Eternum

Я понимала, что он очень стар, но где-то в глубине моих мыслей Эрик был бессмертным, неиссякаемым, всегда полным силы и вдохновения, моим Ангелом. Несмотря на то, что он уже несколько около недели не садился за инструмент. Я сидела у его постели и смотрела на него - он держал спину, даже сейчас желая внушать мне один лишь трепет. На самом деле, у него это получалось без всяких стараний, хоть он и был очень слаб и бледен. Лоб и уголки рта избороздили морщины, а под неистовыми голубыми глазами пролегли круги. Да и цвет их притупился, словно подернулся пепельной пеленой. Я понимала, что ему оставалось недолго, но мы никогда не обсуждали это. До последнего времени Эрик не позволял мне заботиться о нем, следить за изменениями его угасающего здоровья, но теперь я набралась смелости не спрашивала его разрешения. В его комнате мой взгляд снова и снова возвращался к гробу, стоящему в дальнем углу. Очень дорогому гробу, обитому бархатом, блестящему... Но оттого лишь сильнее пугающему. Проследив за моим взглядом, Эрик прищурился. Он поставил чашку недопитого чая с коньяком на стол - я не могу передать, с каким трудом ему это удалось! Но труд состоял не столько в самом действии, а в желании скрыть боль и измождение. Каждое его движение по-прежнему пропитывала грация, он просто не мог отказаться от привычки... В его натуре были широкие, властные жесты, но красивые, деликатные. Я видела многих людей, прекрасно владеющих своим телом, среди балета Опера, но в умении держаться Эрику не было равных. - Не нужно бояться вечности, - спокойно заметил он, накрывая мою ладонь. Прикосновение его рук - вдвое больше моих, холодных, но мягких - единственное, к чему я действительно привыкла за наше совместное время. Никаких поцелуев, кроме как в лоб. Никакой ласки, если не считать мгновений, когда я забывала обо всем и, погруженная в транс его музыкой и голосом, не водружала голову на его плечо. - Эрик, если вы умрете, - забормотала я вдруг, - Я не представляю, как мне дальше... Я не сумею. У нас было всего три года. Сказать по правде, я еще не научилась любить его так, как могла бы. Осознание этого делало мне по-настоящему больно. Три года в подземельях, три года тихих разговоров в ночи, занятий музыкой. Три года совместного одиночества, лишь по истечении срока начавшего походить на любовь, или даже на пустую зависимость. Я считала Эрика своим мужем, и не могла уже мыслить иначе. - Ты обретешь свободу, - раздраженно ответил он. - Или теперь тебя и это не устраивает, Кристина? Ты нисколько не повзрослела за эти три года. Но его взгляд говорил другое. Пусть я и не повзрослела, но я стала старше, а мой возраст пока что предполагал одно лишь цветение. Для Эрика я стала еще красивее. Его маленькая жена, красотой которой он гордился, пусть и не говорил об этом вслух. А сам он... сам он увядал. Мой муж был старше меня на тридцать четыре года, и с каждым годом разница между нами становилась все выразительнее. - Пожалуйста, примите микстуру и допейте чай, - сказала я как можно строже. Он все еще гладил мою руку. - Что я получу за это? - спросил Эрик своим обычным тоном. Взрослый, корчащий из себя ребенка. - Что угодно, - выдохнула я. Мне просто хотелось знать, что он примет лекарство и, быть может, продлит свое земное существование. Я этого хотела. - Что угодно. Как жаль, что я не воспользовался этими словами, когда они прозвучали в нашем доме впервые. Что угодно! - Он осторожно провел пальцами вверх по моему запястью и остановился у ложбинки, где змеилась голубая вена. У меня - почти незаметная. Руки Эрика всегда были венистыми, но на удивление красивыми. Вот и сейчас я засмотрелась, чувствуя себя во власти какого-то заклинания. - Может, ты хоть на одну ночь останешься со мной? - пробормотал он еле слышно, как будто самому себе. - Я бы умер, прижимая тебя к своему сердцу, Кристина. Я молчала, а глаза мои медленно наполнялись слезами. Почему мы никогда не были мужем и женой по-настоящему? Почему он не заставлял меня силой с самого начала? Теперь было поздно для всего, абсолютно для всего, кроме глупого раскаяния. - Эрик, - тихо произнесла я, ловя его руку, - Вы пугаете меня своими плохими предсказаниями. - Это не предсказания, а факты. Я ведь не пророк, - Его, кажется, забавляла моя истерика. - Хотя в странах, куда я путешествовал, люди нередко принимали меня за предсказателя... Да не нужны мне слезы. Дорогая, это совершенно зря. Я вдруг оказалась у самого его сердца, бьющегося слабо и неуверенно, а холодная рука Эрика скользнула по моим волосам, оглаживая их, перебирая кудри. Монотонно, успокаивающе... и до странного парализующе, поскольку ладонь его, никогда не излучавшая тепла, сейчас была просто ледяной. - Эрик, я не хочу остаться одной! - проскулила я в его черную рубашку. - Мне нужен Ангел, мне нужен мой муж... - Все это время я был скорее покровителем или отцом, - сухо заметил он. - Пора уже вырасти, Кристина. Именно поэтому мы сейчас обговорим твое будущее. - Нет! - Я дернулась и попыталась вырваться, но к нему будто вернулись силы. Эрик сжал мои запястья и одним рывком притянул к себе. - Я не желаю обсуждать это! Пустите меня, прошу... - Ты уже не маленькая девочка, Кристина. Ты останешься одна. Не плачь, не спорь со мной. Так будет. Ты останешься одна, и помочь тебе сможет только один человек - ты сама. Скажи мне, что ты сделаешь после моей смерти. Я заплакала, совершенно не разбирая, о чем он твердит. Как можно говорить о смерти как о данности! Не хочу, не хочу... - Ты окажешься на улице, если не подумаешь об этом сейчас. Так что же ты планируешь, Кристина? Слотнув ком в горле, я ответила: - П-поеду к мадам Валериус. - И она тоже умрет через пару лет! Старуха куда древнее меня, я бы не надеялся, что она не рассыпется спустя полгода. Кристина, подумай еще раз. - Вы могли бы.. вы могли бы написать директорам Оперы? - вздохнула я. - Чтобы они взяли меня обратно, хотя бы в качестве хористки... - Ты сама напишешь им, - удовлетворенно отозвался Эрик, чуть прикрывая глаза. Его довольный голос звучал как глубокое мурчание. Он взял меня за подбородок и повернул к себе. - Видишь, это не так трудно. Думай, Кристина. Рассчитывай свои шаги, в особенности первые, так как они станут главными. - Мне нужны вы, - упрямо ответила я. - Не потому, что я глупая и беспомощная. Мне нужны вы, потому что я уже не захочу стать женой снова, если потеряю вас. - Если ты действительно сохранишь верность мне, - рассудил Эрик, - Это порадует меня. Но я не заставляю давать клятвы, Кристина. В твоей жизни очень многое может перемениться, ты так юна... Мне показалось, или веки его потяжелели? По крайней мере, сейчас он выглядел усталым больше, чем минуту назад. - Может, мне не придется принимать никакие решения, - неожиданно уверено заявила я. - Может, я обниму вас, засну, и никогда не проснусь. - Я разочаруюсь в тебе. - Вы будете уже мертвым! - Кристина, чудная набожная девочка! Ты много лет верила в то, что твой отец, наблюдающий за тобой с небес, послал к тебе Ангела Музыки. Ты действительно думаешь, что мое мнение перестанет играть значение после моей смерти? Нет, оно станет для тебя наиболее важным. Решающим. И ты не захочешь разочаровать своего маэстро бестолковыми выходками вроде этой. - Но ведь я люблю вас! Он вздохнул, глядя сквозь меня. - Кристина... - Это правда. Я ждала поцелуя. Не знаю, почему, но я ждала, что он поцелует меня так, как всегда мечтал, и хоть так мы приблизимся к той любви, что давно уже взращивали внутри. Но Эрик провел пальцами по моим губам и со вздохом откинулся на подушки, увлекая меня за собой. Вот и все. Слабеющие объятья. Да, я уже чувствовала, как таят его силы, и даже его умиротворенное лицо казалось мне полупрозрачным, увядающим. - Я люблю тебя, - повторила я. - Я хотела поцеловать тебя, как сделала бы всякая жена. - Я не хочу этого, - ответил он резковато. - У тебя не останется приятных воспоминаний об этом поцелуе. Ты запомнишь слабого, умирающего Эрика. Я никогда не мог представить, что по-настоящему целую тебя, и сейчас не могу. Это всегда значило... всегда значило заставить тебя терпеть, страдать и лгать мне, исполняя свой долг. - Ты отгородился от этого, - догадалась я. - Мне ничего от тебя не нужно, кроме возможности слушать твой голос и заботиться о тебе. - Как странно. Ведь таково и мое отношение к вам, - Прижавшись к его груди, пробормотала я. - И все-таки... Я вдруг ощутила, что сердцебиение стало реже. Почти неразличимые толчки под кожей, мышцами и костями. - Эрик, - пролепетала я, приподнимая голову. Его лицо утопало в тени. Даже сейчас оно было скрыто маской, вероятно, мешавшей ему. Я протянула руку, чтобы снять ее, как когда-то давно, в другой жизни, и почувствовала на ладони последний вздох.