Подымайся!

- Подымайся. Ну же, давай, прекращай. Ты сможешь, давай. Я знаю, ты можешь, поднимайся, - просит он, просит, словно ребенок, просит, так жалобно глядя темными глазами, умоляюще глядя. Просит, практически стоя на коленях, просит, но его не слышат. Просит, как тогда. Много лет назад. Столько вместе пережито. Столько пройдено и отложено в памяти, столько минут, проведенных вместе, каждая из которых отпечатывается, выжигается приятными воспоминаниями, воспоминаниями, ради которых стоит жить. Это было так символично. Майк позвонил Честеру в его День Рождения, что и стало отсчетом новой главы в жизни, именно этот день. Простой телефонный разговор, никаких ожиданий с обеих сторон, никто не принимал это всерьез. Демоверсия песни. Красивый, мелодичный голос, который заставлял сердце биться быстрее, заставлял его вновь трепетать и скидывать кромку льда. Но они поняли, что это серьезно, лишь тогда, когда увидели друг друга вживую. Когда, пообщавшись, Майк решил, что этот парень то, что нужно их группе, когда он пообещал себе, что вытащит его. И ведь вытащил. Сдержал обещание, вывел к солнцу. Постоянно надоедая, вплоть до ссор, ломая и втаскивая сквозь боль, ведь по-другому никак нельзя. Просто потому что больно было смотреть на опухшие глаза, на изломанные волосы и болезненный цвет лица, потому что каждый раз, как он вводил иголку в вену, он вводил ее и в его сердце. Что-то непреодолимо тянуло их друг к другу, что-то, что нельзя описать, что-то, о чем нельзя рассказать. - Подымайся. Давай, возьми себя в руки, ты сможешь, ты сильный, я знаю, – он тянул его за шкирку, словно котенка, оставлял в закрытых комнатах, пристегивал к батарее во время ломок, слушая, как тот срывает свой красивейший голос и как рыдает от безысходности, выгибаясь, словно одержимый. Он кричал на него после марафонов, когда тот пропадал на несколько дней, а иногда даже недель, помогал справиться с болью и жутким отходняком, на следующий день заботливо откармливая куриным супом, потому что ничего другого тот есть не мог. Майк всегда был рядом, проявляя ту заботу, которую никогда никто не проявлял по отношению к парню. Он каждый раз был тут, каждый раз, когда Честер боролся с собой, когда он так сильно нужен был, словно воздух, когда был необходим. Обнимал и сквозь силу сдерживал его, через крики и слезы, иногда даже переходя грань, ведь иначе нельзя было. Но потом заботливо помогал справиться. И так хотелось отплатить за это внимание, за эту ласку и заботу, что не бросить – было бы преступлением. Потому что он должен был. Потому что он сильный. На протяжении этих лет Майк каждый раз сдерживал его, каждый раз не давал потянуться вниз и вновь упасть. Каждый раз, поддерживая от падения в ту проклятую пропасть, вытягивая за руки, вытаскивая на себе. Внимательно следя за ним. Хоть это жутко и раздражало, хоть от этого они постоянно и ругались, Честер благодарен за это. Потому что иначе он был бы мертв. Но как бы он не следил и не уберегал его, как бы не пытался спасти, однажды тот все же сорвался с цепи, не совладал с собой, не смог остановиться, противостоять искушению. - Ну, поднимись же! – кричит изо всех сил Майк, желая привести друга в чувство, стараясь вновь спасти, вновь поднять, вытащить. Ведь что ему стоит, что стоит еще раз помочь? Вот только ответа нет. И лишь слеза, так долго сдерживаемая, падает на холодное тело от осознания всего ужаса ситуации, немой крик наполняет комнату, и руки предательски дрожат. Потому что помогать больше некому. Потому что это безумие не отпустило. Потому что он уже мертв.