Смотрины

«Разыскивается жистокий приступник из рода мазоку, Адальберт вон Грац. Похититель, растлитель, убийца. Жжет, ворует, мучит. Вознаграждение за поимку…» — Что это вы делаете, принцесса? — Жюстин отвлекла Грету от сосредоточенного разглядывания розыскной листовки. — Да так, — пробормотала Грета, — любуюсь местным народным творчеством. — Что-что? — Жюстин, как обычно, не расслышала. Ее вера в то, что Грета — паинька и никогда даже сказать ничего неподобающего не сможет, была непогрешима. Мазоку, одно слово. Они там все, при дворе папы Юури, как в заповеднике. Верят в абсолютную непогрешимость друг друга. А ее, Грету, вообще едва ли не ангелом с двумя крыльями считают. Или, скорее, образцовым демоном. Такое отношение, впрочем, распространяется исключительно на «своих». Вон о том же Адальберте слова доброго небось не скажут. — А этот Адальберт, — с должным смущением опустив глаза, начала Грета, — он хороший? Лицо Жюстин мгновенно приняло ожесточенное выражение. Ну, трудно было рассчитывать на что-то другое. — Он предатель своего рода, моя принцесса. Я буду защищать вас до последней капли крови и не допущу, чтобы этот разбойник или подобные ему нарушили ваш покой. Грета свела брови на переносице. — Спасибо, Жюстин. Упорство Жюстин в «защите» иногда казалось ей чрезмерным. Возможно, дело было в том, что телохранительницу для Греты натаскивал лично сэр Веллер, а сам он вел себя с папой Юури приблизительно так же. Грета прикусила губу. Думать так о Жюстин не следовало. В конце концов, она, неслыханное дело, согласилась нарушить дисциплину и увезти Грету на горячие источники, пока в замке Клятвы-на-Крови проходил бал, больше похожий на смотрины. Все более-менее знатные мазочьи роды притащили на этот бал своих сыновей, дочерей, братьев, сестер и дальних родственников — словом, всех, кто мало-мальски годился на роль супруга Греты. Или супруги. Папа Вольфрам был решительно против бала и пытался отбить дочку до последнего, папа Юури переглядывался с ним и смотрел затем на Грету грустными глазами — дескать, все понимаю, тоже против, а что могу поделать. Гюнтер сказал, надо, значит, надо. Грета замуж не хотела и Гюнтеру бы с радостью показала язык. Правила, по которым он заставлял жить весь двор, давно и безнадежно устарели, но возразить фон Крайсту было куда сложнее, чем казалось на первый взгляд. К нему даже Гвендаль прислушивался, больше, чем к Грете, а Аниссина, как назло, с головой ушла в очередной опыт и на мелочи вроде нежелательных смотрин Греты времени не имела. Хотя Грета была уверена, что уж Аниссина-то точно бы ее отбила. С ней даже Гюнтер спорить не отваживался, а феминизм — прогрессивное движение, и он не предполагает никаких смотрин. Девушки из сказок, которые Грета слушала с детства, странствовали и сражались, а не сидели по замкам в ожидании жениха. Сражаться Грета, конечно, умела очень относительно, зато странствовать могла не хуже любого другого. Этими соображениями она поделилась с Жюстин и, кажется, растопила ее сердце. В итоге они вдвоем сбежали на… горячие источники в стране людей, разумеется, тайно. Жюстин даже волосы перекрашивать не пришлось — она была наполовину мазоку. Грета планировала вернуться аккурат после смотрин, чтобы никого не волновать еще больше. *** — Значит, с ней отправилась телохранительница, — сказал Юури. Конрад кивнул: — По моему приказу. — И двадцать наших лю… мазоку. — В качестве тайного прикрытия. — И вы все об этом знали, — подвел итог Юури. Конрад мягко улыбнулся. Гвендаль, Гюнтер и Вольфрам переглянулись, потом посмотрели на Аниссину. — Грешно, — сказала леди фон Кабельников, — выдавать младую деву замуж без ее на то желания. — Я все понимаю, — начал Юури, — но… — Никаких «но», — возразила Аниссина, открывая глаза, до этого прикрытые, и упирая руки в боки. — Вы читали мою недавнюю брошюру о половом равенстве, ваше величество? Отпечатано в Шин-Макоку для массового распространения, — несколько брошюр появилось в руках Аниссины как по волшебству, и одну из них Юури все же рискнул взять. — Половое равенство — это концепция, подразумевающая достижение равенства в правах между мужчинами и женщинами в семейных и других правовых отношениях. Равенство полов является следующей ступенью социо-половых отношений после патриархальной системы. Равенство полов состоит в том, чтобы изучить и устранить все социальные барьеры, мешающие кому-либо проявиться как личности, а также создать равные социальные возможности для реализации личности мужчин и женщин во всех сферах жизнедеятельности в зависимости от… — Не надо, понял, — Юури выставил руки вперед в защитном жесте. В том, что Аниссина помнит наизусть собственную брошюру, он и правда уже убедился. — Грета заслуживает лучшего, чем быть выданной замуж во цвете лет, — подытожила Аниссина. — А ты, Гюнтер, будешь мне помогать неделю в наказание. Как ты мог подумать о чем-то подобном? Смотрины для принцессы! Пфе! Ты отстал от жизни. — Погодите-погодите, — Юури все же удалось вклиниться в этот речевой поток. Аниссина посмотрела на него с некоторым недоумением, так, будто один из ее приборов вдруг заговорил. — Я ведь тоже был против помолвки Греты! Почему меня никто не слушал? Нам же теперь придется извиняться перед гостями. Мы могли просто не устраивать смотрины с самого начала. Этот тайный побег… зачем? — О! Хороший вопрос, ваше величество, — пропела Аниссина. — Видите ли, смотрины предназначены не для юной принцессы, а для вас. — Э… для меня? — Юури ткнул в себя пальцем — совершенно неосознанно. — Какие еще смотрины, — рявкнул Вольфрам. В чем-чем, а в этом на него всегда можно было положиться. — Юури — мой жених! — Для вас всех, — негодование Вольфрама разбилось об Аниссину, точно волны о скалы. Положительно, она была совершенно неуязвима. — Я пригласила корреспондентов ведущих шин-макокских газет. Они запишут все, что вы сегодня скажете, и обеспечат лучшее продвижение моим брошюрам о половом равенстве. — Это как еще? — брякнул Юури. — Видите ли, ваше величество, — Аниссина прищурилась, — всех мазоку волнуют ваши отношения с вашим же ближайшим окружением. Но вы замкнуты и редко появляетесь на подобных… пресс-конференциях, назовем это так. И еще реже даете интервью. О вас, — Аниссина обличительно ткнула пальцем в остальных, — и говорить не приходится. Журналисты Шин-Макоку готовы продать душу за откровенный непринужденный разговор о личной жизни с каждым из вас. И совсем замечательно, если со всеми вместе. Того же на самом деле хотят все отцы и матери дочек и сыновей на выданье. Им требуется информация, с тем, что с вами им ничего не светит, все давно смирились. Мы убьем нескольких зайцев одним ударом: отвадим заинтересованных и шпионов, убедив их, что никто из вас не собирается жениться… — Как это не собирается?! — …потому что вы идиоты, которые зациклены исключительно друг на друге, — вопль души Вольфрама был проигнорирован, — и обеспечим моим брошюрам печать в ведущих газетах Шин-Макоку. Это — плата за то, что я позволила корреспондентам присутствовать на смотринах, где во всеуслышание задам вам животрепещущие для всех них вопросы. И только попробуйте не ответить! — Это похоже на дурацкое ток-шоу, — пробурчал Юури, потом поймал взгляд Аниссины и натянуто улыбнулся. — Кто-нибудь хочет поспорить? — предложила Ядовитая Леди. — Сейчас у вас еще есть возможность отказаться. Дураков не нашлось. *** «Дуновение ветра... Кто-то зовет меня. Запах крови. Это было во сне?» На него не обратили особого внимания. Темная личность в плаще с глубоким капюшоном и кожаных доспехах, с мечом у бедра — вполне естественное явление для любого трактира. Адальберт не знал, зачем пришел сюда. Стоило по возможности сторониться людных мест. Чем больше народу — тем хуже. Его могут узнать, и тогда возникнут проблемы. Это ж надо было вляпаться в розыск — да еще теперь, когда выходы из города перекрыты. Да и мазоку тут подозрительно много шатается, будто и они его ловить вздумали. Они, конечно, все как один «замаскированы», да только маскировка эта — курам на смех, ему-то виднее. Не стоило ту девицу отбивать от похитителей. Конечно, она сразу же настучала, дескать, страшный такой мазоку, похитителям сообщник. А Адальберт на человеческих землях и так был нелегалом, за ним только ленивый не бегал. Вот, пожалуйста — в розыск объявили. «Жистокий приступник из рода мазоку», «вон Грац», видите ли. Хорошо еще, что Вонь-Грачом не обозвали. А могли бы. Внутренне содрогнувшись, Адальберт подошел к стойке трактирщика — и будто со стороны услышал собственный уверенный голос. Смысл произнесенных им слов от Адальберта странным образом ускользнул; трактирщик, однако, кивал с пониманием. В трактире собралась большая часть жителей ближайших селений. В центре внимания местного населения пребывала пятерка вооруженных мужчин — судя по выговору, откуда-то из центральных областей Великого Шимарона. Мужчины, как становилось ясно из разговоров, являлись охотниками за наградами. Каким ветром их занесло в этот трактир, Адальберт не знал и знать не хотел, хотя подозрения у него на этот счет имелись. В любом случае, происходящее вокруг он воспринимал как фон, маску, под которой прячется темная реальность; не исключено, что так оно и было. Подходящее настроение — до годовщины смерти Джулии оставалось не так далеко, а в такие времена Адальберт всегда бывал несколько неадекватен. Говорят, что боль со временем стирается, но его была слишком сильна. И, хотя душа Джулии продолжала жить в новом теле, ее саму он потерял навсегда. Потому, должно быть, и горюют об умерших: потому что для близких они потеряны навсегда. Окружающий мир казался Адальберту слишком резким, будто набросанным на холсте небрежными штрихами. Слишком ярким, похожим на мозаику; слишком... острым. Хотелось сгладить углы, смягчить оттенки — но сделать это можно было, только заплакав, а слез у Адальберта не было. Он привык проходить все насквозь, будто острый нож. Одновременно был вовне, наблюдал; вне времени. ...Saudade —чувство беспредметной грусти, меланхолии, одиночества. Но, даже когда рядом нет никого, ты не остаешься один... «Каждый умирает в одиночку. И каждый в одиночку живет». Адальберт сошелся с трактирщиком в цене — относительно чего, он толком и не понял. Расплатившись и повернувшись к стойке спиной, Адальберт внезапно обратил внимание на подружку охотников за наградами. Обычная вроде бы девчонка, только глаза слишком темные для этого города. И цвет кожи. Да и выглядит чересчур изнеженной. Туристка, что ли? В этом сезоне на горячих источниках посетителей немного. Довольной девчонка не казалась. Адальберт нахмурился, припоминая ту шайку, у которой давеча отбил другую девицу. Эти не имели с теми ничего общего. Но все же… Не его это дело. — Где Жюстин?! Что вы с ней сделали? — вдруг вскрикнула девчонка. Мужчина, сидевший к ней ближе других, хлопнул ее по шее: — Заткнись. А то получишь, — язык у мужчины заплетался. Очевидно, он был уже порядком пьян, но говорил достаточно внятно. Слух Адальберта вполне позволял разбирать слова охотника за наградами среди царящего в трактире шума. — Ты не полумазоку, тебя продать не удастся. Посидишь с нами покуда, кроме тебя здесь еще дела есть. Ублюдки похуже тех, с которыми он не так давно столкнулся, сделал вывод Адальберт. Те приставали к человеческой девчонке, а эти, похоже, сотрудничали с работорговцами. Рабы-мазоку до сих пор высоко ценились в не особенно просвещенных краях, куда не распространилось влияние мао Шин-Макоку. — Жаль, что мазоку тут маловато будет, — поддакнул второй охотник за наградами, судя по голосу, более трезвый. — А то за всех девиц одинаково убойную цену давали бы! — Или одинаково паршивую, — вмешался в разговор третий мужчина. Шутка — если, конечно, это была она, в чем Адальберт искренне сомневался — показалась охотникам за наградами чрезвычайно забавной, и вся компания зашлась утробным хохотом. Смуглая девчонка, судя по всему, по их вине лишившаяся спутницы, втянула голову в плечи. — Эти твари, мазоку поганые, — отсмеявшись, продолжил первый мужчина, и Адальберт вдруг понял, что он не так уж пьян, — внешне на людей похожи и дерутся как демоны! Один на один против мазоку в возрасте сам Дан Хири Веллер не выстоял бы! Но впятером мы на любого из них управу найдем… У слушателей, незаметно собравшихся вокруг стола охотников за наградами, вырвался слаженный изумленный вздох. Мужчина выдержал паузу, — по-видимому, он был опытным рассказчиком — и продолжил: — Мазоку демонски быстры и умеют завораживать взглядом. В отличие от нормальных людей, они убивают даже без всякой нужды — у них от чужих страданий крыша едет. Эти твари воняют, как разложившиеся трупы, в их зенках — конец всему живому, но мало кто замечает характерные приметы замаскированных мазоку, пока их клыки не вонзятся ему прямо в глотку! Тут мужчина прервался, пожаловался на то, что в горле у него и его товарищей пересохло, и заинтригованные слушатели поспешили обратиться к трактирщику с заказом. Трактирщик, и сам не прочь послушать сказки о страшных-престрашных мазоку, без проволочек наполнил кружки честной компании. О заказе Адальберта он, заслушавшись, позабыл. Впрочем, тот и сам забыл — равно как и о том, что заплатил вперед. Увиденное и услышанное лишний раз утвердило Адальберта в его нейтральной позиции; мир построен на равнодушии, ничего изменить невозможно. Мечтания двадцать седьмого мао изначально обречены, союз с людьми долго не продлится. И зачем вообще заключать этот союз? Зачем создавать что-то заново? Чтобы снова прятать уродливую истину за отвратно нарисованными, перекошенными масками? Такими, как у пятерых мужчин за дальним столом. Эти люди уничтожают мазоку и продают их в рабство. Сами мазоку по большей мере ни в грош не ставят людей. Люди постепенно подминают под себя всех, стремятся к единоличному господству, собираются извести иные расы под корень — и начнут с мазоку, естественно. Когда-то они погубили Джулию. Не только люди, впрочем. Вины мазоку было не меньше. — Мой заказ, — развернувшись к трактирщику, непререкаемым тоном напомнил Адальберт. Ему уже не было все равно. Он смотрел на мир из-за стены — но стена эта была как тонкий слой льда. Не скрыться. Не убежать. Некуда. И смерти — нет. Единственный выход — безумие. Но... «В хвастливых россказнях этого «охотника» правды и на медный грош не наберется, — с ожесточением подумал Адальберт, отвлекаясь от своих метафорических ощущений. — Нападать впятером на одного, пусть мазоку — невелика честь!» — Вот, — трактирщик выложил на стойку объемную сумку с дорожными припасами, рядом поставил поднос с ужином, по-видимому, заказанным Адальбертом. Кроме того, на подносе лежал ключ от комнаты. «Тринадцать», — Адальберт отметил номер на прикрепленной к ключу полоске материи. Тут это и произошло. Смуглая девчонка, до того сидевшая тише воды, ниже травы, выскочила из-за стола и бросилась к нему. Кажется, ее заинтересовал его меч; но это было не так важно. Хуже было то, что он попятился, сделав слишком резкое движение, отчего капюшон слетел у него с головы. — Ой-ой, — пробормотал трактирщик, готовый рухнуть на колени по другую сторону стойки. Он мгновенно сообразил — его трактиру угрожает серьезная опасность. Если сейчас начнется драка... а она начнется... Словом, у трактирщика были все основания опасаться за свое заведение. На секунду в воздухе повисло изумленное молчание, в следующий момент сменившееся протестующим ревом. — Все прочь! Это вонь-Грач, и он наш! — взревел рассказчик — охотник за наградами. Похоже, в своей команде он был главным. Местные жители поспешили очистить помещение, оставив заезжих охотников разбираться с приблудным мазоку. Адальберт прислонился спиной к стойке; что ж, самое время подраться. *** Грета прекрасно знала, что сама во всем виновата. Ей не нужно было сбегать и подбивать на это Жюстин, не нужно было заходить в сомнительное питейное заведение, где их повязали, и уж тем более не следовало цепляться за мужчину с мечом, который внезапно оказался страшным-ужасным Адальбертом фон Гранцем. Подняв взгляд на Адальберта, Грета поняла, что далеко не он тут самый страшный. Он, кажется, вообще не обращал на нее внимания — она непреднамеренно раскрыла его инкогнито, и ему было не до того, чтобы на нее нападать. Охотники за наградой собирались на него поохотиться, а ей следовало бежать, пока не поздно… Но бежать Грета не стала. — Никакой пощады! — велел предводитель охотников за наградами, предусмотрительно отступая за спины своих товарищей. А потом Адальберт без предупреждения кинулся вперед, отражая невероятно медленные по сравнению с его движениями выпады сразу двух противников. Меч порхал в руках Адальберта, будто легкая серебристая рыбка; в защите одного из противников быстро образовалась брешь, но Адальберт не сумел этим воспользоваться. Несколько стрел пролетели над его головой — он в последний момент успел пригнуться. Осколки разбитых стрелами бутылок градом посыпались на укрывшегося за стойкой трактирщика. Тот еще больше вжался в пол, прикрывая голову обеими руками. Грета полезла за стойку, к трактирщику поближе, понимая, что сейчас лучше не вмешиваться. Убегать было поздно, оставалось только смотреть. А посмотреть было на что. Поймавшая ее группа охотников за наградами, без сомнения, состояла из профессионалов своего дела: два бойца, согласованные движения которых великолепно дополняют друг друга, нападали первыми и втягивали жертву в ближний бой. Предводитель — стрелок и полноватый мужчина в рясе, должно быть, лекарь, расстреливали врага из лука и арбалета. А пятый член их группы, худощавый человек в надвинутом на глаза капюшоне, несомненно, обладающий ходзюцу, использовал выгаданное боевыми товарищами время для подготовки подходящего заклинания. Одного охотники за наградами не учли: Адальберт тоже владел ходзюцу. Сжав сверкнувший камень в руке, Адальберт сразу же отскочил назад, взлетев в прыжке так высоко, что опустился на ноги за стойкой, рядом с Гретой и съежившимся от ужаса трактирщиком. Покрепче сжав в свободной ладони ремень сумки с дорожными припасами, который во время прыжка подцепил носком сапога, Адальберт упал ничком. Бойцы недоуменно воззрились на огненный шар диаметром сантиметров в пятнадцать, возникший на том месте, где только что находилась голова неуловимого мазоку. — Бежим! — обрывая собственное заклинание, выкрикнул вражеский обладатель ходзюцу. Его предупреждение запоздало; впрочем, взрыв, произошедший секунду спустя, отшвырнул бойцов значительно дальше, чем они сами успели бы отбежать. Потолочная балка над стойкой подозрительно хрустнула, но выдержала; поскольку посетители из местных покинули трактир еще когда охотники за наградами набросились на Адальберта, от магического взрыва пострадали только они сами. И — потолок заведения, естественно. В полу второго этажа образовалась изрядная дыра, сквозь которую сверху наверняка можно было увидеть, что происходит в зале со стойкой и столами. К счастью, расположенная выше комната пустовала, так что обошлось без невинных жертв. Грету, Адальберта и трактирщика защитила стойка. Битое стекло и дождь из причудливой смеси спиртных напитков, хлынувший на них сверху, особого вреда никому не причинили. Порезанная отлетевшим осколком щека Грету тоже не беспокоила. Она понимала, что могло быть гораздо хуже. Адальберт выглянул из-за стойки и определил: — Живы, просто контужены. Потом выпрямился, за шкирку вздернув на ноги скулящего трактирщика. — Коней, — потребовал. — Для меня и девчонки. — Мой... трактир... — пробормотал трактирщик и получил от Адальберта подозрительно звякнувший кошель. — Кони, — повторил Адальберт. — Быстрее. — Я... провожу, — пообещал мужчина. Выпустив воротник трактирщика, подобрав с пола свой меч и вернув оружие в ножны, Адальберт без промедлений последовал за мелко семенящим владельцем заведения. Мельком задумавшись о том, как там проходят смотрины в Шин-Макоку, Грета решила не отставать. *** — Я волнуюсь за Грету, — пожаловался Юури. — Я тоже волнуюсь за Грету, — отрезал Вольфрам, — а теперь замолчи, слабак проклятый. Не толкайся, Веллер, я и так знаю, что ты хочешь сказать. А что тут делает Сарареги?! — Приехал на смотрины, — отозвался Гюнтер страдальчески. — Он хотел жениться на Грете?.. — Удивлению Юури не было предела. — Он все пытается жениться на кое-ком другом. — Мурата, которого Аниссине каким-то образом удалось подкупить, сидел рядом. Похоже, он тоже собирался откровенно ответить на вопросы о своей личной жизни. На вопросы об одной из своих жизней, по крайней мере. — А мы не смогли найти убедительного предлога, чтобы отказать. Что ж… пусть послушает. — Ыыы… — Представив, что ему придется рассказывать о личной жизни под пристальным взглядом Сарареги, Юури содрогнулся. Да и о чем там рассказывать, уже больше пяти лет помолвлен, а мало-мальским опытом в делах любовных похвалиться не может. У Вольфрама и того наверняка больше опыта, не зря все за Гизелой бегает. — Не волнуйся, молодой господин, мы тебя подстрахуем. — Йозак, сидевший рядом с Конрадом, лукаво подмигнул. Юури попытался представить, каким макаром Аниссина заманила его, но не смог. Аниссина тем временем громогласно объявила о начале «пресс-конференции». Она использовала какое-то из своих изобретений для усиления звука, в итоге все присутствующие чуть не оглохли поначалу. — …Сегодня мы выясним правду о личных предпочтениях мао и его ближайшего окружения, — наверное, ее было слышно даже в Великом Шимароне. — Но, поскольку наша пресс-конференция приурочена к массовому выходу брошюры о половом равенстве… Первый вопрос тоже будет его касаться. Итак, наши сегодняшние гости, — Аниссина указала на вздрогнувшего Юури и его окружение, — расскажут нам о том… — Она сделала драматическую паузу, — с кем бы они встречались, если бы были девушками! А с кем бы ни за что не встречались. И назовут причину. Начнет Гурриер Йозак, мастер перевоплощений! — Спасибо, Аниссина-чан. — Йозак выглядел на редкость уверенным. Еще бы, ему не впервой представлять себя девушкой. Наверняка Аниссина потому к нему и обратилась. — Будь я девушкой, однозначно стал бы встречаться с Его Превосходительством! Гвендаль нервно дернулся и чуть не упал со стула. — Я уверен, что наедине, — Йозак мечтательно закатил глаза, — Его Превосходительство будет очень нежен, не менее, чем он нежен с кошками, которых… — Замолчи, — показалось Юури, или Гвендаль и вправду покраснел? — Слушаюсь, — легко согласился Йозак. — Словом, Его Превосходительство — мечта любой девушки. А вот с капитаном я бы встречаться не хотел… не хотела. У него всегда все расписано по графику, и в этом графике слишком много его величества. Никакой девушке не понравится подобное пренебрежение… — А я вот с тобой хочу встречаться, — сказал Конрад. Тут уже сам Юури чуть со стула не упал. — Ты, — Конрад окинул Йозака оценивающим взглядом, — всегда можешь помочь своей девушке в выборе платья. Еще у тебя легкий характер, и ты абсолютно со всеми уживаешься. Думаю, с тобой любая была бы счастлива. Даже… Аниссина подозрительно прищурилась, и Йозак торопливо перебил Конрада: — Эх, капитан! Совсем засмущали! — Не смущайся, — отрезал Конрад, — тебе со мной встречаться не светит. Да и замучаешься. Юури насторожился. Все это было больше похоже на флирт, чем на разговор старых друзей, а ничего «такого» о Конраде Юури знать не хотел. Ладно еще Йозак… — А почему это замучается? — подал голос Мурата. — Потому что Веллер кажется аккуратным только на первый взгляд, — вмешался Вольфрам. — Нет у него никакого графика, и в комнате у него бардак. — Надо же, Вольфрам, откуда ты знаешь? — живо заинтересовалась Аниссина. Вольфрам покраснел и пробормотал нечто неопределенное. — Да-да, Вольфрам, откуда? — не сдержался и Юури. — Мы братья! — отрезал Вольфрам. — И это совершенно нормально, если раньше мы спали в одной по-по-постели. Из зала послышались бурные аплодисменты. Видимо, откровенность Вольфрама пришлась публике по вкусу. — Нет в этом ничего нормального! — возмутился Юури. — Ты поэтому сейчас в моей постели спишь? Конрад тебя теперь выгоняет, что ли? — Он говорит, что я вырос и у меня уже нет кошмаров. — Вольфрам очевидно надулся. — А на деле просто жлобится! Похоже, нанесенная Вольфраму рана была столь глубока, что даже всеобщее внимание его смутить не могло. Впрочем, когда это он смущался, если речь заходила о чувствах? — Он слишком черствый. Будь я девушкой, ни за что не захотел бы с ним встречаться! — подвел итог Вольфрам. Конраду, вероятно, полагалось скорбеть. Вместо этого он, кажется, едва сдерживался, чтобы не захохотать в голос. — А с кем бы хотел? — подбросила провокационный вопрос Аниссина. — Глупый вопрос. Я помолвлен, — отрезал Вольфрам. — Хотя… старший брат внушает доверие. Гвендаль вторично чуть не упал со стула. Кажется, он был близок к тому, чтобы стать самым популярным мазоку в Шин-Макоку. — Гвендаль, — голос Аниссины прозвучал даже нежно, и фон Вальде коротко ответил: — Гюнтер. — Надо же, как интересно, — пропела Аниссина, — почему-почему?.. — Вольфрам — эгоистичный бездельник. Конрад — сплошное беспокойство. Йозак — сотрудник, на работе никаких связей. Его преосвященство — слишком себе на уме. А это… — Не называй короля «этим»! — страшным шепотом сказал Гюнтер. — В общем, только Гюнтер и остается. — Гвендаль сурово нахмурился. — Хотя ему не помешало бы немного внимательности. А то любая девушка от него сбежит, не выдержав финансовых расходов. Вазы в моем замке… — Какая страсть, — расцвела Аниссина, — Гвендаль прекрасно обосновал, почему не хочет встречаться ни с кем, кроме Гюнтера! — …а еще мы смогли бы установить дежурство и отдавать ей свою мареку по очереди, — сказал Гвендаль так тихо, что никто, кроме Юури, его не услышал. — Что скажет сам Гюнтер на такое пламенное предложение? — Его величество в моем сердце навсегда, какого бы пола я ни был, — Гюнтер был непреклонен. — Даже если он отвергнет меня, я буду раз за разом преподносить ему розы своего сердца, потому что нет короля лучше и справедливей… А вообще, Гвендаль, я твое предложение очень ценю. И в политическом плане оно выгодно. — Гюнтер разом преобразился, будто превратившись в другого мазоку. — А с кем бы ты не хотел встречаться? — Только не с Конрадом, — приговор Гюнтера обжалованию не подлежал. — У него слишком непростой характер. Скорее всего, он не обратит на девушку ни малейшего внимания. — Он и не обращает, — подсказал Мурата. — Поэтому девушки у него нет. Верно, сэр Веллер? Конрад посмотрел на Мурату многообещающе. — Ни у кого из вас тут нет девушки, — фыркнул Вольфрам. Йозак обиженно подбоченился: — А как же Анис… Глаза Аниссины опасно сверкнули, и Йозак приглушенно посоветовал Конраду не толкаться. А то так со стула и упасть недолго. — Не будем переходить на личности, — посоветовала Аниссина. Если популярность Гвендаля ее удивила, то она и виду не подала. Самого Юури несказанно удивляла непопулярность Конрада. О собственной непопулярности он не задумывался — это как раз было дело привычное. — А вы, ваше преосвященство, кого бы предпочли, будь вы девушкой? — Шибую, — ответил Мурата, не задумываясь. — Он, в конце концов, героически меня спас когда-то. Мы с ним почти барышня и хулиган, верно, Шибуя?.. Юури постарался от Мураты отодвинуться. — А не хотел бы я встречаться с Йозаком, — добавил Мурата, — он так и норовит натравить на меня Ти-Зо. Сэр Веллер — тоже печальная кандидатура. Срывает все наши… то есть, мои планы. Такая непопулярность уже граничила с абсурдом, и Юури не выдержал. — Конрад — самый лучший в Шин-Макоку! Я бы хотел встречаться только с ним… если бы я был девушкой, конечно. — Ты… — Кажется, Вольфрам был близок к тому, чтобы взорваться. В буквальном смысле. Конрад душевно улыбался, по-видимому, останавливать этот взрыв не собираясь. Аниссина тоже медлила, и Юури не на шутку встревожился. Ситуацию спас голубь, невесть как влетевший в зал и взгромоздившийся Йозаку на голову. Даже Вольфрам на голубя отвлекся. В гробовой тишине Йозак вытащил послание и прочитал его вслух: — «Разыскиваются: жистокий приступник из рода мазоку, Адальберт вон Грац. Похититель, растлитель, убийца. Жжет, ворует, мучит. Его сообщнеца по имени Гурета. Человеческая сторонница мазоку, беспощадная и развратная. Коварная соблазнительница, пьет кровь младенцев. Вознаграждение за поимку…» Взгляни, величество, это же принцесса! По залу прошел гул. Юури, встревоженный и одновременно обрадованный, что не пришлось заканчивать это дурацкое ток-шоу местного разлива, вскочил с места. — Конрад, Вольфрам, собираемся немедленно! Грету похитили! — Не похоже, — засомневался Йозак. — Кажется, она поехала с Адальбертом по собственному желанию… Тут есть приписка от моего шпиона. Точно, принцессу и ее телохранительницу они упустили, зато за Адальбертом и Гретой смогли проследить. «Предположительное местонахождение: направляются в Малый Шимарон»… — Юури, — Сарареги как-то умудрился протолкаться к возвышению, на котором сидели все участники импровизированного ток-шоу, — я считаю своим долгом пригласить вас… — Ну уж нет, король Сарареги, — неожиданно возразила Аниссина. — Вы уедете не раньше, чем расскажете о своей личной жизни! Сарареги затравленно огляделся. *** — Ты вернешь мою Жюстин? — Грета заговорила только тогда, когда они отъехали на приличное расстояние от города. Их не преследовали… пока. — Твою подругу-полумазоку? — Она моя телохранительница. Ее хотели увезти в Малый Шимарон. Я… слышала. Они говорили… но я сделала вид, что не знаю. — Умная девочка, — буркнул фон Гранц. — А зачем мне ее спасать? Это дело неблагодарное, знаешь ли. Тебя спас — вот и радуйся. Езжай домой… или куда там ты намерена ехать. — Как… как ты можешь такое говорить! — возмутилась Грета. — Ты же мазоку! И я видела, что ты… у тебя доброе сердце! Почему ты не даешь ему… — У меня нет сердца, — отрезал Адальберт. — Оно умерло, когда погибла моя возлюбленная. У него был такой трагический вид, что Грета не сдержалась — залепила ему пощечину. Глаза Адальберта округлились. — Сердце не может умереть, — горячо возразила Грета, — никогда! Я была никому не нужна после смерти мамы, я хотела убить мао Юури, потому что считала — мое сердце умерло и мне нечего терять! Но Юури полюбил меня. Юури сделал меня своей дочерью. И я поняла, что мое сердце никогда не умирало. Это я сама решила так! Ты глупый, глупый Адальберт фон Гранц! Не хочешь спасать Жюстин — не надо. Сама справлюсь! И она, надувшись, пустила коня в галоп. — Эй, — подал голос Адальберт. — Ты только что… О том, что пощечина для любого нормального мазоку означает брачное предложение, Грета вспомнила, только когда он ее догнал.