Time-out

Смог бы он не придираться к его мятым и резаным вещам, вывернутым капюшонам и торчащим ушам – не придирался бы. Но не может. Не проходит мимо и все время наблюдает со стороны с неподдельным интересом и прикусывает щеку, предвкушая, как откроется та или иная оголенная тайна тела Ким Тэхёна. Тэхён – существо абстрактное. Иногда он есть, но его нет. Вопросы пролетают мимо его сознания, он запросто может не откликнуться на собственное имя. Так обычно со всеми, кроме Чонгука. На этого человека у Тэхёна какой-то невидимый маячок, возвращающий его к реальности каждый раз, когда он слышит леденящее: «Эй». Бестактность Чонгука красит. Его наглость хочется перенять следом за настойчивостью. …И широкие ладони его спустить с талии ниже, заставить сжать ягодицы, задышать ему горячо в шею и простонать томно: «Давай». Чонгук никогда не отказывается, подсаживает выше, хочет, чтобы Тэ проявил чудеса эквилибристики и не использовал руки, поскольку им уготовано быть завязанными красной лентой с шеи плюшевого медвежонка, с которым не так давно играл Тэхён. — Так нечестно… — Он падает на большую кровать, дует щеки и поджимает к груди колени. Чонгук укладывает его щиколотки на плечи, и Тэ шумно вздыхает, вздрагивает от ощутимой твердости. Чонгук давит сильнее, склоняется ниже, упираясь руками в матрас. Прямо сейчас он сорвет с губ Тэхёна чувственную полуулыбку, сотрет его в порошок и заставит кричать. И никто не прибежит на помощь в далекий от города отель. Он не хочет с ним разговаривать, он хочет его разломать и исцарапать, почти изнасиловать и только немножко понежничать для разнообразия. В действительности Тэхён достал вертеть тугой задницей, строить глазки и хлопать ресничками, достал быть рядом и недосягаемым в пределах общежития. Манипулятор из него дьявольский, но из Чонгука еще лучше. — Чонгук-и… — Тэ сглотнул, облизнулся и намеренно ослаб, пуская младшего ближе. Тому теперь гораздо удобнее втирать его в кровать и баловаться с сосками, а потом сжимать член, вымазывать губами шею и всасывать кожу. — Останутся следы… — упрямо мурлычет Тэхён. В Чонгуке просыпается вредитель, он нарочно и долго сползает вниз, целует грудь и подтянутый живот, а потом смачивает слюной ткань трусов Тэхёна и щекочет кончиками пальцев выступающие бедренные косточки. Тэ закусывает кожу на запястьях и выгибается, бархатно ноет и дрожит. Его укутывает в сплошное удовольствие, бросает в жар. Тяжелое дыхание Чонгука похоже на единственный звук во вселенной. И это бесподобное причмокивание, наконец-то касающееся самой глотки Гука. Он безупречно справляется, творит чудеса. Тэ опускает глаза, чтобы найти спутанную челку младшего и провести по его волосам, а там испепеляюще-страстный взгляд снизу-вверх и тянущаяся с головки до кончика языка смазка. И у Тэхёна не остается здравых аргументов в пользу собственной ориентации. Ему нужно глубоко и сию же минуту, чтобы задыхаться. Присев, Тэхён берет Чонгука за подбородок, отвлекает от важного и благодарит взасос, довольствуясь своим же вкусом. Пока целует – дотягивается до коротких джинсовых шорт с приподнятым пахом, водит связанными руками и сгорает от нетерпения. Гук хватает Тэхёна за волосы, заваливает обратно и заламывает кверху руки, прибивая запястья одной левой к трем складкам на простыни. Он несколько секунд пристально смотрит Тэхёну в глаза, темно-ореховый шербет радужки, снова целует, но уже на той грани, когда бы мог сознаться, что за него пойдет сворачивать горы. Чон не может напиться сумасшедшим притяжением, он мучает тело Тэ на всей плоскости кровати, укладывает его на живот и, сбросив осточертевшие шорты, наваливается сверху, кусает в шею и водит членом по ложбинке. Тэхён глухо стонет, медленно раздирая ленточку на запястьях. Он напряжен и восхитительно прекрасен, выпячивая зад. Гук может видеть только покрасневшие уши, обсасывать сережки и впитывать его запах. Легкий переворот: Тэхён для Чонгука пушинка. Затем, пока Тэ недоуменно пялится в потолок, Гуки копается в рюкзаке, достает заветный тюбик и ленту резинок. Шесть штук. Он собирается выжать из грядущей ночи по максимуму, с перерывами на кофе и сигареты на балконе. А потом разрушить этот номер к черту, затрахав Тэхёна до полуобморока. Во всяком случае, Тэ успокаивается знанием, что так запросто не отделается. Пусть они не встанут когда-нибудь завтра, оно того стоит. Предвосхищая будущее, Тэ ухмыляется и сладостно протягивает: — Ты издеваешься. — Еще даже не начинал. Гель без запаха. Чонгук на эмоциях, выдавливает лубрикант, греет на пальцах. С Тэхёном творится бесовщина, стоит только коснуться узкого колечка, надавить. Он выжимает басы из груди и разрывает ленточку пополам, жует ее и извивается. Чонгуку кажется, что они кончат даже без секса как такового. Терпение по капелькам проступает на висках. Невыносимо. Тэ тянется за презервативом, натягивает его на член Чонгука подрагивающими пальцами и откидывается назад, разводя ноги в стороны. Хорошо поработал над растяжкой, бросается хвастливой улыбкой. Она довольно быстро слетает с его томного личика, как только Чонгук подается вперед и кардинально меняет картинку перед глазами. Все вверх тормашками, потому что Тэ запрокидывает голову, а затем хрипит, натужно выдыхает и, зажмурившись от боли, вонзает полукружья ногтей в покрасневшие от температуры плечи младшего. Чонгук прикусывает ему губу, а потом удивляется. Он еще не слышал, чтобы Тэ под ним так хныкал, чтобы всерьез плакал, а ресницы превращались в сплошные мокрые линии. И даже так он красив, даже так его нельзя отпускать. Гук движется медленно и осторожно, целует Тэ в соленую скулу. Тот приоткрывает веки и смотрит доверчиво, с наслаждением. Стало легче. Его руки сомкнулись на шее, тянут Чонгука за пряди. Он прижимается щекой, выгибается навстречу и крест-накрест замыкает щиколотки на его ягодицах. Все это волшебство, катастрофическая алхимия. И Гук замешан в ней целиком. Минуты поднимаются паром с кожи. С какой-то из них, а Тэхёну некогда считать, Гуки целуется без намека на насилие, как в те похищенные мгновения, когда они сталкиваются в общежитии и проклинают мир за не случившуюся юность. У Чонгука взмок затылок, Тэ прилип к простыни, у него затекла спина. Поэтому Чон вовремя ставит его на четвереньки, превращая в сексуальную рабыню. Тусклый свет обозначил на позвоночнике мелкую морось, Гук плавно двигает бедрами, малюя из капель: «ТэТэ». И Тэхён угадывает, чувствует. Он вообще очень много чувствует относительно Чонгука. В нем никогда не наблюдалось гибкости, а может Гук не имел возможности проверить. Но сегодня иначе. Сегодня Тэхён на высоте. Но рука Чонгука все равно пригибает его ниже. А Гук силен, выше него не подняться. Сердце бешеное, кровь закипает и за нервами собирается ток. Тэхён кончает, прячет стон, зарывшись лицом в подушку, и Чонгук догоняет его тремя секундами позже, обхватывает за талию и падает на бок, приземляясь рядом. Он рад быть встреченным усталой счастливой улыбкой. — Я требую тайм-аут, — тяжело выдыхает Тэ. Чонгук треплет его по голове и кивает, целует за ушком. Ему неважно, сколько раз за ночь. У них тайм-аут на три дня вдали от общественности, они еще все успеют.