Такие разные...

- Юноша, поторопитесь, мы через полчаса закрываемся, а вам пора к себе в комнату, - голос библиотекаря прозвучал резко и внезапно, пробуждая меня от моих занятий. Я вздрогнул, приходя в себя, и тут же вежливо кивнул, соглашаясь. Библиотекарь ушел куда-то в глубину зала: наше книгохранилище в Шидо было довольно велико, а количество находящихся в нем книг впечатляло даже тех, кто был избалован богатыми библиотеками столицы. Сегодня я просто сбежал из нашей комнаты, чтобы побыть в одиночестве, и точно так же дать отдохнуть от меня моему соседу. Такуми… когда я произношу его имя, на языке словно возникает привкус карамели и цветочного меда. Я его люблю. Я имею в виду Такуми, конечно. Хотя, мед и карамель тоже, но исключительно потому, что они ассоциируются у меня с этим человеком, который мне так дорог, что, порой, становится просто страшно из-за моей одержимости. Несколько лет назад, еще до того, как мы поступили в Шидо, я увидел его на конкурсе, куда пришел поддержать моего друга-музыканта. Мне было около пятнадцати, совсем не тот возраст, чтобы влюбляться в сверстников-скрипачей с застенчивым и отрешенным взглядом. По крайней мере, в таком возрасте ценят не это. Но у меня все получилось наоборот: я запал на этого мальчика сразу, и мне было совершенно плевать на его пол, социальное положение и поведение. Я видел только черные глаза, тонкие нервные пальцы, нежно обхватившие гриф скрипки, и подернутый мечтательной дымкой изумительный в своей робости взгляд, от которого дыхание перехватывало. Тогда я попытался осторожно расспросить об этом парне моего друга, но кроме имени и каких-то общих сведений ничего больше не узнал. А потом начались экзамены, переход в старшую школу Шидо, новая жизнь… Образ тонкого и нежного скрипача слегка отошел на задний план, но не исчез. Я просто почему-то знал, что мы еще встретимся. Когда я увидел его на вступительных экзаменах в Шидо, я помню, что удивления не было, только какое-то чувство торжества. Значит, мы должны с ним познакомиться, значит, это судьба! Правда, эйфория быстро схлынула: я был достаточно взрослым к тому моменту и понимал, что Хаяма Такуми может просто не обратить на меня никакого внимания, тем более, я уже тогда признался себе самому, какого рода внимание и чувства мне нужны от этого парня и что конкретно испытываю к нему я сам. Я как-то сразу все понял и осознал, и мне совершенно не было страшно, что меня осудят или не так поймут. Воспитан я был в таком ключе, что личная жизнь человека, пока она не мешала другим людям, была полностью его частным делом и никоим образом не касалась, кого бы то ни было. Но вот что по этому поводу думает Такуми-кун, я знать не мог и весьма долго мучился, не решаясь поговорить с ним. Да если честно, я вообще не мог познакомиться и заговорить с ним нормально почти весь первый курс. Только следил издали за его жизнью в школе, стараясь делать это так, чтобы никому и в голову не пришло, что я наблюдаю за Хаямой. Самым неуютным было то, что я все сильнее хотел быть с ним рядом. Хаяма Такуми-кун был нелюдимым интровертом, особо ни с кем не общался и дико дергался, когда кто-то подходил к нему близко или, тем паче, пытался до него дотронуться. С одной стороны, мне это нравилось, потому что ревность – самое ужасное чувство, которое только может быть, уж это я узнал на своей собственной шкуре. Такуми, несмотря на нелюдимый и угрюмый характер многим нравился, а, так как школа у нас была исключительно с мужским контингентом, то меня даже не удивило, что не я один, как оказалось, жаждал назвать Такуми своим. Невысокого роста, ладный и гибкий, он привлекал к себе внимание многих, а чудесный взгляд черных, огромных глаз заставлял терять дар речи и погружаться всем сознанием в эти темные омуты. И это все в Такуми видел не только я. Дайске Назаки… как он бесил меня. Я сразу увидел, что он претендует на Хаяму, беспардонно и нагло обхаживая его, преследуя и совершенно не огорчаясь из-за отказов. Такуми отвергал его, но я дико боялся, что в один момент он не выдержит напора и согласится встречаться с ним. Упрямство Такуми пока держало на расстоянии наглеца, но покорность и явное неумение Хаямы отстаивать себя и свои убеждения, приводили меня в ужас, хотя никто бы об этом не догадался, кроме, пожалуй, Акайке-куна, который был в курсе моих чувств к Такуми. И самым неприятным для меня было то, что кроме нагловатого характера, больше ни в чем обвинить Назаки я не мог, признавая и то, что внешне он был весьма недурен собой, высок и силен, да и его успехи в спорте в качестве капитана баскетбольной сборной школы весьма впечатляли. Но я решил для себя, что если еще раз увижу этого громилу рядом с Такуми, то вмешаюсь обязательно, тем более что сама судьба благоволила мне: на втором курсе нас с Такуми-куном поселили в одну комнату. Честно говоря, узнав об этом, я поблагодарил провидение, что в тот момент вокруг не было моих однокашников и никто не мог видеть совершенно сумасшедшую улыбку, в которой я расплылся до ушей. Я был счастлив, хотя прекрасно понимал, что один тот факт, что я буду жить с Такуми в одной комнате дает мне не слишком большую вероятность, что удача будет на моей стороне, и я смогу донести до Хаямы свои чувства и добиться ответных эмоций. Но, само собой, я прекрасно осознавал, что наше совместное проживание сильно приблизит меня к моей цели и облегчит её достижение. В общем-то, мы с ним сближались, хоть и не так быстро, как мне хотелось бы. А еще – я чувствовал, что с каждой минутой, проведенной рядом с ним, все больше очаровываюсь и влюбляюсь, хотя казалось, больше уже нельзя. Я почти сразу признался Хаяме, что люблю его, но мне удалсь сдержать себя и очень спокойно рассказать о своих чувствах. Такуми мягко отказал мне, но не испугался, что в общем-то, не огорчило меня: отказа я ожидал. Но надежда на то, что мне удастся добиться ответных чувств, оставалась. Я поклялся сам себе жизнь положить на то, чтобы Такуми стал моим. Он постепенно, очень медленно подпускал меня ближе к себе, хотя ничего слишком личного не рассказывал. Я догадывался, что в его жизни было что-то неприятное, какая-то загадка, которая и была причиной его отчуждения. Конечно же, я жаждал узнать, что так сильно повлияло на человека, которого я полюбил всей душой, но давить на него мне ни в коем случае не хотелось. А еще, был поцелуй. Даже два. Правда, я более, чем уверен в том, что Такуми мог просто о них забыть, поскольку у него, кажется, было состояние, чем-то сродни шоковому. Хотя, я был даже благодарен прихвостням Такабаяши, запершим нас в концертном зале вечером. В конце концов, я смог дотронуться до того, о ком постоянно думал и мечтал хотя бы просто провести рукой по щеке. До сих пор с ума схожу, когда вспоминаю о его мягких теплых губах, которые сильно дрожали, когда я дотронулся до них своими. Его колотило, как раненную птицу в моих руках, но он не вырывался и не кричал, что было для меня самым прекрасным фактом в ту минуту. Я не углублял поцелуй, просто немного разомкнул его губы, слегка лаская их. Правда, я сам тогда не слишком хорошо соображал, но тот момент, когда он закрыл глаза и, едва слышно вздохнув прямо в губы, слегка расслабился и обмяк в моих руках, вспоминается мне теперь как самое драгоценное воспоминание на сегодняшний день. А потом… он, должно быть, забыл об этом, а я не напоминал. Уже позже я признался себе, что не напоминал Такуми об этих двух украденных у него поцелуях просто потому что боялся все испортить, боялся, что Такуми скажет мне все, что он думает о таком посягательстве на свое личное пространство и свободу. Но он молчал, и крохотный огонёк надежды разгорался в моей душе. На сегодняшний день наши отношения можно было бы назвать вполне сносными, особенно, когда я выиграл вчера у Назаки соревнование в беге, что позволяло Хаяме вздохнуть свободно: в обмен на мою победу я вынудил приставалу оставить Такуми в покое. Я видел благодарность и восхищение в любимых черных глазах, но как же мне этого было мало! Библиотекарь еще раз подошел ко мне, глядя вопрошающим взглядом, и я молча встал из-за стола. За окном уже смеркалось, и мне стоило побыстрее оказаться в своей комнате, чтобы не возникло проблем. К тому же, я соскучился по Такуми. Я старался не мешать ему, врываясь в его личное пространство, потому что уже понял, что это напрягает Хаяму и заставляет его ощетиниваться иглами неприятия по отношению к тем, кто пытается ограничивать его свободу. Но выйдя в темный и пустой коридор, я остановился, размышляя. Адреналин после нашей с Назаки «дуэли» до сих пор бурлил в крови, требуя выхода. Именно поэтому я на весь день убежал от Такуми, чтобы не сорваться и не испортить наши отношения, которые по кирпичику выстраивал эти несколько месяцев. Просто сегодня я был на взводе и, понимая, что могу не сдержаться и причинить Такуми дискомфорт своими приставаниями, предпочел ретироваться и не видеть его вообще. Я хотел его так сильно, что терял способность здраво рассуждать. Руки сами тянулись к нему, а кровать рядом вызывала только одно желание: опрокинуть на неё Такуми и любить бесконечно, пока хватит сил. Я сбежал в библиотеку, пробормотав какие-то корявые объяснения, и просидел в ней полдня, надеясь, что до вечера успокоюсь, но все оказалось бесполезно. С каждой секундой мне все сильнее хотелось дотронуться до Такуми, а сдержать себя, если мы окажемся с ним вместе в одной комнате я вряд ли смогу. Поэтому я повернул по коридору в противоположную сторону, хотя сердце рвалось к Хаяме и дико, нестерпимо хотелось увидеть его. Но нельзя быть эгоистом, я не имел права и не хотел обижать того, кого люблю. *** Я решил переночевать у Акайке-куна в комнате. К своему счастью я вспомнил, что сосед Шозоу заболел и наш врач оставил его на ночь в школьной больнице. Поэтому я даже не сомневался, постучав в дверь к своему другу, который понял меня и не стал изматывать душу выяснением обстоятельств, спокойно и без вопросов пустив меня ночевать. Конечно, это было против правил, но я был уверен, что лучше рискнуть и провести ночь не на своем месте, чем будоражить душевное спокойствие Такуми, который наверняка злится на меня за пари с Назаки и переживает, что сейчас я, устранив соперника, начну предъявлять права на него сам. На душе стало горько и паршиво, но я понимал, что по-другому Хаяма меня воспринимать вряд ли сможет: он знал, что я его люблю и знал, что моя любовь отнюдь не платоническая. Конечно, я хотел его и телом, и душой, так что вряд ли Такуми поверит в чистые и возвышенные чувства Сакки Гиичи. Хотя, видит Бог, я люблю его так сильно, что ничем не желаю причинять ему боли, даже мимолетной. Однако Такуми не подпускает меня к себе, сторонится и не доверяет. Заснул я не в лучшем настроении, сильно скучая по Такуми. Спал я, как оказалось, от силы часа четыре, потому что проснулся тогда, когда кромка неба на востоке только-только стала розоветь. Взглянув на часы, я увидел, что сейчас только половина шестого. Хоть это было воскресенье, когда поспать можно было подольше, но я уже не мог терпеть. Быстро приняв душ и одевшись, я тихо вышел из комнаты, где на соседней кровати крепко спал мой друг, и крадучись, отправился к нам, мечтая увидеть моего любимого человека. Такуми, конечно же, спит в такой ранний час. Вот и хорошо. Я знал, что сяду напротив и просто буду смотреть на самое прекрасное лицо, расслабленное и почти счастливое во сне. По крайней мере, я надеялся, что Такуми спокоен и нормально спит, не видя меня в комнате и не боясь, что я потребую от него чего-то недостойного. Я вздохнул, тихо открывая дверь в нашу комнату… и растерянно замер на пороге, уставившись на всхлипывающего Такуми, сидящего на моей кровати. Захлопнув за собой дверь, я одним прыжком оказался рядом, не помня себя от гнева. Что произошло? Неужели, эта сволочь Назаки все-таки попытался?.. - Такуми! Что случилось? - я был вне себя, однако мысль о том, что я сейчас попросту убью того, кто посмел хоть пальцем прикоснуться к моему Такуми, была совершенно трезвой. Я, не помня себя от гнева, схватил Хаяму за плечи, крепко сжав пальцы. Такуми поднял на меня измученные, красные от слез глаза, и я почувствовал, что не могу дышать при виде горя и боли в его взгляде. - Гии! – прошептал он дрожащими губами. А в следующее мгновение слезы с удвоенной силой хлынули из его глаз, что окончательно убедило меня в том, что произошло что-то ужасное. *** - Такуми? Что такое? Что? - я обхватил его обеими руками, прижав к себе изо всех сил. Признаться, в эту минуту я меньше всего думал о его человекофобии. Именно тогда я понял, что самое страшное, когда любимый человек плачет, а ты ничего не можешь сделать. И хочется умереть на месте, лишь бы ему стало хорошо. Такуми внезапно вцепился в меня обеими руками, всхлипывая так горестно, что у меня чуть сердце не разорвалось от гнева и любви. - Это Назаки, да? Убью… - шептал я в волосы Хаяме, поглощенный болью за него и ненавистью к тому, кто обидел моего Такуми. – Что он сделал, Такуми, что? - Ничего, - Такуми внезапно вырвался из моих рук, отпрыгнув от меня на другой конец кровати. – Ровно ничего, о чем бы тебе стоило беспокоиться. Он замолчал, словно испугавшись своей смелости. Молчал и я, не в силах произнести ни слова от беспокойства. Сейчас меня больше всего волновало, что произошло и почему Такуми отвергает мою заботу и тревогу о нем. Неужели я так противен ему? - Такуми! – я невольно повысил голос, и Такуми съёжился в углу, заставив меня испытать чувство невыносимого стыда: я не достоин этого парня, если пугаю его и кричу, особенно когда он в состоянии чуть ли не истерики. – Такуми, прошу тебя, скажи, почему ты плачешь? Что он сделал? - сказал я уже тише, осторожно приближаясь к нему. - Ничего такого, Гии, - Хаяма, прищурившись смотрел на меня, убивая взглядом, полным неприязни. – Просто сказал правду. - Какую еще правду? - я растерялся, совершенно не ожидая услышать ничего подобного. Нет, я боялся, что Назаки приставал или пытался лезть целоваться, но то, что он говорил какую-то там «правду» заставило меня недоуменно замереть в нелепой позе нависнув над расстроенным Такуми. – Что он наговорил? - Ну, почему же наговорил, - в голосе Такуми сейчас звучал неслыханный мной ранее сарказм, сквозь который явственно прорывались истерические нотки. – Правду сказал – только и всего. И то, что вы на меня поспорили, и то, что ты сам хочешь воспользоваться мной, а потом бросить, и то, что ты ночуешь у Акайке-куна и у тебя с ним отношения еще с детства… скажешь, не так? Он яростно кусал губы, впиваясь в мое лицо бешеным взглядом, а я… почувствовал вдруг огромное облегчение пополам с ужасающей неприязнью к Назаки, который так подло и так глупо решил отомстить мне, расстроив Такуми тем, что наговорил про меня кучу гадостей. Еще и Акайке сюда приплел, идиот долговязый… Постойте, если Такуми так расстроился из-за такой ерунды, значит, он ко мне неравнодушен?! Я боялся поверить своему счастью, растеряв все слова и силясь собраться с мыслями, чтобы одним махом, или, что еще более желательно, словом, разубедить моего Хаяму во всей этой чуши. - Такуми, послушай меня теперь, если уж ты так внимательно слушал Назаки, - я постарался загнать поглубже свою злость и негодование, и говорить с ним спокойно и доходчиво, как с детьми. Ибо сейчас шмыгающий носом Хаяма со смешными обвинениями, которые для него были серьезнее и страшнее всех в мире, выглядел сущим ребенком, которого надо было успокоить и отвлечь. Кроме того, мне и самому следовало отвлечься, потому что я чувствовал себя совершенно неуправляемым из-за близости Такуми. И понимая, что я могу не сдержаться и в прямом смысле слова наброситься на него, я изо всех сил старался думать о чем-то, что отвлечет меня от такого недостойного проявления своих чувств. - Не хочу! Не хочу тебя слушать, ты все врешь! Опять врешь! – он отчаянно мотал головой, закрывая уши руками и зажмуриваясь. И меня внезапно пронзил острый приступ нежности и боли. Такуми, солнце мое, что мне сделать, чтобы ты поверил мне? - Нет, Такуми, ты выслушаешь, - я мягко отнял его руки от ушей, которые он так тщательно старался закрыть. Несколько мгновений я пытался поймать его взгляд, потом осторожно поднял вверх его подбородок, почти совсем незаметно погладив гладкую кожу пальцами. Не спешить, только не спешить. И утихомирить бешеный стук сердца, который может испугать и так расстроенного Хаяму. - Послушай, почему ты поверил Назаки сразу же и безоговорочно, а мне не даешь даже времени оправдать себя? – Такуми замер, а я собирался с мыслями, одновременно умирая от счастья. И от того, что он так поглощен своими переживаниями и моими объяснениями, что не отнял у меня ладонь, которую я очень аккуратно сжал в своей руке. - Насчет того, что я спорил с Назаки… да, это было пари, но я от тебя особо этого и не скрывал. И хотел победить его вовсе не для того, чтобы самому приставать к тебе, а чтобы, наоборот, обезопасить тебя и оградить от него. Я же видел, что он тебе неприятен. Хотя, сама идея была не слишком красива, прости, - я старался говорить медленно и размеренно, но приходилось глубоко вздыхать, чтобы голос не прерывался и не звучал надломлено. – А насчет «воспользоваться»… Такуми, ты знаешь, что я люблю тебя. Разве я хоть раз пытался силой получить от тебя ответ на мои чувства? – здесь я слегка напрягся, потому что сразу вспомнил об этих поцелуях, сорванных у Такуми в концертном зале. Но не это сейчас занимало мысли моего возлюбленного. Судя по его упрямому, но озадаченному выражению лица, ему, и вправду, в голову не приходили такие простые объяснения. А я в который раз чуть не задохнулся от любви и от его наивной искренности, из-за которой он мог поверить любому негодяю в любую сказанную гадость, просто потому что не мог даже представить себе, чтобы люди так врали. Воспользовавшись ситуацией и тем, что он был занят обдумыванием моих слов, я сел почти вплотную к нему, продолжая сжимать его руку. Дыхание становилось рваным, а внутри дрожала, раскручиваясь, пружина желания, которую уже почти ничто не сдерживало. Но я терпел, понимая, что могу испортить в одно мгновение все то, чего с таким трудом добился за последние четыре месяца. - А если бы ты проиграл? – вдруг задал Хаяма вопрос шепотом, и я замер, прикрыв глаза на мгновение: Такуми спросил меня сейчас именно о том, что мучило меня и не давало покоя уже сутки. Нет, то, что я ни за что не уступил бы Такуми Назаки – это было так же точно, как и то, что солнце светит днем. Я согласен был бы прослыть бесчестным человеком, который не держит своего слова и не выполняет условий пари – мне было бы все равно. Но Такуми никогда не отдал бы никому. - Нет, я не мог проиграть, - я постарался вложить максимум убеждения в свои слова. – Потому что… не мог – и все. Ты для меня – самое дорогое в жизни, дороже самой жизни. Пойми это, Такуми и… прости меня. За то, что поставил тебя в такое ужасное положение. Я, действительно, хотел как лучше. Я с трудом заставил себя смотреть в его заплаканные глаза, потому что это пари было единственным, за что мне было стыдно. Не так надо было действовать, но что-то исправлять было уже поздно. Оставалось только благодарить небо за то, что я победил Назаки и ждать, что Такуми, все же, сможет простить меня. Такуми, молчал и смотрел мне в глаза, обиженно, грустно, отчаянно. А сам я был совершенно растерян и не знал, что сказать и как вести себя дальше. Оставалось только одно… надеюсь, Такуми не возненавидит меня за это. Я поцеловал его. Сильно обнял, прижимая к себе, и поцеловал, разомкнув его губы языком, шалея от сладкого и влажного вкуса губ моего возлюбленного. Наверное, это был тот переломный момент, когда я уже не мог сдерживаться, не мог убеждать себя успокоиться, потому что это было уже просто невозможно. Кажется, Такуми был шокирован настолько, что ответил на мой поцелуй, слегка шевельнув губами и раскрыв их, что заставило меня окончательно свихнуться. Я повалил Такуми, прижав его к кровати, одновременно пытаясь сорвать с него футболку и осыпая его шею и ключицы поцелуями, которые больше походили на укусы. Признаться, вспоминая себя в тот момент, я понимаю, что походил на буйнопомешанного маньяка. Поэтому, неудивительно, что Такуми внезапно оттолкнул меня, рванувшись в сторону. - Не надо, Гии… не делай этого! Я не хочу так! – слабым голосом просил он, пытаясь вырваться из моих рук, но меня уже повело до такой степени, что остановиться я был попросту не в состоянии. Он отвечал на мои поцелуи, ревновал меня, почему же тогда он сопротивляется? Я не понимал, вернее, не хотел и не мог трезво думать в тот момент, а мечущийся подо мной Такуми, которым я жаждал обладать столько времени, еще больше распалял меня, полностью отключая мозги. Я вел себя, как охотник, поймавший в свои силки вожделенную добычу. Работали одни инстинкты, я использовал силу и понимал это, но мне было все равно. Такуми, кажется, тоже понял, что я не остановлюсь и уже почти не сопротивлялся, обреченно закрыв глаза и отвернувшись в сторону, чтобы не видеть меня. Я увидел это совершенно мертвое выражение на лице любимого человека и меня вдруг словно окатило ледяной водой, когда я понял, что поступаю точно так же, как Назаки, применяя силу и пытаясь получить то, что дают только добровольно. Я замер, пытаясь дышать ровно и испытывая такое ужасающее чувство стыда, что непроизвольно зажмурил глаза. Такуми, почувствовав, что я больше не удерживаю его, замер, не двигаясь, что заставило меня тут же взглянуть на него. - Такуми, неужели тебе так противно сделать это со мной? Неужели так плохо принадлежать мне? – горячечно шептал я прямо в губы Хаямы, в то время как хотелось плакать от недостижимости своей мечты, от своего мерзкого поведения, от того, что Такуми никогда не будет моим по своей воле. - Нет… не в этом дело… не плохо… - вдруг пробормотал Такуми, и его руки внезапно обняли мою обнаженную спину. Небо, неужели мне это не снится? Такуми сам обнимает меня, мы лежим в одной постели, и он еще здесь, со мной? - Тогда… почему? – я не мог понять, что происходит: только что Такуми кричал и вырывался, а сейчас обнимает меня. Я прижимался к Хаяме всем телом и прекрасно чувствовал, что он тоже возбужден, так почему же он так сопротивлялся?.. Нет, понятно, что это его первый раз, но он боится так, словно… - Такуми, я люблю тебя, прошу, не бойся, - я слегка пришел в себя и возблагодарил всех богов, которых помнил, что не успел сделать ничего непоправимого. Теперь вернуть доверие Такуми крайне сложно, но, все же, возможно. - Ты возненавидишь меня, если узнаешь, - я еле расслышал обреченный шепот, в то время как Такуми опустил глаза, пряча взгляд. - Глупости, ну что ты такое говоришь… я тебя люблю… - я больше уже не в силах был держать себя в руках, и снова набросился на Хаяму, правда, в этот раз я старался быть нежнее и медленнее, потому что понимал, что Такуми будет больно, как бы я его не подготавливал. Я не мог больше ждать и медлить, но мозгов на то, чтобы достать из тумбочки рядом с кроватью флакон со смазкой мне хватило. - Такуми, Такуми… – я повторял его имя как в бреду, думая только о том, чтобы не сделать ему больно и доставить удовольствие. В общем, последующие полчаса я почти не помню, помню только бесконечную нежность и счастье, когда Такуми застонал, раскрываясь мне навстречу, а его рваные вздохи и то, как сильно он стискивал пальцы на моих плечах, показывало, что и он не остался равнодушным к моим стараниям. Я двигался в нем, шепча и выстанывая его имя, и это движение наполняло мою жизнь смыслом и счастьем. В последние секунды я сильно сжал ладонь Хаямы в своей и почувствовал точно такое же ответное пожатие. Такуми кончил, я последовал за ним почти сразу же и лег рядом, тяжело дыша и притискивая мое солнце к себе. Я был настолько счастлив, что чувствовал себя как на небесах или даже лучше. Мне до сих пор не верилось, что мы сделали это, причем, хоть мне и пришлось надавить на Хаяму, однако потом все было по обоюдному согласию, хотя… - Такуми, ты не жалеешь? – вопрос был глупый и совсем недостойный, но в тот момент он был самым важным из всех, ответ на который мне было жизненно необходимо услышать. Он молчал несколько минут, от чего мне стало невыносимо страшно, что я натворил что-то совершенно ужасное, и Такуми совсем не хотел случившегося, и возненавидит меня за это насилие. - Думаю, что это ты пожалеешь, когда узнаешь, какой я на самом деле, - он прошептал еле слышно, но я расслышал. - О чем ты? – я недоумевал, но не сильно встревожился, потому что Такуми, хоть не ответил мне на признания, но стал моим, что приближало мою цель: быть вместе с Такуми до конца своих дней и знать, что он любит меня так же, как я его. – Такуми, говори же, прошу… А после… до сих пор не могу вспоминать: мозг словно ставит барьер и не дает думать об этом. Помню, тогда мне показалось, что я окаменел, и моя душа с небес низверглась прямо в адское пекло. Я слушал шепот Такуми, который рассказывал мне про своего брата, и внезапно появившуюся после этого кошмара «человекофобию», и готов был мир перевернуть с ног на голову, лишь бы мой Хаяма забыл о случившимся с ним. - Тебе, наверное, противно от меня сейчас? – грустно спросил он, когда я смог хоть немного прийти в себя. – Ты даже не думал, что я такой... испорченный. - Прекрати говорить эту чушь, - я крепко обнял его со спины, целуя в лохматую макушку. – Ты самый лучший, самый светлый и хороший. Я же уже говорил, что люблю тебя. Неужели ты думаешь, что из-за этого я стану как-то по-другому к тебе относиться, глупенький… Я обнимал и целовал Такуми, нежно, глубоко, так, чтобы он забыл о своей ужасной истории и думал только обо мне, о том, что он любим и под защитой. Лишь теперь я в полной мере осознал, насколько был близок к тому, чтобы Такуми возненавидел меня, когда я набросился на него, поступая с ним так же, как это сделал его брат. В ужасе я обхватил его плечи руками, прижимая к себе так крепко, как возможно. - Прости меня за все, Такуми, - я закусил губу, чтобы не заплакать – это было бы сейчас неуместно, да и Хаяму расстраивать не следовало еще больше, чем я это сделал. Такуми тихо вздохнул и прикрыл глаза: он явно устал и от того, что произошло между нами, и от последующего рассказа. - Спи, - я уложил его поудобнее, рассудив, что душ и последующие водные процедуры можно отложить. – Я всегда буду рядом, если ты захочешь. И если не захочешь – тоже. И я буду говорить тебе о своей любви столько раз, сколько потребуется, чтобы ты поверил мне. Такуми неуверенно улыбнулся, слушая меня, мне же было одновременно и грустно, и хорошо. Он не возражал и, кажется, поверил, но и не сказал мне ничего в ответ, хотя физически мы и стали близки. Впервые мне пришло в голову, что мы настолько по-разному воспринимаем мир и людей вокруг, что нам придется пройти очень долгий путь вместе, чтобы научиться понимать друг друга. Но я был полон решимости пройти этот путь, лишь бы Такуми был рядом со мной. Внезапно Такуми, уже начавший засыпать, встрепенулся и широко открыл глаза, обеспокоенно глядя на меня. - Что случилось? – я испугался, что Хаяма вдруг осознал, что я сделал с ним и сейчас выскажет мне все, что он обо мне думает. – Такуми, что? - У меня есть еще один очень важный вопрос, Гии, - серьезный взгляд и напряженно закушенная губа. Да что же еще, мой хороший? - Какой? – я уже готов был ко всему, лишь бы Хаяма успокоился. - Ты не ночевал в нашей комнате… Гии, мне бы очень хотелось знать, где ты был? Такуми так волновался, а я чуть не засмеялся, но сдержался, понимая, что это может обидеть моего мнительного возлюбленного. Зато после мысли о том, что за гадости наговорил Назаки о нашем с Шозоу «романе», смеяться мне резко расхотелось, потому что я понял, что объяснять Такуми, почему я ночевал в комнате моего друга, мне придется долго и нудно, если я не хочу, чтобы Хаяма ревновал и беспокоился. - Не волнуйся, я люблю только тебя, и мне даже в голову не придет прикоснуться к кому-то еще, - я ответил на полном серьезе, потому что так оно и было. – Давай отдохнем, Такуми, а после я все тебе расскажу. Но тебе совершенно не о чем волноваться, - и я поцеловал его еще раз. Даже не думал, что я такой помешанный на поцелуях, но Хаяму хотелось целовать и трогать все время, иначе я начинал испытывать очень сильный дискомфорт. И когда я успел превратиться в такого маньяка? Не убежденный моим объяснением, но слегка успокоенный и очень утомленный, Такуми позволил обнять себя и уложить на моем плече. Я лежал, слушая тихое и размеренное дыхание моего возлюбленного, и думал, что сегодня Такуми подпустил меня совсем близко к себе, сделав шаг к нашему сближению. И пусть я не услышал от него главных слов, но то, что он так доверчиво и спокойно засыпает в моих объятьях – это уже прекрасно и удивительно. - Айшитеру, Такуми, - прошептал я, дотрагиваясь губами до его виска. – Надеюсь, я когда-нибудь тоже буду достоин твоей любви. Такуми улыбнулся и прижался щекой к моей груди. Все еще у нас будет, Такуми-кун, я обещаю.