xхх
Никем не замеченная в Мидгарде, нечеловеческая сущность, ряженая шутом от туфель с задорно загнутым носком до последнего волоска на голове, спустилась в подземную страну. Длинным ногтем очертя руны, мертвенно-бледное существо с нестерпимо огненными волосами, снабженными по бряцающему бубенчику на каждую зачесанную на затылок прядку, прождало несколько секунд, пока сияющие золотом символы не исчезнут в воздухе, и направилось через насыщенно чёрный мост, построенный на костях в прямом смысле этого слова. Под ноги попадались обрубки тел, чьи-то скальпы, фаланги пальцев, клубки волос. Незваный гость мог бы сделать замечание по поводу неряшливости своей подопечной, но ничтоже сумняшеся подавил в себе ментора. По крайней мере, до следующего визита. Ведь не в его ближайших планах умирать. Миновав середину моста, он заметил за спиной тихое колыхание: стражники неустанно следили за ним, и посмей он сделать хоть один неверный шаг, поплатился бы. Как бы там ни было, это все-таки обитель Хель[1], а не его собственная. «Нет причин для беспокойства», — и стражи будто услышали его мысли и отступили назад, к началу постройки, вновь приобретя едва различимые контуры. Самая главная застава преодолена, и «шут» обернулся лощёным мужчиной во всем своем великолепии аса[2]. Как-никак, он, грубо говоря, направлялся в гости. Хоть его никто не приглашал. Но когда трикстера волновали такие мелочи. Хруст за хрустом стирались в пыль останки под ногами Локи Лафейсона. Когда высокий мост, под которым простиралась дымчато-серая река Гьёлль, где лениво плавали прожорливые чудовища всех мастей и размеров, которые только мог вообразить не самый отважный человек с богатой фантазией, был позади, он осмотрелся. Все как прежде: безмолвные горы, в чьих отступах видны души умерших. Разложившиеся останки отчаянных глупцов — воинов, которых и с большой натяжкой едва ли примешь за пажей при рыцарях, — трусов, что не справились с собственными страхами и в итоге оказавшихся именно здесь, в селениях, обнесенных высокими оградами и крепкими решётчатыми сводами. Усмехнувшись, Локи бодрой пружинистой походкой продолжил путь к вратам и кивком поприветствовал еще одного ответственного стража — деву Модгуд, от чьего зоркого взгляда еще никому не удавалось скрыться. — Мы ждали Вас, мой Повелитель, — покорно произнесла воительница и с почтением опустила голову, отходя в сторону, чтобы трикстер смог пройти ко входу в замок богини. — Она ждёт Вас. — Модгуд, — не менее почтительно откликнулся Локи и позволил себе небольшую усмешку, осматривая черноволосую статную хранительницу покоя богини, в чьи задачи входило следить, чтобы ни одна душа не вырвалась из ее владений. Подчас приходилось прибегать к жестким мерам. Модгуд всегда была учтива с ним, словно признавая за ним бесспорную власть над Асгардом и Ётунхеймом. Она прекрасно знала, что представляет собой прихорошившийся трикстер: одна встреча прошла не так гладко, как это бывает обычно. Некий воин Варкх Ленгерсон попытался прорваться к богине, чтобы насильно добиться своей свободы. И если бы тогда на мосту не оказалось бога огня и обмана, события имели бы плачевный исход. Истерзанное местной фауной тело и не думали доставать со дна безжалостной реки. Локи со смешком заявил, что корм для «рыбок» нынче дорог. На том и порешили. — Мы все починили с прошлого Вашего визита, герр Лафейсон, — проинформировала дева, поднимая голову и сталкиваясь с пронизывающими, как порыв зимнего ветра, зелёными внимательными глазами. Не отводя взгляда, она решительно остановила его на асе, который едва ли не удивился бесстрашием великанши. — Мост заново отстроен, вход очищен ото льда и крови, а наша Повелительница уже остыла, — ее губы поджались, а волевой подбородок чуть приподнялся. Она поправила меч Хильдэнбраг[3] в ножнах и повторно преклонилась перед одним из могущественнейших богов. — Рад, что все так быстро привели в порядок. И Модгуд правильно сделала, что промолчала, оставила при себе едкий комментарий по поводу того, что Локи был здесь не менее тысячелетия назад — невероятно долгий срок для молодой по божественным меркам Хель. Несмотря на то, что вечность — практически и есть продолжительность ее жизни. Беспечным шагом, будто на прогулке по великолепным садам Асгарда, Лафейсон прошествовал мимо четырех с ног до головы вооружённых стражей — точных копий виденных ранее, только во плоти, двух гончих огненных псов (любимцев богини смерти), чей окрас мог привести в ужас любого, если бы Локи не участвовал в их создании: он провернул остроумный фокус, благодаря которому только воистину недостойный страшился оскаленных животных, — и ряда картин с изображением знаменитых баталий всех девяти миров. Особенно любимыми были у богини сражения в Мидгарде, поэтому их рамы она подсветила белым. Локи едва заметно улыбнулся забавным затеям девушки создать сад, когда заметил чахлые отростки, имевшие отдаленное сходство с кустарником. Стекавший неровными струйками с них яд, попадая на иссохший неплодородный грунт, незамедлительно испарялся, выделяя огненного цвета разрушительные для заточенных здесь пары. Библиотека, обеденная зала, гостиная зала; галерея со статуями, что, на самом деле, были по-настоящему бравыми воинами, которых Хель обманом пронесла из небесного царства Вальхалла к себе в Свартальфахейм, предварительно обратив в камень и, судя по причудливым позам некоторых из них, застав их врасплох. Аргументировала тем, что ей было скучно, новых поступлений смертных не предвиделось, и нужно было чем-то себя занять. Стоило ему дойти до темно-синих высоких двойных дверей, на рельефной поверхности которых время от времени мелькали лики несправедливо отправленных в Свартальфахейм, как они сами открылись, бесшумно проскользив по серому мрамору с вкраплениями кипенно-белого и кроваво-красного. В полупрозрачной дымке темного солнца трикстер увидел восседавшую на троне с говорящим названием Одра болезни богиню мёртвых, что с покровительственной улыбкой и прищуренными глазами следила за каждым его, казалось бы, шагом, если не вдохом. Идя прямо к трону, он отметил, что высота окон увеличилась, и теперь они были от пола до потолка. При этом четыре окна имели выход на террасу, с которой открывался изумительный вид на Свартальфахейм. Изумительный для Хель, разумеется. Локи же с трудом удержался от того, чтобы брезгливо не передернуться от увиденного «великолепия» — засиделся в Асгарде, отвык от особенностей местных пасторалей. Буквально в нескольких метрах от трона он почувствовал неладное: в окно влетел иссиня-чёрный ворон. Размах крыльев его достигал полутора метров. Птица гневно каркнула и уселась на одном из острых, как зубья дракона выступов, презрительно отряхнулась от пыли и изредка подавала голос. — Ка-а-а-ар, — разнеслось в тронной, и ворон вихрем улетел восвояси, предупреждая хозяйку о том, что отправляется на поиски ее подчинённых — волка Фенрира и змея Ёрмунганда. Никто из присутствующих даже глазом не моргнул. — Одной тысячи трехсот восьмидесяти девяти дней, четырнадцати часов и тридцати семи минут Вас не было! — Девичья тонкая бровь изогнулась дугой, а глаза злобно сощурились уже, возможно, не в первый раз. — Что приключилось? Дорогу забыли, мой Повелитель? — Дела. — И какие же, позвольте спросить? — Хель махнула рукой, и тонкое запястье в воздухе очертило несколько символов — тут же в дверях показался страж. — Меня не беспокоить. Никого не впускать и не выпускать, — она выразительно посмотрела на Локи. Ее команду незамедлительно бросились выполнять, и дверь в мгновение ока закрылась, прогремел звон тяжелых колоколов. Теперь никто не посмеет и пикнуть, поскольку ворон услышит и выклюет внутренности, оставляя существо в сознании — подарок перед второй смертью. А мучительные агонии мало кто захочет. — Не могу сказать, — уклончиво ответил Локи и, щёлкнув пальцами, уселся на внезапно возникший мягкий трон с высокой спинкой, резными подлокотниками и удобной подушкой под поясницей. — Не смешите меня байками о том, как опять отрезали волосы фрёкен Сиф. Во второй раз этот трюк не прокатит, — на что бог хмыкнул и поправил шлем, ставя посох возле себя. Повиснув в воздухе, тот загорелся ярко-голубым светом и тут же потух, оставаясь в вертикальном положении независимо от сил гравитации. — Перестань, Хель, — с деланным равнодушием одернул ее Локи и откинулся на спинку, принимая как можно более непринуждённый вид. Он первый перешел на «ты», и властительница мёртвых неубедительно пожала плечами, принимая очередную игру. — Мне было та-ак скучно! Дай хоть сейчас развлечься? — она завалилась на бок, и ее насыщенного чёрного цвета длинные волосы рассыпались по плечам, изящные руки свесились с левой стороны трона, скрестившись в покрытых шрамами запястьях, а стройное тело опрокинулось назад. — Или тебе жалко? — ее голос очень звонко отразился в глухой пустоте залы. Локи промолчал, а затем коротко вздохнул, не решаясь ответить. — Вот и отлично. Но я все еще жду нормальный ответ, который устроил бы нас обоих: почему тебя так долго не было? — Она продолжала лежать в непринужденной позе, закинув правую ногу на левую, от чего облегающее чёрное платье слегка задралось, и виду предстала обглоданная кость. «Опять детские забавы вспомнила», — помянул прошлое трикстер, но озвучил совершенно иное: — Думаю, что мой предыдущий ответ вполне удовлетворяет всем твоим требованиям. Я мог бы вообще не приходить, но я здесь, так что наслаждайся моим обществом. — Ты отвратителен. О, Один! Кого ты воспитал? — Она покачала головой и усмехнулась. — Иногда у меня возникает схожий вопрос: кого воспитал я? — Хель молниеносно отреагировала колким взглядом и высунутым языком. — Ты воспитал истинную богиню, достойную трона, так что уймись, — она лениво потянулась и в мгновение ока напустила на себя прежнюю надменность. И Локи вновь театрально вздохнул, с тоской осматривая темно-серые колонны, узорчатые своды потолков и витражные стекла окон — единственные цветные предметы интерьера, не считая картин. Стоило ему вспомнить про остальные детские шалости, например, про кражу охранников в Асгарде, опыты над альвами и феями из Альфхейма, таинственное исчезновение книги с секретными знаниями колдовства из-под носа ванов и многое другое, на что он закрывал глаза, как под ногами стала стелиться прохладная вода, проступающая сквозь щели в полу. Ледяной пар, что постепенно поднимался вверх, неожиданно преобразовался в плотный шар, переливающийся всевозможными синими и голубыми оттенками, а после разлетелся на мелкие осколки, едва не задевая бога обмана. Одним взмахом мизинца он откинул от себя подлетающие осколки и улыбнулся. — Напомни, когда ты этому научилась? Кажется, это было седьмое столетие, не так ли? Девушка ответила улыбкой и кивнула. — Так почему бы не усовершенствовать фокус с Мокрой моросью? Или не было времени? — Ох, даже не смей! Ты просто не посмотрел до конца, так что в следующий раз, когда устрою шоу, будь добр не мешать. И вновь тишина. «Не надоели переглядки?» — подумал трикстер, на что Хель отрицательно покачала головой. — Я рада тебя видеть, Создатель, — она сдержанно хихикнула, и Локи закатил глаза. — Прошу прощения, кхм, мой Повелитель. Лафейсон досадливо скривился и мгновенно вернул себе чрезвычайное спокойствие, как маску на лицо. Только он хотел оставить едкий комментарий по поводу чрезмерной бледности подопечной, как за дверьми послышалось шум. Хель насторожилась и приняла соответствующий легендам вид: исполинский рост, превышающий рост большинства великанов или асов. Одна половина ее тела сине-чёрная, как и правая часть лица, другая – мертвенно-бледная, но часть лица — бордовая; в некоторых местах — кровавые подтеки, фиолетовые и лиловые синяки, подгнившая плоть и откровенно обглоданная кость. Волосы чуть дыбом у нее не встали, когда за дверьми, утопающими в непроглядной темноте длинного узкого коридора послышались стремительные шаги, звон металла и ругательства. Затем все стихло. Локи встал с трона, и тот сразу же исчез, словно в воздухе растворился, оставляя за собой ядовито-зелёную дымку; поправил шлем (на что Хель усмехнулась) и схватил посох, что уже сиял голубым. — Зачем тебе такой устрашающий вид, если к тебе все равно пробираются? Девушка проигнорировала нотки откровенного сарказма и, оставляя трон, спустилась по небольшой хрупкой ледяной лестнице, небрежно откидывая волосы назад и похрустывая почерневшими суставами пальцев. — А это не ко мне, мой милый друг, — и тут же приняла вид ссутуленной старухи. — Перестань, — скомандовал ледяной голос Локи, и Хель вернула облик полусгнившего трупа. — Так-то лучше. Они встали плечом к плечу и демонстративно приняли боевую позицию. Все еще было тихо, только где-то в углу с потолка медленно капала вода, еще больше раздражая бога обмана. Едва двери раскрылись, как трикстер принял прозрачную форму, и теперь его могла видеть только подопечная. — Где он? — прогремел жутко скрипучий голос, и показался воин в потертых грязных доспехах, чей меч был в крови, а кончик и подавно отсутствовал. — Кто ты? И с чем пожаловал? — прогремел голос Повелительницы мёртвых. Холодный, едкий взгляд мог бы выдавить из тела все жизненные соки, повелительный тон, срывающийся с кровавых губ, мог бы выжечь все внутренности. — Я ищу этого жалкого божка! Он должен мне мою жизнь! — надрывно кричал воин, беспорядочно размахивая калечным мечом и через слово ругаясь, как сапожник. — Его здесь нет, ступай себе, Фельхин, сын Вардала, с миром. — Все знают, что этот беспомощный маг, если его вообще можно назвать магом, здесь! — Как ты смеешь так говорить о могущественном асе? Ты должен быть благодарен, что тебя отпускают с миром. — Хель оскалилась и махнула руками так, что от ее пальцев отлетели ледышки. — Глупец, ты пришел сюда с войной, а я дарую тебе возможность жить, и что? Ты бестактно отвергаешь бесценный дар, взамен осмеливаешься угрожать самой Повелительнице смерти! Иди и возрадуйся возможности смотреть на солнце, непокорный. — Ты зря разбрасываешься словами, Хель. И тут терпение Властительницы мёртвых лопнуло. Никто, кроме Локи, Фригг и Модгуд, не имеет права обращаться к ней на «ты». Она простила страннику эту вольность, но «Хель» — верх неприличия. Презрительно сощурив глаза, Повелительница, словно паря над полом, медленно прошествовала к нему, заранее обездвижив его одной лишь поистине убийственной мыслью. — Проник в мое царство без моего приглашения, убил трех моих верных стражников, возможно, задел моих любимых животных и теперь смеешь думать, что уйдёшь безнаказанным после открытого неповиновения и неуважения ко мне? Да ты еще глупее, чем я думала! Думаю, что этот инцидент больше не повторится. Все, чего бы тебе ни обещал Локи Лафейсон взамен на что-либо, отныне тебя не будет касаться. Одним рывком богиня оказалась перед испугавшимся воином, который уже несколько раз успел пожалеть о своем необдуманном поступке. На раз она откинула рукой глупца к пещерной стене с возникшими в ней острыми тонкими шипами, и он застонал от всепоглощающей боли, на два — с вызовом и презрением возвысилась над ним. Вместо ногтей проступили не менее острые, чем шипы, когти, на три — Хель когтями вгрызлась в несчастное тело мужчины, минуя истаивающую под напором черных глаз дешёвую броню, на четыре — разорвала мягкую, но местами грубую кожу, а на пять — резко выхватила сердце, все еще бьющееся в окровавленной руке. — Ты не будешь гореть, мой дорогой Фельхин, среди пламени, нет. Ты просто превратишься в огромного озлобленного пса, из чьей пасти, как и твоего рта, будет отвратительно вонять, будто ты съел уже давно сгнивший труп, твоя шерсть будет вечно запутанная и грязная, будто кусок мыла не известен тебе, твои мысли будут неясными, как затуманены они сейчас. И никто, ты меня слышишь, никто больше не станет обращаться к тебе, как к достойному уважения воину! Хель с силой сжала в руке орган, и тот слабо сжался в последний раз, позволяя отравленной смертью крови лениво стекать по руке Повелительницы мёртвых и Подземного мира на пол, официально делая ее своей собственностью. Она прикрыла глаза, хлопнула в ладоши, тем самым разбрызгав бисерными каплями кровь вокруг, и постепенно умирающего воина окутало серым сиянием, словно тёплым отделом в зимние вечера; он возвысился над Хель и исчез, оставляя за собой незаметную для человеческого взгляда дымку. — Я и не думал, что ты на подобное способна, — громко раздался за спиной голос. Она вздрогнула, вспомнив про Локи, и обернулась, натягивая на лицо неискреннюю улыбку. Не сейчас, не тогда, когда все тело чувствует что-то очень нехорошее. В собственном сердце, словно молоточек стучал набатом: «Что-то произошло! Что-то произошло! Что-то произошло!». Она нахмурилась и, обострив органы чувств, оглянулась. Нигде не было слышно ни всхлипа, ни стона — значит, те охранники и впрямь мертвы. «Честь и хвала вам, мои верные воины! Память о вас навеки со мной!» — подумалось ей, и слабая улыбка озарила ее бледное лицо. — Я сама и не думала, — она обернулась к трону, где на ее месте нагло и безмятежно восседал Локи, уже став видным для взгляда всякого желающего, и облизнула руку с остатками крови. — Фу, он даже не вкусный! Сплевывая на пол все, что было во рту, она рассмешила трикстера, который уже откровенно смеялся над ней, запрокинув голову. Вот так, как в старые добрые времена, пока сердце храброго Локи окончательно не обрело структуру колкого льда и он часто играл в саду со своими подопечными, обучая их военному ремеслу, хитростям жизни и просто развлекая своей еще только набиравшей силы магией. Вот так, как когда Один позволял себе кроткую улыбку при виде Хель, Фенрира и Ёрмуганда в дальних уголках библиотеки, пока последние два не выбрали себе «обличья», в которых им предстояло провести всю жизнь. Вот так, как в один из вечеров на балу Фандрал пригласил ее на танец, отмечая красоту девушки и лихо складывая невероятные мансёнги о том же, из-за чего Локи весь следующий день презрительно фыркал, чем рассмешил Хель. И да, Лафейсон, а тогда еще Одинсон, был прав: малахитовое платье идеально сочеталось с ее изумрудными глазами. Вот так, пока Локи не узнал свое истинное предназначение, пока его сердце не покрылось последней корочкой льда, пока он в гневе не изгнал троих своих самых близких созданных существ в Подземный мир, обрекая на жалкое одиночество (и он нагло соврет, если скажет, что не жалеет об этом решении). Ну да, ладно, это же Локи — из него почти невозможно вытащить правду. И хорошо, что двое братьев и сестра догадались уйти тихо, лишь с позволения Фригг забрав некоторые книги из несметных запасов. И хорошо, что верховная богиня тогда не расплакалась прямо в тронной Одина, иначе пересудов было бы не избежать. И хорошо, что никто не замечал, как корил себя Локи за бездумный, безрассудный поступок, за который на протяжении долгих лет выражал свое покаяние недолгими встречами. Щелчком вернув себе «повседневный» вид, она поправила чёрное платье до пола с рукавами три четверти, что еще секунду назад было лохмотьями, и направилась к законному месту, убирая волосы в небрежный пучок, так что несколько прядей выпало из общего ансамбля. И вспомнился ей день, когда она так же шла в тронной Одина на встречу с Локи, который обещал показать ей заклинание левитации. Кожа вновь приобрела мертвенный цвет, глаза — ядовито-зелёный, и только губы — чуть розоватый оттенок едва распустившегося поутру нежного тюльпана. — Гораздо привычнее видеть тебя такой, а не разваливающейся старухой, которой ты обычно бываешь. Спасибо, что хоть в этот раз предстала перед беднягой почти в естественном виде. И спасибо, что заступилась. — Пустяки, — отмахнулась брюнетка, и все пятна крови исчезли. — Но не думай, что не хочу узнать, из-за чего тебя хотели убить. В раскрытые двери ворвалась Модгуд, сопровождаемая двумя воронами — Хугином и Мунином, обеспокоенно озираясь по сторонам в поисках нового пленника мира Теней, а потом и подбегая к властительнице, чтобы найти на ней хоть малейшую царапину. — Моя Повелительница! — взмолилась она, и следом ворвался в залу Гарм — то еще чудовищное отродье, так любимое трикстером. Адский пёс, минуя хозяйку, радостно лая, царапая мрамор острыми когтями и расплескивая свои вонючие слюни, смешанные с кровью, промчался в направлении бога обмана, который выставил руки вперед и обнял любимчика. Гладя лоснящуюся шерсть, он отметил про себя размеры существа и улыбнулся. — Даже знать не хочу, по какому поводу ты покинула свой пост. Сейчас все хорошо, — отрезала Хель, недовольно глядя на не подчинившуюся великаншу и приподнимая одну бровь, как бы спрашивая, все ли в порядке. — Нет, моя дорогая Хель! Вы должны знать, что тот воин поразил Фенрира, и я поспешила ему навстречу... — Фенрир! — разом воскликнули Локи и Хель и поспешили за воительницей из залы в покои чудовищного волка, за ними поспешно направился и Гари, все так же оставляя за собой слюни. Быстрым решительным шагом, почти бегом, девушка стремилась к волку. За ней спешил Локи, на котором невероятным, почти невероятным образом оказались и мантия с доспехами и шлем с посохом, волнуясь за еще одного своего подопечного, которого создал сразу же после того, как закончил с Хель. Увиденное поразило обоих богов: волк лежал, тихо поскуливая и царапая острыми когтями пол, истекая бордовой кровью. Из пасти небольшими ошметками на выдохе вываливалась белая пена с розовым проблеском — верным признаком глубоких внутренних повреждений. Язык безжизненным лоскутом неестественно покоился на щербатом мраморе. Локи немедленно поджал губы и мысленно предложил Хель дать тому парню шанс на жизнь, чтобы потом превратить ее в настоящий кошмар, из-за чего та жалостливо всхлипнула, рухнув к искалеченному телу верного товарища и слуги. — Ох, мой любимый и преданный Фенрир! Она сконцентрировалась на его боли и, подставив свои руки к открытым ранам, начала что-то в ускоренном темпе шептать слегка напевно, проговаривать не понятные великанше слова. Локи в это время одиноко стоял в стороне, внимательно наблюдая за исцелением древней магией. Было сложно не подойти и не исправить положение дел, но ему удалось справиться с собой. Трудно, когда часть тебя может вот-вот исчезнуть. Стоит ли говорить о том, что, создавая Хель, он обращался к своей притягательной внешности, от которой всегда старался скрыться за масками путников. Порождая Фенрира, он обращался к внутреннему воину, борцу за справедливость, которая очень скоро превратилась в отягощенную временем месть. Культивируя Ёрмунганда, он обращался к годами приобретённой мудрости, которая и до сих пор познает некие тайны. И стоит ли вообще заикаться, что на секунду его одолел страх, что его частички не станет? — Он дышит! Он дышит, слава богам! — обернулась напуганная девушка к трикстеру и умоляюще глазами попросила помочь. И Локи не сообразил сразу, почему же ей не удавалось помочь волку, пока не припомнил, что наложил особые чары, известные только ему. — За дверь, — скомандовал Лафейсон, подтолкнул к выходу опешивших девушек и принялся за дело. При помощи рун он перенёс тушу на импровизированную постель и освободил для себя место. Скинув тяжёлую зелёную мантию, доспехи и оставив шлем на тумбе, он закатал рукава рубахи и присел возле волка, осматривая его. — Ну как же ты так, Фенрир, как же так, — шептал мужчина, проводя пальцами по краям ран. Пока он возился с пострадавшим, за дверью изваянием стояла Хель и проклинала свою беспомощность. Модгуд же вернулась на свой пост, стараясь скрыть свое волнение: никогда прежде агрессоры не были так отчаянны, раз предприняли попытку разделаться с особо приближенным самой Хель.ххх
Не менее часа Локи провозился в покоях волка, прежде чем устало вытер тыльной стороной руки потный лоб и слабо улыбнулся размеренному дыханию подле себя. Одним заклинание он свёл с себя остатки крови. — Хель, — еле слышно пробормотал он, и тут же брюнетка резко дернула на себя громоздкие двери, пулей вбегая в пределы светлой комнаты. — Фенрир, — тихий оклик, казалось, разбудил его, но нет, просто левая задняя лапа дернулась, обеспокоенно скрываясь под покрывалом. Девушка присела на мягкую окровавленную постель и нежно провела по шерсти волка. — С ним все будет в порядке, но нам нужно поговорить — мне уже пора, — движения Лафейсона были медленными, даже ленивыми. — Не смей даже заикаться, что, цитирую: «Оставлю вас ненадолго»! Не смей, иначе проваливай и никогда больше не возвращайся. Я сделаю все, но ты не сможешь даже мост пересечь! — злобно шипела Хель и, если бы могла убить Лафейсона взглядом, убила бы, а затем вернула к жизни. Напряжённая спина, скованные движения выдали ее нервозность, и заботливые руки легли ей на плечи. — Мне действительно нужно идти, меня ждут. — Тогда больше не появляйся. Встретимся, когда попадёшь сюда, ведь ты бог обмана, и слова «честность», «верность» и «бескорыстие» тебе неизвестны. — Ей хотелось как можно больнее задеть мужчину, и ей это удалось. — Не думаю, что за тебя кто-нибудь похлопочет, и ты окажешься в райских садах небес. Скорее меня уговаривать будут, чтобы я тебя забрала. — Хель, — севшим голосом произнёс трикстер. Она откинула от себя чужие руки и отлетела в сторону, пожимая плечами и тут же выходя, сразу же закрывая двери в опочивальню. Меньше всего хотелось ссориться в присутствии больного.ххх
Уже в саду, где слух услаждали златокрылые узбусы[4], девушка спокойно и размеренно выдохнула. Злость, что так скоро распространилась в ее жгучей крови, не скоро схлынет, и ей стоит задуматься над следующим уроком медитации. За спиной послышалось шуршание засохшей листвы от легкого ветерка, что приятно обдувал скуластое лицо, изящные ключицы и тонкие запястья нежными порывами. — Я вынужден уйти, но обязательно вернусь, — также послышалось за спиной. — И мы оба это знаем, — добавил трикстер минуту спустя. — Когда-нибудь я расскажу, почему прихожу так редко. — Не могу ждать вечность, чтобы увидеться, — нерешительно призналась Повелительница и провела рукой по кусту, привезенному из родного Асгарда, кончиком пальцев задевая бархатные лепестки цветов. — Мне жаль, — прошелестел голос, испаряясь в вечернем свете вплывающего за горизонт солнца. — Ложь, гнусная, наглая ложь! Это было последнее, что услышал Локи, уходя в Асгард — у него много дел. Для начала надо замести следы пребывания здесь, чтобы в случае неудачи лёгкой интрижки, дабы сместить Одина, не пострадали его близкие. Еще с момента зарождения их жизней, он твёрдо и уверенно поклялся себе, что никогда не даст в обиду, призывая на помощь тёмную магию, что запрещена для каждого, но не для сына верховного бога. «Лже-сына», — услужливо напомнило нараспев глупое сознание и скрылось за сгустками спутанных мыслей о завоевании трона Асгарда.ххх
Никто не узнает, что, едва расставшись, они надели привычные маски бесстрашия и неприкрытого холода и направились по своим делам. Они не рассмеются, откровенно и чисто, как могут в компании друг друга, они не улыбнутся, потому что это они — неприступные глыбы льда, и сам адский огонь не заставит на лице дрогнуть мускул. Никто не узнает, что Локи создавал ее по собственному образу, выискивая самые болезненные точки, чтобы в случае чего, был хоть кто-то, кто смог бы понять его. И Хель знала, знает и всегда будет знать, что Локи приятна ее компания. Но только потому, что у воистину сильного владыки не должно быть слабостей, он вынужден бывать в мире мертвых так редко, как только может. Никто не узнает, что узнает, что Хель — женская версия Локи: та же бледность, те же блестящие малахитовые глаза, те же острые и угловатые движения; та же ухмылка или улыбка, что редкость для них обоих. Те же предпочтения в цветах и оттенках: именно поэтому во многих уголках темного мира есть зеленые и золотистые орнаменты и украшения. Никто не узнает.