Соль. Лимон. Текила.

Соль. Лимон. Текила. Не самый правильный выбор, чтобы быстро напиться вдрызг — но Дэйви не спешил. Больше некуда. Он помог Эдди сесть в такси, устроить поудобнее ногу в гипсе. Сложил рядом его костыли, хлопнул на прощание по плечу. Держись, брат волк. Машина мигнула фарами и тронулась с места, а Дэйви остался — некуда больше спешить. Два часа назад они расстались с чемпионскими титулами — теми самыми, ради которых прошли тяжелую серию матчей против двух самых опасных команд профессионалов, братьев Харди и братьев Дадли. Они дрались как одержимые, ломали своими телами столы, взбирались и падали с лестниц. И не пересчитывая новые ушибы и ссадины, шли вперед. В один из таких дней Дэйви забыл, зачем он выходит на ринг — сказалась усталость. Но ярко помнил момент, когда они вместе с Эдди — как всегда, вместе с Эдди — сняли подвешенные над рингом тяжелые пояса чемпионов. Красная эмаль блестела каплями крови на золоте. А сегодня Волки их отдали, по собственной воле — так было правильно. Когда стало ясно что травма Эдди слишком опасна — другого выбора не было. Правильно, но так несправедливо. Дэйви макнул дольку лимона в соль и отправил в рот не морщась. Вкуса он не чувствовал, как и не чувствовал терпкой горечи текилы. Звякнул колокольчик у двери. Дэйви невольно оглянулся. Он запер ее на замок, потому что хотел побыть один. На пороге стоял человек, которого сейчас хотелось бы видеть меньше всего — в ковбойской шляпе и скрипучих сапогах — Джеймс Шторм. Дэйви почувствовал, как шерсть на загривке становится дыбом. — Это только моя вечеринка, Шторм, убирайся. — Я пришел с миром, — Ковбой поднял обе руки в жесте «Я без оружия». Даже сейчас не мог обойтись без своих реднековских штучек. — Я выкупил этот бар на пару часов и запер его изнутри, — Дэйви с усталым недовольством поднялся на ноги. — Я не в настроении для драки. Серьезно, Шторм, что за дела? — Ну, я счастливчик, — Джеймс демонстративно звякнул ключами. — В этой округе нет ни одного бара, хозяин которого не был бы моим другом — Для счастливого человека ты слишком много пьешь, — Дэйви пристально следил за тем, как Ковбой подбирается все ближе. — Я никогда не пью в одиночку, заметь, — Джеймс Шторм изобразил самую приветливую из своих хищных усмешек. Дэйви остался стоять на ногах, раздумывая, покинуть это место сейчас или попытатся выставить Ковбоя. Ломать столы и стулья в чужом заведении не хотелось, И Джеймс Шторм все еще был больше, тяжелее и упрямее. Оказавшись рядом, Джеймс подхватил его за талию и одним движением посадил на стойку — как девчонку, которая хотела бы убежать, но теперь не сможет. — Какого черта, — только и успел произнести ошарашенный Дэйви. Джеймс привалился рядом на стойку, подвинул к нему стопку с текилой. — Останься. В его коротком взгляде снизу вверх была мольба, а не насмешка, и ошеломленный Дэйви растерялся окончательно. Конечно, он почти привык — деваться просто некуда — что Джеймс Шторм всегда рядом. К его фривольным шуточкам, к его привычке дотрагиваться по поводу и без. К его странной, почти дикой манере, проходя мимо Дэйви — слишком близко, вдруг склониться — слишком низко. Так, чтобы короткие волосы Дэйви мазнули по щеке, и вдохнуть его запах — одеколона и пота. Первое время Дэйви шарахался. Потом, после нападения и объявления Ковбоем войны, просто старался не поворачиваться к нему спиной. Но с Джеймсом Штормом никогда не угадаешь, что дальше — мало, что ли, ему было его «мальчиков»? Дэйви все так же растерянно взял стопку, которую наполнил Джеймс. — Мне, правда, жаль, что так получилось с Эдди, — пробасил Шторм. — Ага, верю, — без особой убежденности в голосе ответил Дэйви. — Мне было бы приятнее снова забрать чемпионское золото у тебя, — ухмыльнулся Шторм, накалывая на вилку тонкий прозрачный лимон. — И симпатичная жилетка, — он прищурился. — Подчеркивает цвет твоих глаз. — Угомонись, Шторм, просто угомонись. Если бы я захотел послушать твою болтовню, я бы дал тебе микрофон. Или микрофоном. — Дэйви решил резко сменить тему, чтобы Ковбой отвлекся. — Что там Брэм, успокоился? Шторм неопределенно пожал плечами. Это была странная ситуация. Сегодня на арене Шторму делать было нечего. Разве что специально приехать позлорадствовать, глядя на то, как Эдди ковыляет мимо на костылях, да на то, как Дэйви оставляет чемпионский пояс на тернбакле и, не выдержав, касается золота и кровавой эмали лбом — прощаясь. Вот он и приехал. Может, для каких-то своих целей. Но неожиданно для всех Шторм влез Брэму под руку — человеку, которого хотел заполучить себе — помешал ему расправиться с Микки Джеймс. Да, вот так, разругался с одним из самых опасных психопатов в ростере и вытащил Микки из беды — чужую жену, между прочим. Черт знает, что на самом деле между ними было когда-то. Слухи ходили разные. Дэйви не особо прислушивался, потому что какую сплетню про Шторма ни возьми — реальность всегда может превзойти чужие фантазии. Дэйви искоса взглянул на Джеймса Шторма. Сидеть на стойке было не то что бы неудобно — в конце концов, он мог спрыгнуть в любую минуту, но почему-то не хотелось. Шторм задумчиво взбалтывал текилу в стопке, перед тем как сделать еще один глоток. У него была чудесная жена, двое очаровательных ребятишек, в которых этот реднек души не чаял. Но Дэйви видел, каким взглядом Джеймс провожает Микки — с ее неидеальной после родов фигурой. Микки, с ее вздернутым носиком и зелеными глазами, которая любит другого. Ради этой женщины Джеймс Шторм на несколько минут стал таким, каким она его знала когда-то. Ничего хорошего от Джеймса Шторма ждать не стоит, одернул себя Дэйви. Он просто играет в свои игры, вмешиваясь в чужую жизнь. Ему плевать на Микки. Но в глубине души Дэйви знал: нет, не плевать. Они пили, не чокаясь, но поднимая свои стопки в знак молчаливого согласия — неспешная тризна над несбывшимися надеждами. В кои-то веки им нечего было делить. — Мне пора, — сказал Дэйви, когда на дне бутылки оставалось еще на полдюйма. Он оглянулся в поисках салфетки, чтобы вытереть влажные от лимона и мокрой соли пальцы. Джеймс перехватил его за запястье, уткнулся лбом в костяшки - словно повторяя прощальный жест Дэйви. В этом было не так много нежности — больше тоски, и еще больше — одиночества. — Да пошел ты, Шторм, — Дэйви одернул руку. Он уходил, не оглядываясь. Он и так знал, что Ковбой тоже не оглянется ему вслед.