они у вас есть, держите в сейфе, так что не о чем волноваться. Кальдмеер взял ключи и призадумался. В целом ситуация как раз подходила для межконтингентной конфликтной комиссии. Однако при рассмотрении дела Вальдес мог рассказать о лишних обстоятельствах — что адмирал Кальдмеер наладился привести к себе бабу. В своём воображении Олаф тут воскресил лица сослуживцев, которые принялись бы шептаться: надо же, старина Кальдмеер водит к себе блядей, а мы-то думали, у него в трусах давно наступил вечный покой. Нет, нужно всеми силами стараться избежать конфликтной комиссии. - Я бы вызвал вас на дуэль, - медленно закипая от чувства собственной незащищённости, начал адмирал Кальдмеер. - В чём проблема? Вызывайте! - быстро и весело согласился Вальдес. - Я даже предоставлю вам право выбора оружия. - Я бы вызвал, но сомневаюсь, что у вас есть совесть и честь, а значит, в этом есть смысл, - ещё немного повысил голос Кальдмеер и переложил ключи в левую ладонь. - Поэтому... - Я не обиделся, - успел сказать Вальдес, как Олаф ударил его хуком справа. Ротгер покачнулся, схватился за стену, но устоял. Олаф набычился, ожидая ответного удара, и предполагая, что лестничная клетка останется не за ним, но Ротгер мотнул головой и неожиданно посмотрел на противника счастливыми глазами. Он даже улыбнулся: кровь из разбитого носа стекла на губы, подбородок, окрасила передние зубы. - Можете ещё ударить, я действительно наворотил дел, - сказал Вальдес, и у Кальдмеера мелькнула мысль: что если союзнический долбоёб в действительности не посягал на его жилище, а просто напился, закинулся и пошёл искать приключений. Что говорит и делает — не соображает. В таком свете собственный гнев показался Кальдмееру глупым и недостойным. Он мягко оттеснил Вальдеса от двери и попытался открыть её своим ключом. Но скважина и впрямь оказалась другой формы. Новый ключ, полученный из рук Ротгера, вошёл легко. Всё время, пока Кальдмеер возился с ключами, Вальдес стоял рядом и всё так же глупо улыбался: - Вы мне не поверили, а замок и правда другой. Адмирал Кальдмеер добрался до своей ванной далеко за полночь. На пороге он встал и ухватился за косяк от внезапного головокружения. Успокоившись, он стянул с себя китель и принялся замывать на нём следы крови на воротнике и на планке у пуговиц. Затем бросил мокрый китель в ванную и снял рубашку: так и есть, её воротник тоже оказался испачкан. Беззвучно ругаясь, Кальдмеер продолжил работу. Кровь где-то смылась, где-то осталась грязными разводами. На брюках тоже обнаружилось немало кровавых пятен. - Псих, ёбаный юродивый, - бормотал Кальдмеер. Кровавые отпечатки на брюках украшали всю переднюю часть, от ширинки до правого колена. Всё продолжилось тогда, когда Ротгер ни с того ни с сего поставил ногу в дверной проём и заявил: сегодня я решу, когда вы попадёте домой. Кальдмеер не рассердился (ещё пока) и вежливо ответил: - Мне очень жаль, что я был несдержан. Разберём ситуацию завтра, когда мы оба будем в форме. На что Ротгер просто пьяно рассмеялся. Кровь ударила в голову Олафа, он схватил союзника за грудки и швырнул на лестницу. Ротгер упал лицом вниз и некоторое время лежал на ступеньках. У Олафа похолодели руки и закололо сердце, он подошёл и со страхом наклонился, даже протянул руку, чтобы осторожно перевернуть лежащее тело лицом вверх. Ротгер привстал и посмотрел на него как ни в чём не бывало, с тем же глупо-озорным выражением, только теперь вся его физиономия была залита кровью: он рассёк при падении бровь и ссадил скулу. - Я вижу у вас в глазах нежность, - сказал он немного невнятно, опухающими губами. И вдруг вцепился Кальдмееру в ногу и принялся целовать его колено и внутреннюю сторону бедра. Олаф насилу оторвал его от себя и поставил на ноги. Тогда Ротгер обвил руками его шею и начал осыпать поцелуями подбородок, воротник и грудь. Олаф не мог ни шикнуть на него, ни вздохнуть, так перехватило горло, а уж оттолкнуть показалось и вовсе страшным. Ротгер и сам спустя малое время отцепился от него и неловко встал на колени — при этом зашипел и поморщился, видать, синяк уже набил. - Теперь вижу, какая ласка вам нравится, - сказал он и прижался губами к ширинке Кальдмеера. - Пожалуйста, идите домой, - сумел, наконец, сказать тот, но напрасно. Ротгер зацеловал его от кармана до кармана, затем ловко расстегнул молнию и оставил несколько бурых следов от своих разбитых губ на тёмно-синей ткани трусов. - Пожалуйста, идите куда-нибудь, - повторил Олаф. - Какой превосходный стояк! Это началось, когда я встал на колени или раньше, когда вы принялись меня метелить, что вас больше возбудило? - Пожалуйста, заткнитесь. - С удовольствием, - Ротгер высвободил из брюк и трусов туго вставший член Олафа и тут же обхватил его губами. Олаф обнаружил, что не может отстраниться, потому что уже стоит, упираясь лопатками в стену, а прижатые резинкой от трусов яйца горят как в огне. - Пожалуйста, уйдите. Ротгер провёл губами от яиц к головке, выпустил член изо рта, улыбнулся и покачал головой: - Не уйду, пока не узнаю, какой вкус у вашей спермы, адмирал. И тут же продолжил облизывать и тереть губами, словно боясь, как бы разгорячённый и влажный член на свежем воздухе не замёрз. Олаф выдержал ещё несколько секунд, но всё-таки не смог изменить себе — схватил Ротгера за волосы, отбросил к стене, вбежал в квартиру и захлопнул за собой дверь. Утром на небе без единой тучки взошло солнце, адмирал Кальдмеер отдёрнул штору, посмотрел на море и набережную, и подумал о вчерашнем происшествии. Оно показалось далёким и маловажным. То, что произошло на лестничной клетке, касалось только его как частного лица, зачем бы заявлять об этом в конфликтную комиссию. Что касается вскрытия квартиры, ничего действительно важного в ней не хранилось, даже в сейфе, и, хотя заявить о нарушении следовало бы при любых обстоятельствах, адмиралу стало лень заботиться об этом. «Зачем поднимать некрасивый скандал, если лучше и мудрее отрицать сам факт взлома, буде Вальдес окажется таким дураком, что примется хвастать». Днём на общем ланче адмирал Кальдмеер занял свой столик у окна, пододвинул тарелку, разложил приборы так, как ему было привычнее, притронулся к вазе с карминной хризантемой, чтобы стояла точно посередине, расстелил салфетку, поднял глаза и увидел перед собой неприятно близко физиономию вице-адмирала Вальдеса. Тот как раз, садясь на стул напротив, наклонился, едва не касаясь лбом лба. На искренне испуганный взгляд он ответил змеиной улыбкой. Вчерашнее оставило след на его лице. Левая бровь выбрита до середины, наложены четыре шва, ещё два на губе, над левым верхним клыком. Кальдмеер задержал взгляд на зазоре между швами, приоткрывающем тонкую щёлку прозрачного розового мяса вроде крольчатины, - и ощутил лёгкую дурноту. - Добрый день, - сказал Кальдмеер и сглотнул. - Я должен извиниться за вчерашнее, - без приветствия сказал Вальдес и вновь улыбнулся. От стыда Кальдмеер закрыл глаза, как задерживающий дыхание под волной, и всё равно багрово покраснел. Им принесли салат и горячую кефаль. - Давайте не будем вспоминать, мы оба были неправы, каждый по-своему, - быстро сказал Кальдмеер, как только официант отошёл. - Совершенно верно. Насчёт этой женщины. У каждого своё прошлое. Какое я право имел её осуждать, так ведь? Я исправил свою ошибку. Кальдмеер слегка втянул голову в плечи. - Сегодня после восьми заходите в «Апельсин». Она будет вас ждать! Кальдмеер успел съесть несколько ложек салата и едва вонзил вилку в живот рыбе. Слова Вальдеса поразили его в самое сердце. «Одно, хоть и плохое, но полезное дело сделал, и то испортил», - Олаф, встал, положил салфетку и ушёл, невнятно попрощавшись. Вечером Кальдмеер, отбывая тяжкую повинность, пришёл в «Апельсин». За столиком на мягкой тахте скрестив ноги сидела его прелестница — на этот раз в кисейных нежного оттенка штанишках-бананах и в сиреневых бусах поверх невинной закрытой рубашечки. Она смотрела виновато и укоризненно. Рядом с ней, расхристанный и не в форме, полулежал Вальдес и снова, снова улыбался. «Вы вдвоём — моя зубная боль», - подумал Кальдмеер и сел за низкий столик к ним. Ему пришлось неловко подвернуть одну ногу. Олаф рассчитывал, что хотя бы Вальдес уйдёт через некоторое время, но этого не произошло, а настаивать здесь умели не все. Подпив, все трое отправились на квартиру приезжего адмирала, словно это могло бы быть логично и прилично. Женщина в сиреневых бусах напилась совсем пьяной, и, судя по разному диаметру зрачков, перед тем употребила фенобарбитал. На правах самого трезвого Вальдес своим ключом отомкнул дверь, пропустил тяжело пошатывающегося Олафа и лёгкой бабочкой порхающую по синусоиде прелестницу, вошёл сам и запер за собой. Олаф заметил, что битый им адмирал-союзник угостил каким-то препаратом не только его невесту на вечер, но и его самого — периодически он словно засыпал на ходу, а проснулся в очередной раз полностью обнажённым, и его милашка, одетая лишь в бусы, интригующе посмотрела ему в глаза, сунула за щёку презерватив и стала медленно опускаться на колени. Плечи и спину Олафа всё это время мягко массировали чьи-то тёплые длиннопалые руки. - Мне нужно выпить кофе, - слабо цеплялся за остатки реальности Олаф, пока госпожа сиреневые бусы медленно облизывала его огненно-горячий стояк, и её губы казались прохладными, а тёплые руки спустились по спине вниз и теперь мягко разминали ягодицы. Прелестница ловко извернулась, притянула Олафа к себе, упала спиной на кровать, уронила его на себя и закинула ножки ему на плечи. Олаф тяжело задышал и несколько раз двинулся в ней, вызвав приятные вздохи и стоны. «Ладно, создатель с ними, это нужно было сделать, быстрее начну — быстрее...» Тёплые руки сзади ненадолго отпустили его, а затем вернулись, гладкие от массажного масла. Одна ладонь скользнула в промежность и принялась ласкать яйца. Два пальца другой руки мягко надавили на сфинктер и погрузились внутрь. Олаф застонал сквозь зубы и принялся загонять в свою даму глубже и чаще, ища равновесия наслаждений на чувствительной головке и на девственной слизистой под тёплыми пальцами. Дама сиреневые бусы завизжала и принялась кричать слово «да». Вверх и вниз по позвоночнику к Олафу прикасались горячие губы, пальцы внутри двигались короткими мелкими толчками. - Я тебя люблю, Олле, - прошептал Ротгер у него над ухом. - Ты сейчас кончишь, хороший мой. Я же сделал тебе хорошо, правда? Олаф проснулся в постели рядом с тяжёлым телом. В кровати, и, по всей видимости, в квартире, они были одни. Гость лежал на плече у Олафа, обнимая его, и Олаф обнимал гостя в ответ. Кругом был страшный беспорядок, но в нём не наблюдалось ни лифчика, ни маленьких туфель. - Куда ты дел девушку, тварь закатная? - тихо спросил Олаф. - Какую девушку? Эй, не надо меня там щипать, ладно, я понял, о какой девушке речь. Но зачем она тебе, ты даже не помнишь, как её звали. - Создатель... Что вчера было? Ничего не помню. - Я расскажу. В последний момент я вытащил тебя из её многоопытной пилотки, стащил с тебя резинку и выпил всё до последней капли. Олаф взял подушку и положил себе на лицо. - Какие-то проблемы? Мы же союзники! Через пять минут Олаф уже лежал на нём и медленно целовал его шею, брал его руку и целовал ладонь, целовал его волосы, лоб и глаза. - Тебе нравится именно лицом к лицу? - спросил Ротгер. - Да! Олаф загнал ему сзади. Ротгер стоял на кровати на четвереньках и мелко дрожал, успокоился только когда почувствовал в себе адмиральский член целиком, от головки до корня. И сам качнулся вперёд и назад, чтобы любовник мог почувствовать, как чудесно трахать на всё готового мускулистого мужчину. Олаф начал двигаться медленно, с закрытыми глазами, и впервые за очень долгое время смог не думать и не заботиться ни о чём. Он не думал ни о чём, когда Ротгер под ним закричал «Твою мать, я кончу сейчас, давай, порви меня, пожалуйста!» И когда Ротгер удивился «Ты ещё не всё? Вот это да! Ты крепкий, давай, какой же ты здоровый, давай, насади меня ещё». И когда Ротгер прохрипел «Проклятье, ну давай же, я третий раз кончу, у меня уже спермы не осталось, ну кончи в меня, пожалуйста». Также, без единой мысли, Олаф медленно лёг обратно на кровать, а Ротгер, держась за стенку, пошёл делать ему кофе. Утром Кальдмеер проводил Ротгера прочь из своей квартиры, а тот целовал его на пороге и лазал ему, полуодетому, руками под майку. Когда дверь закрылась в квартире стало необыкновенно тихо. Кальдмеер неторопливо собрался и остановился у двери, взвешивая в руках ключ. Ему предстояло сегодня решить немало рабочих задач, но начать он положил с боевой: зашёл в ближайшую скобяную лавку, вернулся, вынул из двери новый замок и вставил другой, ещё более новый. Весь день его преследовало лёгкое головокружение и тошнота, а также постоянный обман осязания — казалось под одеждой к нему время от времени кто-то прикасается. Во время сложных военно-политических бесед и дискуссий, Олаф вдруг думал, что его трогают за спину и с возмущением оглядывался. Вечером он уже давно принял душ и читал в кровати, когда услышал, что некто копается ключом в новом замке. Олаф поднял глаза и невольно улыбнулся нехорошей улыбкой. «А вот дудки, - сказал он про себя. - Это снова моя квартира. Никто сюда не придёт и не станет искушать меня возможностью узнать больше благодаря личным связям. Моя квартира и мои нравственные ориентиры снова мои, проваливай». Гостю надоело ковырять замочную скважину, и он принялся молотить кулаком в дверь. Олаф покачал головой и попытался вернуться к чтению. Отвлечься оказалось непросто. Гость стучал сперва одним кулаком, потом, надо думать, обоими попеременно, и, наконец, наподдал в дверь ногой. «Нет, это уже безобразие, - подумал Олаф. - О чём думают соседи? У них в подъезде поздний дебошир уже сколько времени ломает чужую дверь, и никто не выйдет спустить его с лестницы? Хотя бы полицию вызвали. Нет, никому нет дела, и это называется у них приличным районом!» Олаф выключил свет, отложил книгу и лёг, думая так абстрагироваться от шума. Гость принялся барабанить разнообразнее, варьируя громкость и ритм. Олаф несколько раз перевернулся с боку на бок — не помогло, сон не шёл. - Олле! - завыл из-за двери Вальдес. - У тебя что-то с замком! У тебя всё в порядке? Почему не отвечаешь? Я волнуюсь! Может быть, вызвать службу спасения? Кальдмеер чертыхнулся, включил свет, встал и подошёл к двери. - Не шуми, пожалуйста, - сказал он, не отпирая. - Ой, Олле, ты здесь! - обрадовался Ротгер и несколько раз хлопнул по двери открытыми ладонями. Олаф поморщился. - Ты себя хорошо чувствуешь? У тебя всё в норме? Точно спасателей не нужно? - Всё хорошо, - раздражённо ответил Кальдмеер. - Иди спать. - Так я и пришёл уже! - ещё более радостно отозвался Ротгер. - Открывай! - Нет, иди спать к себе, туда, где ты обычно живёшь, понимаешь, о чём я? - всё больше сердясь, крикнул ему Кальдмеер и хотел отойти от двери, но Ротгер забарабанил в неё с новыми силами. - Да чего тебе?! - Олле! Пожалей меня, впусти, за мной гонятся! Олаф рванулся было за ключом, но быстро опомнился. - Проклятье, что ты несёшь?! Иди проспись. Гонятся за ним... Когда догонят, передай, что я им очень сочувствую. И он отошёл от двери, намереваясь ни на что больше не обращать внимание и уснуть, чем бы его позднему гостю не вздумалось постучать. На удивление, грохот прекратился. Вероятно, Ротгер понял тщетность своих попыток. С лестничной клетки донёсся более слабый шум — Ротгер постучался к кому-то ещё, но уже куда вежливее, и как будто с этим другим затеял беседу, но Олаф решил на это внимание не обращать. Он вернулся в кровать, выключил свет, устроился поудобнее и тайком крепко обнял и несколько раз поцеловал подушку. Сон уже пришёл к нему, как вдруг неясный, неизвестно откуда исходящий шум, развеял дремоту. Олаф поднял голову и огляделся в темноте. С треском распахнулась балконная дверь... - Твои соседи были так любезны, что разрешили воспользоваться их окном! - бодро объявил Ротгер и прошёл в комнату. - Олле, - продолжил он уже другим тоном. - Я тебя чем-то обидел? За что ты решил меня наказать? Не хочешь говорить? Не говори, только скажи, чем мне искупить свою вину? Хотя бы намекни! Олаф понял, что обречён. - Я хочу посмотреть основные силы вашего флота, - ответил он.