Везунчик

Вступление, где мы попытаемся вам втолковать, кто такой Бен Бэкхен и с чем его едят. Не о пользе печных труб, но о школьных сочинениях и создании собственного образа мышления. *** В старших классах проводился конкурс: написать сочинение на любую из пяти заданных тем. Писали все, исключений не было. Первое место досталось стандартной отличнице, третье - тихой девочке, подобного шедевра от которой никто не ожидал. А вот второе место занял не самый прилежный ученик, но с самой неоднозначной работой. Вокруг текста рождалась масса споров, и весь состав учителей, разбирая предложение за предложением, решал, достоин ли данный ответ места на пьедестале победителей. Мнение, высказанное в работе, было весьма неоднозначным, но столь аргументированным, что у жюри не осталось шансов. Работе присудили второе место, а участнику школьного конкурса выдали грамоту. С вензелями и торопливыми подписями она до сих хранится в нижнем ящике стола, рядом с работой, написанной от руки, рядом со старым дневником и кассетами. На первом листе аккуратно выведен заголовок: "Что такое везение?" и имя ученика - Бен Бэкхен. Мама Бэкхена, в безукоризненно выглаженном домашнем платье, с легким румянцем и волосами, собранными назад, руководит всем домом и варит самую вкусную на свете яичную лапшу. Такую лапшу, от которой заживают разбитые коленки, такую, от которой разбитая ваза перестает быть катастрофой, ту, что помогает от простуды, обиды и даже впервые разбитого детского сердца. Уже закончив школу, Бен Бэкхен не раз задавался вопросом, а были ли когда-то времена, когда его мама лапши не готовила? И каждый раз приходил к выводу, что ему сложнее ответить на этот вопрос, чем на тот, что касается последовательности происхождения курицы и яйца. Мама сыном всегда гордилась и, когда он принес домой свою маленькую школьную победу, отложила в сторону фартук и овощи и принялась читать признанный педагогами "шедевр мысли". Постигалась мысль сложно и, опять же, весьма неоднозначно. Подобного рассуждения от сына ни разу не слышали, но сам факт того, что мальчик думал столь неординарно, заставлял материнское сердце биться чаще - вырастила умного ребенка, юного философа, а возможно, даже гения. Материнскому сердцу свойственно приумножать каждую рожденную эмоцию, холить ее лелеять, любовно взращивать, и после, без тени сомнения, изымать наружу как в моменты печали, так и в моменты гордости. Но даже зная об этом таинственном свойстве, мама никогда не переставала твердить, что ее мальчик действительно особенный. Самый особенный из всех на свете особенных мальчиков. А когда особенный мальчик пришел домой с повинной и отец потянулся за ремнем, она со все той же святой уверенностью встала на защиту своего чада. И накормила яичной лапшой. И со временем все устаканилось. И когда повзрослевший уже Бен Бэкхен заявил, что будет съезжаться со своим парнем, мама уверенно подала ему тарелку с лапшой и велела подумать, какие вещи он считает необходимым взять с собой. Последний вечер в доме Бэкхен провел в воспоминаниях о том времени, когда все проблемы решались одной тарелкой. Ему предстояло освоиться во взрослой жизни, освоиться с другим человеком, с его привычками, закорючками и своевольными тараканами. Тогда Бэкхен был уверен, что это насовсем. И никакие доводы разума не доходили до счастливого, предвкушающего перемены сердца. Последний раз он перечитывал свое сочинение именно в ту ночь: замусоленные страницы с чуть измятыми краями хранили в себе все те же мысли. И спроси кто у парня переписать этот текст, Бэкхен с уверенностью бы ответил, что не изменит и строчки. Самому Бэкхену все его рассуждения казались элементарными, и он никак не мог поверить в то, что никому из в свое время читавших его работу людей подобное не приходило в голову. Пока конкуренты на тетрадных листах расписывали банальные примеры о выигрыше в лотерею и внезапном наследстве, Бэкхен доказывал, что все относительно. И везение, может, и начинается, когда нужный шар выпадает на табло, но заканчивается в тот же момент, когда вы растерянно смотрите на счастливый купон и даже представить себе не можете, куда это все приведет. Везение - умение оказаться не просто в нужном месте и в нужный час. Это целое мастерство приспосабливаться к внезапным изменениям, зачастую самым неоднозначным. Как там говорится: "Когда закрывается одна дверь, открывается иная". Умение впрыгнуть в открывшийся проход на полном ходу - вот оно. И в силу своих взглядов, Бэкхен был уверен, что везунчиком может стать далеко не каждый. Повернуть любое жизненное обстоятельство в свою пользу, извлечь урок и вплести полученный опыт в канву своего мировоззрения - талант. Это целый образ жизни, способ мышления. "Вам везет каждый раз, когда вы верите, что вам везет", - написал тогда школьник. Везунчик не выигрывает в лотерею один раз в жизни, он выигрывает каждый день, только на кону иные ставки. И пока кто-то благодарит Судьбу за пачки халявных денег, другой радуется давнему знакомству с хорошим другом, возможности сменить надоевшую работу и уцелевшему в падении телефону. Прыгать вокруг сейфа может любой дурак, но подобные подарки со стороны Фортуны - результаты редких и, как оно часто бывает, разовых акций. А маленькие приятности происходят каждый день. Не каждый это замечает, не каждый думает об этом, но это же вовсе не обозначает, что этого не происходит. Впервые эта мысль посетила Бэкхена, когда он в одиннадцать лет, в результате феерического акробатического номера с участием себя, каменного дорожного блока и любимого велосипеда, сломал ногу. Она, поломанная, жутко чесалась под гипсом и не позволяла думать ни о чем, кроме как о изобретении наверняка востребованного в будущем приспособления, способного пролезть в узкий зазор и почесать надоедливое место. Потому что если во всем свете есть еще хоть один человек, жаждущий почесать ногу под гипсом столь же неутолимо, без клиентов юный изобретатель не останется. Так мальчик страдал ровно до тех пор, пока не узнал, что в тот самый момент, когда он лежит и изнывает от недуга, в школе проводится городская проверка: сплошные сочинения, тесты и контрольные. В общем, та самая жуть, способная напугать ученика стократ больше, чем поломанная кость и покореженный велик. "Ну и что, что без велика. Зато как повезло!" - восхищался Бэкхен счастливым стечением обстоятельств. После этого чесание ноги отошло на второй план, а мысль о том, что он смотрит мультики и заслушивает до дыр кассеты, пока его одноклассники пыхтят на тесте по биологии - вышла на первый. Подобных примеров была масса. И каждый раз юный ум приходил к выводу о наисчастливейших стечениях обстоятельств. Другой скажет случайность. Но не Бен Бэкхен. Ничего просто так не происходит! И вскоре детские представления о везении и пропущенной контрольной сменились мыслями более глубокими. В основе всех столпов мировоззрения стоял неумолимый оптимизм и находчивость, но Бэкхен предпочитал называть это именно везением. Обнаружив, что сексуально заинтересован в мальчиках, Бэкхен убедил себя, что в этом нет ничего страшного. Он просто особенный, и ему сказочно повезло, ведь в обществе, где порицается подобные, само начало таких отношений говорило бы о том, как сильно они будут нуждаться друг в друге. Лучше любой лакмусовой бумажки. Девушка может изменить, а парень, которому для этого нужно найти такого же рискового парня, - вряд ли. И это ничего, что отвернулись двое лучших друзей, потому что если они не способны принять Бэкхена таким, какой он есть, сейчас, то что же ждать от них дальше? Не вышло поступить на желаемую специальность, но Бэкхен и это обстоятельство использовал себе во благо. Иной факультет сперва казался занудным, но вот нашелся любимый профессор, тема для курсовых, которую можно развить в дипломную, и научные конференции. Дело, которым он и не думал заниматься, привлекло его. И Бэкхен был уверен, что это неспроста. Его ждет хорошая работа. Та, что нравится и приносит доход - самое идеальное сочетание из всех сочетаний. И это ли не везение! "Фортуна любит всех, а своих самых преданных поклонников чаще всего. Поверьте, что она ведет вас за руку, и однажды все мелкие везения превратятся в один огромный фарт." Помнится, именно после прочтения этих строк, мама посмотрела на сына иначе. И утром, подавая завтрак, потрепала по волосам и назвала его маленьким везунчиком. Бэкхен улыбался и жевал рисовый пирожок. А еще думал о том, что мамы лучше во всем свете не найти. И она поддерживала его всегда. Не "мой оптимист", не "мой прагматик", не "мой неунывающий" - "мой везунчик" и только так. Бэкхен верил, что ему сказочно повезло в жизни. Откладывая в сторону истрепанные листы с сочинением и свои воспоминания до кучи, верил, что нашел лучшего на свете парня, что его ждет интересная жизнь и что они обязательно заведут какого-нибудь щенка, потому что ему так нравятся собаки. Неубиваемый оптимизм был основой основ, и казалось, ничто не могло сломить этот стержень внутри. *** Момент, где Бен Бэкхену опять везет. О пользе яичной лапши, рыбалке, настоящих мужчинах, переменчивых вкусах и изрядно помятом сердце. *** Бен Бэкхен везучий. Нет, не так, - очень везучий. Даже, можно сказать, чертовски везучий парень. Потому что только такие вот парни - с приставкой "чертовски везучие" - способны обнаруживать свою пассию в объятиях страсти, на засаленном диване, в окружении старого торшера и пыльных штор, на их совместной квартире, да еще и в день своего рождения. Потому что только у таких вот парней хватает выдержки, посмотрев на лохматого и вспотевшего от усердия незнакомого парня, устроившегося сверху, покидать в сумку всего пару дорогих сердцу вещей и выплюнув в шокированную рожу: "Ты не педик, ты банальный пидорас" - гордо скрыться за дверью. И потому что только такие вот "чертовски везучие" парни умудряются перевернуть все вверх дном в своей голове по дороге от злополучной квартиры до родной двери. Отрешиться от всего, трясясь в метро, и забросить в безразмерное "ничто" веру в отношения, людей и любовь. Да вообще во все, что бы там ни было. Забросить догнивать и рассыпаться в рухляди иных поганых воспоминаний, оставив себе лишь доверие к маме, потому что ее яичная лапша - святое. Не сказать, что лапша спасает, но проблем не прибавляет точно. За один вечер хрупкое сердце сперва раскололось на части, потом умудрилось смириться с этим и даже фантомно порадоваться, что предательства и удары ему больше не грозят - все, что можно было разоблачить, уже разоблачили. И лучше узнать сейчас, чем обманываться еще черт знает сколько времени. Так Бэкхен нашел плюсы и в этой ситуации, а к утру и вовсе убедил себя в том, что отношения ему в ближайшее время не нужны. Никакие. Ни капельки. Так легко уверовать в столь удобную теорию, оберегающую сердце и внутренний баланс от возможных вмешательств. Особенно при отсутствии баланса. Бэкхен не ищет человеческого тепла, оно не нужно ему. С наигранной легкостью он удаляет ненужные телефонные номера, с той же наигранной легкостью прощается с вещами, оставленными на той квартире. Они хранят в себе воспоминания, прикосновения, чувства. А это Бэкхену теперь ни к чему. Жизнь течет своим чередом, и только мама готовит неизменно вкусную лапшу и называет сына своим везунчиком. Бэкхен не замечает, как перестает интересоваться докладом на очередную конференцию, как забивает на пару семинаров, и уже не помнит, когда в последний раз смотрел любой фильм из списка любимых без дежурной улыбки, да вообще с улыбкой. Редкие и случайные встречи со знакомыми - друзей у "таких" как Бэкхен почему-то не заводится - вырывают из неотвратимо сереющего бытия максимум на час, но уже по пути домой Бэкхен ныряет в это с головой вновь. Вскоре и эти встречи сходят на нет. Его не интересует даже рыбалка с отцом, хотя с детства это занятие казалось ему интересным и псевдо взрослым. В детстве вообще все казалось. А сейчас все накрылось "псевдо". Удочка лениво покачивается в руке, а отец по черти знает какому кругу пытается склонить нерадивого сына на сторону правильных и порядочных мужиков, которые точно знают "как и куда надо" и что не на то им дана палка, чтоб совать ее не в ту дырку. А Бэкхен в уже сбившийся со счета раз пытается объяснить, что не в дырках дело. Сложный диалог, и рыба совсем не ловится. Абсолютное безразличие к этому занятию устаканивается в голове к моменту возвращения домой. Бэкхен больше не любит рыбалку. Более того, она не вызывает в нем никаких эмоций. Абсолютное безразличие устаканивается ко всему, что когда-то вызывало сильные эмоции. На то, что эмоций не вызывало, Бэкхен теперь не обращает внимания вовсе. Он пустеет изнутри, разваливается, словно старый дом с подгнившими сваями. Постепенно обесценивается все вокруг: вещи, принципы, отношения. Через несколько месяцев даже мамина яичная лапша становится чем-то серым, бумажным. Нет ни запаха, ни вкуса, ни цвета. Каждая мысль рождается в пустоте и теряется в ней же, эмоции заперты глубоко внутри. Но Бэкхену нравится отнекиваться, не замечать очевидного и убеждать самого себя, что все в его жизни великолепно. Особенно теперь, когда он избавился от балласта. Кого он обманывает? Заплесневело, истлело, запылилось. То, что осталось целым, теперь черство. И там, где Фортуна брала за руку - пустая ладонь. Везение перестает иметь значение. "Вам везет каждый раз, когда вы верите, что вам везет". А если не веришь в себя самого? *** Очень маленький кусочек, где один важный папа ругает молодое поколение, а мама решает, что всем пора развеяться. *** Вечерние новости яркими бликами прыгают по стене. Репортаж за репортажем: сводки последних мировых событий, сообщения о законопроекте, который правительство уже год рассматривает и все никак не рассмотрит, и на десерт - фестиваль сакуры. По всей стране к нему готовятся ярмарки, артисты и уборщики. Отец прихлебывает пива из банки и задумчиво смотрит в экран. - Раньше было иначе. - Ну началось, - бурчит мама, раскладывая рубашку на гладильной доске. - А что? Ведь превратили хороший праздник в рекламную акцию. Деньги высасывают. Сплошной рынок. - А ты чего хотел? - безучастно интересуется со своего места Бэкхен. - Душевности не хватает. Они приезжают за лотками с дешевыми безделушками, за рисовыми шариками, за фотками, чтоб потом в интернете своем выкладывать. Встанут на фоне деревьев, съедят по рыбной палочке, накупят ненужной ерунды и считают, что фестиваль удался. И не осознают, что как раз это время может стать новым началом завтра. Люди раньше в этот день новую жизнь начинали! Ты вот не знаешь, как праздновали весело, а сейчас... - Так, хватит бурдеть, - решительно обрывает жалобы мама. - Раньше лучше было? Отлично. Тогда мы идем на праздник. Подашь пример подрастающему поколению. Отец до конца вечера то жалуется на жизнь, то строит грандиозные планы по перевоспитанию потерянной молодежи. А Бэкхен все так же безучастно смотрит в экран. Что реклама, что вечернее шоу - разницы никакой. Новость о том, что они идут на праздник сакуры пролетает в голове очередным серым туманом: идут и идут - ничего интересного. *** О настойчивости мам, одной фотографии и больших головах, подводных лодках и потерянном свитере. *** Бэкхен стоит посреди кухни и закатывает глаза к потолку, выслушивая лекцию о том, что в растянутой водолазке и истрепанных джинсах на праздник не ходят. И что зря, что ли, мама неделю наряд свой готовила, чтобы два обормота рядом с ней в старье гуляли. В итоге Бэкхен с отцом не завтракают нормально, а скачут по всей квартире, переодевая рубашки. А мама все поправляет прическу, и без того всегда идеальную, но ей это доказывать бесполезно. Бэкхен ничего не спрашивает, когда машина по пути сворачивает в сторону почты и мама возвращается с вытянутой узкой коробкой. В это время он пытается рассмотреть за окном хоть что-то, способное привлечь внимание. Но голуби, вальяжно расхаживающие по тротуару, представляют собой зрелище не особо увлекательное. Парк встречает какофонией звуков: тут и музыка из нескольких больших динамиков, и детские крики радости вперемешку с оглушающими требованиями купить сливочный пломбир, и жуткого вида свистульки, извергающие из себя такие звуки, что впору становиться в очередь за запасными барабанными перепонками. Маленькие и юркие, дети бегают от прилавка к прилавку, путаются под ногами и спешно извиняются, врезавшись в чьи-нибудь коленки. Будущие гонщики пытаются совладать с пластмассовыми машинками, а очаровательные "принцессы" - каждая с внушительного размера бантом - хвастаются куклами и плюшевыми медвежатами каждому попадающему под их очарование продавцу. Вокруг одного такого парня, щедро наматывающего нити сахарной ваты на палочку, собрался целый отряд - один бант больше другого. Мама хлопает в ладоши и радостно разглядывает, как задекорировали аллею и пруд. Отец все никак не смирится с отглаженной рубашкой, так и ходит, нервно поправляя воротник. А Бэкхен привычно равнодушно взирает на происходящее и мысленно находится где-то очень далеко от шумного парка. - Ой, милый, я забыла отдать, - вдруг дергает за рукав мама и тащит Бэкхена к лавочке, всовывая в руку коробку. Бэкхен крутит посылку, пока не находит адрес отправителя. - От бабушки? - Ну у внука день рождения скоро, - с неподдельным энтузиазмом объясняет мама. - Так до него еще две недели, - плохо изображает удивление Бэкхен. Они садятся на лавочку и маникюрными ножницами разрезают полоски почтового скотча. Мама улыбается, когда сын вынимает из картонной коробки завернутый в бумагу сверток. - О, посмотри, какой прелестный! - хлопает она в ладоши. А Бэкхен рассматривает светлый свитер - на груди горделиво красуется надпись "Lucky". - Кажется, она у нас чересчур продвинутая, - слабо улыбается Бэкхен. Мама смеется. Наигранно, и радость не в радость, потому что ее мальчик уже давно не отзывается на это задорное "везунчик". Но она все еще надеется, что его улыбка станет прежней когда-то. - Скажи ей об этом, когда будешь благодарить за подарок, - отшучивается мама, а Бэкхен молча кивает и убирает свитер обратно в коробку. У него есть пара свободных минут, и даже их, если быть честным, Бэкхен вряд ли использует как-нибудь по-особенному. Осмотрится и со скучающим видом посидит еще на этой лавочке, пока мама оценивает ближайший прилавок. За выслушивание ее метаний на тему "купить-не купить" отвечает папа. Посреди цветущей аллеи пританцовывают огромный розовый заяц и столь же немаленькая шаловливая Рилаккума. Мысль о том, что внутри тяжелого и душного костюма точно не цветами пахнет, прочно оседает в голове. Не хотелось бы иметь такую работу, хотя деньги, наверное, приличные, потому что за гроши в такие доспехи согласишься залезть только, если в жизни полное жо. Зато детишкам нравится - за фотографиями с чудными пушистыми великанами выстроилась очередь. И мамочки щелкают камерами, пока их чадо - с бантиком ли или с машинкой - безжалостно жамкает ходячий костюм, норовя, кажется, оторвать кусочек. - Помнишь ту фотографию из цирка? - тихонько спрашивает мама, присаживаясь рядом. - Кто там тогда был, цыпленок? - Здоровенная утка, - ровным голосом поправляет Бэкхен. - И пахло от нее ахово. - Это ты сейчас так говоришь, а тогда летел к ней через все ряды, - спокойно замечает мама. - Сфотографируй меня, сфотографируй! Мама, посмотри, какая уточка! Помнишь? Бэкхен едва улыбается и кивает, потому что сейчас мама смешно жестикулирует и изображает своего маленького мальчика, летящего на крыльях восторга к гигантской утке с пластмассовым клювом. Где его крылья сейчас? Отец вальяжной походкой шагает по аллее, неся две порции сладкой ваты. Похоже, праздник не так плох, как ему казалось. - Почему только две? - недоумевает мама. - Да потому что букам не положено. Пока не улыбнется, будет сидеть без сладкого, - и подмигивает. Выражение лица Бэкхена не меняется от слова "совсем". Мама пытается шепотом втолковать мужу, что его педагогические методы не только сомнительны, но и неуместны, и всовывает в руку Бэкхена тонкую палочку, обернутую сахарными нитями. - Ешь, я не буду, - возвращает лакомство парень. Мама растерянно замолкает. Идеи о том, как хоть немного растормошить сына, иссякают изо дня в день. - Тогда давай сфотографируемся, раз ты не ешь, - вдруг придумывает она. Бэкхен не двигается с места. - Мальчик мой, оторвись от лавочки. Бэкхен лениво откладывает коробку в сторону. - Вставай! Вставай, кому говорят! - будто бы сердито требует мама и трясет камерой. Бэкхен нехотя встает у пританцовывающей рядом Рилаккумы и натягивает улыбку. - Ну же, порадуй меня, сделай милое личико, - просит мама, пока сын изображает притворный восторг. Рилаккума машет в камеру, а Бэкхен чувствует явственный запах сигарет и помесь парфюма с запахом мокрой шерсти - свитер? Мама радостно нажимает на кнопку фотоаппарата и стремительно удаляется к одному из цветастых прилавков, уволакивая отца за собой. Миссия выполнена. Притянутая улыбка сползает с лица. Бэкхен возвращается на лавочку, укладывает рядом посылку и, закрыв глаза, пытается мысленно исчезнуть из этого места. Очухивается, когда рядом приземляется уставшая - или все-таки уставший? - Рилаккума. На смену этой кукле мимо посетителей аллеи ходит уже один из диснеевских героев. - Время не подскажешь? - слышится тихий голос. И Бэкхен не сразу понимает, что вопрос звучит из плюшевой головы. - Э, что? Время? А, да, сейчас. Он копошится, разблокируя телефон, но тот отчего-то барахлит. - Тоже неудачный день, да? Бэкхен замирает, разблокированный экран вспыхивает в руке. - Неудачный год. - Бывает. Сколько там? Бэкхен молча поворачивает экран в сторону. Огромная голова наклоняется и, кажется, что сейчас перевесит все остальное тельце. Из недр медведя доносится невнятное "угу, спасибо". Какое-то время они сидят молча, и Бэкхен надеется, что Рилаккума сейчас встанет и уйдет. Но тот - да, все-таки тот - продолжает отдыхать рядом, выстукивая ботинком непонятную мелодию. - Фотография, наверное, получилась не самой удачной, - вдруг произносит огромная голова. - Ты всегда так к незнакомым людям подсаживаешься? - прямо интересуется Бэкхен. - Нет. Но налаживать контакт с людьми - моя работа. - Не очень выходит, - не скрывая раздражения, отвечает Бэкхен. - Очень плохой год, - тянет голос. - Отвратительный. Не порть окончательно. И сними эту дурацкую голову, а то у меня ощущение, что меня выводит на разговор экипаж подводной лодки. Стащив перчатки, Рилаккума с трудом избавляется от громоздкой головы. Рыжие кудряшки достают почти до плеч, пугающе широко распахнутые глаза смотрят прямо. - Так с подводной лодки лучше слышно? Бэкхен мельком осматривает парня и отводит взгляд. - Как будто я особо прислушиваюсь. Рилаккума не обращает внимание на бурчания в свою сторону. Улыбка, словно скотчем прилепленная, красуется на лице. Привлекательном, как успел заметить Бэкхен. Но это не имеет никакого значения. Разговорчивый сосед замечает и отличную погоду, и чудесную помесь ароматов, повисшую в воздухе, и большие бантики у малышки в желтом платьице, такие большие, что почти перевешивают. Он болтает, а Бэкхен ищет в прибывающей толпе широкую спину отца и подпрыгивающий пучок мамы. Они там у каждого лотка дебаты устраивают, что ли? - Тебе говорили, что ты хороший слушатель? - врывается в рассуждения голос. Бэкхен недоуменно поворачивается к парню, обнимающему огромную голову. - А тебе говорили, что ты назойлив и слишком много болтаешь? - парирует Бэкхен. Улыбка превращается из прилепленной в более естественную и мягкую. - Да, год у тебя, и правда, не задался, - как будто даже понимающе вздыхает сосед и встает, примеряясь к плюшевой голове. - Но мог бы и улыбнуться... хотя ты и так симпатичный. Рилаккума не успевает пристроить голову на место, а Бэкхен уже скрывается в шумной толпе. Нормальные парни нормальным парням такое не говорят. А этот парень не знает, что Бэкхен ненормальный. И Бэкхен ничем себя не выдает. Ну разве только подводкой, ну разве только чуть-чуть. Машина уже поворачивает к дому, когда мама напоминает Бэкхену про посылку, а папа просит перед ужином показать новый свитер. Бэкхен оглядывает сиденье и чертыхается под нос - коробка осталась на лавочке рядом с болтливой Рилаккумой. - Бабушка расстроится, - вздыхает мама. И тихонько добавляет. - Ты стал таким рассеянным. *** О возвращенной потере и вреде курения. *** Время подходит к десяти вечера. Отец переключает с канала на канал, дожидаясь, когда в вечернем шоу закончится реклама. Мама по второму кругу ставит чайник и рассуждает о том, какой хороший все-таки организовали праздник. И выступления были интересные, и ярмарка хорошей, а уж о цветущей аллее можно стихи слагать. День прошел замечательно. Если только не считать потерянного бабушкиного подарка. Отец просит захватить к чаю печенье, когда слышится сигнал домофона. Мама успевает добежать до двери раньше Бэкхена. Вытирая руки о перекинутое через плечо полотенце, она выслушивает голос на том конце, кивает, глядя на сына, и кладет трубку. - Это тебя. Парень какой-то, - растерянно сообщает мама. - Он ждет внизу. Бэкхен осторожно выглядывает из-за шторки и в недоумении глядит на стоящего под окнами парня из Рилаккумы - рыжие волосы в свете фонаря. - Ты его знаешь? - беспокойно интересуется отец. Они с мамой только что переглядывались, гадая, что же за парень мог явиться так поздно. - Я разберусь, - бурчит Бэкхен, уже завязывая шнурки. Дверь хлопает, мама гладит широкое плечо и идет за чаем. - Ты что здесь делаешь? - тихо, но требовательно спрашивает Бэкхен, сбегая с крыльца. Парень протягивает посылку. - Нашел это в парке. Ты забыл. Милый свитер. Жалко было бы потерять. Бэкхен растерянно рассматривает коробку, вертит ее в руках и даже приоткрывает, чтобы убедиться, что все на месте. - Откуда адрес узнал? Ты что, следил за мной? Ты псих? Тяжело вздохнув и помотав головой, парень пальцем тычет в бланк с адресом на коробке. - Обошелся без помощи Интерпола. Бэкхен поджимает губы - это было глупо. - Извини. Неловкое молчание затягивается. Он так и стоит напротив. - Чанель, - протягивает руку парень. Бэкхен небрежно и почти невесомо касается чужой руки. - Бэкхен. Чанель слабо улыбается и достает из заднего кармана джинсов помятую пачку сигарет. - Будешь? Говорят, помогает в особенно плохие года. - Не курю и тебе не советую. Отвратительный запах. За свитер спасибо, - замечает Бэкхен и скрывается за дверью. Он не уточняет, что еще с год назад способен был часами целовать горькие губы и не обращать на запах табака и крохи внимания. Как не говорит и о том, как сказочно ему повезло и почему теперь он ведет исключительно здоровый образ жизни. "Монашеский", - невольно поправляет внутренний голос. Ни алкоголя, ни секса, ни сигарет. И если отсутствие первого и третьего компонентов не катастрофично, то то, насколько тело истосковалось по ласке, словами не передать. Рецепторы требуют ощущений, и кожа словно горит изнутри. Бэкхен заходит домой, не замечая, как решительно сминают почти полную пачку сигарет и выбрасывают в мусорку. *** О новой рубашке, случайной встрече и говорящем Гуффи, который видит больше остальных. *** День рождения неумолимо приближается, а у Бэкхена нет ни малейшего желания это праздновать. В прошлом году отлично отпраздновал. Но мамину настойчивость не сломить, поэтому Бэкхен бродит от магазина к магазину в поисках новой рубашки, без которой домой ему лучше не возвращаться. Черт пойми какой этаж торгового центра трясется под радостными детскими криками. Посреди обширной игровой зоны, у голосящего магнитофона пританцовывают Дональд Дак и вытянутый до безобразия Гуффи. Смешным движениям вторят детишки и даже некоторые из родителей. Особенно выделяется какой-то дедушка, увлеченный энергичным танцем поболее внука. Бэкхен шагает мимо, когда песня заканчивается и большая утка - вот ведь ирония - достает из мешка конфеты. Каждому участнику танцевального марафона по призу - досталось даже деду, за усердие. Все время, переходя из магазина в магазин на этом этаже, Бэкхен слышит, как развлекаются на площадке дети и ростовые куклы: вот они поют песенки, вот отгадывают загадки, вот что-то рисуют на скорость. А Бэкхен все ходит и ходит. Не то чтобы ему так трудно угодить, но когда нет желания вообще что-либо делать, то и покупка рубашки становится проблемой. Бэкхен слишком скептичен, слишком критичен и слишком замучен. И новая рубашка никак не поможет ему вырваться из этого плена. Маме бесполезно объяснять. - Привет, - из недр затасканного костюма доносится знакомый голос. Бэкхен спотыкается, выходя из магазина. У самой двери стоит тот самый Гуффи. А праздник посреди площадки, кажется, только что подошел к концу. - Я тебя давно заметил, - не обращает внимание на молчание Чанель. - Ничего не нашел? - Особо и не искал, - выдыхает Бэкхен. - Помочь? Вопрос Чанеля звучит так неожиданно искренне, что Бэкхен, растерявшись, несколько секунд хлопает глазами и тянет бесконечное "эээ". Гуффи наклоняет голову, ожидая ответа. - А при чем здесь ты? - наконец соображает Бэкхен. - Вдруг вдвоем справимся, - слышно, как внутри тяжеленной головы Чанель улыбается. - Тебе однозначно нужна компания. Бэкхен готов поклясться, что ему только что подмигнули. И это вызывает возмущение. - Тебе больше заняться нечем? Пристань к кому-нибудь другому, а, - довольно грубо отвечает Бэкхен, обходя плюшевую фигурку. - Почему нельзя пристать к тебе? Каждую свою фразу Чанель произносит так незатейливо, что хочется врезать. Бэкхен мысленно отвечает "потому что", а вслух выпаливает "отвали". Гуффи цокает и качает головой, но идет рядом. - А год все так же не задался, смотрю. Бэкхен разворачивается. Зрелище потрясающие: парень, которого преследует облезлое чудовище. Интересно, можно ли нажаловаться на этого маньяка в полицию? - А ты опять плохо слышишь с подводной лодки. Гуффи стаскивает голову, и рыжие кудряшки падают вниз. - Это ты плохо слышишь, а не я, - поправляет Чанель. - До меня все доходит с первого раза. - Не заметно, - огрызается Бэкхен, ускоряя шаг. Да когда же он отвяжется? Но Чанель без труда поспевает за беглецом. Они доходят до сверкающего чистотой эскалатора, и Бэкхен нетерпеливо останавливается. - Так, тебе что от меня надо? - Пообщаться, - без проблем признается Чанель. Бэкхен крутит пальцем у виска. - Ты болен. Особенно, если до тебя до сих пор не доперло, что в общении я не нуждаюсь. - Верится с трудом, - не унимается Чанель. Бэкхен обреченно вздыхает, отодвигает Гуффи в сторонку и становится на подвижную ступень. За спиной кто-то очень настырный делает шаг. - Я позову охрану, - грозно шипит Бэкхен, повернув голову. - Зови, - с улыбкой предлагает Чанель. Бэкхен корчит недовольную рожицу и стучит пальцами по перилам. Скинуть бы этого рыжего с эскалатора. - Вот привязался. Найди себе кого-нибудь более общительного. У тебя, я смотрю, с этим проблем нет. Вмиг обретешь кучу желающих. Чанель молчит. Бэкхен аж оборачивается, чтобы убедиться... Ан нет, стоит все так же, в обнимку с плюшевой головой, и внимательно смотрит. Что-то в этом взгляде пугает, и что-то завораживает, но Бэкхен не позволяет себе понять. Они спускаются в молчании до первого этажа: Бэкхен, все время оборачиваясь, и Чанель, ни на шаг от него не отставая. - Подвезти? Я на машине. Бэкхен опять вздыхает. - Как же ты трудно соображаешь. Чанель становится непозволительно близко и смотрит непозволительно... Бэкхен не в состоянии подобрать слова - мурашки бегут по шее. А не должны. Им никто этого не разрешал. - И ты от меня отстанешь? Зачем он это спросил?! Чанель тихо смеется и машет головой. - А давай я объясню тебе, что мне и одному хорошо, ты кивнешь и оставишь меня в покое? Чанель машет головой еще раз - нет. Бэкхен закатывает глаза. - И правда, как я мог надеяться, что договорюсь с таким прилипалой. Улыбка на лице Чанеля такая мягкая и понимающая. С такой улыбкой разговаривают с маленькими детьми, вредными и нашкодившими, но любимыми. Это раздражает. - Я, может, и прилипала, но это тебе вряд ли поможет. Возмущению Бэкхена нет границ. Вот наглец! - Ты нуждаешься в ком-то. Нет, не так. Ты нуждаешься хоть в ком-нибудь. Волна холодного страха облепляет тело. Бэкхен смотрит на Чанеля, беззаботно держащего в руках огромную голову, и не может поверить, что тот сказал это вслух. Чанель, который его не знает, но знает. И это пугает до ужаса. - Отойди от меня, - преодолевая дрожь в голосе, требует Бэкхен. - Отойди и не подходи никогда. Мне никто не нужен, и ты ничего обо мне не знаешь. И не смей... Не смей ходить за мной. Он почти срывается на крик, пока Чанель отводит его в сторону, подальше от любопытных глаз. - Все сказал? - серьезно спрашивает он. Бэкхен сглатывает и неуверенно кивает. - Хорошо. Теперь моя очередь. Бэкхен молчит. Хочется убежать от этого взгляда, но ноги отказываются двинуться с места. - Да, я настырный и надоедливый. И тебя наверняка бесит мое присутствие. Но ты меня выслушаешь и решишь, насколько я прав. А ошибаюсь я редко, так уж получается. - Чанель берет паузу, но Бэкхен молчит, и он продолжает. - Я каждый день наблюдаю за людьми. Замечаю вещи, которые они скрывают, а бывает и те, которые не замечают они сами. Или отрицают, потому что признавать не хочется. Ты не видишь себя со стороны. Знаешь какое слово я читаю на твоем лице? Напуганный. И еще потерянный. Вот как будто ты внешний здесь, а ты внутренний потерялся. Понимаешь? Тебе нужен тот, кто тебя вернет. Потому что у тебя это не получается. У Бэкхена комок в горле - как? Разве это можно узнать? Разве можно незнакомому человеку, взглянув один раз, определить, насколько пусто внутри? Он не плакал ни разу за этот год, хотя боль порой была невыносимой, а сейчас, стоя посреди многолюдного холла, готов разрыдаться в голос. Так нельзя. Нельзя сказать всего несколько слов и заставить человека выплеснуть все отчаяние и горе. Нельзя, но парень по имени Чанель, с рыжими кудряшками и помятой головой Гуффи, только что это сделал. Бэкхен отталкивает Чанеля и делает ноги, подальше от этого взгляда. Вылетает из торгового центра и с разбега впрыгивает в автобус, уже отъезжающий от остановки. Сердце колотится, руки трясутся, и внутри все сжимается в дрожащий комок. Бэкхену страшно. Страшно так, как никогда еще не было. Даже сломанная нога и покореженный велик, тогда, в детстве, не пугали его настолько. А тут всего пара предложений мягким и спокойным голосом. Всего пара, но таких хлестких, словно удар по щеке. Бэкхен не дает волю слезам до самого дома, держит в себе эту поднимающуюся волну и выпускает наружу, закрывшись в ванной. Мама перепуганно греет чайник, поглядывая на хлопнувшую дверь. Бэкхен кусает полотенце, крутит кран, но она слышит. Слышит, как из глубины поднимается горе, как ее сын, раздираемый на части своей безысходностью, захлебывается, уткнувшись лбом в зеркало; как он беззвучно кричит и мечется, ополаскивая лицо звеняще холодной водой; и как затихает, оседая на пушистый коврик и тихонько шмыгая носом. Чай остывает, но она не зовет Бэкхена насладиться печеньем. Он скрывается в своей комнате, закрывается и не производит больше ни звука до самого утра. *** О маминой изобретательности и нежданных гостях. А еще о договоре, по которому Бэкхен имеет право отметелить Чанеля. *** Утром мама раскладывает по тарелкам рис и осторожно интересуется, как вчерашний поход за рубашкой. Бэкхен растерянно крутит головой, словно погружен в какой-то мыслительный процесс. - А? Нормально, - бросает он, выковыривая кусочек огурца. - Ничего не понравилось? - Нет. Мама хочет задать еще вопрос, но на кухню вплывает деловая фигура папы, и она оставляет это на потом. Ближе к обеду выясняется, что в холодильнике маме для полного счастья чего-то не хватает. Бэкхена сдергивают с кровати, заставляют одеться и выступать в качестве сопровождения, а то одной ей скучно. Так он оказывается сидящим на пассажирском сиденьи - мама готовит свои вопросы. - Так что со вчерашней прогулкой? - начинает она издалека елейным голосом. Бэкхен обреченно вздыхает. - Спрашивай нормально. - Хорошо, - осторожно выдыхает мама. - Ты вчера встретил кого-то? - И тихонько добавляет. - Его, да? Бэкхен морщит лоб: он слишком хорошо старался забыть "его". Кажется, получилось. Потому что черты лица в памяти всплывают смутно. Ощущения, впечатления - еще куда ни шло, но он не в состоянии вспомнить даже формы носа. - Нет, он там ни при чем, - объясняет Бэкхен. - Тогда кто? Машина идет ровно, Бэкхен ловит в окне отражение ее беспокойных глаз. - Не важно. Я вряд ли еще раз увижу этого парня. - Он обидел тебя? Тогда я была бы рада, если б он действительно больше не объявлялся. - Молчание. - А это не он приходил тогда и вернул тебе свитер после фестиваля? И откуда она все знает? - Он, - тихо выдыхает Бэкхен, - и это вряд ли можно назвать "обидел". Но я все равно не хочу... Не думай, что он плохой, нет. Он не хотел, но так получилось. Мама задумчиво хмыкает и тормозит на стоянке. - И за чем именно мы приехали? - прямо спрашивает Бэкхен. - Придумаем, - так же прямо отвечает мама. И улыбается. Бэкхен пожимает плечами и вылезает из машины. Лучше послушать ее болтовню, чем собственные мысли. А они упорно возвращают его к Чанелю. Они ходят между стеллажей, выдумывая, что еще забросить в тележку. Мама улыбается, иногда кратко обнимает Бэкхена и, когда никто не видит, гладит по голове. - Все наладится, мой мальчик, все наладится. Бэкхен кивает, не уточняя, что именно "все" и когда это налаживание произойдет. - Так что за парень тогда приходил? - стоя у холодильника, спрашивает мама. Бэкхен рассматривает ценники и жует губу. Долго жует. Мама напоминает о себе, легонько покашливая. - Помнишь Рилаккуму тогда на празднике? Ты заставила меня с ним фотографироваться. Мама замирает с упаковкой в руке. - Рилаккума? - Да, очень общительный Рилаккума, - бубнит Бэкхен. Мама пожимает плечами и неторопливо поворачивает в сторону касс. В машине Бэкхен вдруг решается рассказать о парне в костюме Рилаккумы. Кратко и без имен, чтоб мама не выдумывала всяких несуществующих подробностей. Но она загадочно улыбается и только угукает на все уверения сына, что этот "приставучий" экземпляр так его достал, что он был бы рад не встречаться с ним вновь никогда. И вообще, у него раздражающе рыжие кудряшки и слишком большое самомнение. И каждой фразой он выводит Бэкхена из себя. Мама продолжает улыбаться. - А это не он? - кивает мама в сторону подъезда, паркуясь во дворе. Бэкхен натыкается взглядом на рыжие кудряшки и медленно сползает вниз по креслу. - Меня тут нет. Мама почему-то откровенно смеется, а в следующую секунду в окно со стороны Бэкхена кто-то стучит. Бэкхен с расширяющимися от ужаса глазами следит за тем, как медленно опускается стекло. Приветливой улыбке Чанеля позавидует любой. Широкая и щедрая, она обезоруживает маму в считанные секунды. - Доброго дня, - легко выдыхает Чанель. А потом опускает взгляд вниз и под хихиканье мамы произносит тихое "ку-ку". Бэкхен скулит от отчаяния. - И что ты здесь забыл? - Мой ответ тебе не понравится, так что я промолчу, - смеется Чанель и открывает дверь. - Ты промолчишь? Не верю своим ушам. Бэкхен обреченно выбирается из машины, открывает багажник и, стараясь загородиться от незваного гостя, вытаскивает пакеты. На самом деле всего один пакет - большего они с мамой выдумывать не стали. - Не познакомишь нас? - мило улыбается мама, подходя с другой стороны. Они сговорились, что ли? - Мама, это Чанель. Чанель, это мама, - небрежно бросает Бэкхен и шагает в сторону подъезда, с ужасом осознавая, что за его спиной мама и надоедливый парень с рыжими кудряшками пожимают руки и перебрасываются несколькими фразами. Конец света. - Я подожду здесь, - чуть громче произносит Чанель, но Бэкхен слышит. Мама опережает его на два шага, а у самого порога выхватывает пакет и с фразой "иди погуляй", хихикая, захлопывает дверь перед носом. Чанель пытается сдержаться, поджимая губы, но Бэкхен спиной чувствует, как тот беззвучно смеется сзади. - Решил достать окончательно? - поворачивается Бэкхен, стараясь держать себя в руках. Широченная улыбка светит на весь квартал. - Нет, доставать тебя в мои планы не входит. Бэкхен так красноречиво выгибает бровь, что Чанель не выдерживает. Смеется он еще очаровательнее, чем улыбается, отмечает про себя Бэкхен и тут же гонит эту мысль подальше. - Ты так профессионально этим занимаешься, что я бы не удивился. - Обязательно подумаю об этой работе, когда с нынешней выгонят, - шутит Чанель, делая шаг по направлению к Бэкхену. Тот следит за каждым движением парня и думает только о том, что подходить ближе непозволительно. Хотя все, что делает этот странный парень с рыжими кудряшками, непозволительно. Но разве его это останавливает? - Судя по тому, что ты без плюшевой головы, уже выгнали, - острит Бэкхен. - Неужели кто-то пожаловался на твою болтливость? - Ты все так же тактичен и добр, - улыбается Чанель. Бэкхена это бесит. Он пытается вывести из себя, взбесить, отвадить, и, возможно, даже обидеть, но этот Чанель непробиваемый. Отвечает улыбкой и никак не уходит - сумасшедший. Другой бы уже послал подальше. - Прости, если я вчера наговорил лишнего, - вдруг вкрадчиво произносит Чанель. Между ними уже меньше метра, и Бэкхену приходится задрать голову, чтобы видеть чужое лицо. - Не уволили, да? - дерзко спрашивает он в попытке сдержать дрожь в голосе. - Нет, - кратко отвечает Чанель. - Выходной. - И тебе это нравится? Чанель задумчиво морщит лоб и через несколько секунд кивает. - Пожалуй, да. Из всех предыдущих работ эта самая адекватная. Бэкхен обводит взглядом двор, стараясь не встретиться с Чанелем взглядом. - Зачем пришел? - Приехал, - поправляет Чанель и кивает в сторону подержанного авто. - С тобой поговорить. - О чем? - все так же избегая взгляда, спрашивает Бэкхен. Минута тишины. - Мама у тебя отличная, - тихо замечает Чанель. - Мои меня выгнали, когда мне было семнадцать. У Бэкхена сердце рвется наружу. Надоедливый Чанель в секунду меняет полярность. Бэкхен растерянно смотрит в печально улыбающиеся глаза, а слова застревают в горле. - И ты решил, что если я... - задыхается нарастающим возмущением Бэкхен, - то можно... Мне не нужен никто, и это касается не только общения. Последнюю фразу он произносит слишком жестко, и даже сам понимает, что, возможно, перегнул палку. Но Чанель как всегда невозмутим. - Вот это самомнение, - улыбается он. - С чего ты вообще взял, что привлекаешь меня в этом качестве? Бэкхен не находит слов. - Я приехал не для этого, - произносит Чанель. - Ты симпатичный, но я не собираюсь навязываться в таком плане. Тебе нужна компания. Растормошить тебя, развеселить. - Опять ты... - Я не знаю, что выбило тебя из колеи, но хочу помочь тебе в нее вернуться. Бэкхен делает шаг назад. - Почему я? - Не могу объяснить. Просто увидел тебя и понял, что ты нуждаешься в помощи. - И с чего ты взял, что справишься? - тихо спрашивает Бэкхен, сглатывая вставший в горле комок. - А я не утверждаю, что справлюсь, - честно признается Чанель. - Но мы не узнаем этого, пока не попробуем. Я не набиваюсь тебе в парни, я пытаюсь набиться в друзья. Бэкхен ничего не знает. Словно все, что было в голове до этого, стремительно вылетело прочь. И в пустом пространстве голос Чанеля разносится эхом. - Тебе не хватает своей компании? - наконец решается он. Чанель хмыкает. - Моя компания мала, а завести новые знакомства я никогда не против. - А у меня нет, - неожиданно сам для себя выдыхает Бэкхен. - Никого нет. Он не может себе объяснить, почему откровенно признается этому парню в подобных вещах. Что-то в Чанеле вызывает доверие, необъяснимое и почти полное. Бэкхен никому не верит, но Чанелю поверить хочется. - И я не знаю, почему говорю тебе об этом. Чанель слабо улыбается. - Не буду лезть в твою голову, а то ты опять сбежишь. Бэкхен кивает. - Мне правда никто не нужен для отношений, так что если ты соврал... - Ты заслужено меня отметелишь, договорились? Бэкхен улыбается - еле заметно и уголками губ, - но Чанель замечает и ободряюще улыбается в ответ. - Если мое общество тебе совсем не понравится, обещаю больше не надоедать. - Вот только ради этого стоит согласиться, - забавно бурчит Бэкхен. Мама наблюдает из окна, как рыжий парень по имени Чанель, стоя на расстоянии вытянутой руки от ее сына, пытается вывести Бэкхена на разговор. Иногда он улыбается. Реакции Бэкхена она не видит, но, зная упрямство своего сына, предполагает, что разговор клеится с трудом. Бэкхен из принципа не будет любезничать, даже если этот Чанель ему симпатичен. А он симпатичен, наверняка. Потому что даже мама, никогда не питавшая большой любви к выбору сына, сейчас готова признать, что этот парень очень даже ничего. Они с отцом не могут изменить того, каков Бэкхен, но счастья для своего ребенка хочется, как любым родителям. Прошлый опыт морально убил их сына, новый, она надеется, его оживит. Если этот Чанель такой "надоедливый", как говорит Бэкхен, то есть шанс, что что-то путное из этого выйдет. Спрятавшись за шторой на кухне, она смотрит, как Чанель кивает на машину и как Бэкхен, сомневаясь, осторожно к ней идет. Первый вечер с того злосчастного дня, когда Бэкхен едет отдыхать не посредством ее пинков. Первый человек, вошедший в жизнь их сына за прошедший год. Она боится только, что Чанель может не осознавать всей ответственности. Если Бэкхена обманут еще раз, сердце ее мальчика превратится в булыжник. *** Часть, в которой Чанель веселит, а Бэкхен до икоты смеется. *** Чувство юмора Чанеля сносит с пьедестала даже его улыбку. В билете указано, что они смотрят жуткий боевик, но Бэкхен с середины фильма никак не может успокоиться. Живот болит от смеха, и это, наверное, нервное, но он так давно не смеялся, что сейчас все равно. Чанель отпускает шуточки каждые пару минут, да такие, что соседние ряды тоже проклинают последний стакан колы - того и гляди, как из ушей польется. За всю дорогу до кинотеатра Бэкхен едва сказал три слова, и пока они стояли в очереди, тоже не отличался словоохотливостью. Ему было все равно, на что идти. Более того, он специально согласился на блокбастер со стрелялками и мужиками, разъезжающими на танках, чтобы у Чанеля не было поводов на него воздействовать. Что можно сделать с боевиком? Правильно, ничего. Но Бэкхен еще не знал, насколько ошибся: и в выборе фильма, и в своем представлении о Чанеле. Не желая казаться слабым и подвластным чужому влиянию, он не взял и попкорн в баре, обошелся средним стаканом колы. Сейчас он отсидит этот фильм и со спокойной совестью уедет домой. Потому что у Чанеля нет шансов. Все пошло наперекосяк, стоило начаться рекламному блоку. Бэкхен не знал, откуда в голове рыжего прилипалы такие приколы, но себя сдерживал. Потом начался сеанс, и Чанель через пятнадцать минут обзавелся фанклубом - все соседние места ржали над шутками, словно ненормальные. Бэкхен держался. Но когда посреди фильма Чанель небрежно обозвал главного качка инфантильной принцессой, сдерживаться стало невозможно. Чанель совершает, по-мнению Бэкхена, невозможное. Он заставляет его чувствовать что-то, правда, Бэкхен и сам еще не разобрался, что. Консервным ножом вскрывает эмоции, за год перебродившие меж собой. Бэкхен так долго не позволял себе дать волю чувствам, что теперь разобрать, где он смеется от радости, а где трясется от горя, невозможно. А Чанелю понадобилось всего один раз сводить его в кино. Почему Бэкхен не сделал этого раньше сам? Или дело в Чанеле? Этот парень поражает своей прямолинейностью: приехал, признался и затащил в кино. Стандартным его поведение не назовешь. Он слишком настойчив и это, наверное, его самая удивительная черта. Конечно, помимо той, что заставляет Бэкхена раскрываться перед почти незнакомым парнем из костюма Рилаккумы. Чанель дернулся в кресле, когда понял, что истерическое беззвучное ржание доносится с соседнего кресла. Он ничего не сказал, только улыбнулся и продолжил насмехаться над очередным недошедевром мирового кинематографа. Бэкхен смеялся до слез и прикрывал рот рукой. Этот смех здоровым было назвать сложно, но Чанель и этому был рад. Через сиплые хрипения и периодические взвизгивания из Бэкхена выходило что-то его гнетущее. Он хохотал даже над самыми простыми шутками и едва не падал с кресла, наклоняясь вперед. Хохотал и не мог остановиться. Экран уже не видно из-за слез, а Чанель все шутит и шутит. Они остаются в зале еще на несколько минут, когда все выходят. Чанель молча сидит рядом и ждет, когда Бэкхен успокоится. А тот вдыхает и выдыхает, пытаясь совладать с истерикой. Хихиканье иногда прорывается кратким приступом, но Бэкхен уже почти справился. - Полегчало? - спрашивает Чанель, помогая Бэкхену подняться и подталкивая к выходу. - Хорошо, что на комедию не пошли, а то был бы конфуз. Он произносит это так просто, что Бэкхен, идущий впереди, икает от смеха. Икает он еще несколько минут, пока Чанель не сажает его посреди галереи и не заставляет выпить бутылку воды. Бэкхен мелкими глоточками осушает ее до дна и, расслабившись, укладывает голову на спинку удобного диванчика. Чанель внимательно смотрит. - Я не знаю, как ты это делаешь. Чанель пожимает плечами. - Но спасибо, - тихонько добавляет Бэкхен, и улыбка Чанеля освещает этаж. *** О новой рубашке, приставучих девчонках и первом откровенном разговоре. *** Задание с покупкой новой рубашки никто не отменял, но в этот раз Бэкхен идет с компанией. За два дня до дня рождения они с Чанелем обходят какой-то новый торговый центр, отгроханный в центре города. У Чанеля выходной, начавшийся утром после проведения детского праздника. Так что он рассказывает про смешных мальчиков и девочек, разрывавших его на части - костюм Рилаккумы все так же популярен. Бэкхен привередливо морщит нос, отбраковывая одну рубашку за второй. После того похода в кино эмоции потихоньку выходят наружу. Бэкхен еще не улыбается, но уже не чувствует себя тряпичной куклой. Мама начинает замечать, как оттаивает ее мальчик. Они с Чанелем не виделись несколько дней, но "Рыжий прилипала" - а теперь в телефоне он записан именно так - заставил записать номер и позвонить, когда Бэкхен будет готов. И вот они шагают от магазина к магазину. Бэкхену почти ничего не нравится, но теперь это осознанный выбор, а не полная апатия к происходящему вообще. Он еще не готов выплеснуть больше, и эмоции на лице опять еле находят отражение, но он решился и позвонил, а это для Бэкхена огромный шаг. Чанель написал кое-что смешное перед началом праздника: мол, своим детям никакой Рилаккумы в жизни не покажет, а то детские ручки, мертвой хваткой вцепившиеся в мягкий костюм, уже пилят Чанеля на части. Бэкхен улыбался, еще слабо, но уже почти легко. - Человек, способный заставить тебя улыбаться так, должно быть чертовски хорош, - сказала мама, утром ставя перед сыном тарелку. Бэкхен задумчиво смотрел в стол. - Возможно. Я еще не разобрался. Мама заботливо погладила по плечу и чмокнула в макушку. - Это сложнее, да, милый? Ничего, все образуется. Бэкхену хочется верить. И вот Чанель идет рядом и все так же пытается заставить его улыбнуться. В некоторые моменты ему это почти удается. В запасе у Чанеля столько забавных случаев, что они кажутся неиссякаемыми. Бэкхен кивает, морщит нос, рассматривая очередную рубашку, и угукает, когда Чанель говорит, что чуть не умер от смеха. Чанель исчезает на несколько минут, теряясь в бесконечных стойках с вешалками, дает Бэкхену передохнуть от себя и шума, а потом выскакивает из-за манекена, и все начинается по новой, но с другой историей. Бэкхен благодарен за это. Он помнит, как мама неделями травила анекдоты и усаживала его вечером смотреть смешные шоу. Тогда он был к этому не готов, а сейчас ему даже нравится. Эгоистично таскать за собой Чанеля, позволять себя развлекать, но Бэкхену это нужно. Что-то внутри сдвинулось с мертвой точки, и он до смерти боится, что это что-то замрет вновь. Чанель угадал: ему необходимо, чтобы рядом был кто-то, чтобы этот кто-то встряхнул его с головы до ног, перевернул вверх тормашками рой мыслей в голове и расставил эмоции по местам. И пока у Чанеля это волшебным образом получается, Бэкхен будет позволять ему себе надоедать. Хотя и не надоедать уже вовсе. Чанель расталкивает задумавшегося Бэкхена, кивает в сторону и еле слышно прыскает, сдерживая смех. За ворохом кофточек, набросанных кучей на широкий стол, две миловидные девочки шушукаются меж собой, поглядывая в их сторону. - Эм... - растерянно тянет Бэкхен. - Это то, о чем я думаю? - Я вижу их уже второй раз, - сквозь зубы тихонько шепчет Чанель. Бэкхен утаскивает Чанеля за колонну с зеркалами и выглядывает из укрытия, в шоке наблюдая, как одна рисует в воздухе широкие плечи, а следом жамкает воображаемую задницу. Ничего другого этими странными движениями изобразить нельзя. - Извращенки, - бурчит Бэкхен и повторяет Чанелю увиденное. Чанель беззвучно смеется. - Вот ценители, а. - Пойдем отсюда, - решает Бэкхен и осторожно продвигается в сторону выхода. В следующем магазине он наконец-то находит то, что искал. Довольный крутится у зеркала в примерочной и убеждает себя - а это сделать проще простого, - что идеальнее этого варианта ему не найти. Бэкхен выходит в торговый зал, находит Чанеля глазами и тут же оглядывается, потому что Чанель опять хихикает в кулак, прячась за стойкой с джинсами. Две те же барышни дефилируют посреди женского зала, оглядываясь на Чанеля и стараясь принять позу пособлазнительнее. Чанель угорает, присаживаясь на маленький пуфик рядом с манекеном, и подзывает Бэкхена к себе. - Они так и будут за нами ходить? - шипит Бэкхен, присаживаясь рядом на край пуфика. - Не знаю, но это забавно. Бедные девочки: столько усилий потрачено зря. Чанеля забавляет эта ситуация, и он откровенно улыбается, наблюдая из укрытия за тем, как две подружки ищут глазами потерянные объекты для воздействия. - Может, подойти и объяснить? - предлагает Чанель, пока девчонки шушукаются. - Они решат, что мы парочка, - недовольно бурчит Бэкхен. - Не будем мы к ним подходить. - Хорошо, пусть ходят дальше, - запросто соглашается Чанель. Бэкхен вздыхает. - Это все из-за тебя. Если б я ходил один, никто бы не пристал. - Почему обязательно из-за меня? - спрашивает Чанель, подталкивая Бэкхена к кассе. Они крадутся за рядами вешалок, и пару минут Бэкхен ничего не отвечает. Но вот они расплачиваются, и неоправданно длинная лента чека падает в пакет с рубашкой. Бэкхен тащит Чанеля сквозь двери, схватив за рукав, и посреди галереи напоминает про широкие плечи, которые кто-то там так упорно обсуждал. - То есть про вот это, - Чанель обрисовывает в воздухе очертания пятой точки, - ты не помнишь, да? - Ой, да ну тебя, - хмурясь, бросает Бэкхен. А Чанель смеется. И Бэкхену это нравится. - Со мной такое впервые, - признается Бэкхен. - Чтоб девушки, да еще такие настырные. И где их скромность? Они сидят за шатким столиком у раскидистой пальмы в кадке и жуют по бургеру с подтаявшим сыром. - В примерочной потеряли, - шутит Чанель. - Пока держишь слежку и не так можно накосячить. Хотя я бы посмотрел на их лица, узнай они правду. Вот ведь разочарование в парнях. Понравилась пара кандидатов, и те не по их части. Два гея и школьницы - красота. - Ты так просто об этом говоришь, - Бэкхен замирает с бургером в руке. Чанель пожимает плечами. - Я такой, какой есть. И этого не изменить. И никого, кроме меня самого, не касается, к кому я проявляю симпатии. Бэкхен долго не решается спросить, но ему интересно. Он назвал себя геем один раз, и отец тогда чуть не забил его ремнем. Больше он этого слова не произносил - реакция общественности слишком предсказуема. Он не любит обсуждать свою ориентацию и не любит рассуждать на эту тему. Бэкхен избегает этого. Не стыдится, нет. Это, скорее, страх. Потому что каждому не объяснишь, а люди слишком привыкли жить по своим правилам. И уж тем более, он никогда над этим не шутит. А тут - Чанель. Парень, который несколько дней назад откровенно признался ему, что тоже любит парней, а теперь, уминая бургер с котлетой, ржет над девчонками, которым повезло с ними не познакомиться. - Ты не боишься? - спрашивает Бэкхен, наклоняясь над столиком. Чанель вытирает губы салфеткой и допивает остатки газировки. - Мать меня выгнала, отец проклял до десятого колена и обещал прибить, если я появлюсь на пороге еще раз. У меня нет семьи, я работаю со старших классов, живу в съемной однушке и учусь на заочке, которую сам себе и оплачиваю. Думаешь, меня волнует общественное мнение? - Нет, наверное, - сглатывает Бэкхен, вспоминая мамину яичную лапшу и комнату, в которой мало что с тех времен поменялось. Сказочно повезло. - Эй, лицо попроще, - улыбается Чанель. - Это был не упрек. Говорю ж, у тебя отличная мама. - Пожалуй, принесу ей сегодня шоколадку, - сконфуженно рассуждает Бэкхен, но легкая улыбка трогает губы. Чанель хохочет. - Это круто. Порой самому принять это непросто, а когда кто-то проходит через это вместе с тобой - здорово. Так что ты должен гордиться: у тебя фантастически крепкая семья. Бэкхен кивает. Невозможно не согласиться. - Рад, что мы все выяснили. А то тебя, мне кажется, это тяготило, - ободряюще улыбается Чанель и легонько касается чужой руки. - От меня отвернулись друзья, и с тех пор не было никого, с кем я мог бы поговорить об этом, - кусая губу, признается Бэкхен. - Теперь есть я, - бодро отвечает Чанель. Бэкхен неуверенно, но кивает. Еще ничего не понятно, но иметь друга, согласного с тем, что ты гей, и относящегося к этому спокойно, хочется. Особенно, если он сам такой же. То, чего у Бэкхена никогда не было. *** Глава, в которой Бэкхен получает подарки, а папа окончательно смиряется. *** Утро шестого мая начинается с шороха на кухне. Бэкхен прислушивается к шушуканью, подозревая, что все эти шебуршания как-то с ним связаны. И точно, через несколько минут шебуршание продвигается по коридору, шикает под дверью и грубо прокашливается. - Тише, разбудишь сейчас, - довольно слышно шипит мама. - Да тихо я, тихо, - оправдывается папа, шаркая тапком. Бэкхен жует одеяло, чтобы не ляпнуть чего-нибудь. Быстро кутается с головой, отворачивается от двери и изображает крепкий сон. Ручка двери со скрипом поворачивается, крадущиеся шаги осторожно двигаются в сторону прикроватной тумбочки. Бэкхен чувствует запах подожженного фитиля - торт. Тарелка приземляется со звенящим стуком, и мама, бурча себе под нос, ловит покосившуюся свечку. Бэкхен думает, что они у него, и правда, идеальные. - Я не сплю, - признается Бэкхен, отбрасывая легкое одеяло. Мама счастливо хлопает в ладоши. - Тогда задувай, - командует отец. И Бэкхен задувает. Сообщение от Чанеля приходит после обеда. Краткое поздравление, смешной стишок и фотография Рилаккумы, машущей в камеру. - Он опять это делает, да? - подсматривает из-за плеча мама. - А ты улыбаешься. Он молодец. Бэкхен отправляет фотографию себя в новой рубашке на фоне чуть тронутого торта. - Он не заедет вечером? - все суетится мама. - Я с ним толком не поговорила, да и отец бы тоже познакомился. С кресла доносится подобие согласного покашливания. - Мы не говорили об этом, - немного растерянно оправдывается Бэкхен. И правда, почему он не спросил? Больше никого не будет: только мама, папа и он. В детстве за столом толкались одноклассники, но теперь он ни с кем не общается. Ни с кем, кроме Чанеля. И когда Чанель присылает сообщение, нахваливая красивый торт, Бэкхен предлагает попробовать. Чанель не отвечает некоторое время, и Бэкхен списывает это на занятость - детские праздники не ждут. Время подходит к шести, когда телефон оживает, а на экране высвечивается "Рыжий прилипала". - Еще раз с днем рождения, - улыбается в трубку Чанель. - Ты серьезно про торт, а то я ведь заеду? - Адрес знаешь, - отвечает Бэкхен. - Квартиру не помню, - сетует Чанель. - Вышлю сообщением. - Так ты правда приглашаешь? - удивляются на том конце. - Гости не будут против? - Нет гостей, - сухо объясняет Бэкхен. - Мама, папа и я. И торт, разумеется. Если ты придешь, будет веселее. И мама хотела поговорить. - А ты? - Не лезть ко мне в голову, - предупреждает Бэкхен. - Кусок торта - и я забуду туда дорогу, - смеется Чанель. - Но только на сегодня. Бэкхен соглашается. Других вариантов у него нет. Чанель слишком хорошо справляется, чтобы можно было игнорировать это. Они ждут и не садятся за стол. Чанель обещал быть к семи. Мама поправляет прическу, папа мечтает снять галстук - стандартный праздничный вечер. Чанель приходит минута в минуту. Он бодро пожимает мамину руку, а она щебечет в коридоре, предлагает тапочки и скромничает, обещая обычный ужин. Чанель смеется. Он вообще слишком много улыбается и смеется. Но это только по меркам Бэкхена "слишком". Чанель доочаровывает маму, а потом за считанные минуты справляется с суровой миной отца. Пара шуток, одно замечание о машинах и краткая справка о рабочем стаже - папа покорен. Бэкхен смотрит на расплывшиеся в улыбках лица родителей и поражается тому, как у рыжего прилипалы это получается. Чайник свистит с кухни, и мама отрезает кусочки торта. Чанель отводит Бэкхена в сторону и вручает шебуршащий сверток - что-то твердое. - Я не так хорошо тебя знаю, как ты этого боишься, - начинает Чанель. - По крайней мере, не настолько хорошо, чтобы знать, что подарить. Но я подумал, вдруг это подойдет. Бэкхен аккуратно разворачивает слои бумаги и удивленно смотрит на подарок - такого ему давно не дарили. - У нее нет подходящего возраста для чтения, - поясняет Чанель. - Я читал ее в детстве и читал потом. Каждый раз нахожу разные мысли. - Спасибо, - выдыхает Бэкхен. Яркая обложка приятно греет руку. - А вообще, я думаю, она очень смешная, и тебе не помешает развеселиться, - признается Чанель. Но Бэкхен уверен, что он сказал это, дабы разрядить обстановку. Он не особо улыбается, но иногда себе позволяет, зато Чанель компенсирует за двоих. Бэкхен на удивление хорошо проводит вечер. Не просто лучше, чем в прошлом году, а достаточно хорошо, чтобы это запомнить. - Чанель, может, ты познакомишь его со своей компанией? - с улыбкой интересуется мама. - Дома сидит, никуда не ходит, а так, может, распрощается со своим затворничеством. Чанель бросает взгляд на именинника и пожимает плечами. Бэкхен делает вид, что задумчиво рассматривает салфетку, а сам прислушивается к разговору. Чанель сидит рядом и весь вечер следит за его реакцией. Бэкхен иногда слабо улыбается, и во взгляде Чанеля загорается новый очаг энтузиазма. - Можно, почему нет? - отвечает Чанель и легонько толкает Бэкхена в плечо. - Что скажешь? Бэкхену хочется сказать, что он и с Чанелем-то плохо знаком. Это их третья встреча в качестве...А в каком качестве? Называть Чанеля другом рано, он ничего о нем толком не знает. Психотерапевт? Судя по тому, что Чанель предпринимает своеобразные попытки вытащить Бэкхена из тухнущего эмоционального болота, это звание подходит ему лучше остальных. - Подумаем, - отстранено отвечает Бэкхен. Чанель больше не отвлекает от мыслей. До конца вечера ничего особо нового не происходит: мама восторженно слушает о детских праздниках, папа наблюдает, доедая торт, и иногда подкидывает вопросы, а Бэкхен просто сидит рядом с гостем и пялится в тарелку, где крошки и остатки крема собраны в кучку. Они прерываются только на краткий звонок бабушки. Она интересуется, как прошел вечер, а мама отвечает, что они еще пьют чай, к Бэкхену пришел "друг". На последнем слове она делает столь явный акцент, что на Чанеля смущенно смотрит даже папа. Хотя Чанеля это даже веселит. И почему-то веселит Бэкхена. Мамина непосредственность бывает такой милой. Чанель уходит, крепко пожимая руку отца, и обещает позвонить, как доберется домой. Дверь закрывается, шаги на лестнице стихают. - С такими друзьями на подружку можно не надеяться, - шутя, замечает отец. Мама, как она считает, незаметно для Бэкхена, щипает мужа за руку. Бэкхен неоднозначно пожимает плечами. - Об этом у нас уговора не было. Странно, что ты об этом думаешь, а я - нет. Они убирают со стола, и папа пока не рискует высказываться. Мама еще кидает в его сторону укоризненные взгляды, а Бэкхен вообще работает молча, вытирая тарелки. Откуда эти намеки? Отец с его-то бывшим парнем познакомился чисто из вежливости, и то только потому, что они решили жить вместе. Вечер тогда прошел не лучшим образом. Бэкхен уже ложится спать. Отец входит и присаживается на стул. - Прости, я хотел исправить это в тебе, - вкрадчиво начинает он. - Знаешь, я надеялся, что это подростковое, что это пройдет. Как видно, зря. Бэкхен поджимает губы. - Прости, если разочаровал. Отец хлопает по колену и машет головой. - Разочаровал? Нет. Я думал, вдруг это мы виноваты, воспитали как-то неправильно. Но я вот что скажу. Ты можешь быть, каким угодно, даже если мы с мамой хотели для тебя другой судьбы. Ты такой, какой есть, и я не в силах этого изменить. - Где-то я это недавно слышал, - слабо улыбается Бэкхен. - Догадываюсь, от кого, - улыбается в ответ папа. - Он хороший парень. Я уж не знаю, как вы там это оцениваете, - чуть сконфуженно произносит отец, - но человек он, что надо. Даже если он станет тебе просто другом, уже будет хорошо. Таких друзей у тебя не было. Бэкхену сложно не согласиться, и он тихонько кивает. Папа прав. Чанель за две недели сделал для него неоценимо много. Возможно, никто и никогда не делал для Бэкхена столько. А все внутри медленно оживает, и каждый маленький шаг - благодаря рыжему прилипале. - Если вдруг что-то получится, - отец поднимается со стула, - я слова против не скажу. Этот Чанель может исправить то, что натворил тот твой пидорас. В отличие от того, Чанель нормальный. Бэкхен приподнимает бровь, едва сдерживая смех. - Сам понял, что сказал? Папа выходит, хохоча в голос. Бэкхен накрывается с головой и ржет, как умалишенный. Нормальный, ну да. Вот именно это определение подходит и ему, и Чанелю. Хотя в сравнении с "тем его пидорасом", Чанель, и правда, не плох. Да и без сравнения, если честно, тоже. *** О долгах, мотивации и школьном сочинении. Глава, в которой Бэкхен оживает, а Чанель заставляет его краснеть. *** Чанель звонит через несколько дней. Он каким-то необъяснимым образом угадывает, сколько времени нужно Бэкхену, чтобы разобраться со своими мыслями и морально подготовиться к следующей встрече. В этот раз он забирает его из университета и везет обедать, потому что у обоих с утра ничего в желудке не оседало. И пока Бэкхен ковыряет салат, отбрасывая на край тарелки кусочки огурца, Чанель интересуется, как идет подготовка к сессии. Небрежный ответ Бэкхена по поводу еще не сданных контрольных и недоделанного проекта приводят Чанеля в ужас. И весь следующий месяц Бэкхен учит и досдает, естественно, под контролем рыжего прилипалы. Мама с удивлением смотрит, как Бэкхен вечера просиживает над книгами и иногда отсылает отчет Чанелю о проделанной работе. Этот парень меняет его жизнь. Днем он бодро болтает с Бэкхеном по телефону, смешит, как может, и все чаще получает в ответ улыбку и даже сдержанный смех. Бэкхен оживает, и никакая сессия и зубрежка не способны затормозить этот процесс. Мама держит за старания Чанеля кулачки. Преподаватели в университете начинают узнавать в своем студенте прежнего Бэкхена. Чанель теперь приезжает пореже, чтобы не отвлекать Бэкхена от учебы. И Бэкхен согласен с таким раскладом. Первые несколько вечеров Чанель звонил и спрашивал, как продвигаются дела, а Бэкхен с неохотой отвечал и вообще просил на него не давить. Теперь он отвечает спокойнее, и Чанелю не нужно знать, что Бэкхен стремится сделать побольше, чтобы к моменту звонка быть почти свободным, поговорить подольше и заставить Чанеля гордо улыбнуться в трубку. Бэкхену нравится этот голос. А еще они договорились, что Чанель познакомит его с друзьями, когда Бэкхен полностью рассчитается с университетом за эту сессию. И хоть Бэкхен сказал, что это не лучшая мотивация, по вечерам он налегает на учебники с завидным усердием. Мама только смеется. А Бэкхен, разобравшись с долгами, впервые за год думает о том, что он, кажется, всё-таки везунчик. В день последнего экзамена Чанель забирает его из университета. Июньское солнце прогревает салон через лобовое стекло, и Бэкхен смешно щурится, пытаясь спастись от навязчиво бьющих в глаза лучей. - Помню, у нас на первом курсе был экзамен по предмету одному, - начинает очередную историю Чанель. - Нужно было сдать тесты и письменный ответ на вопрос. У всех были разные вопросы, а учили мы их дохрена и больше. И вот один парень, не зная ответа на свой вопрос, написал примерно следующее: "Многоуважаемая комиссия - как-то так, - так получилось, что я выучил все билеты, кроме того, который мне попался. Готов извиниться и ответить письменно на вопрос своего соседа, тем более, что пишет он там какую-то белиберду, а я этот вопрос знаю. Пожалуйста, дайте мне любой другой вопрос, только не ставьте низкий бал. Меня засмеет младший брат, и бросит девушка, а она у меня отличница. С уважением, ваш..." Бэкхен смеется, уже открыто и спокойно. - Сдал? - Нет, он не такой везучий. Но комиссии запомнился надолго. Девушка, кстати, не бросила. - Везучий, - тихо произносит Бэкхен. Чанель обращается в слух, улавливая перемены в голосе. - Ну не скажи, - поправляет он. - Стипендия у парня слетела на весь семестр. - Зато выяснил, что девушка относится к нему лучше, чем он предполагал. - Железная логика, - улыбается Чанель. Бэкхен нетерпеливо поворачивается, устраивается поудобнее и начинает со слов "это просто, смотри...". Чанель выслушивает и про теорию везения, и про школьное сочинение, и про покореженный велосипед. И выслушивает, скорее, не потому, о чем говорит Бэкхен, а потому, как. Если Бэкхену дать зеркало и заставить посмотреть на себя в этот момент, он вряд ли себя узнает. Чанель не видел такого Бэкхена, и сейчас с трудом не отвлекается от дороги, краем глаза наблюдая за стремительным преображением. Разгоряченный, заинтересованный, Бэкхен не замечает, как принимается активно жестикулировать и подпрыгивать на месте, с энтузиазмом рассказывая о подарках Фортуны. Чанель видит, как чуть розовеют щеки и загораются глаза, сперва тихим светом, а потом ярким костром. А Бэкхен говорит, наблюдая за реакцией Чанеля и понимая, что что-то в нем самом сейчас неотвратимо меняется. Словно с этим разговором он отпускает последние крохи своего внутреннего страха, выметает остатки боли и отчаяния. Он замечает, когда на лице невольно расплывается улыбка, но продолжает говорить, боясь спугнуть это. Словно Фортуна сама только что медленными шагами подошла и встала рядом, словно осталось взять ее за руку, а это самый хрупкий момент. Бэкхен отвык называть себя везунчиком, а сейчас рядом сидит Чанель, который среди тысяч в толпе заметил именно его, который достал, прилип и настоял, которого Бэкхен готов бесконечно благодарить за то оттаявшее внутри. И разве это не везение? - Спасибо тебе, - внезапно заканчивает объяснения Бэкхен. Чанель смотрит на сияющее лицо и улыбается в ответ. - Надеюсь, больше ничто тебя так не разворотит. - Кто, - кратко отзывается Бэкхен. Чанель ни разу не спросил его о причинах этого состояния, и Бэкхен не объяснял. Но Чанель столько для него сделал, что можно и признаться. - Я понял, - глядя на дорогу, отвечает Чанель. - От проблем в универе на стену не лезут. Бэкхен поджимает губы. - Ты знал и подошел? - В друзья напрашиваюсь, помнишь? Не в парни. Бэкхен закусывает губу еще сильнее. - Это не значит, что не напрошусь, - признается Чанель, спокойно переключая поворотник. - Но не сейчас. Бэкхен прячет краснеющие щеки в вороте ветровки. Чанель тактично делает вид, что не замечает. *** Часть, в которой Чанель знакомит Бэкхена со своей компанией. Про ревнивого парня по имени Крис, игру в баскетбол и поход в пейнтбол. Много текста и один поцелуй. *** Середина июня балует погодой. Мама все чаще выгоняет всю семью на прогулки, заставляет по вечерам обходить парк и дышать свежим воздухом. Пару раз в неделю они идут неполной компанией, потому что Чанель приезжает после работы и Бэкхен, теперь уже не скрываясь, со скоростью космического корабля на варп-двигателе бежит вниз, прихватив только ветровку и бумажник. Мама не нарадуется. За пару месяцев парень по имени Чанель совершил невозможное, то, что она сама пыталась сделать целый год. А Бэкхен летит по лестнице, успокаивая стучащее сердце. Оно чувствует, живет и отбивает бешеный ритм, стоит Чанелю пробраться в мысли. Бэкхен признает, что случилось неотвратимое - ему нравится Чанель. Нравится так, как никто никогда не нравился. Что-то потрясающее есть в голосе и улыбке, что-то волнующее во взгляде и забавное в вечно взъерошенных кудряшках. Бэкхена преследует образ Чанеля и потрясающее своей легкостью ощущение полета. Он становится увереннее и сильнее. А насколько проще он улыбается и смеется, приводит в восторг даже сдержанного отца. Чанель умудряется веселить и учить, советовать и никогда ни в чем не упрекать. Чанель заставляет забывать обо всех проблемах и хохотать часами напролет. Чанель пускает электрические разряды от мозга к сердцу, и Бэкхен, забывающий о всяких пидорасах, думает о том, насколько же ему с другом повезло. Слово друг, возможно, не совсем подходит, но повезло точно. Везение вообще семимильными шагами возвращается в его жизнь и раскрашивает серые дни яркими красками. Бэкхен находит работу на лето, и даже учится ходить с несколькими ребятами на обеденный перерыв. Хотя лучше всего пока разговор клеится с Чанелем. И вот они едут на баскетбольную площадку, где Чанель должен познакомить его со своей компанией. Бэкхен предвкушает интересный вечер. - Тебя не смущает, что они у меня все такие же как мы с тобой "неправильные", - делает акцент на последнем слове Чанель. Бэкхен пожимает плечами. - У меня не было такой компании. Обычно все мои знакомые относились к этому настороженно. Видимо, боялись, что сексуальная ориентация передается воздушно-капельным путем, - объясняет Бэкхен и неловко улыбается. - Они классные. Шумные иногда, но тебе понравится. - Еще более шумные, чем ты? - не скрывает удивления Бэкхен. - Мне кажется, это невозможно. - А я этого не говорил. На краю длинной лавочки, по-хозяйски забросив руку на открытый рюкзак, сидит парень. Темные волосы, хрупкая фигура и длинные тонкие пальцы, обхватившие старый секундомер. Бэкхен давно не подмечал таких деталей, а тут взгляд сам задерживается. - Привет, - присаживается рядом с парнем Чанель и утягивает Бэкхена следом. - Давно? - Двадцать четыре минуты, - кратко сообщает парень. Голос мягкий и мелодичный. На площадке от кольца к кольцу бегает высокий блондин. Бэкхен думает, что джинсы и майка не лучшая форма для занятий баскетболом, но самому парню это, кажется, никак не мешает. Мяч каждый раз оказывается в корзине, даже когда бросок совершают с середины поля. Чанель несколько минут наблюдает за чужой тренировкой и только бросает краткие взгляды на секундомер. - Хватит, - спокойно произносит парень с секундомером. И тут же поворачивается в сторону Бэкхена. - Исин. Бэкхен пожимает руку, представляется и позволяет себе осмотреть нового знакомого повнимательнее. Тот, надо сказать, тоже не стесняется пробежать по Бэкхену взглядом и убийственно мило улыбнуться. - Когда ты сказал, что познакомишь нас со своим новым другом, не уточнял, что он такой симпатичный. У Бэкхена округляются глаза. - Эээ... Спасибо, но... Я не... В общем, у меня перерыв, так что можем обойтись без подобных намеков? - Если бы он на что-то намекал, я бы оторвал ему яйца, - раздается прямо над головой. Бэкхен смотрит наверх, натыкаясь на красноречиво приподнятую бровь. - Крис. Его очень ревнивый парень. Очень. Хватка железная, и Бэкхен потирает пальцы после рукопожатия. - Не обращай внимания, он выпендривается, - успокаивает Чанель, и они с Крисом так крепко пожимают друг другу руки, что Бэкхен готовится вызывать неотложку, чтобы помочь Чанелю собрать пальцы и поставить на место. Они все недолго болтают, успевают вбросить в общий разговор пару фактов друг о друге и посмеяться над очередной шуткой Чанеля, пока тот не оставляет Бэкхену толстовку и не идет играть с Крисом. Исин милый, и этого "милый" слишком мало, чтобы описать впечатление от нового знакомого. Чанель с Крисом соревнуются в ловкости и меткости, а Бэкхен слушает истории от Исина. Тот не заставляет говорить, не требует внимания, а просто болтает обо всем подряд. Бэкхен понимает, что могло зацепить Криса в этом парне. Посреди игры на площадке появляется еще один парень, и, судя по паре кивков и маху рукой, он здесь не случайно. Легкий и хрупкий, как Исин, он бодрой походкой пересекает площадку, наплевав на ход игры и свободной рукой показав фак запнувшемуся Крису. У Бэкхена эта смелость вызывает почти восхищение. Во второй руке парень несет пакет из супермаркета и провода волочащихся за ним по асфальту наушников. - Дерьмо делают. Месяца не проработали, - бросает незнакомец, ставя пакет рядом с лавочкой, бросая наушники в урну и пожимая руку улыбающемуся Исину. Потом поворачивается к Бэкхену и протягивает руку. - Чанель рассказывал. Бэкхен, да? Бэкхен кивает. - Он тот еще болтун. - Не поспоришь, - шутит парень. - Лухан. И они сидят втроем. Через несколько минут Крис с Чанелем, споря о счете, подбегают к лавочке и ритуал с рукопожатием повторяется. - А мелкому где? - спрашивает Крис, выуживая из пакета пять банок легкого пива. - Наказан мелкий, - отзывается Лухан, открывая свою банку, и тут же поворачивается к Исину. - И не надо его жалеть. Он за дело получил. Пусть сидит учит. - Отдохнуть дай ребенку, - возмущается Исин. - Он же почти все сдал. - Все, да не все, - твердо отвечает Лухан. - Долгов по глупости у одного препода наделал, и как он это послезавтра сдавать будет, не знаю. - Поговори с отцом, - небрежно замечает Крис. Лухан делает глоток и, поджав губы, стучит по жестяной банке. - Он не очень расположен к общению, а особенно по этому поводу. Спасибо, что хоть палки в колеса не вставляет. Исин вздыхает, Чанель хмыкает, Бэкхен пробует пиво и к концу вечера постепенно вливается в новую компанию. Друзья у Чанеля, и правда, оказались шумными и веселыми. И Бэкхен с давно забытым удовольствием болтал на всевозможные темы. За один вечер он узнал о Чанеле личной информации больше, чем за предыдущие пару месяцев. Чанель мало откровенничает и много шутит. И сперва это воспринималось Бэкхеном нормально, ведь Чанель пытался его растормошить, но проснувшееся любопытство начало требовать свое. И вот Бэкхен слушает истории, забавные и не очень, где Чанель фигурирует в столь различных амплуа, что в голове не помещается. К концу вечера Бэкхен догадывается, почему Чанель не рассказывал ему этого раньше. Самые значимые моменты жизни того Чанеля, которого он знает, неотрывно связаны с этой компанией. И не известно, как бы Бэкхен воспринял все эти истории, не будь здесь Криса с Исином и Лухана, подкидывающих подробности. Крис и Исин живут вместе, и Чанель был с ними еле знаком, пока отец не выгнал из дома. Из всех "друзей" его, стоящего на пороге со старой спортивной сумкой и синяком под глазом, приютили только эти ребята, с которыми Чанель виделся до этого раза два, и то мельком. Он прожил у них несколько месяцев, перебиваясь между подработками, учебой и поиском квартиры. И все время эти двое подбадривали его и помогали держаться. С Луханом Чанель познакомился, поцарапав его машину. В дурном настроении Лухан пообещал свернуть чью-то шею, а вместо этого они оба свернули в бар. Бэкхен задумывается о том, что таланты психологического анализа у Чанеля врожденные. Мелким зовут парня по имени Сехун. Будучи студентом, он живет с родителями, которые относятся к "дружбе" сына с Луханом двояко: у матери есть свои пугающие подозрения, а отец наивно радуется, что кто-то взрослый контролирует их оболтуса. О своих настоящий взаимоотношениях с Луханом Сехун, естественно, молчит. Зато родители Лухана в курсе. И этим очень недовольны. Добивает ситуацию тот факт, что отец Лухана приходится Сехуну деканом. Полный набор. В общем, собралась та еще компания, так что Бэкхен со своими примирившимися родителями чувствует себя сказочным везунчиком. Отец дал один раз по голове, но этим все и ограничилось. А мама так вообще только и причитала: "ах, мой мальчик". Чанель отвозит его домой, подкидывает еще пару интересных историй и предлагает сходить вместе со всей компанией в пейнтбольный клуб. Они как раз собирались поиграть недели через две. Бэкхен соглашается, особенно, если за это время Чанель привезет его к этим ребятам еще хотя бы разок. Чанель улыбается, у Бэкхена что-то ёкает в груди. Будто предвкушение, сладкое и томящее. За это время он знакомится с Сехуном, высоким и худощавым парнем, беспрекословно слушающим Лухана и ловящим каждое его слово. Успевает привыкнуть к суровому с виду, но угорающему по поводу и без Крису, и подружиться с Исином, который, оказывается, сам держит своего парня за яйца стальной хваткой. Лухан, спокойный и рассудительный, иногда становится неуправляемо ржущим, но это только подчеркивает контраст с его твердым характером. Бэкхен проживает эти четырнадцать дней, считает каждую встречу и тратит кучу часов на вечерние разговоры по телефону. Один раз Чанель даже опаздывает на работу, потому что они болтали до трех ночи, но Бэкхен ни о чем не жалеет. С каждым днем улыбка становится ярче, а голос Чанеля роднее. А через две недели Чанель впервые целует его, настойчиво доказывая, что просто дружба его уже не устраивает. Спасает от снаряда в пейнтбольном клубе, затащив за бетонную стену, и уверенно приникает к губам. Бэкхен чуть растерянно отводит взгляд, но через мгновение решается на ответный шаг. Слышны крики и ругань вперемешку с ликующими возгласами победы, а Бэкхен, привстав на цыпочки и что есть силы сжав в руке ткань чужой рубашки, целует своего нового парня. *** О влюбленности и семье. Глава, в которой бабушка жжет, а Бэкхен краснеет. *** Бэкхен сбился со счета, пытаясь определить количество поцелуев, подаренных Чанелем за месяц отношений. Он не в силах сказать, сколько смайликов улыбнулось в сообщениях за это время, и сколько часов они проболтали ночи напролет. Чанель веселит его, как и прежде, только теперь обнимает, когда никто не видит, и целует в самый неожиданный момент. А Бэкхен зарывается пальцами в рыжие кудряшки и влюбляется. Влюбляется в оттопыренные уши и летние веснушки, в руки Чанеля, лежащие на руле, и голос, поздней ночью желающий в трубку спокойной ночи. Он хотел поверить Чанелю и поверил. С приходом "рыжего прилипалы" в жизнь Бэкхена возвратились эмоции и интересы, встали на место привычки и принципы. Страшные, терзающие изнутри когти невыносимого горя и боли остались в прошлом. Бэкхен живет, живет всем сердцем, и причина этому - Чанель. В конце лета на пороге квартиры, с чемоданом, клубком и спицами, появляется бабушка. Она заботливо раскладывает на кухонном столе гостинцы и вручает всем по шарфу - впереди осенние холода. Мама бежит примерять, папа думает, в какую из стопок связанных тещей шарфов определить обновку, а Бэкхен отсылает Чанелю фотографию. Бабушка разбалтывает все собранные сплетни, а затем проводит допрос всех членов семьи на предмет наличия как достижений, так и проблем. Мама гордо сообщает, что Бэкхен хорошо сдал сессию, а папа, что очень сильно самого Бэкхена удивляет, заводит разговор о том, что у Бэкхена теперь новые друзья. Бабушка попивает чаек и вострит ушки. Бэкхен поражался ей с самого детства. Эта женщина родилась не в том времени и нравах. Он помнит, как умолял маму не говорить о его ориентации. И она молчала некоторое время, но, когда пришло время Бэкхену переезжать, а бабушка требовала объяснений, пришлось открыть семейный секрет. Бэкхен никогда не боялся так чьей-то реакции. Бабушка сажает Бэкхена на диван, складывает на коленях руки и красноречиво приподнимает бровь. - Ну рассказывай. Бэкхен сперва мнется, но потом решается выдать краткую справку о составе новой компании. Он не упоминает о том, что все они геи, да в этом и нет нужды. Бабушке не нравится это слово, а догадается она и так. - Чанель твой новый "друг"? - делая акцент на последнем слове, спрашивает бабушка. Бэкхен улыбается, догадываясь, от кого у мамы эта очаровательная непосредственность, и кивает. - Такой милый парень, - пробегает мимо мама. - Да, не то что пидорасы всякие, - шепотом добавляет папа, но получается так громко, что мама от смеха спотыкается о порожек в коридоре. Бэкхен поджимает губы, пытаясь сдержать волну хохота. - Я вас люблю, знаете, - утирая выступающие от смеха слезы, замечает он. - Ты везунчик, помнишь? - кричит из коридора мама. Бэкхен согласно кивает. Разве теперь это можно опровергнуть? Вечером он прибегает на кухню, застегивая ремень и придерживая плечом телефон. Голос Чанеля на том конце обещает выкинуть костюм Рилаккумы в мусорку, потому что пусть лучше остатки плюшевого медведя сгинут в груде отходов, чем погибнут от раздирающих рук маленьких разбойников, дергающих, бьющих и измазюкивающих и без того пострадавшую Рилаккуму фломастерами и пластилином. Бэкхен смеется, пробует с ложки мамину лапшу и довольно кивает - вкуснее некуда. Мама с хитрой улыбкой ерошит уложенные волосы сына и под недовольное бурчание накрывает кипящий суп крышкой. Бабушка ловит Бэкхена в коридоре. Он как раз завязывает шнурки, попутно читая сообщение. - На, - под носом появляется шелестящая купюра. - Зачем? - интересуется Бэкхен и недоуменно смотрит на бабушку. - Тсс, - шепчет она и притягивает внука. - Купишь, что вам там надо. Бэкхен хмурит брови. - Что нам надо? - Ну что вы там покупаете, чтоб никакая зараза не пристала? Читала я про гепатиты всякие... Бэкхен не дослушивает, быстро чмокнув бабушку в щеку и вылетев за дверь с пылающими щеками. Вот они бабушки! Бэкхен впрыгивает в машину и медленно сползает по сиденью, кусая палец. - Все в порядке? - беспокоится Чанель. - Бабушка хорошо доехала? - Хорошо, - пищит Бэкхен. - И она доехала, и чувство юмора ее доехало. - Чую, надо познакомиться, - приходит к решению Чанель. - Да, ты ей понравишься, - обмахивает щеки Бэкхен и садится нормально, пристегнув ремень. - Только если она будет совать тебе деньги на презервативы, постарайся не выпрыгнуть в окно. Чанель открывает рот и на несколько секунд замирает, глядя на Бэкхена. - Рот закрой, - тонкий палец поднимает упавший подбородок. - Говорю ж, у нее отменное чувство юмора. И она везде возит его с собой. Скучно не будет. Бабушка знакомится с Чанелем на четвертый день. И это знакомство входит в историю, как самое умопомрачительно смешное из всех возможных. Бэкхен хохочет до слез, держится за живот и жалеет маму, у которой новая тушь не прошла проверку. Бабушка с Чанелем приходят друг о друга в восторг и создают тайное общество имени себя, грозя свести с ума всю семью и соседей в придачу. *** Несколько строк о том, что Чанель зря волнуется. А вообще это глава о том, как Лухан забирает к себе мелкого. *** Бэкхен готовится к новому семестру, поэтому после отъезда бабушки они с Чанелем едут покупать новую сумку. Чанель продумывает планы о смене работы и, желательно, квартиры, а то соседская дочка стала слишком часто заходить за солью. И как доходчиво объяснить милой девушке, что быть им вместе - не судьба, он не знает. В компании с Чанелем время пролетает незаметно, да и сумка выбирается легче и быстрее. Бэкхену теперь вообще все дается легко. Они шутят, подбирая подходящую, и сплетают пальцы, пока просто так бродят в отделе одежды. Бэкхен энергичный, задорный. Чанель не скрывает восхищенного взгляда. А на стоянке, сажая Бэкхена в машину, Чанель вдруг говорит, что нужно быть абсолютным идиотом, чтобы променять такого парня на кого-нибудь. - Кстати, я его видел недавно, - признается Бэкхен. Чанель выдерживает небольшую паузу. - И как? - Ничего, - улыбается Бэкхен. - Вообще. Словно просто прохожий. Чанель ловит и примеряет улыбку. - Вот и забудь. - Уже забыл, - целует Бэкхен. - А ты ревнивый. - Сюрприз. После магазина они едут к ребятам. И в пути Чанель сознается, что ревнив не меньше Криса. Совместно принимается решение выбросить одного пидораса из головы Бэкхена окончательно, словно его и не было никогда. Забыть, как дурной сон, больше никогда о нем не говорить и не вспоминать. Пусть он останется белым пятном на карте памяти. Вечер они вновь проводят на баскетбольной площадке. Бэкхен уже привык к тому, что Чанель бегает с Крисом и бросает мяч, притом делает это очень сексуально. Исин считает время, Лухан ждет Сехуна, который все никак не выберется из квартиры. Разговоры бесконечны, темы неисчерпаемы. Лухан начинает стучать пальцами по телефону, ожидая появления своего парня. Но мелкого все нет и нет. Терпение Лухана подходит к концу, когда трубка вибрирует под рукой. Он отвечает и моментально поворачивается в сторону дороги, где на перекрестке стоит худая и вытянутая фигура мелкого. Сехун хромает, волоча за собой рюкзак с наполовину отодранной лямкой, и прижимает к щеке бумажный платок. Исин подскакивает вслед за Луханом. - И как они узнали? Мелкий пересекает дорогу, проходит по баскетбольной площадке, светя разодранной на колене штаниной и разбитым локтем. Лухан забирает рюкзак и молча прижимает Сехуна к себе. - Откуда он узнал? - Сам сказал, - хриплым голосом проясняет Сехун. Бэкхен в очередной раз убеждается, что мама с отцом лучшие во всех отношениях. Общими силами они латают разодранную коленку, поцарапанные руки и заклеивают пластырем порез на скуле. Лухан порывается спустить отца Сехуна с лестницы, но Сехун говорит, что одного полета на сегодня достаточно. Он собирался уходить, когда мама завела разговор о знакомстве с дочерью своей коллеги по работе. Сехун отнекивался. Слово за слово, и вот в разговоре пролетает фраза о том, что с Луханом он проводит слишком много времени и жизнь молодого парня не должна крутиться вокруг старшего. Сехун ответил, что ему с другом интереснее. Отец вдруг вспылил, мать предположила по ее представлениям худшее, а Сехун возьми да и признайся. Через несколько минут мелкий летел с лестницы вниз головой. Вслед за ним на площадку полетел рюкзак, старая толстовка и телефон, разлетевшийся вдребезги от мощного удара о стену. Так Сехуна выгнали из дома. - Хотел жить со мной - на, - печально подытоживает Лухан, обнимая мелкого за плечи и осторожно трогая поцарапанную щеку. - Ничего, справимся. Сехун прислоняется к своему парню и бубнит о том, что желания нужно загадывать аккуратнее. А потом Бэкхен, желая разрядить обстановку и подбодрить, вспоминает о своей теории везения, и за час вся компания собирает для Сехуна столько аргументов со знаком плюс, что к моменту отъезда с Луханом Сехун почти уверен в их светлом будущем. По пути домой Чанель называет Бэкхена умницей, признает его теорию гениальной и целует в губы прямо в лифте, стоит соседке выйти на своем этаже. Полночи Бэкхен ворочается в кровати, решая, что бы делал сам, запрети ему отец встречаться с Чанелем. Дух бунтарства возрождается в Бэкхене окончательно, когда он приходит к конкретному выводу: никакая сила не сможет отодрать его от Чанеля. *** Глава промежуточная, немного эмоциональная. *** В середине сентября Чанель довольно сообщает, что нашел новую работу. Бэкхен предлагает отпраздновать, Чанель - поехать на квартиру. Бэкхен там не был ни разу и чувствовал себя немного неловко. Особенно, когда они ходили по супермаркету и покупали что-нибудь съестное. Но Бэкхен переживал зря. Они хорошо посидели, проболтали несколько часов и, что скрывать, успели вдоволь нацеловаться, сидя на старом диване. Дальше поцелуев и чуть задранной майки не заходит. Бэкхен хочет и боится одновременно. А Чанель обходит эту тему стороной и даже не намекает никак на продолжение. Давать время и возможность Бэкхену самому все осмыслить и решить - его конек. Словно Чанель действительно обитает в его голове, словно понимает, что оживить хрупкое сердце еще не значит заставить Бэкхена беспрекословно довериться окончательно. А Бэкхен, как ни странно, довольствуется тем, что есть. Пока. Чанель вызывает желание. О сильных руках, уверенно обнимающих и держащих рядом с собой, невозможно не думать. И Бэкхен как-то раз даже помогает себе рукой, поздним вечером принимая душ и думая о том, как Чанель будет обнимать его когда-то. Но как только эти сильные руки в реальности скользят по коже и забираются под майку, Бэкхен напрягается. Возможно из-за того, что один пидорас своей изменой заставил думать, что тело способно предать. Он понимает, что есть в отношениях этапы, которые неизбежны, и они с Чанелем тоже к этому придут, но тот не торопит, и Бэкхен не торопится. Их с Чанелем взаимопонимания хватает на то, чтобы болтать часами и быть счастливыми просто от этого. Во взаимности чувств со стороны Чанеля Бэкхен почему-то не сомневается. Просто смотрит в глаза и искренне верит, что они оба влюбленные идиоты. И вот в начале первого ночи он едет домой на такси. Едет, вспоминая чуть учащенное дыхание Чанеля и горячие ладони. А потом мысленно дает себе установку справиться с собой и страхами в ближайшие пару месяцев. У него с тем пидорасом все быстрее случилось, а тут Чанель. Глупо упускать время, терзаясь бесконечными сомнениями. Бэкхен осторожно открывает дверь, тихо принимает душ и ложится в кровать, с дрожью представляя, где и как это может произойти. А потом успокаивается, понимая, что Чанель не позволит себе испортить такой момент. Значит, все заранее будет отлично. Значит, он выбрал правильно. Осталось выбрать момент. Желание быть рядом с Чанелем растет с каждым днем. И если сперва это было просто желание "быть" - морально, внутренне гармонировать с парнем, - то теперь, после волевого решения пойти дальше, Бэкхен ощущает к Чанелю сильнейшую тягу. И как назло не получает ни одной возможности удовлетворить свое желание. Чанель осваивается на новой работе, сам Бэкхен вливается в учебный процесс, и каждый раз встречи то по каким-то причинам откладываются, то сокращаются по времени до часа-полутора. Они едва успевают прогуляться и перекусить, а уже пора ехать домой. Бэкхен нервничает. Параноидальные мысли атакуют мозг, но он не может себе позволить им подчиниться. Иначе - труба. Изменяют и предают только пидорасы, а Чанель пусть и гей, но к пидорасам тоже относится отрицательно. Это успокаивает, но не на все сто процентов. Вслед за эмоциями в жизнь Бэкхена возвращаются страхи и сомнения. До этого ему было плохо, больно и тоскливо, было пусто и тяжело, но это гарантировало стабильность. Теперь Бэкхен боится. Боится, что и Чанель через несколько лет может оказаться не тем парнем, что они могут разбежаться и сердце придется оживлять вновь. Потом вновь думает о том, что они влюблены, а через день все начинается по новой. Влюбленность это, конечно, хорошо, но беспокойства она добавляет изрядно. И вот, поговорив с Чанелем на ночь, Бэкхен решает, что самое время вспомнить о своей теории. Да, в сердце кавардак, и он переживает из-за надуманного пустяка, но он живет. А это после всего пережитого самый огромный плюс, способный затмить все минусы. Сердце бьется, не жжет холодом изнутри и позволяет чувствовать то, что давно уже считало забытым. И это лучшее, что происходило с Бэкхеном за всю его жизнь. И сотворил это, опять же, умница Чанель. Сомнения прочь. *** Глава интимная. Скромным - не подглядывать, пошлым - не комментировать. *** В середине ноября Бэкхен бегает в поисках подарка. В конце месяца у Чанеля день рождения, а Бэкхен задумал подарить много. Много и еще кое-что. А если быть совсем честными, кое-кого. Ждать до Рождества сил нет. Он идет после пар по магазинам, загадочным голосом заверяя Чанеля, что просидит в библиотеке допоздна, и тратит накопленные с лета сбережения на кучу мелочей и красивый подарочный пакет. Чанель заезжает через несколько дней, отрывает Бэкхена от ужина и предлагает прокатиться по городу. Мама передает привет, папа просит позвонить, если сын задержится - тут Бэкхен краснеет, - и предупреждает, что не постесняется доесть его порцию. Бэкхен спускается вниз, запрыгивает в машину и первые несколько минут, слушая очередной рассказ о работе, смотрит на чужие губы. - Я подумал, - неловко начинает Чанель, постукивая по рулю, - может, отпразднуем у меня и никуда не пойдем? Чанелю редко бывает неловко. Даже в тот день, когда они поцеловались впервые, не было. Он отстранился с мягкой улыбкой, погладил Бэкхена по щеке, словно так и должно быть, и, ничего не объяснив, поцеловал еще раз. Бэкхен был покорен. А сейчас Бэкхен ловит взгляд своего парня, смущенный, боязливый, и понимает, что мыслят они в одном направлении. Чанель смотрит и уже не скрывает во взгляде своих намерений. У Бэкхена резко пересыхает в горле, так что отвечает он еле заметным кивком. Потом, правда, собирается с силами выдавливает почти уверенное "да", но это формальность. Чанель сдержанно улыбается, на перекрестке на секунду сплетает с Бэкхеном пальцы, и больше к этой теме они не возвращаются. Ожидание становится пыткой, и Бэкхен считает дни до заветного дня на календаре. И чем ближе этот день, тем более дрожащим от волнения голосом считает Бэкхен. После обеда в день икс родители едут в супермаркет. Мама спрашивала Бэкхена, как они планируют праздновать, и он, помявшись, ответил, что будут сидеть у Чанеля. Мама не интересуется подробностями, но будто знает, что Бэкхену нужно собраться. Поэтому она проворачивает любимый прием с не радующим ее глаз холодильником и тащит папу за покупками. Бэкхен закрывает дверь, несколько раз глубоко вздыхает и идет в ванную. Его немного потряхивает, пока губка скользит по коже, и еще больше, когда тело начинает вспоминать, что представляет из себя эта подготовка. Он так давно этого не делал - если быть точным, то полтора года - что руки не слушаются. Но ради Чанеля Бэкхен справляется. Мама с папой копошатся под дверью, и Бэкхену кажется, что и это мама делает специально, но он уже готов, поглажен и одет. Так что родители в коридоре раздеваются, а Бэкхен надевает пальто и выскакивает за дверь, чмокнув маму в щеку и шепнув тихое "спасибо". Мама так же тихо желает удачи. Под дверью у Чанеля Бэкхен оказывается через полчаса. Чанель разливает вино, угощает вкусным мясом и с нескрываемым удовольствием смакует каждый подарок. А диск с музыкой вообще запускает, не успев выкинуть целлофановую обертку. Ругается, что Бэкхен потратился, но ему приятно. Поцелуи почему-то выходят неловкими, несколько раз происходит незапланированное столкновение носами, и Чанель все никак не решится прижать к себе крепче. Мягкий диван проваливается и скрипит, а Бэкхен мажет губами мимо. Они хотят этого, дышат через раз, но боятся что-то сделать не так. Бэкхен целует, собирает волю в кулак и усаживается на чужие колени. Чанель облегченно выдыхает. - Не бойся. - Я не боюсь, - чуть смущенно отвечает Бэкхен. И сам понимает, насколько неубедительно это звучит. - Только немножко. - Чанель целует линию скул. - Ты же знаешь, я давно не... - Ты можешь помолчать, болтун? - с улыбкой обрывает Чанель и валит Бэкхена на спину. И Бэкхен, улыбаясь и кивая в ответ, почему-то успокаивается. Потому что Чанель рядом, а рядом с Чанелем еще ни разу ничего страшного с ним не происходило. Они не способны оторваться друг от друга. Переплетая руки и ноги, проваливаясь все глубже в старый диван, они целуются до изнеможения. А потом еще и еще, и еще чуть-чуть. Чанель нежен, но очень уверен. И пока Бэкхен смущенно краснеет от прикосновений горячих губ, Чанель раздевается сам и постепенно раздевает Бэкхена. Смущение летит прочь, стоит крепкой руке нетерпеливо сжать чужое бедро и притянуть к себе... Бэкхен тонет в этих руках, теряет контроль и только стонет в мокрое от пота плечо Чанеля, как ему хорошо. Так хорошо, как никогда не было. И это "хорошо" крепко оседает в памяти, сплетается с именем лучшего парня и навечно впечатывается яркими красками. Чанель дарит ему наслаждение, наслаждение и уверенность, что это все не только не на один день, но и не на один год. Что Чанель именно то, что ему нужно. И мысль о том, как же ему повезло связаться с одним пидорасом, а потом, внутренне опустев, встретить Чанеля и позволить себя оживить. Теперь ничего не кажется пустым, ни один из страшных дней не кажется "зря". Так было нужно. Фортуна таким сложным путем вела его именно к этому рыжему прилипале в костюме Рилаккумы. Поцелуи растворяются в улыбке, широкой и яркой - одной на двоих. Чанель тащит из шкафа одеяло, сверкая голой задницей и чуть кривыми ногами, но Бэкхен приходит в восторг. Он с вытянутыми руками ждет своего парня обратно и кокетливо улыбается, кусая губы и жмурясь от удовольствия. Чанель прекрасен. То, что произошло между ними только что, прекрасно. И то, что будет происходит потом - уже заранее, наверняка, тоже. Они целуются, спрятавшись под одеялом и забив на начинающийся за окном ливень. И Чанель не просто кажется самым надежным. Чанель и есть для него самый надежный. Он держит уверенно, но осторожно, так, словно на всю жизнь вперед один имеет на это право. Бэкхена никто не обнимал так. Никто не целовал, даря чувство абсолютной кому-либо принадлежности. А Чанель все это проделывает с завидной легкостью. Нужно было пройти через месяцы внутренне терзающей боли, чтобы сейчас оценить в полной мере каждый жест и прикосновение. Чтобы понять, что прежде с ним обращались не настолько нежно: что пальцы внутри могут быть поразительно точными и умелыми; что подушечки могут прикасаться к головке почти невесомо, но ощутимо приятно; что свести с ума вообще можно одним поцелуем. Так и не разобрав диван и закутавшись в одеяло, они засыпают под шум дождя. Бэкхен счастливо улыбается, мысленно благодарит Судьбу за эту ночь и такие возможности, а перед тем, как совсем провалиться в сон, еще раз поздравляет Чанеля с днем рождения. Чанель прижимает Бэкхена к себе и улыбается своей фирменной лучезарной улыбкой. Все получилось еще лучше, чем они предполагали. Мама ждет до двенадцати и идет спать. Бэкхен не придет. Она не знает, да и не хочет знать, как и чем именно сейчас занят ее сын. Но ему наверняка хорошо. А уж какими путями они с Чанелем к этому придут, она не будет думать. Они молоды и влюблены, а желание и опыт сделают свое дело. *** Часть предпоследняя и романтичная. Об утреннем омлете и смущенной маме. Кратко и весело. *** Бэкхен встает раньше. Недолго смотрит на спящего Чанеля со спутанными и разметавшимися по подушке кудряшками и идет в душ. Под теплой водой мысли и воспоминания окутывают потоком. Чуть побаливает поясница, но это делает Бэкхена только счастливее. Приятная усталость давит на ноги, но и она результат вчерашнего удовольствия. Бэкхен с радостью будет вставать так каждое утро, если Чанель будет просыпаться рядом, если он будет виновником этого тянущего чувства внизу. Чанель просыпается, когда Бэкхен на кухне нечаянно громыхает сковородкой. Бэкхен взбивает яйца на омлет, бурчит под нос и что-то ищет по шкафчикам. Чанель улыбается. Они завтракают на проваленном диване, и Бэкхен чуть краснеет, чувствуя блуждающий взгляд Чанеля. Шутки и истории разряжают обстановку, но то, как Чанель опускает глаза с губ на живот, а потом на бедра, не ускользает от внимания. И Бэкхен довольно улыбается, понимая, насколько привлекает своего парня. Бэкхен не торопясь собирается, с удовольствием дает Чанелю зацеловать себя на пороге и довольный идет на остановку. Сидя у окна, он звонит маме, и та по голосу все понимает. Яичная лапша ждет дома. На этот раз, чтобы праздновать, а не залечивать. - Ну.... - немного растерянно тянет мама, встречая сына в коридоре. - Думаю, все прошло хорошо, да? Бэкхен смеется и обнимает, когда она отводит глаза. - Не спрашивай, если не хочешь знать ответ. Мама прячет лицо в полотенце. - Я про ужин. - Я тоже, - отвечает Бэкхен и подмигивает. Мама счастлива, потому что счастлив он. Глаза сына светятся. Что-то неуловимое появилось в каждом движении, внутренняя уверенность, стержень, какого раньше не было. И это ее радует, как радует и отца, вечером шутливо заметившего, что за завтраком дома кого-то не досчитались. Бэкхен опять улыбается и отвечает, что в следующий раз постарается вернуться к утреннему чаю. *** Хэппи энд. Розовая рюшка, сахарная вата и символично летящие лепестки сакуры. *** - Вы сегодня уйдете, а? - поторапливает мама Бэкхена и протягивает Чанелю два шарфа. - Бабушка просила фотографию. Положи пока в сумку, там достанете. Чанель забрасывает все в рюкзак и поправляет задравшуюся куртку. Мама целует Бэкхена в щеку, обнимает Чанеля и просит за всем проследить и обязательно перекусить перед возвращением домой. - В холодильнике же пусто, - уверенно сообщает мама. - И чем вы там питаетесь? Но это, скорее, не вопрос для Чанеля, это вопрос для себя самой. Они сбегают по лестнице, и Чанель излюбленным способом прижимает Бэкхена к себе, целуя посреди лестничного пролета. Соседка внизу бурчит на растолстевшую собаку. Парни спускаются, будто ничего не произошло, здороваются и только загадочно улыбаются. Бэкхен бил себя по лбу, когда Чанель предложил поехать на весенний фестиваль сакуры. Радует, что в этот раз в костюме страдающей Рилаккумы, наверняка, ходит кто-то другой. Чанель смеется и предлагает сфотографироваться с медвежонком, если они встретят эту куклу по пути. Бэкхен просит поцелуй и соглашается. - Знаешь, я вдруг подумал, что никому в жизни еще не везло с возвращением бабушкиного свитера, как мне, - смеется Бэкхен, откусывая верхушку пломбира. - А мне тогда повезло так удачно его вернуть, - подхватывает Чанель. - Кажется, мы должны бабушке шоколадку. Они бредут по аллее, доедают мороженное и фотографируются-таки с Рилаккумой. Парень в костюме не понимает, почему двое друзей переглядываются и хихикают, глядя на его костюм. Чанель желает удачного вечера, и они уходят, оставив Рилаккуму немного растерянным. Вечер опускается на розовый парк, и гости праздника постепенно расходятся. Чанель ведет подальше от толпы, досматривающей концерт на площади, находит уединенное место у пруда, прикрытое беседкой и раскидистыми ветвями ароматно цветущей вишни. И только здесь они сплетают пальцы, все еще прислушиваясь к шорохам вокруг. - Вот не могла она разрастись побольше? - шутит Бэкхен, кивая на ветки. - Тоже мне романтичная аллея, нормальным парням поцеловаться негде. - Серьезно? - смеется Чанель. - Мы познакомились на этой аллее. Думаю, большего она для нас сделать уже не в состоянии. Ты придираешься. - Эй, мы не знакомились, - поправляет Бэкхен, тыча пальцем в крепкую грудь. - Это ты ко мне подсел и доставал из этого дурацкого костюма. А потом еще преследовал. - Уверен, ты уже нашел в этом плюсы, - Чанель достает из сумки шарфы. - Давно, - улыбается Бэкхен, наматывает на Чанеля серо-синий шарф и нежно добавляет. - Прилипала. - Ты обещал переименовать, - обнимает Чанель, набрасывая на чужие плечи шарф. - А я переименовал, - гордо сообщает Бэкхен. - Теперь ты "любимый". - Чанель расцветает в улыбке. - Любимый рыжий прилипала. Как состаримся, исправлю на "старый" и "седой". - Ах, так? Отлично, тогда будешь у меня "жопастым везунчиком", - предлагает Чанель. Бэкхен привстает на носочки и целует в щеку. - Ну я же правда везунчик, - улыбается он, накидывая очередную петлю шарфа. - Я тоже, - вторит Чанель и нежно целует под тенью распустившихся цветов. Лепестки кружат в воздухе, танцуют с мелодией ветра и уносят в бесконечно розовеющую даль тихое признание. Бэкхен обнимает так крепко, как только может, и, утопая в любимых объятьях, благодарит Фортуну за то, что вложила в протянутую ладонь надежную руку Чанеля. Больше всего ему в жизни повезло именно с этим рыжим прилипалой. Любимым рыжим прилипалой. И никак иначе.